Утром 17 июля Анна процеживала только что надоенное молоко, как услышала за спиной торопливые шаги и прерывистое дыхание. Обернувшись, она увидела: Ксения забежала в хлев, и лицо её выражало крайнее волнение.
— Там!.. скорей!, за тобой!., приехали!.. — выпалила болгарская царевна.
Сердце Анны сжалось от предчувствия чудных перемен.
— Кто? — спросила она.
— Главный кубикуларий Михаил... Императоры возвращают из Армении Феофано и велели взять из монастыря тебя...
— Господи! Свершилось!
Девушки заключили друг друга в объятия, плакали, смеялись и твердили, что надежды сбываются: Анна похлопочет за болгарских сестёр, не оставит одних в изгнании.
Провожать принцессу вышли все монашки. Настоятельница Лукерья обняла её и напутственно сказала:
— Дочь моя! Мы любили тебя искренне и тепло. Не сердись, если чем обидели. Я надеюсь, годы, проведённые в нашей обители, не прошли для тебя без пользы: приобщившись к Богу, к сельскому труду, ты окрепла душой и телом, стала понимать обычных людей. Я благословляю тебя на мирскую жизнь. Будь добра к падшим и убогим, помогай больным, утешай подаянием нищих. Помни: все равны перед Господом — императоры, знать, воины, рабы... Деньги, слава, удовольствия — преходящи. Бог, душа и совесть — вот мерило всего. А стремление к чистоте — главный стимул... Да хранит вас Всевышний, ваше высочество!.. — и она склонилась перед порфирородной.
Анна поцеловала сестру Манефу, вытиравшую слёзы концом платка, долго стояла с болгарскими царевнами и произнесла, обращаясь к монахиням:
— Сёстры мои, прощайте! Я благодарю вас за всё. Помолитесь же за меня — мне теперь это очень нужно! — и, взмахнув рукой, устремилась вслед за кубикуларием на корабль.
Ветер ударил в паруса. Голубое небо смешивалось с лазурным морем. Стоя на падубе, подставляя лицо сладостным воздушным потокам, Анна глядела вдаль: что там, на горизонте? будет ли судьба милостива к ней?..
Сзади подошёл главный евнух Вуколеона и сказал, чинно поклонившись:
— Ваше высочество, вы бы сошли вниз — может вас продуть, а меня за это накажут...
— Хорошо, Михаил, пойдём... — Сходя по ступенькам, обратилась к нему с вопросом: — Расскажи мне, пожалуйста, как теперь во дворце? Что в столице? Какие новости?
В Михаиле боролись осторожность и природная болтливость. Но словоохотливость победила, и скопец заговорил, осторожно оглядываясь, чтоб никто не услышал:
— Всем, конечно, заправляет первый министр... Хитрая лиса! Крутит братьями, как ни пожелает. Император Василий только и делает, что фехтует, скачет на лошади и устраивает потешные бои между «синими» и «зелёными» на гипподроме. Император Константин закатывает пиры со своими дружками из знатных семей Константинополя — разумеется, не без девушек... А обманутый Варда Склер угрожает империи с юга!
— Варда? Не пойму, объясни.
— Целая история! Паракимомен, как обычно, обещал ему с три короба, и магистр помог устранить Цимисхия. А когда Иоанн преставился, председатель сената сделал всё по-своему: посадил на трон братьев-императоров и назначил Варду Склера дукой Месопотамии. То есть организовал ему почётную ссылку... Склер от несправедливости изрыгал проклятия и решил действовать стремительно. Тайно послал в Константинополь друга своего — Антея Алиантея, чтобы тот незаметно вывез из столицы сына Романа. А когда сын оказался с ним, вне опасности, взял и провозгласил себя василевсом. Объявил войскам, что идёт на столицу, — счёты свести с паракимоменом. Первыми его поддержали полки армянских наёмников... Словом, армия поддержала Варду, и ему удалось власть свою установить чуть ли не во всех азиатских владениях нашей империи. Положение скверное. Первый министр снаряжает войско во главе с начальником гвардии — евнухом Львом. План такой: выйти через Дарданеллы в тыл к мятежникам и ударить с запада. Но у Варды — опыт и талант полководца. Вряд ли он позволит себя надуть...
— Да, — вздохнула Анна, — если Склер победит, нам несдобровать...
Но на первых порах жизнь царевны в Вуколеоне казалась сказочной: делала что хотела, нежилась на шёлковых простынях, ела деликатесы, принимала гостей, ездила по городу... Братья-императоры отнеслись к ней радушно: старший Василий — более сдержанно, говорил немного и сухо; у него было светлое лицо, молодая бородка восемнадцатилетнего юноши и большие глаза чуть навыкате; младший Константин — весело и открыто; он болтал не переставая, сыпал шутками и преувеличенно расхваливал Анну. Общаться с Константином ей было приятно и просто. Но когда сестра заикнулась о болгарских царевнах, тот поморщился и ответил:
— Не сейчас... потом... пусть пока сидят на Проти... Что им делать в Константинополе? Я и брат ещё не решили....
Но болгарская тема неожиданно повернулась новой гранью. Как-то на службе в храме Святой Софии Анна увидела молодого мужчину — сбоку, у колонны, — скромно одетого, в бархатном наряде и красивых сапожках с узкими носами; профиль его был великолепен — чистый высокий лоб, узкий нос, мягкий подбородок... Сердце её забилось. Юная принцесса без труда узнала свергнутого с престола царя Бориса...
Он заметил взгляд, устремлённый на него. Посмотрел на Анну. Голову учтиво склонил, опустил глаза. «Боже мой! — пронеслось у неё в мозгу. — Я должна с ним заговорить... Нет, нельзя, могут поползти недобрые слухи... Ну и что? Разве мне заказано обращаться к кому бы то ни было у меня в империи?» И она решилась. После службы приказала слуге подозвать Бориса. Он смиренно ждал её у парадного входа в храм.
— Здравствуйте, магистр, — улыбнулась Анна, чувствуя, как голос у неё стал нетвёрдым.
— Свет и благолепие вашему высочеству, — поклонился тот.
— Я хотела передать вам привет от Ирины и Ксении. Сёстры чувствуют себя хорошо. Полностью освоились с жизнью в монастыре...
— Рад услышать это...
— И скучают... Я пыталась поговорить с императором Константином о судьбе царевен, но безрезультатно... Он пока не видит возможности их вернуть...
— Понимаю, ваше высочество...
— Нет ли у вас известий о несчастном Романе?
— Очень скудные. Он бежал из монастыря и теперь живёт при дворе царя Самуила.
— Рада за него.
— Ну а вы? — чуть рассеянно бросила принцесса. — Всё у вас в порядке?
Губы опального царя иронически дрогнули:
— Безусловно, ваше высочество...
Анна, догадавшись, что сказала бестактность, виновато произнесла:
— Я имела в виду службу и семейную жизнь...
— Да, конечно... Я — помощник управляющего почтами. Мной вполне довольны. А семью пока не успел создать.
Эта новость ей была приятна. Девушка закончила диалог на любезной ноте:
— Что ж, магистр, я желаю вам верить в свою звезду, несмотря на трудности.
— Доброта вашего высочества просто безгранична... — Молодой человек откланялся, а принцесса в сопровождении свиты покатила в Вуколеон.
В тот же вечер с ней пожелал поговорить император Василий. Брат, сидевший в Хризотриклинии, выглядел суровее, чем обычно. Он сказал:
— Анна, это правда, что сегодня утром вы имели неосторожность говорить с Борисом, бывшим царём Болгарии?
У принцессы похолодели пальцы:
— Говорила, ваше императорское величество... Я подумала, что ему сделаю приятное, если передам привет от его сестёр...
В голосе Василия зазвучал металл:
— Ваше высочество не обязано делать никому ничего приятного. Это раз. А тем более — отрёкшимся самодержцам. Это два. А тем более — холостым мужчинам. Это три. Если я узнаю, что Бориса вновь увидели общающимся с вашим высочеством, мне придётся предпринять необходимые меры, как-то: выслать его за пределы Константинополя. Вы, надеюсь, поняли? Не придётся вновь затрагивать данную проблему?
Удалившись к себе в гинекей, Анна горько плакала. «Ничего, — шептала она, — вот вернётся мамочка и поставит на место глупого Василия. Мама сама любила и позволит мне видеться с Борисом. А возможно, и выйти за него, если он захочет...»
Девушка мечтала. Первая любовь — самая прекрасная. У принцесс и у золушек, в Византии и на Руси, как сейчас, так и тысячу лет назад... И во все века — самая несчастная...