Академия Дивинат, или Светлая для Темного принца

36. Во имя любви. Рейдан

— Далина?

Не может быть.

Передо мной явно дух, иллюзия или же нежить, но никак не живой человек. Тетя умерла при родах, моя мать видела ее смерть собственными глазами, о чем не раз рассказывала, и даже не гнушалась оплакивать ее, хоть некоторые из моих родственников и доставили новой королеве и королевству в целом немало проблем.

Я в самом деле ни разу не видел изображения тети. Но не зря ее черты показались мне знакомыми: чем-то она походила на свою сестру и в то же время многим отличалась. Любые упоминания о ней, дяде, Церрии и Рогире — бывших правителях Дерил-де-Лоя — просто изничтожили, и прошлое сохранилось лишь в памяти чернокнижников и в виде сухих фактов на страницах учебников.

О предателях помнили, но их не вспоминали как славных королей, поднявших темные королевства с колен.

— Ты вроде бы умерла, — подметил равнодушно, наблюдая за тем, как от моих слов на бледных губах появляется улыбка. — Впрочем, и сейчас не выглядишь живой.

— Это верно, — согласно кивнула она. Как будто в доказательство, растопырила пальцы, пошевелила ими, демонстрируя, насколько они худы и костлявы; показывая, какая у нее серая, лишенная жизни кожа. — Некроманту пришлось постараться, чтобы придать мне более-менее живой вид.

— И где он теперь?

Далина облизнула сухие мертвенно-бледные губы. Радужка глаз ярко вспыхнула малахитовым огнем.

— Он смиренно занял мое место.

Мертвый, в общем.

Неудивительно. Вероятнее всего, тетку оживили не в тот же день, когда она умерла, а спустя какое-то время. Может, через год или даже через пять лет, уже когда труп разложился до состояния скелета. Чтобы поднять из могилы умертвие и придать ему человеческий вид, а не оставить гнилой нежитью, нужно приложить максимум усилий, исчерпать резерв до основания. Не каждому некроманту это под силу.

Мне не приходилось за таким наблюдать, но смею предположить, что подобная практика чаще всего приводит к летальному исходу. Некий некромант пожертвовал собой, чтобы вернуть Далину в мир живых. Потрясающая самоотверженность. Или же всего-навсего роль жертвы?

— Как ты заполучила его способности? — не смог сдержать любопытства.

Такое я вижу впервые: чтобы бывшее умертвие обладало той мощью, что обладал маг до своей смерти.

К моему удивлению, Далина не стала молчать — ей словно было в радость рассказать кому-то о самой себе. Расправив плечи, она отвернулась, прошагала до эльфа.

— После судного дня меня лишили магии. Лордион помог мне восполнить источник, принеся в жертву парочку недалеких некромантов. Он знает толк в ритуалах… Когда-то он и сам добровольно отдал свои силы моей матери. Во имя любви, конечно. Настолько страшно сильно он ее любил…

Последние слова она произнесла ухмыляясь, смотря прямо в мои глаза.

Эльф, отдавший силы Церрии, моей бабушке со стороны мамы…

Неужели тот самый?

— О да, Рейдан, — засмеялась женщина, точно улавливая вспыхивающие в моей голове мысли. — Познакомься: это твой дед, Лордион Дорт эль Горен. Только не воспылай ложной надеждой, от него не стоит ждать помощи. Он ненавидит твою чокнутую мамашу столь же сильно, как и я. Лорд верен моей мертвой матери и мне. Никому более.

— Ждать помощи от предателей? — усмехнулся в тон ей. — Не рассказывай сказки.

— Да, ты прав.

Резко приняв серьезное выражение лица, она подошла ко мне и положила ладонь на плечо, вновь обжигая мучительным холодом. Пришлось плотно сжать зубы и терпеть. Изо всех сил.

Ничего подобного я не ощущал даже в Ледяной Пустоше — самом холодном месте объединенных королевств, где вечно властвует жестокая зима.

— Не будем тратить драгоценное время на пустые разговоры. Покажи мне крылья, Рейдан.

— Чтобы ты их отрезала? Не дождешься.

— О, так ты знаешь… Досадно. — Крепко стиснув челюсти, она глянула на эльфа. От злости ее скулы стали еще острее. — Кажется, у твоей крысы слишком длинный язык.

— Я разберусь с этим, — тут же отозвался Лордион.

В моей груди мгновенно заелозил страх, тесно переплетенный с гневом.

Разберется? То есть лишит Элин языка?

Выродок. Похоже, я возненавидел его еще в ту ночь, когда узнал о нем от Светлой. Когда он отравил ее и оставил умирать. Эта ненависть росла с каждым днем сама по себе, я даже не замечал этого. Ее ничто не ограничивало, и она стала гораздо больше и сильнее, стоило мне узнать, что он — главный источник страданий, настигших Элли и ее сестру.

Он поручал девушке грязную работу, с какой не всякий мужчина способен справиться. Держал в страхе, мучил убийствами и неволей. Быть может, он и был тем, кто надругался над ней?..

Мысль об этом с чудовищной силой обожгла сердце. Почудилось на миг, что Хаос нашел лазейку; что смог пробиться через барьер, чтобы наделить меня силой и помочь избавиться от оков. Но нет. Это всего лишь поступь ярости. Чистой, безумной ярости.

Я убью его. Рано или поздно, но убью. При первой же возможности отправлю его в Долину Возмездия прямо в объятия своей бабки. Столько лет он измывался над моей Светлой, заставлял ее нести бремя, которое создано не для таких хрупких плеч…

Это не останется безнаказанным. Он заплатит.

За каждую секунду страданий. За каждую слезу.

— Только пальцем ее тронь, — прорычал не своим голосом, пронзая эльфа тяжелым взглядом, — и я сожгу тебя дотла.

Слова возымели эффект. Он будто стал бледнее, утрачивая гордую осанку и важность. Сглотнул, растерявшись и не выдержав моего давления, опустил глаза в пол.

Слабый, никчемный урод. Он мне не дед. И никогда им не был.

— Поразительно.

Далина возбужденным шепотом вынудила отвести от него взор. Я посмотрел на нее с немым вопросом и изумился еще сильнее, когда заметил ее ликующий вид.

— Да ты же влюблен, — заявила с таким восхищением, словно сама в эту секунду испытывала всю многогранность влюбленности. Не нравится мне этот исступленный восторг. — Это многое меняет. И упрощает мне работу, как ни странно. А впрочем, чему тут удивляться? Ты же ее сын. Треклятая сердобольность у вас в крови.

Неожиданно опустилась на корточки, схватила меня за подбородок, впиваясь ногтями в кожу.

Когда она оказалась так близко, я уловил исходящий от нее запах. Гнилой, трупный, нещадно дерущий ноздри. Тошнотворный. Так воняла вся нежить, выкапываемая адептами на кладбище академии. Так пахла смерть и опасность.

Пусть она и выглядела как человек, по одному зловонию можно было догадаться, что передо мной самый настоящий живой мертвец. С магией, способностью мыслить, рассуждать. Со страшными планами и огромной жаждой мести в застывшем сердце.

— Приведи девчонку, — твердым тоном бросила эльфу.

Тот спешно покинул помещение, стараясь лишний раз не смотреть в мои глаза. Лишь после Далина удостоила меня мягкой улыбкой, в которую я поверил бы, не будь моя тетка предателем короны и нежитью.

— Я не стану пытать тебя, Рей. Нет-нет… Ты очень ценен. Но твоя девчонка…

Тяжелый, мерзкий смех наполнил каждый уголок темницы и легкой дрожью отдался в теле. Костлявые пальцы сильнее впились в подбородок.

— Я заставлю ее сотрясать воздух криками и мольбами. Она испытает такую адскую боль, что скорее задохнется от нее, чем от бессилия. Слезы, молитвы… Ничто не остановит меня. Ничто, кроме твоей покорности. Выбор за тобой, Рейдан. Ее смерть будет на твоей совести, потому что мне плевать как на нее, так и на ее сестру.

Я слушал предельно внимательно. Запоминал. И верил в каждое слово.

Старался не обращать внимания на дикий стук в груди, но сердце так больно сжималось, столь сильно вопило, что с каждой секундой становилось невмоготу смотреть в злые, пытливые глаза.

Не знаю, какой Далина была при жизни, но смерть явно привнесла в ее сознание мрачные ноты безумия. Она действительно не остановится.

Нужно сбить с нее маску властности. У каждого есть слабое место — даже у мертвых.

— А тебе, вижу, незнакомо сострадание, да? — я решил бить наугад, просто потому, что она могла воспринять мое молчание за победу. — Это твоя благодарность за то, что моя мать пощадила твое дитя? Ты хоть знала, что он жив?

Не прогадал с вопросом. Выражение ее лица резко изменилось, спали спесь и злоба. Брови дрогнули, сошлись на переносице. Она ослабила хватку, чем невольно доказала, что Калеб для нее не пустое место.

— Конечно, — шепнула, представ совершенно иной, чем минуту назад. Слабой, разбитой, безутешной матерью. — Конечно, знала. Столько лет я наблюдала за ним издалека… Столько важных моментов пропустила… Ты не знаешь, каково это, когда тебя разлучают с твоим ребенком.

— Не о чем жалеть. Он вырос достойным человеком.

— Нет… Вы испортили моего сына. Испортили его полностью, до самых кончиков ногтей! — Ее глаза снова загорелись гневом. Она сжала мои волосы на затылке, слегка оттянула голову, как бы показывая этим действием свою полную власть надо мной. — Но ничего. В скором времени я воссоединюсь с ним. Я все исправлю.

— Ты сумасшедшая, — выплюнул, не скрывая ненависти и отвращения.

Ответом послужил нервный, гортанный смешок. Женщина поднялась, выпрямилась, отчаянно пытаясь придать себе, судя по всему, былую важность, что преследовала ее при жизни.

— Может быть, дорогой. Но ты должен меня понять… Ведь и сам слегка безумен, не так ли? Любовь бывает злой и жестокой. Именно она толкает нас на безумства, перед которыми невозможно устоять.

— Оправдываешь все совершаемое зло любовью? Несовместимые понятия, — заметил нехотя.

— Извини, совсем забыла, как ты еще молод. Твоя твердость, должно быть, отцовская, сбивает с толку. — Она улыбнулась с неуместной нежностью. — Ты поймешь меня. Когда-нибудь обязательно поймешь.