Академия чаросвет. Отражение

Глава 29. Время сбывшихся пророчеств

Тьма вырвалась из моего тела, заливая башню. Зеркала, прежде подсвеченные чаросветом, теперь гасли одно за одним, и тьма поднималась все выше, пока башня не превратилась в глубокий черный колодец, наверху которого, в крохотном пятачке ночного неба, не мерцало ни одной звезды.

— Где же твой свет? — издевательски спросил Серый. — Тот, что разгонит мрак.

Моим светом был Бастиан, но он ушел, оставил меня одну.

— Правда считаешь себя королевой ночи? Хочешь править собственным домом? — его голос звучал гулко, и эхо дробилось в зеркалах, повторяя вопрос снова и снова.

Не нужны мне ни корона, ни королевство. Я — обычная тень и хотела света для каждого.

— Может, лучше я исполню пророчество?

Серый глумливо усмехнулся, чаросвет сорвался с его ладони и ударил в непроницаемо черную поверхность зеркал. Искры рассыпались стайкой серебряных рыбок, которые медленно ушли в глубины.

Плечо вдруг обожгло болью, я вскрикнула, а Серый выдернул нож, вспоровший мой тулуп, и вытер лезвие двумя пальцами.

— На вид совершенно обычная, — заметил он, растирая кровь между пальцами. — Красная, как и у всех.

Я зажала ладонью пульсирующее плечо, но рукав быстро стал мокрым и горячим.

— Каким будет твой новый мир? — требовательно спросил Серый.

Тени скользили по его лицу, меняя черты, и я видела перед собой то убийцу, то справедливого судию, то растерянного мальчика.

— Я не знаю, — ответила я сразу на все его вопросы.

— Что ж ты за глава дома такая? — бросил он обиженно, будто я не оправдала его надежд.

Я попыталась направить тьму, но вся она расплескалась по зеркалам, приклеившись к ним накрепко как амальгама. Позвала чаросвет, но он не откликнулся.

Но сдаваться я не собиралась. Серый выбросил вперед руку, и я уклонилась от удара. Попытался поймать — выскользнула точно тень.

Не зря меня столько тренировали: и Алеф, и Элма, и Фалько. А еще Бас. Хоть бы все они были живы.

Мы с Серым кружили по залу словно по сцене театра, из которого давным-давно ушли зрители. Он нападал — я уходила, но с каждым разом это давалось трудней. Раненая рука наливалась болью, ноги скользили на влажном от крови полу. Серый задел меня еще пару раз, но он как будто не торопился, или даже вовсе не хотел меня убивать.

— Вам отдали неверный приказ, — сказала я. — Эквилибры хранят равновесие мира, а я ничем ему не мешаю! Напротив!

— Из-за тебя началась война шести великих домов!

— Они бы и без меня передрались.

— Сумеречное сопротивление подняло мятеж, — бросил Серый новое обвинение.

— Как будто у них был выбор. Жизнь в Сумерках — вот причина бунта, не я!

— Ты стала их знаменем.

— Они будут сражаться и без флага.

Серый перекинул нож из руки в руку, покрутил между пальцами и вновь сжал рукоятку.

— Шесть великих домов выстроили солнечный рубеж, и таким мы знаем мир очень долго, — сказал он. — Равновесие было хрупким, но оно было.

— А теперь есть шанс на новый мир. В котором всем хватит места!

— Так давай, свети, — приказал он. — Чего же ты ждешь?

Жалкая искорка чаросвета вспыхнула на моей ладони, растекаясь по линии жизни, и погасла. Тени упали по-иному, черты Серого вновь исказились, и теперь передо мной стоял палач, безжалостный и жестокий.

— Обманщица, — выплюнул он, вновь замахиваясь.

Тьма укрывала зеркала, и Серый не успел увидеть Веника в отражении. Пес прыгнул, клацнули зубы. Взвизгнув, я отшатнулась, прижавшись спиной к зеркалам. Серый рухнул, а Веник мотнул мордой, брезгливо стряхивая чужую кровь, и, шатаясь, подошел ко мне. Уткнулся колючей башкой мне в бедра.

Присев, я обняла его за шею, и на моих пальцах осталась горячая кровь.

— Бедненький, — пожалела я. — Сейчас, потерпи…

Последние капли тьмы вытянулись черными лентами, бинтуя пса, и он судорожно вздохнул, вытягиваясь у моих ног. Когда-то я должна была умереть от клыков ночной твари, а теперь сижу рядом с таким же псом, который едва не отдал за меня жизнь.

Чаросвет покинул тело Серого и медленно полетел вверх светящимся облачком. А тьма вокруг стала густой как смола.

Раненое плечо ныло так, что хотелось выть. Вместе с тьмой пришел холод, и мои зубы дробно застучали. Я прижалась к Венику ближе, запрокинула голову. Хоть бы одна звездочка — но даже небо оставалось непроницаемо темным.

Итак, я дошла до конца, до самого сердца седьмого дома, но теперь у меня нет ни капли света, чтобы исполнить пророчество. Я зеркало, и без Бастиана мне нечего отражать. Вдруг чаросвет во мне иссяк, потому что Баса больше нет? От одной этой мысли стало больней, чем от всех ран, оставленных ножом эквилибра.

Но Веник заерзал и вскинул голову. А потом и я услышала шаги, а в черных зеркалах замерцала искорка чаросвета. Как будто далеко в ночи кто-то развел костер.

Я медленно поднялась на ноги, вгляделась во тьму. И она вытолкнула ко мне в объятия Баса.

— Мэди!

Я хваталась за него, словно прежде тонула во мраке, но вдруг обрела надежный берег.

— Ты ранена? — взволнованно спрашивал он. — Мэди, ты вся в крови!

— Ты живой, — шептала я, целуя его щеки, губы, колючий подбородок.

Он был здесь, со мной, и тьма на зеркалах треснула, разбегаясь золотыми прожилками.

— Да что ему сделается? — фыркнул Монтега, проходя следом. — А это кто? Бас, тут эквилибр! О, он определенно мертвый. Веник — хороший пес.

Колючий хвост застучал по полу.

— Ты точно в порядке? — Бас заставил меня стащить тулуп и осмотрел плечо. Положил ладонь на порез и прикрыл глаза, будто прислушиваясь к чему-то. — Рана чистая. Сейчас подлечим.

Кожу закололо словно от горячих иголочек.

— И что теперь? — голос Монтеги жужжал назойливой мухой. — Я думал, надо окропить алтарь кровью или что-то вроде. Где алтарь? Жертва как раз есть. Правда, она уже мертвая. Веник, ты не мог его лишь слегка покусать? Где нам сейчас найти новую жертву? Тут никого. Ну, кроме меня. А я не согласен…

Я смотрела в серые глаза с золотой каемкой вокруг зрачков и понимала, что все замудренные теории Монтеги никуда не годятся. Седьмому дому не нужна чужая кровь. И страдания не нужны. И тем более смерть. Его чаросвет совершенно особенный и вспыхивает от другого.

Башня загудела сильней, оживая, и золотые трещины на зеркалах сделались шире.

Я обняла Бастиана и поцеловала его вновь. Я не могу исполнить пророчество. Сама — не могу. Потому что я лишь зеркало. Первое из тех, что нужно зажечь в этой башне.

Она гудела все сильней, а зеркала вспыхивали одно за одним. Чаросвет седьмого дома разгорался, усиливаясь зеркальным лабиринтом, и свет поднимался к верху башни золотой волной. Свет Бастиана лился в меня, и его не становилось меньше. Потому что любовь не отбирает, а отдает и лишь множится…

— Вы только поглядите! — крикнул Монтега, едва не подпрыгивая на месте. — Что происходит!

Веник вскочил на лапы, загавкал.

Но Бастиан обнял меня крепче, и мы самозабвенно целовались, забыв обо всем, в старой башне, полной зеркал. А когда оторвались друг от друга, башня ровно гудела, как чаромобиль, который наконец завели.

— Посмотрим, что получилось? — предложил Бас, сплетая пальцы с моими.

***

Колокольчики на террасе взволнованно зазвенели. Фелиция приподнялась в кресле-качалке, распахнула глаза. Курчавые барашки облаков, безмятежно бредущие по небу, заволновались, сбились в тесное стадо и, развернувшись, помчались в другую сторону. Деревья вздрогнули и покачнулись, стряхнув розовые лепестки. Фелиция вскочила, ухватилась за перила и едва устояла на ногах от внезапного порыва ветра. Ее волосы разметало, прическа превратилась в форменный стог, а колокольчики трезвонили настоящим набатом.

Перед глазами замелькали яркие картинки нового будущего, и Фелиция, запрокинув голову к небу, рассмеялась.

***

Внезапный вихрь поднял тучу песка, заслонив и войска, и город Альваро, и даже небо.

— Назад! — скомандовал Артирес. — Уносите раненых!

Песчаная буря стирала недавнюю битву, пряча и пятна крови, и неподвижные тела. Опрокинула боевую машину, забытую котами Тибальда, пришпорила лошадей, на которых удирали остатки войск красных псов.

— Что за напасть! — сердился Вьер и ожесточенно тер глаза. — Арти! Арти!

— Я здесь, — Артирес схватил командира за локоть, помогая ему подняться.

Пустыня бушевала, заслоняя небо, словно бог посмотрел вниз и увиденное ему не понравилось.

— Мы победили? Откуда ветер? Ничего не понять! — бурчал Вьер, пока они отходили к городу.

Буря улеглась так же внезапно, как началась. С белых стен Альваро почти не было видно следов битвы: кое-где торчали забытые флаги, остов боевой машины напоминал скелет давно умершего животного.

Воины вытаскивали из-под заносов раненых, не разбирая принадлежности к дому, и к воротам Альваро протянулась цепочка носилок.

— Ты не туда смотришь, — окликнула мужа Лорейн и, обхватив его подбородок, заставила повернуть голову к Сумеркам.

Раньше горизонт темнел траурной каемкой. Теперь он мерцал золотом.

***

Оракулы стояли перед великим полотном судеб, наблюдая, как на нем появляется узор нового мира.

— Значит, все-таки птица, — хмыкнул старик, поглаживая пышную белую бороду. — И черный пес, куда без него.

— Выглядит миролюбиво, — с надеждой произнес молодой.

— Зубы вон торчат, — угрюмо добавил третий с заметной проплешиной на седой голове. — Такого только тронь.

— С ними все понятно, но что там делает рыжий кот? — удивленно заметил старый.

Он подошел к ковру ближе, подслеповато прищурился, но рисунок никуда не делся: из-за лапы черного пса выглядывал рыжий кот, и морда у него была наглая, точно тут ему самое место.

— Эти рыжие коты везде пролезут и разрешения не спросят, — проворчал плешивый.

— Остается надеяться, что и про нас не забудут, — хмуро сказал молодой.

— Лучше б забыли, — вздохнул плешивый. — Впрочем… Если удастся договориться с птичкой…

Они спорили и обсуждали будущее, а на великом полотне тем временем переплетались нити множества судеб, завязывались крепкие узлы, появлялись новые жизни. Краски стали ярче, словно с ковра хорошенько выбили пыль, и орнамент по краям горел золотом.

— Фатаруг… — произнес старик, усмехнувшись в белоснежную бороду. — Ну надо же…

***

— Получилось! У них получилось!

Алеф повернулся к старой таверне, но тут же деликатно отвел взгляд.

Свет заливал развалины древнего поселения, и те обрели краски: большей частью серые, но густой мягкий мох, укутывающий каменную ограду пушистым шарфом, оказался светло-зеленым, совсем как глаза Фелиции.

— Вы все пропустите, — сказал он строго. — Хватит уже целоваться!

Ронда с Ларгом наконец изволили оторваться друг от друга и выглянули в окно.

— Светло, — констатировал Ларг.

— Ага, — сказала Ронда. — Там наверху что-то вроде зеркала?

— Очень ярко, — ответил Ларг. — Не разглядеть. Но судя по тому, что свет отражается и заливает всю округу, там очень крутое зеркало. А знаешь, кто еще крутой?

— Ты? — хихикнув, предположила Ронда.

— Нет, ты…

— Вы опять за свое? — страдальчески воскликнул Алеф. — У нас здесь историческое событие! Ларг! Ты же заучка! Ботан! Должен понимать важность… Тьфу!

Он отвернулся, но злиться не получалось, и губы сами расплывались в улыбке.

Поморгав, Алеф прищурился, пытаясь разглядеть, что же там, в небе.

***

— Свет во мраке! Пророчество! Сбылось!

Пацан проорал это все как ошалевший и сбежал, оставив дверь нараспашку. Рут выскочила на крыльцо, чтобы расспросить, узнать… Да так и застыла.

Зеркало на башне как будто потухло. Потому что все Правые Порожки, и даже Левые, оставшиеся на другом берегу, теперь заливало светом прямо с неба.

Ноги вдруг ослабели, и Рут опустилась на крыльцо, стащила платок, подставляя изрядно поседевшую голову теплым лучам.

— Ты плачешь? — удивился старый Пайк, присев рядом. — Рут, ты чего!

— Я от счастья, болван, — отмахнулась она.

— Свет для каждого… Это… Может, и настойки для каждого? — предложил он. — Такое событие…

Сумерки ликовали, отовсюду слышались радостные крики и смех, и обычно черная река празднично блестела серебром.

Свет — это хорошо. Тепло как, аж разморило. Выходит, у Мэди все получилось. Скоро, небось, заедет навестить тетушку. А значит, дел невпроворот.

Рут поднялась, строго глянула на Пайка сверху вниз и проворчала:

— Ладно, плесну немного. Только сперва выкати мне с подвала бочонок огурцов. Мэдин жених их крепко уважает.

***

Расмус приник к прутьям решетки, закрывающей крохотное окошко темницы. Он не жаловался на недостаток света — слепому привычно жить в темноте. Но сейчас жадно вдыхал ароматы, которые принес свежий ветер.

Пахло ночным лесом и ягодами, и этот аромат сказал ему куда больше, чем крики постовых.

Свет вспыхнул во мраке.

Наконец-то.

***

Пророчество исполнилось, и с моего сердца словно камень упал. Все вдруг сделалось легче и проще, словно свет, озаривший ночь, осветил заодно мою душу.

Я люблю Баса, а он любит меня. И не важно, кто там чье отражение. Мы вместе, навсегда.

Отделаться бы еще от Монтеги…

— Вот, значит, как выглядит пройденный фатаруг, — болтал он, пялясь в небо, пока мы шли назад к поселению, где оставили Ларга и Ронду. — Эпично, что еще скажешь. — Он умолк, но вскоре вопреки собственным рассуждениям разразился очередной тирадой: — Значит, седьмой дом возродился, и план такой: вы улыбаетесь и машете, я занимаюсь настоящими делами.

— Ты о чем? — спросил Бас, мимоходом погладив Веника, и искры чаросвета деликатно замерцали на черной чешуе, исцеляя то, что не успела залечить тьма.

Пес бодро трусил рядом с хозяином. Поначалу Веник явно страдал от непривычного света: падал, пытался укрыть морду лапами, и я соорудила из тьмы что-то вроде козырька, спрятав чувствительные глаза собаки.

— Дел будет невпроворот, — заверил Монтега.

Он расстегнул тулуп, из-под которого выглянул замшевый пиджачок, расслабил уродский шарф, и из заросшего щетиной и изрядно изгвазданного парня снова проклюнулся светский щеголь. Забыв о шапке, Кей даже попытался привычно тряхнуть головой, отбрасывая золотые локоны.

— Связи с другими домами, разделение территорий, людские ресурсы… — перечислял он.

— Надо будет организовать армию из сумеречного ополчения, — подал голос Бас. — Может, получится сколотить пару отрядов из чаров. Пока еще все уляжется, надо быть готовыми.

— Даже хорошо, что великие дома передрались, — сказал Кей. — Теперь они не выступят против седьмого единой силой.

— А тебе-то что с этого? — поинтересовалась я.

— Вот ты недогадливая, маленькая тень, — снисходительно усмехнулся он.

Но, странное дело, мне даже не захотелось его стукнуть. Пора признать: да, Монтега наглый, самовлюбленный и изворотливый хорек, но раз он на нашей стороне — пусть себе ерничает, сколько влезет.

— Ты видела моего отца. Он довольно молод, — продолжил он. — Пока еще мне перейдут бразды правления… И чем заниматься до тех пор, скажи? Ходить по вечеринкам? Выбирать невесту? А тут, — он взмахнул рукой, обводя бесплодную каменную пустошь, — перспективы как раз моего масштаба. Так что я хочу кресло главного советника. Более того, я считаю, оно уже мое. Я заслужил.

— Идет, — согласился Бас. — Но последнее слово за нами. Ты не против, Мэди?

Я кивнула и прильнула к нему теснее. Вообще-то я и не задумывалась о том, что будет дальше. А теперь перед нами словно пролегла новая дорога. Но подвигов с меня хватит. Теперь мне хотелось чего-то обычного, вроде: сходить на свидание с моим парнем, или, может, поболеть за него на чаркроссе. Я даже согласна на магазины одежды. И на уроки.

— Как думаете, меня уже отчислили из академии? — спросила я.

— Как отчислят, так и зачислят, — с угрозой бросил Бастиан. — К тому же у тебя теперь такой бонус по баллам, что ты можешь с ноги открывать дверь в кабинет ректорши.

— Можешь искупаться голой в ее любимом фонтанчике с рыбками, — подхватил Монтега. — Сбрить брови Гильденсторму. Устроить мордобой.

— Спасибо, обойдусь.

— Ты глава дома, — сказал Бас, ласково на меня глянув. — Разумеется, ты можешь учиться в академии чаросвет и дальше. Но, думаю, стоит подобрать тебе индивидуальную программу. После того, как мы поженимся.

— Церемонию лучше провести как можно скорее, — согласился Монтега. — Я буду другом жениха. Можешь взять в подружки Ронду. Мы хорошо смотримся вместе. У остальных домов будет повод выразить свое отношение к седьмому дому. Посмотрим, кто и как вас поздравит — и от этого можно плясать и выстраивать дальнейшую стратегию.

Пожалуй, назначить Монтегу советником было отличным решением. Пусть думает о политике, а я в день своей свадьбы хочу думать только о моем любимом. Кажется, Бас тоже думал примерно так. Я поймала на себе его теплый взгляд и ответила улыбкой.

Однако вскоре нам пришлось пережить крайне неприятный момент, когда свет начал гаснуть. Сперва я решила, мне мерещится. Но тени стали гуще, и небо наливалось синевой. Монтега принялся истерить, что мы с Басом плохо целовались, и предложил вернуться и сделать все по-взрослому — уж он проследит.

— Ты слепой? — рассердился Бас. — Видишь столб света? Башня до сих пор фигачит как не в себя!

Золотая дорога, идущая к небу, становилась тоньше по мере того, как мы отходили, но горела все так же ярко.

— А с какого тогда тут сумерки? — ярился Монтега.

— Там зеркало, — сказала я, не понимая, как они сами не догадались. — А сейчас оно повернулось темной стороной.

Монтега притих, но после сам принялся объяснять, в чем дело.

— Это богиня мать! — воскликнул он, взобравшись на валун и уставившись в небо. — Воплощение тьмы! Мэди, помнишь, над тобой смеялись на истории? А ведь ты была права! Вот она, сбежавшая жена отца-солнца, которая ускользнула от мужа и спряталась за нашей планеткой.

Яблок у него не нашлось, так что на этот раз он показывал схему на нас троих.

— Ты, Бас, будешь отец-солнце, — говорил Монтега. — Стой тут. Я как будто наша планета, — он взял меня за руку и отошел на пару шагов. — Я между вами. Мы движемся по кругу вместе. Мэди, прибавь шаг. Получается, ты всегда остаешься за мной. Но при этом еще крутишься вокруг своей оси. Ага.

— Голова не закружилась? — подал голос Бас, который, воспользовавшись передышкой, рылся в рюкзаке в поисках еды. — О, у нас еще есть бутерброды. Веник, держи.

— Когда ты поворачиваешься лицом ко мне, свет любви отражается от зеркальной половины, — продолжил тем временем Кей. — Видимо, там на поверхности какой-то металл или что…

— Похоже на то, — подтвердил Бас. — Смотри, светится краешек, точно серп. Сейчас и его не станет…

Мы погрузились в кромешную тьму, и Веник радостно гавкнул, расправившись с бутербродом. Луч света тянулся из башни к темному спутнику, и, казалось, тот привязан сияющей пуповиной.

— Но в следующий раз все же зарядите башню по максимуму, — проворчал Монтега. — Надо выяснить, насколько хватит вашей любви. Впрочем, Бас — высший чар, так может, засветит надолго…

Вскоре мы встретились с Рондой и Ларгом и с удивлением обнаружили с ними Алефа. Потом вернулись на шахты, где после бунта почти не осталось людей. Перешли порталом на тренировочную базу, и Фалько с Элмой едва не задушили нас в объятиях. Оттуда рукой подать до академии, и стоило шагнуть на ее территорию, как нам навстречу кинулась Фелиция. Как будто знала, когда мы придем. Впрочем, она и правда знала…

Стиснув Фалько, Фелиция осыпала его поцелуями, тепло обняла нас с Басом, а перед Алефом вдруг застыла.

— Мне не достанется поцелуй? — с наигранной обидой спросил он. — Хотя я и правда ничего толком не сделал. Только собирал этих молодых балбесов по всей темной половине.

— Пожалуй, — кивнула она и, покусав губы, выпалила: — Спроси меня.

— О чем? — не понял Алеф, нахмурив темные брови.

— Сам знаешь, — нетерпеливо сказала Фелиция. — Тот самый вопрос. Спроси.

— Ты… выйдешь за меня? — произнес он, бледнея.

Фелиция широко улыбнулась и воскликнула:

— Да! Да, я выйду за тебя!

Она кинулась ему на шею, Алеф закружил ее в объятиях, и браслеты Фелиции радостно зазвенели.

Что такого сделал Алеф, что теперь она его не разлюбит? Помог ее сыну, доставив его к целителям? Отправился в тьму? А может, напротив — не сделал чего-то такого, что убило бы ее чувства. Я не знала, да и не хотела знать. Но была искренне рада и за Фелицию, и за Алефа.

Ларг повернулся к Ронде и успел открыть рот, но она сказала первой:

— Обсудим это после выпускных экзаменов.

Ларг молча кивнул.

— Может, и нам с тобой, — тихо промурлыкал Фалько, склонившись к Элме. — После всего, что между нами было…

— Ты обещал молчать, — шикнула она.

Фалько сложил пальцы щепоткой и повернул у губ воображаемый ключ.

— Ой все, — с досадой вздохнул Монтега. — Сплошные сопли в сахаре. Плодитесь и размножайтесь. Особенно вы, — повернулся он к нам.

— Даже не думай опять заводить канитель про дочку, — предупредил Бас.

— Какую дочку? — заинтересовался Фалько.

— Сразу нет! — отрезал Бас. — Фелиция, скажите Монтеге, что ему ничего не светит!

— Теперь света хватит на всех, — улыбнулась она, обнимая Алефа.

***

Академия опустела: никто не бродил по ухоженным дорожкам, не смеялся под аккуратно подстриженными деревцами, не бегал по ажурным мостикам. Кто-то уехал сам, других заставили. Шесть великих домов схлестнулись в битве, и преподаватели разумно опасались, что стычки начнутся и здесь, в академии чаросвет.

Узнав о том, что город Альваро был под осадой, Бас побледнел как сумеречная тень, и его пальцы сжали мою ладонь так, что я прикусила губы от боли.

— Черные псы понесли потери, но красным досталось куда больше, — сказала Фелиция. — Надеюсь, у вас хватит мудрости нас простить.

Возможно, если бы не она, и Фалько, и Ронда — наши друзья из дома красных псов, — то Бастиан не сумел бы сдержать гнев, но сейчас он сцепил зубы и промолчал. Алеф обнял Фелицию крепче и кивнул. И все мы жадно впитывали новую информацию: дом белых псов первым выступил на стороне Альваро, дом Монтега присоединился в последний момент. Если бы не буря, погибших было бы больше.

— Свет на темной половине изменил природное равновесие, — пояснил Ларг. — Температура повысилась, воздушные массы сдвинулись…

— И вот этот ботан завоевал твое пылкое сердце? — тихо промурлыкал Монтега, склонившись к Ронде.

— Он такой умный, — подтвердила она. — Правда, заводит?

Кей закатил глаза и отодвинулся.

— Поедем в Альваро немедля, — предложила я.

— Я должен увидеть все своими глазами, — хрипло сказал Бас.

— Я подброшу, — тут же предложил Алеф — ему самому хотелось убедиться, что родной город выстоял.

— Только загляните сперва в библиотеку, — посоветовала Фелиция, хитро улыбнувшись, и сердце в моей груди подпрыгнуло и забилось быстрее.

Я высвободила руку из ладони Бастиана и пошла вперед, а после, не удержавшись, сорвалась на бег, и вскоре в пустых коридорах академии чаросвет, вторя сердцу, гулко застучал топот моих ног. Перед дверью в библиотеку я остановилась, выдохнула, пригладила волосы — страшно представить, на кого я похожа, но он все равно не увидит, — и вошла.

Конечно, Расмус услышал грохот шагов задолго до моего появления и теперь ждал напротив двери. Он выглядел как всегда опрятно, но строгий пиджак болтался на нем как на вешалке. В волосах изрядно прибавилось седины, и две белые полосы по бокам головы стали шире. Черные очки скрывали выжженные глазницы, но Расмус все равно будто видел меня.

А я молчала как дура, не зная, что сказать. Только подошла еще ближе, остановившись на расстоянии шага.

Он ведь знает? Знает, что он — мой отец?

— Можно я потрогаю твое лицо? — тихо попросил Расмус.

Я кивнула, а после, сообразив, взяла его руку и понесла к щеке. Сухие пальцы легонько пробежались по моим скулам, обвели брови, нос, подбородок.

Расмус улыбнулся, и в моей груди словно разлилось теплое молоко.

— Ты похожа на Элию, — сказал он. — Это хорошо. Я совсем не такой красивый.

Не знаю, кто из нас сделал последний шаг, но я вдруг оказалась у него в объятиях, и сама сжимала его ничуть не слабее.

— Мэдерли, я не знал, — сбивчиво говорил он, гладя меня по волосам. — Я правда не знал! Если бы только… Дочка…

А я шмыгала носом и ревела, и левое плечо его пиджака стало совсем мокрым.

— Надеюсь, вы одобрите наш с Мэди брак, — донесся от двери голос Баса. — А то у нас с вами не сказать, чтобы простые отношения…

Я отпрянула, вытерла мокрые щеки, улыбаясь до ушей. А Расмус протянул Басу руку, и тот торжественно ее пожал.