Бич Божий

Византия, осень 975 — зима 976 года

Евнух Василий отдыхал, сидя у окна, а Игрун, изогнувшийся на его коленях, сладостно мурлыкал. Паракимомен изменился мало: только волосы слегка поредели, выпало несколько зубов и спина стала чуть сутулее. Крупные морщины прорезали его лицо. Нос едва не касался подбородка. Узловатые пальцы плавно скользили по приятной на ощупь шёрстке... В государстве и в жизни первого министра всё было прекрасно: покорённая Болгария не сопротивлялась и жила спокойно; Русь решала свои дела, сыновья покойного Святослава о походах на юг и не помышляли; не грозила Германия: император Отгон умер два года назад, править стал Отгон II, нашедший счастье с Феофано-младшей, и германские интересы были в Италии, а не на Босфоре; беспокоили только сарацины, снова поглотив Палестину и север Африки, — но Цимисхий отдохнул от северной кампании и, возглавив многочисленные войска, вместе с Вардой Склером разгромил арабов на всём побережье Средиземного моря... А обильные поместья Нофа приносили ему миллионы золотников... Председатель сената не задумывался над тем, для чего ему иметь такие богатства, — сам он вёл довольно скромную жизнь, не был ни гурманом, ни пьяницей, не имел наследников... Просто сам процесс получения денег доставлял ему удовольствие. Деньги — это власть. Деньги — независимость. И благополучие в старости... Евнух гладил дорогого кота и шептал ему с нежностью: «Мы с тобой, дружочек, — главные в империи. Даже сам василевс — и беднее, и глупее, и менее могуществен. Он в моих руках. Правлю фактически я. И никто мне противиться не может!..»

Вдруг открылась дверь, и вошёл дворецкий. Поклонившись, сказал:

— Ваша светлость, прибыл стратилат Варда Склер. Прост его принять.

Ноф от удивления раскрыл рог:

— Варда? С фронта? Что случилось?

— Не могу знать, — ответил дворецкий. — Но лицо у него очень злое. Может, и беда.

— Чёрт возьми... Пусть скорей войдёт. Но на всякий случай подними гвардейцев. И поставь их за дверью. Если я призову на помощь, защитить меня должны в любую минуту.

— Понял. Слушаюсь. Будет сделано.

Варда Склер изменился мало: двухметровый гигант, чёрная курчавая борода до самых бровей, крупный нос, губы — как у негра. Шпорами звеня по мозаике пола, вошёл в зал, поклонился небрежно.

— Здравствуй, Ноф. Я к тебе по приказу Цимисхия.

— Что произошло? — и лицо председателя сената стало серым.

— У меня ордер на твой арест.

Евнух приподнялся, и Игрун спрыгнул на пол. Паракимомен задрожат:

— Почему? Это что — измена?

— Василевс на обратном пути проезжал земли Аназарбы и Друзиона и спросил, чьи это владения. Оказалось, что владения незаконно присвоены тобой. Ярости Цимисхия не было границ. Он послал меня заковать тебя в цепи и держать в тюрьме до его возвращения. А поместья вернуть их законным владельцам.

— Негодяй! — рухнул в кресло Василий. — Сам награбил в походах, обогатился, а другим нельзя?.. — Он взглянул на зловещего посланника и заискивающе спросил: — Варда, дорогой, неужели ты выполнишь приказ этого ничтожества? Или ты забыл, как Цимисхий тебя унизил — обещал назначить военным министром, а услал к чёрту на рога? Разве так поступают с другом, родственником, сподвижником? Вы равны по крови. Почему Иоанн носит диадему? Только потому, что спал с Феофано? Разве не абсурд? Ты мудрее и мужественнее его. Он — предатель, низкий человек и неблагодарная тварь. С ним пора кончать. Сядь, обсудим...

Склер подвинул второе кресло, опустился в него и сказал спокойно:

— Рад, что ты это понимаешь. Будем говорить откровенно. Иоанн — подонок. Он идёт по трупам. Если бы врагов — это полбеды; он идёт по трупам своих друзей. Я давно хотел ему отомстить, но мешало многое. А теперь пора... Между нами, Василий, были трения... Но несчастье объединяет...

Водянистые глаза первого министра вспыхнули надеждой:

— О, не будем о прежнем... Дело — главное. Есть прекрасный способ — им воспользовались недруги покойного Романа Второго... Полная имитация тропической лихорадки. Несколько капель в любую пищу — человек угасает в течение месяца.

Варда усмехнулся:

— Знаю этих «недругов» — ты и Феофано!

Паракимомен складками собрал переносицу:

— Ну, какая разница? Это уже история... Снадобье получишь немедленно. Где сейчас Иоанн?

— На подходе к Никее. Там живёт Роман — внук Романа Лакапина, брат Марии — покойной жены болгарского царя Петра. Пригласил Иоанна у себя погостить.

— Очень хорошо. Будет много праздничных трапез. Замечательная возможность влить отраву в кубок с вином Цимисхию.

— Ну а как быть с твоим арестом?

— Это несложно инсценировать... Пусть меня охраняют гвардейцы евнуха Льва — моего человека... Главное — не дать василевсу вынести смертный приговор или привести его в исполнение до кончины самого Иоанна. Я потерплю в казематах... А когда дело будет сделано, выйду на свободу. Мы тебя тут же коронуем. Правда, императору Василию скоро восемнадцать; но беру на себя обязательство провести через сенат законопроект, по которому он вместе с Константином будет возведён на престол только в двадцать лет.

— Лучше — в двадцать три.

— Можно в двадцать три. Как захочешь, так мы и сделаем.

— Что ж, договорились...

А когда окрылённый Варда Склер с баночкой ужасного яда отбыл из столицы, паракимомен, арестованный понарошку, начал свои приготовления. Верные ему люди под водительством евнуха Льва выкрали единственного сына Варды Склера — Романа — и упрятали его в тайных комнатах во дворце первого министра. А спустя неделю к василевсу, находящемуся в Никее и уже, по расчётам председателя сената, выпившему зелье, поскакал гвардеец с анонимным письмом. Этот пергамент был подброшен в спальню к Иоанну:

А Цимисхий третий день чувствовал себя скверно: сильно болела голова, бил озноб, не хотелось вставать с постели. Лекарь говорил: у него ангина — василевс пил холодное вино после бараньего жаркого. И Цимисхий верил. Он рассматривал собственное горло, глядя в серебряное зеркальце: да, действительно, зев казался красным. Византийский правитель очень себе не нравился: череп облысел окончательно, только на висках и затылке рыжие кудряшки росли; под глазами — тёмные круги, увеличился второй подбородок... «Хорошо, что Феофано в Армении, — думал Иоанн. — Я бы ей таким не понравился...» Он по-прежнему вспоминал императрицу с нежностью; жизнь с Феодорой не убила его любви...

Тут ему подбросили анонимный пергамент. У Цимисхия болели глаза, но, собравшись с силами, он прочёл письмо и покрылся холодным потом. Вот что сообщал неизвестный автор:

«Василевс! Ты отравлен. Варда Склер влил в твой кубок яд замедленного действия. Скоро ты покроешься жуткими нарывами и умрёшь. Есть одно спасение — мазь святого Георгия. Как её найти — знает Василий Ноф. Возвращайся в столицу немедленно и освободи из застенка первого министра. Но учти: он не скажет тебе ни слова, если при тебе будет Варда. Склер не должен попасть в Константинополь».

Иоанн повалился на одр; руки и ноги его дрожали, в голове всё мутилось. Он припомнил, как однажды Феофано остроумно рассказывала о подробностях отравления Романа II, — оба помирали от смеха, — все симптомы недомогания у него повторялись...

Варда Склер... Он сопровождал брошенную женщину на корабль... Не тогда ли она и открыла магистру тайну яда, может быть, даже вручила бутылочку?.. Разумеется, это месть опальной императрицы... Вот что делает любовь... Нет на свете страшнее отвергнутой женщины!.. Впрочем, надо действовать. Срочно ехать в Константинополь. И к тому же посадить под арест горе-стратилата. Вплоть до выяснения обстоятельств...

Через час повозка с Цимисхием, охраняемая гвардейцами, двигалась на север. Варду Склера под конвоем повезли на восток — в замок Друзион, где ему надлежало быть до особого распоряжения василевса; армянин терялся в догадках, он не мог и предположить, что его предал хитрый Ноф... Успокаивал себя мысленно: «Ничего, скоро Иоанн отбросит копыта. И тогда, выйдя на свободу, въеду я в столицу полным триумфатором...» Бедный Варда! В штанах первого министра триумфатор намечался только один — сам Василий...

И случилось вот что. Иоанн ползал в ногах у евнуха, умоляя его дать рецепт мази святого Георгия. Паракимомен ему отвечал:

— Да с чего вы взяли, ваше величество? Я и слыхом не слыхивал о таком лекарстве.

— Врёшь, мерзавец, — всхлипывал Цимисхий. — Злишься на приказ отобрать у тебя поместья... Ну прости, пожалуйста, я погорячился. Аназарба и Друзион будут пожизненно твоими.

— Распорядитесь письменно, ваше величество. И тогда я попробую что-нибудь придумать. Может быть, где-то в моих бумагах есть рецепт этой чудодейственной мази...

Но, конечно, никакого рецепта не было. Получив дарственную на имения, председатель сената с горестью поведал об этом Цимисхию. Тот хотел прибить подлого Василия, но уже не мог: месяц действия зловещего зелья истекал, и больной василевс находился в полной неподвижности. Еле шевеля языком, он проговорил: «Заговор... Убийцы... Кара Господня... за мои грехи...» — и закрыл глаза, потеряв сознание. Умирал Иоанн мучительно: звал на помощь, выл от боли и просил возвратить Феофано из Армении. По свидетельству домочадцев, он сказал при последнем вздохе: «Фео. не сердись», — и забылся навсегда.

Вскоре в Друзион привезли пергамент для магистра Варды Склера. Он сорвал сургуч и прочёл следующий текст:

«Мудрый стратилат! Благодарен тебе за посильное участие в выполнении наших замыслов. Сообщаю, что его величество отдали Богу душу в ночь на 10 января, года 6484 от Сотворения мира. И судьбе угодно, чтобы на престоле оказались законные императоры, сыновья покойного Романа II — Василий и Константин. Коронация будет в эту пятницу. Не пытайся бежать из Друзиона и препятствовать этому: твой сын Роман у меня в руках; при малейшем неосторожном шаге с твоей стороны жизнь его может оборваться. Если же не станешь делать глупостей, обещаю выхлопотать для тебя славный пост при дворе юных императоров. Будь здоров.

С выражением глубочайшего почтения паракимомен Василий Ноф».

Варда сидел раздавленный, потрясённый коварством евнуха Но потом сказал:

— Ничего, подлец. Мы ещё с тобой посчитаемся. Дай мне только вызволить сына из столицы. И тогда мы узнаем, кто кого!..