Авраам Линкольн

ГЕТТИСБЕРГ И ВИКСБЕРГ

Однажды в Белый дом пришёл человек, объявивший, что он «Сын Божий» и хочет сообщить Линкольну, как окончить войну. Секретарь Хэй попросил визитёра прийти на следующий день «с рекомендательным письмом от вашего Отца», и больше тот не появлялся. Впрочем, упование на Бога в деле окончания войны в такой религиозной стране, какой в середине XIX века были Соединённые Штаты, нельзя сбрасывать со счетов. Линкольн не раз задавался вопросом: «Почему все говорят: „Бог на нашей стороне“ и никто не говорит: „Мы на стороне Бога“?»^{625} Но главную проблему он видел в другом. В президентской прокламации, выпущенной 30 марта 1863 года, 30 апреля было объявлено «Днём смирения, поста и молитвы». Соавторы прокламации, президент и госсекретарь Сьюард, высказали в ней взгляд на Гражданскую войну с религиозной точки зрения:

Авторы призывали весь народ «воздержаться в этот день от своих обычных мирских занятий и провести служения в установленных местах общественных собраний и в своих домах, соблюдая себя в святости для Господа и посвящая день смиренному исполнению религиозных обязанностей»^{626}.

Джефферсон Дэвис также объявил «День смирения и молитвы» — 27 марта. Но он говорил совсем о другом — «призывал Бога на свою сторону», говорил Всевышнему, что надо делать: «Пусть Господь снова проучит наших врагов, окруживших нас со всех сторон и жаждущих нашего уничтожения, ибо „не сильным достаётся победа“, но тем, кого Он хочет возвеличить. Снова враг, громко хвастаясь силой, своими воинами и броненосцами, грозит подчинить нас, снова строит зловещие планы, намереваясь в наших собственных домах, у наших очагов превратить наших слуг и наших служанок в объект своих безнравственных намерений»^{627}.

Помолясь, нация начинала летнюю кампанию 1863 года. Три главные армии северян: на Миссисипи — генерала Гранта, в Теннесси — генерала Роузкранса, в Вирджинии — генерала Хукера (на него Линкольн возлагал главные надежды) должны были наступать на Юг.

Хукер начинал там же, где в конце минувшего года начинал Бёрнсайд. Однако он учёл уроки неудач предшественника и при планировании операции принял во внимание советы Линкольна. Имея огромную армию, почти вдвое превосходившую по численности ту, что смог подготовить к весенне-летней кампании Роберт Ли, Хукер решил ударить сразу в нескольких местах. В конце апреля он разделил свои силы. Меньшая их часть оставалась у печальной памяти позиций близ Фредериксберга для вспомогательного удара, а с большей генерал переправился выше по реке. Густые колонны федеральных войск и сотни артиллерийских орудий потянулись через гигантский старый лес, именуемый «Глушь» («Wilderness»), чтобы обойти с фланга хорошо укреплённые позиции южан у Фредериксберга.

Ли, обнаружив обход, также разделил армию и с большей её частью бросился на перехват противника. 1 мая 1863 года главные силы сошлись в бою почти у самой окраины «Глуши», неподалёку от усадьбы Чанселорсвилл, давшей название сражению.

Первый день не принёс никому успеха: Хукер поосторожничал — оттянул войска на оборонительные позиции на окраине десантам, за засеками, вырыв окопы, ждал новых атак уступающих в численности сил конфедератов.

Решающие события произошли 2 мая. Ли пошёл против всех военных законов и ещё раз разделил свои главные силы. Его лучший генерал Джексон «Каменная стена» обошёл неподвижную позицию Хукера по дальним лесным тропам и обрушился на неё с тыла, со стороны палаточных лагерей. Северяне сели ужинать, как вдруг из колючих зарослей выскочили толпы южан в изодранной серой униформе. Началась паника, и к ночи весь правый фланг армии Хукера был смят.

Хукер совсем забыл о своём численном превосходстве. На следующий день он начал медленно отходить, пытаясь выстроить новую оборонительную линию. Его надежды были на то, что Ли увязнет в его обороне, а тем временем оставленные у Фредериксберга дивизии прорвут заслоны и выйдут южанам в тыл. Но прорыва не случилось. Пассивность Хукера позвонила Ли ещё раз разделить свои войска. Он успел перебросить нужные резервы обратно к Фредериксбергу, отбиться там и вернуть части к Чанселорсвиллу. Напрасно генералы просили Хукера начать наступление. «Драчун Джо» потом признался: «Я и сам потерял веру в Джо Хукера». Он приказал отводить войска обратно за реку. Триумфатор Ли въехал на пепелище Чанселорсвилла.

С какой жаждой Линкольн ждал известий с поля боя! Все дни сражения он проводил в телеграфном офисе, бомбардируя штаб армии «Потомак» запросами: «Где генерал Хукер?», «Где генерал Седжвик?», «Где Стоунман?», «Правда ли, что противник снова занял высоты у Фредериксберга?»

«Два дня мы провели в жутком напряжении в ожидании результатов сражения»^{628}, — признавался в одном из писем Хэй. Вести пришли 6 мая. За сдержанным сообщением «войска переправились обратно через реку и вернулись в лагеря» стояло признание очередного поражения. Линкольн был просто подавлен^{629}. Репортёра Брукса потрясло его мертвенно-бледное лицо, по которому текли слёзы. «Боже мой! Боже мой! Что скажет страна? Что скажет страна?» — повторял президент. Одному из посетителей он признался: «Я самый одинокий человек в Америке»^{630}. Утешало, что войска не бежали, а только отошли на прежние позиции, что Ли не бросился преследовать и добивать поверженного противника, что, наконец, дух армии не был сломлен — в этом Авраам убедился лично, ибо почти сразу после получения шокирующих известий помчался в уже знакомый лагерь Хукера и провёл там весь следующий день. Затяжной депрессии не случилось. «Армия готова к кампании не хуже, чем прежде»^{631}, — был вывод президента. Хукера он увольнять не собирался — по крайней мере сразу. «Мы же не выбрасываем ружьё из-за единственной осечки, — возражал Линкольн обвинявшим Хукера генералам, — мы просто взводим курок и пробуем снова». «Я давал Макклеллану двадцать шансов, — говорил он самому Хукеру, — почему бы не дать вам хотя бы два?»^{632}

Но пока вся надежда была на генерала Гранта. В дни, когда Хукер зализывал раны, с Миссисипи пришли хорошие вести: Улисс Грант Безоговорочная Капитуляция разбил войска Конфедерации на подступах к Виксбергу — «Севастополю на Миссисипи». Конгрессмен Джордж Баутвелл (в будущем министр финансов) запомнил тот поздний майский вечер, когда Линкольн вернулся в Белый дом из телеграфного офиса с обнадёживающими новостями: «Президент заметно повеселел, в его голосе появились новые нотки: облегчения, оживлённого и радостного возбуждения. Стало очевидно, что его вера в наш окончательный успех с этого момента стала абсолютной»^{633}.

Когда в апреле главные силы Гранта двинулись по правому берегу Миссисипи вниз по её течению, все, в том числе и Линкольн, решили, что генерал оставил великую твердыню Юга на потом и решил прежде всего соединиться с силами, контролирующими низовья великой реки. Когда в мае Грант оказался на левом берегу и пошёл не на юг, а на северо-восток, все, в том числе и Линкольн, были уверены, что это наступление направлено в обход неприступного Виксберга на главные силы конфедератов. Но в середине мая армия Гранта снова повернула, теперь на запад, и пошла прямо на Виксберг, разбив по пути пытавшиеся перегородить ей дорогу части южан. Только теперь замысел командующего северян стал понятен.

Манёвр Гранта был настолько неожиданным, что Линкольн позже написал генералу: «Тогда я боялся, что это ошибка, а теперь признаю, что Вы были правы, а я нет»^{634}. На заседаниях Кабинета зазвучали слова уверенности в грядущем успехе. Правда, Виксберг успел обрасти серьёзными укреплениями и первые штурмы «с ходу» были отбиты, однако после 25 мая началась регулярная осада города с воды и суши, и его падение стало делом времени, ибо реальной помощи извне не предвиделось.

Взятие Виксберга означало, что Союз получал под контроль всё течение Миссисипи, а иллинойсские фермеры вновь обретали возможность беспрепятственно отправлять свои товары вниз по великой реке до самого Нового Орлеана. Более того, поскольку географически Миссисипи разрезала Конфедерацию на две части, мятежные штаты Арканзас, Луизиана и гигантский Техас фактически оставались вне игры.

Всё это понимал и Джефферсон Дэвис. Он запланировал переброску войск с восточного направления на западное, чтобы сорвать осаду Виксберга, но Роберт Ли разработал другой план кампании. Лучший генерал Юга решил наступать из Вирджинии вглубь Севера, обходя не только укреплённые лагеря армии Хукера, но и ощетинившийся фортами Вашингтон. Это позволяло создать угрозу Балтимору, «колыбели независимости» — Филадельфии и вынудить войска федералов дать сражение в чистом поле. Ставка делалась на то, что мораль северян не выдержит ещё одного поражения и агитация «мирных демократов» наконец-то перевесит доводы правительства. Тогда Север будет готов к мирным переговорам и признанию независимой Конфедерации. Вот почему к наступлению армии Ли была приурочена поездка на Север, к Линкольну, вице-президента Стивенса с мирными инициативами.

Вторжение началось в начале июня 1863 года. Ли обтёк полиции федеральной армии с запада, спрятался за лесистыми горами Голубого хребта и быстро пошёл на север по плодородной долине Шенандоа. «Драчливый» Хукер предложил не интересоваться, куда направляется Ли, а немедленно броситься по прямой на Ричмонд. Линкольну пришлось остужать пыл командующего: «Это будет очень невыгодный размен: Вашингтон на Ричмонд». Президент ещё раз объяснил своё понимание стратегии: «Ваша цель — не Ричмонд, а армия Ли. Если он пойдёт к верховьям Потомака, преследуйте его с флангов и тыла, укорачивайте свои операционные линии, пока он растягивает свои. Сразитесь с ним, как только обстоятельства позволят. Если он остался там, где был, — беспокойте его. Беспокойте его!»^{635} С некоторым опозданием Хукер двинулся в погоню за Ли, держась между армией южан и Вашингтоном. Его войска шли по короткой дуге, повторяя изгиб длинной дуги маршрута Ли, поэтому постепенно расстояние между армиями сокращалось.

Тем не менее 22 июня передовые части Ли были уже в Пенсильвании, на земле «свободных штатов». Партии фуражиров рыскали по окрестностям в поисках продовольствия, скота и мелкой живности. Сильно обносившиеся войска очищали склады обуви и одежды, расплачиваясь (или только обещая расплатиться) бессмысленными на территории Союза бумажками Конфедерации. На торговцев и банки попадавшихся по дороге городков накладывалась «контрибуция» (с маленького Йорка, например, взяли 28 тысяч «гринбаксов»). Более того, южане стали брать в плен и отправлять на юг попадавшихся им негров, объявляя беглыми рабами даже свободных^{636}.

Чем больше армия «Потомак» сближалась с армией Ли, тем больше Хукер терял «веру в Хукера». Линкольн, сохранивший командующего после поражения под Чанселорсвиллом, стал наблюдать, как в «драчуне» развиваются худшие пороки Макклеллана. Генерал начал жаловаться на недостаток войск и численное превосходство южан, принялся ссориться со своим непосредственным начальником генералом Халлеком и т. п. Во время одной из таких ссор запальчивый Хукер, словно копируя Макклеллана, подал в отставку — в разгар решающей кампании! Но Линкольн… отставку принял. Командующим стал один из подчинённых Хукера, генерал Мид, человек ответственный, хотя и не очень любимый солдатами, прозвавшими его из-за характерной внешности «старая пучеглазая черепаха». Зато генерал был пенсильванцем, и Линкольн считал, что на родной земле тот будет сражаться изо всех сил. Всего на четвёртый день командования Мида две главные армии Севера и Юга сошлись у городка Геттисберга. Встреча была неизбежной, но место оказалось случайным. 1 июля бригада южан, надеявшаяся захватить в Геттисберге склад с обувью, натолкнулась на передовые части федеральной кавалерии. Стычка переросла в бой, с обеих сторон стали подтягиваться резервы, бой превратился в сражение, а сражение стало решающей битвой войны. Любопытно, что северяне подошли к месту схватки с юга, а южане наступали с севера и запада.

В первый день боёв войска Ли захватили Геттисберг, но северяне прочно укрепились южнее, на высотах с не очень оптимистичным названием Кладбищенская гряда. Во второй день они сорвали попытки Ли охватить с флангов их позиции, по форме напоминающие рыболовный крючок. «Неприятель отбит во всех пунктах»^{637}, — рапортовал Мид вечером. Все ждали, что принесёт решающий третий день сражения.

Линкольн снова не выходил из помещения военного телеграфа. Мерил комнату шагами, читал сообщения и депеши, отдыхал на диване, снова читал новости. Свидетели вспоминали атмосферу «нездоровой суеты». Вдобавок утром 2 июля Мэри сильно разбилась по дороге в Вашингтон: кто-то вытащил болты, крепившие сиденье возницы, на резком повороте тот вместе с сиденьем упал на землю, лошади понесли, и миссис Линкольн пришлось прыгать из экипажа на полном ходу. Она упала на спину и ударилась головой о камень. (Мэри приходила в себя три недели, но окончательно преодолеть последствия аварии не удалось: усилились мигрени, психика стала ещё менее стабильной, участились неожиданные вспышки гнева, публичные выплески эмоций.)

Днём 3 июля генерал Ли собрал самые боеспособные части в плотную многотысячную массу и бросил её в лобовую атаку на центр северян — в тридцатиградусную жару, по открытому полю.

Эта «атака Пикетта» (по имени одного из возглавлявших её генералов) войдёт в учебники, будет увековечена в романах и кинофильмах. Уильям Фолкнер напишет: «Для каждого четырнадцатилетнего подростка-южанина не однажды, а когда бы он ни пожелал, наступает минута, когда ещё не пробило два часа в тот июльский день 1863 года: дивизии за изгородью наготове, пушки, укрытые в лесу, наведены, свёрнутые знамёна распущены, чтобы сразу взвиться, и сам Пикетт в своём завитом парике с длинными напомаженными локонами, в одной руке шляпа, в другой шпага, стоит, глядя на гребень холма, и ждёт команды — и всё сейчас на весах, это ещё не произошло, даже не началось, и не только не началось, но ещё есть время не начинать… и всё же оно начнётся, мы все знаем это, мы слишком далеко зашли и слишком много поставили на карту, в эту минуту даже и четырнадцатилетний подросток, не задумываясь, скажет: „Вот сейчас. Быть может, как раз сейчас“, — когда можно столько потерять или столько выиграть — Пенсильванию, Мэриленд, весь мир; и золотой купол самого Вашингтона увенчает безумную, немыслимую победу, отчаянную игру на ставку двухлетней давности»^{638}.

Редеющие линии южан дошли под огнём до укреплений федералов, до каменных изгородей и залпов в упор, но на большее их сил не хватило. Пикетт вернулся, потеряв убитыми и ранеными больше половины своих подчинённых, в том числе всех полковых и бригадных командиров: «Генерал Ли, у меня больше нет дивизии»^{639}.

К четырём часам пополудни 3 июля 1863 года в миле к югу от Геттисберга, штат Пенсильвания, была пройдена «высшая точка прилива Конфедерации». Ли потерял треть своей армии и приказал отходить.

День независимости 4 июля Линкольн встретил в телеграфном офисе. В десять утра он прямо оттуда разослал по всей стране пресс-релиз, ставший лучшим поздравлением сторонников единой страны:

Не вовремя всплывшему у границ Союза вице-президенту Конфедерации Стивенсу с его мирными инициативами было сдержанно указано на дверь. Кабинет сообща решил, что появление в Вашингтоне вице-президента непризнанной страны неприемлемо, ибо и без того достаточно способов поддерживать сношения между Соединёнными Штатами и мятежниками^{641}.

Через несколько дней после вдохновляющих новостей из Геттисберга пришли вести о ещё одной победе, одержанной как раз в праздник. После почти полуторамесячной осады генерал Грант принудил «неприступный» Виксберг с его тридцатитысячным гарнизоном к безоговорочной капитуляции. Вскоре солдаты Союза раздавали оголодавшим горожанам продукты из захваченных лавок ненавистных спекулянтов («Эй, мятежники! Угощайтесь!»). С июля 1863 года Конфедерация была разрезана на две части полностью взятой северянами под контроль Миссисипи. Линкольн увидел в этом что-то эпическое: «Отец вод вновь беспрепятственно катит свои волны до самого моря» — и назвал кампанию Гранта «одной из самых блестящих в мире»^{642}.

К той же знаменательной дате, только как-то непразднично, незаметно и неспешно, без громких кровопролитных сражений, одними маршами и манёврами, генерал Роузкранс выдавил армию конфедератов из штата Теннесси и подошёл к границам Джорджии и Алабамы, «сердцевины» мятежного Юга.

В какой-то момент Аврааму показалось, что с мятежом уже покончено. Нужно лишь догнать, атаковать и пленить деморализованную армию противника.

Этого не случилось. Мид и его генералы, хотя и отведали вкус большой победы, не сочли возможным атаковать южан, не будучи уверены в успехе. Армия потеряла четверть личного состава, Ли отгородился сильными полевыми укреплениями, а фальшивый дезертир из стана южан признался, что их армия преисполнена воинственного духа и жаждет схватки.

Четырнадцатого июля в Вашингтоне узнали, что армия Ли ушла, не преследуемая федералами. Уэллс записал в дневнике: «Всего только раз или два я видел президента столь же расстроенным и разочарованным». Сам Линкольн говорил: «Мы вложили столько труда, чтобы взрастить этот богатый урожай, но когда он созрел, мы не убрали его». Халлек сообщил Миду о недовольстве президента, и он тут же подал прошение об отставке. Линкольн отставку не принял, но написал генералу полное горечи письмо, в котором упрекал в упущенной «золотой возможности» закончить войну, а потом, выговорившись на бумаге, письмо не отправил. Наоборот, уже 15 июля президент объявил о Дне благодарения и молитвы в ознаменование одержанных побед. Ещё через несколько дней он даже напевал «куплеты генерала Ли» собственного сочинения:

Стране предстояло пережить ещё немало волнений. В сентябре успешно начатая Роузкрансом кампания в Теннесси вдруг привела его на грань поражения. Генерал взял под контроль важнейший железнодорожный узел с индейским названием Чаттануга и перерезал единственную железную дорогу, соединявшую восток и запад Конфедерации. Он уже миновал горные проходы Камберленда и вступил в Джорджию, на земли дальнего Юга… Но тут неделями отступавшие конфедераты получили подкрепления с востока (это были недобитые после Геттисберга части армии Ли) и отчаянно атаковали северян у ручья с ещё одним индейским названием — Чикамога (что на языке чероки означало «река смерти»). После ожесточённого двухдневного сражения Роузкранс, дабы избежать разгрома, отвёл войска назад в Теннесси и укрепился в Чаттануге. Конфедераты, наконец-то получившие численный перевес, блокировали город с трёх сторон, в надежде устроить здесь свой Виксберг.

В этой тревожной обстановке Линкольн решился на перемены в командовании. Специальный поезд помчал на запад военного министра Стэнтона, и тот на личной встрече с генералом Грантом передал ему решение президента. На огромном пространстве от Миссисипи на западе до Аллеганских гор на востоке создавался единый фронт — Военный округ Миссисипи, командовать которым было поручено победоносному Гранту. Со всех сторон к Чаттануге двинулись подкрепления, причём с востока был прислан двадцатитысячный экспедиционный корпус под началом «драчуна» Джо Хукера. Это огромное войско со всем снаряжением, лошадьми и артиллерией за 11 дней преодолело по железной дороге 1233 мили. По мнению историка Д. Макферсона, «этот анабазис был настоящим подвигом тыловых служб: до XX столетия никакая столь же крупная группировка войск не проделывала такой долгий путь так быстро»^{643}.

Серией ударов Грант сначала деблокировал армию в Чаттануге, потом выбил южан с крепких позиций на господствующих над городом высотах и, наконец, заставил отступать обратно в Джорджию. «Это катастрофа, и незачем смягчать определения»^{644}, — признавался в частном письме Джефферсону Дэвису командовавший южанами генерал Брегг. А Линкольн отправил Гранту телеграмму: «Спасибо! Отличная работа!»

Он наконец-то обрёл генерала, на которого мог положиться: «Он не докучает мне беспокойными просьбами, не клянчит бесконечно подкреплений. Он берёт те войска, что у него есть, и с ними делает максимум того, на что способен… Грант — мой человек, а я — его, на всю оставшуюся войну»^{645}. Ходила история о том, что когда до Линкольна дошли устойчивые слухи о привязанности Гранта к спиртному, он поинтересовался: «А какой сорт виски он пьёт? Я прикажу разослать по бочонку каждому нашему генералу»^{646}.

Военные победы сильно ослабили голос оппозиции, и это показали очередные осенние выборы. В Огайо победил представитель республиканцев, обошедший Валландигэма на 100 тысяч голосов. Даже в мятежном Ричмонде, в тюрьме для военнопленных, победу одержали республиканцы. Пленные солдаты создали Комитет по проведению выборов, и 13 октября 1863 года 162 из 163 проголосовавших высказались за республиканского кандидата и никто — за оппозиционера Валландигэма!^{647}

Линкольн вскоре подвёл итоги: «Меры правительства серьёзно обсуждали, поддерживали, критиковали, отвергали, но прошедшие выборы сильно воодушевили тех, чьей обязанностью является благополучно провести страну через тяжёлые испытания. Мы снова получили народное признание. Кризис, грозивший разделить сторонников Союза, миновал»^{648}.