Бич Божий

Новгород, лето 968 года

Вече, как всегда, собралось на Торговой стороне, на особой площади, где по северному краю протекал ручей, слева начинались улицы Рогатица и Бояна, справа, чуть поодаль, на холме Славно, высился кумир.

Современное представление о вече — как о чём-то шумном, беспорядочном и базарном, якобы призывом к которому служит звон вечевого колокола, все бегут и галдят, а нередко отношения выясняют при помощи кулаков. Но на самом деле ничего подобного не происходило. В Новгороде на этот счёт был железный порядок. Каждая улица имела собственное вече — небольшое, местное, — избирала старосту, наделяла его печатью. Уличанские старосты выбирали концевого — старосту каждого конца (квартала). Каждый конец обладал собственной печатью, знаменем и полком во главе с воеводой. А уже концевые старосты и другие лучшие люди собирались на городское вече.

Созывалось оно регулярно, по приказу посадника или тысяцкого. Городские чиновники, именуемые Подвойскими, или биричами, обходили концы и оповещали о вече. Все рассаживались на специально устроенные ступеньки. Дьяк и подьячие вели протокол. Каждый получал отдельное слово, и никто не перебивал. Был и колокол, но звонил он чисто ритуально, знаменуя собой начало заседания и его закрытие.

Только иногда, в пору смут и общественных волнений, вече возникало стихийно, при скоплении «лучших», «меньших» и «чёрных» людей. Но такие эпизоды были исключением.

В этот раз поводом послужила смерть посадника Остромира. Он ходил в посадниках тридцать лет, после гибели Игоря принимал жену его — молодую Ольгу Бардовну — с надлежащим к тому почтением, был согласен на все её условия: дань платить в две тысячи гривен ежегодно, в случае войны выступать с Киевом в едином союзе, но при этом сохранять новгородскую вольницу, напрямую не подчиняясь киевской княжьей династии. Святослав в Новгород не лез, покорив на востоке вятичей, хазар, ясов и касогов, а на юге — болгар. Жили в целом спокойно. Торговали, строились. Остромир искусно сдерживал мощную антикиевскую партию во главе с Угоняем — тысяцким. Тот хотел стопроцентной свободы, не платить дани и образовать Новгородско-Псковское государство, независимое от Киева. Остромир считал это преждевременным.

Но теперь он скончался. Угоняй созвал вече, чтобы коллективно решить: как себя вести дальше.

Собрались с угра. Пахло свежескошенным сеном, кожей вычищенных сапог. Тысяцкий сидел в кресле Остромира — капитальном, дубовом, с солнечным орнаментом на высокой спинке. Этот жест Угоняя многим не понравился: что ни говори, тысяцкий — ещё не посадник, и чужое место раньше времени занимать никому не след.

На ступеньках сидели концевые старосты, прочие бояре, сотские, подвойские. Все они — представители знатных родов и зажиточного купечества; в городе известные, слово их — закон. Дьяк ударил в колокол. Вече открыл Угоняй. С перебитым носом и неправильным прикусом зубов — нижняя челюсть выступает за верхнюю — он своим лицом мог напомнить современную собаку-боксёра. После традиционных приветствий тысяцкий сказал:

— Досточтимые граждане Господина Великого Новгорода! Предлагаю избрать нового посадника. Остромира любили все — за его доброту и ум, мудрость и учёность. Но эпохи кончаются, и эпоха достославного Остромира тоже канула в Волхов. Надо жить по-новому. Сколько можно заискивать перед Киевом? Главное — для чего? Наши с вами поля обильны, к нам приезжают гости-купцы со всей северной Иеропии, с Волги и с Востока. Мы торгуем в Германии, Галлии и у ляхов. Наш покровитель — Род, а не сын его Перун. Роду не приносят человеческих жертв, он не любит этого. Ибо Род — природа, Родина, родник, роды, рожь, урожай, плодородие, родители, родственники, порода... Наконец — народ!.. Отсоединившись от Киева, Новгород заживёт не хуже, а лучше. Сам себе голова. Мы не будем нападать на южных соседей. Пусть живут, как они хотят. Станем торговать и дружить. Помогать в случае опасности. Но пришла пора заявить киевскому князю: мы не данники тебе, мы должны быть с тобой на равных! А теперь — ваше слово.

Встал боярин Рог — чернобровый, с проседью в тёмной бороде. Он принадлежал к партии Остромира.

— Граждане! — произнёс боярин. — Я тут представляю Неревский конец. Наши уличанские веча обсуждали этот вопрос. Всё, что говорит Угоняй, выглядит красиво. «Независимость», «новгородская вольница»... Но нельзя забывать, что отказ от дани — это война. Святослав не потерпит этого, А дружина его сильна. Мы погубим людей, Новгород спалим, а добьёмся ли своего? Что такое две тысячи гривен в год? Для таких хозяев, как мы, сумма небольшая. А за эти деньги мы имеем и спокойствие, и достаток, и возможность самим решать все свои дела. Неревский конец хочет мира с Киевом.

Рога поддержал староста Словенского конца — Бочка. Маленький и толстенький, он кричал тонким голосом, в такт размахивая ладошкой:

— Умное правление — не лезть на рожон! Если б нас притесняли и душили налогами, мы, конечно бы, возроптали. Но теперь — повода не вижу! И посадника надо выбирать из числа холодных голов. Угоняй — горячая голова. Я свой голос за него не отдам!

«Погоди, придёт моё времечко — посчитаемся ужо», — думал тысяцкий, но держал пока язык за зубами.

Слово получил Плотницкий конец — староста Порей. Был он шурином Угоняя и придерживался его партии. Рокотал неторопливо, как из-под воды пускал пузыри:

— Нешто мы глупее поднепровских полян? Нешто Киеву мало земли без нас? Выберем Угоняя и накажем ему заключить союз с варягами, что сидя т в Старой Ладоге. Чудь и меря также будут на нашей стороне. Это сила! А полки Святослава далеко, в Болгарии. Их бояться нечего.

Спор зашёл в тупик, выступавшие начали повторяться, и тогда выступил Богомил, по прозвищу Соловей, новгородский волхв, столь же уважаемый, как и киевский Жеривол. У него была короткая стрижка, бритое лицо, подбородок с ямочкой. Он ходил в белой плотной мантии безо всякого украшения, только с небольшим шейным обручем, называемым также гривной. Богомил сказан:

— Если людям не хватает ума и рассудка, надо обратиться за советом к богам. Я вчера это сделал... Совершил таинство гадания, как учили предки, как написано в чудодейственных книгах, данных нам самими богами... Внутренности белого петуха открыли мне будущее...

— Что сказали боги? — в нетерпении спросил Бочка.

— Боги велели не избирать Угоняя. Более того, боги велели не избирать никого из новгородцев. Ибо смута тогда грозит великому городу нашему.

— Как же так? — удивился Рог. — Жить совсем без посадника? Это странно.

— Я не говорил — без посадника, — продолжал Богомил загадочно. — Я сказал — без посадника из нас. Боги велели ехать посольством в Киев. И просить Святослава посадить в Новом городе собственного сына.

Все недоумённо молчали. Наконец взорвался Порей:

— Ни за что! Соловей, наверное, резал не того петуха! Или не по правилам! Быть того не может, чтобы боги велели такую глупость!

— Не кощунствуй, — обиделся волхв.

— Как же понимать такое небесное изъявление? — обратился к нему Угоняй.

— Вижу в том добрый знак, — сказал Богомил. — Через сына сможем воздействовать на отца. А потом, в случае смерти князя, сына посадим на киевский стол. Так, без войны, будем править Русью.

Все задумались.

— Что ты ни говори, я проголосую за Угоняя! — произнёс Порей. — И других призываю — шевелить своими мозгами, а не петушиными!

Лучшие люди эту реплику обсмеяли и затем приступили к голосованию. Каждый получил от подьячего по квадратику бересты. Было необходимо выдавить писалом только одну букву: «У» — Угоняй или «Б» — Богомил. Под конец собрали «избирательные бюллетени» в общий короб, и подьячие стали подсчитывать голоса. Дьяк провозгласил:

— В нынешнем вече — двадцать шесть законных его участников. Все они подали свои буквы. Результаты такие: за Угоняя — десять, а за Богомила — шестнадцать. Утверждается предложение Богомила!

Волхв воздел руки к небу:

— Слава Роду! Слава мудрости проницательных новогородцев!

Угоняй со своими друзьями, проклиная кудесника, быстро покинул площадь. Остальные, окружив Соловья, говорили, что именно ему, чародею, надо возглавить посольство в Киев.