Моя необработанная форма

46. УЗЛЫ И УЗЫ

С того случая с чернокожей стриптизершей прошло несколько лет. Звали ее Джаннет. Он была под два метра ростом и говорила низким грудным голосом. В какой-то момент мне даже помстилось, что я имею дело с трансвеститом. Вырубить Джаннет оказалось сложнее, чем это было у меня на некоторых чемпионских поединках. Все последующие дни после убийства страшно раскалывалась голова. Болело все тело, как после поединка в двенадцать раундов. Да я и не припомню боев, после которых я был бы так разбит и измотан. Глаза готовы были лопнуть, как нагноившиеся пузыри. Ломило в суставах, болел живот, кружилась голова. Кололо в пояснице так, что я не мог нормально разогнуться. Мыслей никаких. Все тело – одна боль. Разумеется, психосоматика, и ничего больше. Но ощущение не из приятных. Мысли с трудом вползали в череп, как мясные ленты, червяки, выдавливаемые мясорубкой. Вспоминалось многое: и из детства, и что-то, случившееся со мной в последние годы. Не думаю, что доживу до старости, слишком уж много всякого треша свалилось на мою бедную голову. Слишком много стресса.

Стыдно признаться, но я пару раз был у психиатра. Конечно, я не верю в то, что человеку может кто-то помочь, кроме него самого. Все узлы своей психики я должен распутать сам. Или разрубить, как Александр Македонский разрубил гордиев узел. Но тем не менее несколько раз я не мог с собою справиться. Было любопытно послушать ту милую женщину в очочках, что уложила меня на кушетку и стала задавать странные вопросы о моем детстве. О маме и папе. Во время второго сеанса на этой же кушетке я ее и отымел. Сладкая была киска. Лучше бы она чаще давала, а не корчила из себя Зигмунда Фрейда. Мы еще пару раз встречались, но это были уже встречи чисто сексуального характера. Похоже, как самец я ее вполне устраивал, и что там случилось у меня в детстве, больше дамочку не интересовало. По правде сказать, эти сексуальные сеансы оказывали на меня более благотворное воздействие, чем вся эта фрейдистская нудиловка с ее орально-анальными заморочками. Потом она мне надоела, и я охладел к психоанализу.

Лучший способ выпустить пар для меня – это хорошенько поспарринговать в зале, а еще лучше – выйти на бой с каким-нибудь крутым претендентом. Чемпионский бой. Это стоит всех кушеток, со всеми телками в очках и без очков. Иногда я ищу драки в ночном баре или на дискотеке. Но это не самый лучший способ оторваться, так как всегда кто-нибудь мешает, звонит в полицию, прибегают легавые, люди смотрят на тебя, как на чудовище, и твое поведение расценивается как асоциальное. Все с радостью свидетельствуют против меня, хотя не каждый раз виновником драк оказываюсь я. И потом эти штрафы, суды. Все это достанет любого. Скучно. Противно.

В прессе меня часто сравнивают с Майком Тайсоном в его лучшие годы, и мне, признаться, это сравнение льстит. Вернее, когда-то льстило. Майк был великим чемпионом, после него ничего интересного на ринге долгое время не происходило. До моего появления, разумеется. Но величайшим был и остается Али. В детстве мой шкафчик в раздевалке весь был обклеен его фотографиями. Мохаммед Али всегда был моим кумиром, человеком, на которого я хотел равняться. Но он так и остался недосягаем. И нет двух более не похожих друг на друга людей, чем я и Али. Я видел все его бои, читал все, что о нем написано, смотрел все снятые об Али фильмы. Али был велик не только в лучшие свои годы, когда на ринге ему просто не было равных, но и в более поздний период своей боксерской карьеры, когда болезнь начала сказываться, и Али стал проигрывать бойцам, не достойным зашнуровать ему кеды. Такова судьба всех колоссов. Их фундамент подъедают мыши. Так было и с Железным Майком. Смешно вспомнить, кому он проигрывал под конец карьеры; иначе как издевкой судьбы эти проигрыши не назовешь. Наверное, скоро наступит день, когда и мне нужно будет подумать об уходе с ринга. Годы берут свое. Все уже дается не так легко, как раньше. Не хочу проигрывать ничтожествам.

Мне всегда становится легче, когда я начинаю морализировать и рассуждать о своих великих предшественниках в боксе. Это что-то вроде такой игры у меня, чтобы поднять настроение. Ну вот, наконец-то центральный квартал, незаметно я подъехал по адресу, узнанному от коротышки в «Свинюшнике», и припарковался, въехав в фонарный столб. Терять мне уже нечего. Внутреннее чутье подсказывало, что это последний день моей горемычной жизни. Все слишком круто замешалось вокруг меня, и добром сегодняшний день кончиться не может, это понятно. Ну плевать. Вхожу в вылизанный холл, от меня, понятное дело, шарахаются, как от прокаженного, теперь на лифте на двадцать восьмой этаж и там навести шороху. Найти толстого мордоворота, думаю, будет не сложно, наверняка он сидит в каком-то уединенном кабинете и через стеклянные стены наблюдает за своими «крепостными крестьянами».