Я почувствовала его присутствие, даже не открывая глаз. В комнате словно стало светлее, а по коже взметнулась волна теплых мурашек.
Тетя Рут наотрез отказалась стелить нам в одной спальне и так выразительно хмурила брови, что настаивать Бас поостерегся. Зато убедил Элму отдохнуть, а перед дверью в мою комнату уложил Веника. Под иллюзией теленка он казался почти безобидным, но всем было ясно, что ко мне не войдет никто. Кроме, разумеется, Бастиана.
Я повернулась к нему, обвила шею руками, прижалась всем телом. Ловкие пальцы умело расплетали шнуровку на скромной сорочке, которую выдала мне тетя, жаркие губы нетерпеливо сорвали с моих поцелуй.
Тени послушно расправились, заслоняя нас от всего мира и отрезая робкие лучи, проникающие из окна в тесную спаленку.
— Только бы не разбудить никого, — прошептала я.
— А мы тихонько, — улыбнувшись, пообещал Бастиан, стягивая с меня сорочку и избавляясь от своей одежды.
Я на миг порадовалась, что тени сгладили убогую обстановку, но он, кажется, не обращал на нее внимания. Да и я вскоре забыла обо всем, кроме Баса.
Я пропускала между пальцами его жесткие волосы, отвечала на его поцелуи, прикусывала смуглую кожу, окутанную дымкой чаросвета. А Бастиан гладил, ласкал, сжимал мое тело, как скульптор, создающий свой лучший шедевр — женщину лишь для него одного. Я и была его, до кончиков пальцев. А когда наши тела соединились, все стало окончательно совершенным. Как танец, в котором я растворялась без остатка. Как песня из вздохов и стонов, звучащая для нас двоих.
Позже, когда я рвано дышала, вцепившись в его широкие плечи, Бастиан, приподняв голову, неспешно поцеловал меня в губы — точно поставил подпись.
— Если мы никого не разбудили, то пора это сделать сейчас, — предложил он.
— Подожди, — попросила я, обняв его крепче. — Хочу еще полежать… Вот так…
Бас сжал меня в объятиях и перекатился на спину, увлекая меня за собой. Убрал волосы с моего лица, погладил губы, саднящие от его поцелуев.
Чаросвет вспыхивал на изнанке теней, отражался в серых глазах звездами, которые загорались и медленно гасли, и были прекраснее всего, что я видела.
— Что теперь будет? — прошептала я, очерчивая кончиками пальцев любимое лицо: высокий лоб, твердые скулы, упрямую линию подбородка и такие нежные губы.
— Без понятия, — признался Бастиан. — Мы не знаем, как осветить темную половину, что уж говорить о том — получится ли у нас. Война домов кажется неминуемой, но поддержка теней может прийтись очень кстати. Шрам собирается идти за тобой хоть в ночь, хоть в пекло, но куда полезнее он мог бы оказаться в Сумерках.
— Я поговорю с ним, — согласно кивнула я.
— Что до нашей вылазки — предлагаю идти к одной из шахт, разработанных чаросветами. Там, по крайней мере, у нас будет возможность передохнуть. Проверим твои силы в Ночи, выждем немного и, если что, вернемся.
Я вновь кивнула. Хотя у меня была слабая надежда, что тьма во мне подскажет путь. Птица знает, куда лететь и где ее гнездо, без карт и маяков. Так может, и я найду свой дом, пойму, куда свернуть на очередном перекрестке судьбы.
— Я смотрю, ты сегодня на все согласна, — с хитрой улыбкой заметил Бас. — Это заводит.
Его ладони сжали мои ягодицы крепче.
— Ты тоже согласился, — напомнила я. — Пойти со мной.
— Как будто у меня есть выбор, — проворчал Бастиан. — Если я тебя потеряю, то на этом все для меня и закончится. Так что в моих интересах присмотреть за своей будущей женой.
Он поцеловал меня снова и перекатился на живот, накрывая меня своим телом, но Веник за дверью глухо зарычал.
— Ой да уймись ты, злая корова, — прикрикнула Ронда. — Бас, ты там? Пора выходить!
***
Тетя Рут собрала нам припасы, щедро орошенные ее слезами. Шрам, выслушав мою просьбу, лишь уточнил:
— Значит, ты хочешь, чтобы я прикрыл дом твоего чареныша?
— Меня зовут Себастиан Альваро, — напомнил Бас, жуя завтрак, поданный Рут.
Шрам смерил его мрачным взглядом и коротко пообещал:
— Сделаю.
— У тебя не будет проблем из-за того, что случилось? — спросила я, имея в виду Первого.
Шрам мотнул лысой башкой.
— Свет для каждого — вот к какой цели мы идем, — сказал он. — Не тьма.
— Надо выдвигаться как можно скорее, — сказала Элма. Это она всех переполошила и заставила встать. — Прямо чую, надо торопиться.
Она потерла грудь, как будто занывшую от тревоги, и Фалько проследил за ее движением масляным взглядом.
— Нам и правда пора, — согласился он. — Пока моя мама не прибежала меня спасать. Ронда, дай кольцо, и я скроюсь от ее всевидящего ока.
— Обойдешься, — ответила та. — Ларг, ты уверен, что хочешь пойти?
— Фелиция как-то предсказала, что ночные твари меня не сожрут, — сказал он с наигранной беспечностью. — Так что я в безопасности.
— А ты? — спросила я у Монтеги, который выглядел помятым и недовольным.
— Я готов идти куда угодно, лишь бы подальше от этих комковатых матрасов. Тело ломит, как будто меня били! — пожаловался он.
Элма хмурилась и угрюмо молчала, словно прислушиваясь к самой себе, а потом повторила:
— Я серьезно. Выходим сейчас!
На берегу реки нас уже ждали лодки. Монтега дольше всех ломался, а потом чуть не передумал, увидев в лодке тело Первого, завернутого в ту же простынку в синий горох.
— Давай, он не кусается, — подбодрила его Ронда, которая уже устроилась рядом с Кроном и приноравливалась к веслу.
— Заодно и похороните по традиции, — пояснил Шрам и, вздохнув, склонил голову. — Томас был тенью, одним из нас.
На этом прощальная речь закончилась, и он оттолкнул борт лодки от берега. Мы с Басом, Элма и Фалько отчалили следующими. Веник устроился на носу нашего утлого корабля и раздувал ноздри, жадно втягивая ветер, принесший с собой запахи ночного леса.
— Удачи! — донеслось из тумана, который быстро окутывал берег.
Черная вода плавно понесла лодки в Ночь. Луч отраженного света обрывался на башне в Порожках, будто небесная дорога закончилась тупиком. Небо позади розовело всполохом, и на миг мне показалось, что на берегу тоже что-то вспыхнуло. Как будто туман прорезало фарами чаромобиля.
— Наверняка мама приехала, — проворчал Фалько, торопливо опуская весло в воду. — Когда она уже поймет, что я больше не маленький мальчик?
— К слову, — задумчиво произнесла Элма, умело орудуя вторым веслом. — Ты не думал, что твое ко мне нездоровое влечение — это тяга к матери?
— Точно нет, — отрезал Фалько. — Мне и одной мамы с лихвой. Хотя вот если конкретизировать и взять тягу к материнской груди…
Веник тихонько зарычал, обернувшись к Порожкам, и Бас шикнул. Мы все умолкли, так что остался только шум воды и наше дыхание. Лодку уносило все дальше, тьма становилась гуще, но мне не было страшно.
— Кажется, опасность осталась позади, — прошептала Элма.
***
Серый вышел из чаромобиля, подошел к берегу черной реки. Лодка исчезла в тумане, густой сметаной растекшемся над водой, но Серый не огорчился. Ему нравилась эта игра: когда жертва проявляла неожиданную прыть и хитрость, уходила от погони и путала следы. Так интереснее.
Глаза привыкли к Сумеркам быстро, как будто он отсюда и не уезжал. Все как в его деревне: узкие улочки, чахлые деревца, огороды на крышах. Разве что дома на сваях — как будто забрались на ходули.
Ему это не понравилось. Все равно что попытка украсть то, что тебе не принадлежит. Если родился во мраке, так будь добр, там и живи. Каждый должен знать свое место — и в этом заключалась суть его работы: рассаживать сверчков по шесткам. И сворачивать головы тем, кто нарушал порядок.
К нему подошла кошка, нырнула под руку, подставив колючую спину, и коротко рыкнула, уставившись вдаль. На другом берегу реки, покоясь на подушке тумана, спали останки Левых Порожков. Чары решили стереть их с лица земли, и исполнителем был его старший брат. Серый не любил такие задания: слишком грубо и примитивно. Разумеется, если бы приказ отдали ему, он бы сделал все в лучшем виде. Брат тоже справился. А потом потерял жизнь на другом берегу. Быть может, на этом самом месте — в грязи, схваченной льдом.
— Найди лодку, — приказал он серому брату. — По воде будет быстрей.
Дороги здесь кончались: и те, что на земле, и те, что в небе. Луч света упирался в зеркала на башне и накрывал город куполом, а дальше была Ночь. Его брат выбрал хорошее место, чтобы умереть — на самой границе света и тьмы. Серый готов был поспорить — его черная душа канула в мрак.
К нему подвели здоровенного мужика, толкнули, заставив упасть на колени, и лысая голова, перечеркнутая тремя багровыми полосами, склонилась.
Серый едва сдержался, чтобы не почесать свои старые шрамы, зазудевшие на предплечье. Там навеки остались две буквы: И, Т. Инициалы старшего брата, который когда-то вырезал их на теле младшего ради потехи. Забавно, что потом им пришлось отказаться и от семьи, и от фамилии. Серый забыл даже имя, взяв себе новое — Ит.
— Кто был в лодке? — спросил он.
Лысый глянул на него исподлобья, но тут же опустил глаза.
Ит не любил досужую болтовню, да и разговоры в целом. Толку переливать из пустого в порожнее? А вот чарослова уважал. Они несли в себе саму суть явлений, и сейчас этот лысый дурак расскажет всю правду.
— Сур Верум, — произнес Серый, а затем повторил вопрос: — Кто был в лодке?
— Труп, — с усилием сказал лысый. — Тело.
— Чье?
— Мы хоронили Томаса.
— И все, больше не было никого? — другой серый отработанным жестом попытался схватить мужика за волосы и запрокинуть голову, но его пальцы лишь скользнули по лысине, как будто он решил его погладить.
— Никого, — буркнул тот.
Неужели врет?
Ит опустился на колени и заглянул ему в лицо. Глубоко посаженные глаза блестели острым умом, но чаросвета в них не было.
— От чего умер Томас? — спросил он.
Мужик как будто заколебался. Если соврет, Ит убьет его без раздумий. Ведь это будет значить, что тень спрятал артефакт от чар. Это запрещено законом. Законы нельзя нарушать.
Кошка подошла ближе, дохнула лысому в лицо, так что колючие усы оцарапали щеку. Тот содрогнулся всем телом, а на лбу выступили крупные капельки пота.
Пальцы Серого сомкнулись на рукоятке ножа. Смерть будет быстрой.
— Я убил его, — признался лысый. — Это был Первый. Главный среди нас, теней.
Оракулы так и сказали. Ит разжал пальцы и поднялся. Серые брюки измарались, но он никогда не боялся испачкаться. Внешняя грязь — ерунда, важен лишь внутренний свет.
— Отпустите, — приказал он.
Кошка разочарованно подалась назад, а лысый легко вскочил на ноги и скрылся в тумане. Он сказал правду, чарослово не оставило ему вариантов. Он убил Первого, лидера сопротивления. Все равно, по какой причине. Этот мужик с исчерканной головой сделал для равновесия мира больше, чем многие эквилибры.
Ит вновь подошел к кромке берега и склонился. Здесь прошло много людей: в рыхлом снегу остались крупные отпечатки и поменьше, вот со щегольским каблуком, а поверх него — глубокий след лапы с загнутыми когтями. Ставки в игре повышаются.
Лысый не врал, но он попросту мог не знать, что в лодку сел кто-то еще. Чарослово заставило его говорить правду, но у каждого она своя.
Серый знал — девушка была здесь. Он уже видел ее однажды — на балу, где она порхала по залу как сверкающая птичка. Ему захотелось убить ее еще тогда, потому что одним своим существованием она рушила весь его мир.
Серые братья притащили пузатую лодку, найденную в каком-то сарае, спустили ее на воду. Чаросвет побежал по старым доскам, латая их и защищая от протечек. Днище мягко присело, когда серые забрались внутрь, и кошка свернулась на корме, с любопытством трогая лапой воду.
Ит поморщился, расслышав переругивания братьев — не время и не место спорить о том, кто будет грести. Но в итоге весла окунулись в черную реку и подтолкнули лодку вперед.
Он отстает самую малость. Он ее догонит.
***
Шрам зашел за угол сарая, привалился к дощатой стене. Отдышавшись, потянул из-за ворота цепочку и прижался губами к кулону-рыбке, не в первый раз спасшему ему жизнь.
Пожалуй, он задолжал чаренышу.
— Срыли, — коротко сообщил Пак, подковыляв к сараю. — Жаль, наших мало. А то б мы им — ух…
— Ух, — согласился Шрам.
Никакого «ух» не получилось бы. Серых было шестеро, да еще с тварью. Они бы разделали все Порожки под орех. Остается надеяться, что след Мэдерли затеряется. Вот бы плыть сейчас с ней. Пусть бы даже на хвосте висел этот серый репей.
Но ей нужна его помощь тут, в Сумерках. А ему надо подумать, что сказать парням насчет Первого.
Шрам хорохорился перед Мэди, но убийство лидера сопротивления не сойдет ему с рук. Кое-кто захочет мести. Значит, надо успеть сделать как можно больше.
— Собираемся у Рут, — сказал Шрам, спрятав рыбку за пазуху и отлепившись от стены. — Скажи всем. Седьмой дом вступает в войну.
***
Грай Равий стоял под трепещущим алым флагом и страдал. Доклады шли один за одним, и все сплошь неутешительные. В Сумерках поднялся мятеж. Жалкие тени вместо того, чтобы осознать свои ошибки, вздумали идти на чаросветов. Им даже удалось проникнуть на Солнечный рубеж и сжечь полотно, закрывающее зеркало. Луч света выстрелил в тьму и, возможно, спас чью-то жалкую жизнь.
Но ладно бы тени… Чары, в крови которых пылал тот же свет, что и у него, отчего-то кинулись помогать жалким крысам. Зеркала перенаправили, устроив нечто вроде светового коридора, по которому серая людская река текла на земли других домов, дробилась на ручейки и иссыхала.
Возникал вопрос: кто будет работать на дом Красных Псов, когда срок ультиматума закончится?
Вторая причина того, что Грай Равий скрежетал зубами и сжимал кулаки, — проклятый Альваро. Артирес уперся как осел, не желая идти на уступки! Черные Псы хранили мертвую тишину, и в очередном докладе говорилось, что там вовсю готовятся к войне: строятся укрепления, стягиваются люди. Вот такой молчаливый, но однозначный ответ. Грай даже решил пойти на хитрость и приказал выкрасть девчонку, но его люди вернулись с пустыми руками. Еще одно разочарование — она растаяла как тень.
А его собственные воины, отчаянные красные псы, зубастые головорезы, вдруг как один полегли от пищевого отравления. Оружейные склады залило, хотя вот уже неделю не было никаких дождей, боевые машины то и дело вспыхивали и ломались сами по себе, и даже форму боевых чаров, с алыми лентами через грудь, поели мыши.
Послышались шаркающие шаги, кряхтение, и на стену, тяжело отдуваясь, поднялся Тибальд Дюрен.
— Насилу тебя нашел, — пожаловался он. Опершись на край высокого парапета, перевел дух. — Не в моем возрасте скакать по стенам. Отчего тебе не сидится дома, Грай? Тут жара и ветер. У тебя вон уже нос облупился.
— Надеюсь, хоть ты пришел с добрыми вестями, — вырвалось у него.
— А то как же! — заверил Тибальд, выпрямившись. Вытерев взопревший лоб, с отвращением встряхнул влажной ладонью. От него пахло духами, но кислая вонь пота пробивалась через тонкий аромат.
— Ты поймал девчонку? — понадеялся Грай.
Он бы казнил ее прямо здесь, на башне Солнечного рубежа, чтобы темная кровь полилась на головы мятежников.
— Я пустил по ее следу охотника, — ответил Тибальд. — Лучшего из лучших. Но я не приказывал брать ее живой.
Грай кивнул.
— Ладно, — сказал он. — Пусть так.
— Главное, чтобы все пришло к равновесию, — добавил Серебряный Лев.
Ветер трепал его седые волосы, такие редкие, что через них просвечивалась бледная кожа черепа. Лучше бы Тибальду придумать себе другое прозвище, пока его грива окончательно не поредела. Лысый лев — даже звучит смешно.
— А еще я хотел предложить тебе вариант решения проблемы с тенями, — он глянул вниз, где опять собралась толпа, требующая света. — Они явно не в восторге от завешенных зеркал.
— Я не сниму флаги до срока, — твердо ответил Грай.
Хотя можно сделать это в начале пятого дня. Раз уж Альваро не идет на уступки, и войне все равно быть.
— Я и не предлагаю, — кивнул Тибальд. — Разумеется, слово Красного Пса твердо и нерушимо. Однако… На совете ты говорил, что уже сейчас несешь потери.
— Так и есть.
— И я вот подумал, а что, если мы используем эту эмиграцию в своих целях? Организуем ее полезным нам образом. В Ночи нужны рабочие руки.
— Я ведь уже отдал тебе мятежников!
— Их мало, — ответил Тибальд. — К тому же большая часть, очевидно, не сдавалась без боя, а от калек в шахтах толку мало.
— Беженцы не побегут из Сумерек в Ночь, — криво усмехнулся Грай.
— А кто их будет спрашивать, — вкрадчиво прошептал Тибальд, точно он не лев, а какой-нибудь змей. — Смотри, это очень удобно. Бедные тени отправляются в поисках лучшей доли вместе с семьями и кое-какой поклажей. Надо лишь направить их в точку, где мы будем ждать их с распростертыми объятиями и удобными клетками для перевозки. Разумеется, ты получишь свою долю за этот ценный ресурс.
Грай заинтересованно на него посмотрел.
— Те самые земли, что мы хотели предложить седьмому дому, — продолжил Тибальд. — Пусть идут туда. Я уже пустил слух. Теперь и ты объяви, что дом Красных псов обижен и оскорблен актом агрессии, и предлагаешь выметаться туда, в земли седьмого дома.
— А если они все туда ломанутся?
— Ну, вряд ли уж все. Кто-то не поверит, кто-то струсит, кто-то решит, что ему и тут неплохо. Останутся самые тихие и безобидные тени — тебе же в плюс. Через пару-тройку лет опять расплодятся.
— А ты уверен, что тебе надо столько работников?
— Еще одна партия пропала, — сокрушенно вздохнул Тибальд. — Твари прорвали ограждение, чаров было мало… К тому же в Ночи полно ресурсов. Понадобится очень много рабочих. Подумай, Грай, темные земли пока не поделены. Мы можем стать первыми. Захватить эти богатства.
Подумав, Грай кивнул. Кажется, тут он ничего не теряет.
— Твои люди готовы выступить против Альваро? — спросил он. — Осталось три дня.
— Разумеется. Я ведь обещал, что поддержу твое войско, — ответил Тибальд. — Я сейчас направляюсь к Стерху Уилсону. Этот черный котяра знатно нашкодил. Пусть теперь отдувается.
— А Освальд?
— С ним сложно, — признался Тибальд. — Говоришь ему одно, а он — о другом. Скорей бы уж помер бедняга.
— Главное, что дом Монтега за нас, — заметил Грай. — Пойдем на Альваро с обеих сторон. Зажмем в тиски.
— Да, отличный план! — одобрил Тибальд, но его энтузиазм показался Граю неискренним.