Антология поэзии русского зарубежья (1920-1990). (Первая и вторая волна). В четырех книгах. Книга первая

В чужой стране, в чужом старом доме

На стене повешен ее портрет,

Ее, умершей, как нищенка, на соломе,

В муках, которым имени нет.

Но здесь на портрете она вся, как прежде,

Она богата, она молода,

Она в своей пышной зеленой одежде,

В какой рисовали ее всегда.

На лик твой смотрю я, как на икону…

«Да святится имя твое, убиенная Русь!»

Одежду твою рукой тихо трону

И этой рукою перекрещусь.

Красные верблюды — зори мои, зори —

По небу далекой чередой идут…

Четками мелькают в вечернем моем взоре —

За красным верблюдом красный верблюд…

Ах, недолго ждать мне с тоскою покорной,

Ждать, чтобы последний зарею потух.

Палицей огромной, чрез все небо, черной

Гонит их, торопит страшный пастух.

На небо наплыли óблаки-утесы…

Близок, близок отдых. Спешите скорей!

Там, в садах Аллаха надзвездные росы,

Там каждый получит по жажде своей.

Хочу, вечерняя аллея,

В твоих объятьях холодея,

Шаги последние пройти,

Но меж ветвей твоих сплетенных,

Нездешней силою согбенных,

Нет ни возврата, ни пути.

Уже полнеба ночь объяла,

Но чрез сквозное покрывало

Твоей игольчатой хвои

Зловеще огнь заката пышет

И ветр не благостный колышет

Вершины черные твои.

Доплыла я до тихого берега

Через черный и злой океан,

И моя голубая Америка

Лучше ваших коммерческих стран.

Вот придут ко мне Ангелы гордые

И святых осуждающий клир

И найдут, что побила рекорды я

Всех грехов, оскверняющих мир.

Я заплачу: «Не вор я, не пьяница,

Я томиться в аду не хочу».

И мохнатая лапа протянется

И погладит меня по плечу.

«Ты не бойся засилья бесовского, —

Тихо голос глухой прорычит, —

Я медведь Серафима Саровского,

Я навечный и верный твой щит.

С нами зайчик Франциска Ассизского

И святого Губерта олень,

И мы все, как родного и близкого,

Отстоим твою грешную тень.

Оттого что ты душу звериную

На святую взнесла высоту,

Что последнюю ножку куриную

Отдавала чужому коту,

Позовет тебя Мурка покойная,

Твой любимый оплаканный зверь,

И войдешь ты, раба недостойная,

Как царица, в предрайскую дверь».

Вот какие бывают истории.

Я теперь навсегда замолчу.

От друзей вот такой категории

Я вернуться назад не хочу.

Когда я была ребенком,

Так, девочкой лет шести,

Я во сне подружилась с тигренком —

Он помог мне косичку плести.

И так заботился мило

Пушистый, тепленький зверь,

Что всю жизнь я его не забыла,

Вот — помню даже теперь.

А потом, усталой и хмурой, —

Было лет мне под пятьдесят, —

Любоваться тигриной шкурой

Я пошла в Зоологический сад.

И там огромный зверище,

Раскрыв зловонную пасть,

Так дохнул перегнившей пищей,

Что в обморок можно упасть.

Но я, в глаза ему глядя,

Сказала: «Мы те же теперь,

Я — все та же девочка Надя,

А вы — мне приснившийся зверь.

Все, что было и будет с нами,

Сновиденья, и жизнь, и смерть,

Слито все золотыми звездами

В Божью вечность, в недвижную твердь».

И ответил мне зверь не словами,

А ушами, глазами, хвостом:

«Это все мы узнаем сами

Вместе с вами. Скоро. Потом».