65
____
Кабинет судьи Гамонеды находился в отдельном павильоне в саду. Прежде это строение, вероятно, служило конюшней, но сейчас оно было обставлено с беззастенчивой роскошью. Здесь были и полки с книгами в кожаных переплетах, и неиспользуемый в это время года камин, и располагавшие к отдыху уютные кресла…
— Не могу понять, зачем человеку, у которого есть все, наживать неприятности.
Витийствовать и читать нотации судья привык давно и не собирался уступать пальму первенства какому-то монаху.
— Кто вас прислал? И почему вы позволили себе упомянуть Хосефу Арлабан?
— Не по-христиански это — женатому католику иметь любовницу. Тем более если это хозяйка публичного дома. Впрочем, перед смертью вы, конечно, исповедуетесь и получите отпущение грехов. Даже не знаю, хорошо это или плохо, что отпущение грехов стало таким доступным.
По дороге в павильон Хулио Гамонеда успел немного прийти в себя. Он смело смотрел в глаза монаху, упомянувшему имя его возлюбленной: Гамонеда вновь стал гордым и суровым чиновником, хорошо известным своей бескомпромиссностью.
— Чего вы хотите? Денег?
— Нет, господин судья, так легко вы не отделаетесь.
Альбасетский нож сверкнул в руке Агирре. Он помнил слова боевого товарища, всегда повторявшего, что нож ищет крови, поэтому вытаскивать его нужно только тогда, когда твердо решил пустить в ход. Агирре всегда следовал этому совету и сейчас действительно намеревался воспользоваться ножом.
— Возможно, вам доводилось обо мне слышать. Мое настоящее имя Томас Агирре.
— Соратник генерала Сумалакарреги?
— Бывший; теперь мы, скажем так, не столь близки, как прежде.
— Я тоже карлист, поэтому можете убрать нож.
— Ходят слухи, что на мне лежит вина за расстрел стражей Алавы, но на самом деле я к этому непричастен. Однако мне приписывают и кое-что другое, на этот раз не без оснований. Однажды я отрезал носы и уши шести шпионам из армии сторонников Изабеллы. Этим самым ножом — он, знаете ли, никогда меня не подводил.
— Мне обязательно выслушивать ваши россказни? Говорите, что вас интересует.
— Карбонарии, перстни с молотами, жертвоприношения девочек, эликсир от холеры… Все, что газеты связывают со Зверем.
Нескольких секунд, пока судья собирался с духом, чтобы солгать, он избегал взгляда Агирре.
— Я ничего об этом не знаю.
— Думаете, я случайно заглянул к вам? У вас два уха, и одно я сейчас отрежу. Второе пока останется. Как видите, я прямо-таки одержим отрезанием ушей.
Хулио Гамонеда попытался оттолкнуть Томаса, но в отличие от баскского лжемонаха, он не привык к физической борьбе. Агирре легко схватил его одной рукой за ухо, а другой занес нож.
— Это ваш последний шанс. Итак, скрещенные молоты?..
— Я все расскажу, клянусь! Отпустите меня!..
Агирре разжал руки, и бледный от страха судья заговорил. Слова полились потоком, как кровь из свежей раны.
— Карбонарии — это тайная секта, посягающая на устои нашего общества. Они хотят либерального короля, отделения Церкви от государства… Поэтому я и внедрился в их общество. Не я один, многие из тех, кто ходит на собрания на улице Карретас, — наши единомышленники.
— Вы отлично понимаете, что я не об этом спрашиваю… Я жду рассказа об обособленной группе, о двенадцати наставниках.
— Если я о них расскажу, они меня убьют.
— А если не расскажете, вас убью я.
— Вы там у себя на севере даже представить не можете, что значит жить в Мадриде, когда кругом зверствует холера, когда днем и ночью умирают люди. Каждый готов на все, лишь бы спастись.
— В том числе убивать девочек? Как вы могли поверить в эти средневековые сказки? Их ритуал — лишь обман, которым прикрывают убийство вступивших в общество карлистов. Вам не показались подозрительными смерти Игнасио Гарсиа и Асенсио де лас Эраса? Вы не только негодяи, но еще и болваны.
Судья молча смотрел в пол. Он не привык к оскорблениям. Ему хотелось возмутиться, но приставленный к уху нож заставлял его сдерживаться.
— Кто эти двенадцать наставников? Их имена!
— Я не знаю: они всегда в капюшонах. Скрывать свое имя — главное из правил.
Быстрым движением Агирре повернул голову судьи и одним взмахом ножа отсек ему левое ухо.
— Я предупреждал!
Гамонеда поднес руку к дыре, оставшейся на месте уха, зажал рану, зарыдал, но сумел сдержать крик.
Кровь лилась на ковер. Судья сделал из носового платка нечто вроде жгута и пытался остановить кровотечение. Агирре с невозмутимым видом наблюдал за ним.
— Повторяю вопрос: кто входит в эту группу?
— С какой стати я должен вам это рассказывать? Ваши угрозы на меня не действуют, я все равно уже покойник с той минуты, как повез туда Хосефу, чтобы получить для нее эликсир. Но я ни о чем не жалею. Мне безразлично, что об этом узнали…
— Кто узнал?
— Великий магистр — Ана Кастелар.
Агирре ошеломленно уставился на судью:
— Герцогиня Альтольяно?
— Я этого не знал, пока не увидел, как она вошла. На ритуалах ее лицо было скрыто капюшоном, но теперь все встало на свои места. Это она выбирает тех, кто входит в общество. Она занимается наставниками, девочками…
— Где она их прячет?
Ослабев от боли и потери крови, судья сполз на пол.
— Не знаю, клянусь вам, не знаю.
— Отдайте мне перстень. Я знаю, что без него на ваши сборища не попасть. Давайте его сюда!
Судья подполз к письменному столу. Пачкая все вокруг кровью, он открыл выдвижной ящик и достал шкатулку, инкрустированную перламутром. Вместе с ключом он передал ее монаху. Агирре быстро достал золотой перстень с двумя молотами.
— Не убивайте меня…
— Где проводятся ритуалы?
Внезапно павильон сотряс страшный грохот, за которым последовало два выстрела.
Агирре выбежал в сад и через стеклянную дверь увидел группу солдат, готовых ворваться в дом судьи. До него донеслись крики прислуги и пронзительный вопль Леоноры Уррутии. Судья с трудом поднялся на ноги и, пошатываясь, двинулся к дому.
— Оставьте мою жену! Не трогайте ее!
Один из солдат выстрелил ему в голову. Гамонеда рухнул замертво, как птица, сбитая на лету. Леонора с диким криком бросилась на солдата. Агирре воспользовался моментом, чтобы перепрыгнуть через забор, и побежал по улице Лимон. Он чувствовал пульсирующую боль в лодыжке, но не останавливался до самой Анча-де-Сан-Бернардо, где смешался с толпой. На улице Киньонес Агирре нашел убежище под сводами церкви Монсеррат. Он опустился на скамью и попытался привести мысли в порядок.
Гамонеда был мадридским карлистом, и, безусловно, его голова имела цену, но солдаты не ведут себя так, как те, кого Агирре видел в доме судьи: они не могут безнаказанно убивать. Возможно, их использовали для исполнения приговора, но приказ явно отдали карбонарии, иначе и быть не могло. Им нужно было заставить Гамонеду замолчать.
Томас Агирре ощупал карман, где лежал золотой перстень — ключ к двери, за которой скрывались двенадцать наставников, но пока было не ясно, где сама эта дверь и когда будут проводить следующий ритуал.