Боевой клич свободы. Гражданская война 1861-1865

9. На распутье: дилемма Верхнего Юга

Начавшаяся у форта Самтер война поставила штаты Верхнего Юга перед проблемой принятия решения. Их выбор мог определить судьбу Конфедерации. В этих восьми штатах было сосредоточено большинство ресурсов южан для ведения войны: больше половины общего населения, две трети белого населения, три четверти промышленных мощностей, половина лошадей и мулов, три пятых поголовья домашнего скота и продовольственных культур. Плюс ко всему многие видные военные и потенциальные военачальники были выходцами из этих штатов: Роберт Ли, Томас Джексон, Джозеф Джонстон, Джеймс Стюарт родились в Виргинии, Дэниел Хилл — в Северной Каролине, Альберт Сидни Джонстон и Джон Белл Худ — в Кентукки, Натан Бедфорд Форрест — в Теннесси.

Ответ Верхнего Юга на требование Линкольна от 15 апреля о предоставлении ополчения выглядел многообещающим для Конфедерации. Губернатор Кентукки телеграфировал в Вашингтон, что штат «не будет формировать войска для безбожного завоевания братских Южных Штатов». Теннесси «не выставит ни единого человека для того, чтобы участвовать в насилии, — заявил его губернатор, — но в случае необходимости снарядит 50-тысячную армию для защиты наших прав и прав наших южных собратьев». Губернатор Миссури, сецессионист, бросил вызов президенту Линкольну: «Ваше требование незаконно, неконституционно, революционно и антигуманно… Штат Миссури не пошлет ни единого человека для участия в этом нечестивом походе». Губернаторы Виргинии, Северной Каролины и Арканзаса ответили сходным образом, а Мэриленда и Делавэра хранили зловещее молчание[581].

Упоминание «наших прав» и «южных собратьев» позволяет предположить мотивы, подтолкнувшие четыре из восьми штатов присоединиться к Конфедерации, а в трех оставшихся образоваться весомому меньшинству сторонников отделения. «Мы должны определить себя как северян или как южан», — писал представитель Виргинии[582], тогда как два бывших юниониста из Северной Каролины выражали взгляды большинства своих коллег: «Разделение должно пройти точно по границе распространения рабства. Юг штата должен присоединиться к Конфедерации… Своя рубаха ближе к телу»[583]. Газеты Арканзаса и Теннесси заявили, что «единство целей и общность интересов всех рабовладельческих штатов должны и смогут объединить их». При выборе между «подчинением» и защитой «чести… свободы… прав» решение должно быть столь же очевидным, сколь и закон всемирного тяготения[584].

В глазах южных юнионистов в начале этой трагичной войны виноват был прежде всего Линкольн. То, что президент в своей прокламации о созыве ополчения от 15 апреля назвал необходимой мерой для «защиты чести, целостности и самого существования нашего Союза», к югу от Потомака было интерпретировано как антиконституционное насилие над суверенными штатами. «Союзные настроения в Северной Каролине были популярны и только набирали силу, пока Линкольн не растоптал нас, — писал один разочарованный юнионист. — Более эффективной политики по уничтожению Союза нельзя было и придумать… Мне не остается иного выбора, кроме как воевать за или против моей родины… Линкольн превратил нас в боевую единицу, которая будет сопротивляться, пока не изгонит врага или не погибнет». Джон Белл, бывший в 1860 году кандидатом в президенты от партии конституционных юнионистов, на которого ориентировались многие умеренные деятели Верхнего Юга, 23 апреля в Нашвилле объявил о своей поддержке «объединенного Юга» в «не вызванной необходимостью, агрессивной, жестокой, несправедливой войне, навязанной нам» мобилизацией ополчения по приказу Линкольна[585].

Такие объяснения перехода на сторону сепаратистов, безусловно, были искренними, однако в осуждении Линкольна усматривается и некий корыстный интерес. Утверждение о том, что причиной отделения штатов Верхнего Юга был именно призыв президента к мобилизации, обманчиво. Как только 12 апреля телеграф разнес вести об обстреле Самтера и его сдаче на следующий день, огромные толпы высыпали на улицы Ричмонда, Роли, Нашвилла и других городов Верхнего Юга, чтобы отпраздновать победу над янки. Толпы эти размахивали флагами Конфедерации и славили правое дело независимости Юга. Раздавались требования, чтобы и их штаты присоединились к уже отделившимся. Множество таких демонстраций прошли именно с 12 по 14 апреля, то есть прежде, чем Линкольн объявил мобилизацию. Многих «условных» юнионистов захватила волна южного национализма, а остальные были вынуждены молчать.

Известие о падении Самтера достигло Ричмонда к вечеру 13 апреля. Ликующая процессия прошествовала к зданию легислатуры штата, где артиллерийская батарея дала сто залпов салюта «в честь победы». Толпа спустила американский флаг с крыши здания и водрузила туда знамя Конфедерации. Все «совершенно обезумели от счастья; я никогда еще не был свидетелем подобного воодушевления, — писал очевидец событий. — Все поддерживают отделение». Жители Уилмингтона (Северная Каролина) отреагировали на известия из Самтера с «неистовым ликованием», покрыли стены общественных учреждений флагами Конфедерации и устроили салют. В Голдсборо (Северная Каролина) корреспондент лондонской Times наблюдал «возбужденную толпу с красными лицами и безумными глазами, оглушительно скандировавшую здравицы „Джеффу Дэвису“ и „Южной Конфедерации“, причем крики даже заглушали нестройное исполнение „Диксиленда“ другими толпами». Эти стихийные проявления не просто были защитной реакцией на агрессию северян — скорее их отличал характер праздника, радостного единения с южными собратьями, одержавшими победу над «черными республиканцами-янки»[586].

Виргинский конвент поспешил собраться для того, чтобы принять ордонанс о выходе штата, однако недостаточно быстро, чтобы опередить спонтанно собравшийся в другом зале Ричмонда «Добровольный конвент за права Юга». Страсти бушевали на улицах и в обоих залах заседаний. Толпы угрожали применить силу к делегатам-юнионистам, прибывшим из районов к западу от Аллеганских гор. 17 апреля бывший губернатор штата Генри Уайз воодушевил официальный конвент зажигательной речью. Он объявил, что виргинская милиция в этот самый момент захватывает федеральный арсенал в Харперс-Ферри и готовится к захвату казенного военно-морского судоремонтного завода в Госпорте близ Норфолка. В такой момент ни один истинный виргинец не имел права колебаться: конвент принял ордонанс о выходе из Союза 88 голосами против 55[587].

Хотя заявление Уайза было, скажем так, несколько преждевременным, он все же знал, о чем говорил: он сам планировал возглавить экспедицию в Харперс-Ферри. Ярый сецессионист, выглядевший из-за длинных светлых волос и морщинистого лица старше своих пятидесяти четырех лет, Уайз был губернатором штата во время рейда Джона Брауна на Харперс-Ферри. Возможно, именно эти события заставили Уайза задуматься о важности оружейного производства на этом заводе, одном из двух, находившихся в собственности правительства Соединенных Штатов (другой был в Спрингфилде, штат Массачусетс). Не посоветовавшись с действующим губернатором Виргинии Джоном Летчером, которого он подозревал в равнодушном отношении к сецессии, 16 апреля Уайз встретился с офицерами ополчения, чтобы направить их соединения к Харперс-Ферри и Норфолку. Летчер задним числом одобрил эти шаги. 18 апреля, всего через день после принятия ордонанса, несколько отрядов милиции приблизились к Харперс-Ферри, охраняемому лишь 47 солдатами американской регулярной армии. Солдаты подожгли цеха, чтобы предотвратить захват необходимых для производства оружия агрегатов, и бежали. Виргинцы ворвались внутрь и спасли большинство станков, впоследствии перевезенных ими в Ричмонд, где на них вскоре начали выпускать оружие для Конфедерации.

Завод в Госпорте — главная военно-морская база страны с крупнейшими кораблестроительными и судоремонтными цехами — стал еще более важным трофеем. Из 1200 орудий и десяти кораблей, находившихся там в апреле 1861 года, множество пушек и четыре военных судна были оснащены современным оборудованием и находились в рабочем состоянии, включая мощный сорокапушечный паровой фрегат «Мерримак». Большинство рабочих и морских офицеров на заводе были южанами, присоединившимися впоследствии к армии Конфедерации. Командующим над восемью сотнями матросов и морских пехотинцев, расквартированных при заводе, был коммодор Чарльз Макколи — любивший промочить горло 68-летний ветеран, ходивший по морям еще до рождения Авраама Линкольна и Джефферсона Дэвиса. Макколи, как выяснилось, оказался неподходящей фигурой, чтобы действенно сопротивляться нескольким тысячам виргинских ополченцев, собиравшимся прибрать к рукам этот завод. Как раз накануне прибытия на двух военных кораблях подкреплений из Вашингтона Макколи распорядился сжечь все постройки на территории завода, привести в негодность пушки и открыть кингстоны на судах. Эти предприятия не были доведены до конца: сухой док, артиллерийский склад и некоторые другие помещения поджечь не удалось; большинство пушек поддавались ремонту, а потому вскоре отправились в форты Конфедерации; остов же «Мерримака» остался неповрежденным, и впоследствии корабль удалось восстановить и превратить в знаменитый броненосец флота конфедератов под названием «Виргиния».

Все эти события произошли еще до официального выхода Виргинии из состава Союза, так как ордонанс о сецессии не имел силу закона до его ратификации на референдуме 23 мая. Но настроения граждан штата предопределили ход событий. Виргиния фактически стала членом Конфедерации уже 17 апреля. Через неделю губернатор Летчер и конвент заключили военный альянс с Конфедерацией, по которому войска южан могли войти в штат и поставить виргинские полки под контроль армии Конфедерации. 27 апреля конвент направил правительству Конфедерации официальное предложение перенести постоянную столицу государства в Ричмонд. 21 мая Конгресс южан, утомленный плохими бытовыми условиями в вечно переполненном народом Монтгомери, а также стремившийся закрепить лояльность Виргинии, принял это предложение.

Когда 23 мая виргинцы пришли на избирательные участки, им оставалось только одобрить свершившийся факт, что и было сделано 128884 голосами против 32 134.

Виргиния обеспечила Конфедерацию ценными ресурсами. Штат был самым густонаселенным на Юге, а промышленные мощности практически сопоставимыми с теми, которыми располагали все семь первых штатов Конфедерации вместе взятые. Железоделательный завод в Ричмонде был единственным предприятием на Юге, способным выпускать тяжелые артиллерийские орудия. Великое прошлое Виргинии в лице Вашингтона, Джефферсона и Мэдисона снискало ей блестящую репутацию, которая, как ожидалось, поможет привлечь и остальные штаты Верхнего Юга под знамена Конфедерации. И, как показали дальнейшие события, едва ли не самым значительным вкладом Виргинии в дело независимости Юга был Роберт Ли.

В 1861 году Ли было 54 года, он был сыном героя Войны за независимость, потомком одной из «первых семей Виргинии». Джентльмен до мозга костей, он не имел никаких видимых недостатков, за исключением чрезмерной сдержанности, да и то, если сокрытие чувств за постоянной маской собственного достоинства может считаться недостатком. Закончив в 1829 году Вест-Пойнт вторым в выпуске, Ли сделал карьеру в армии Соединенных Штатов. Выдающийся послужной список Ли во время американо-мексиканской войны, его опыт военного инженера и кавалерийского офицера, а также старшего инспектора Вест-Пойнта позволили 16 марта 1861 года произвести его в полковники. Главнокомандующий Уинфилд Скотт считал Ли лучшим офицером армии. В апреле Скотт посоветовал Линкольну предложить Ли командование вновь набранной армией Союза. Будучи земляком Ли, Скотт рассчитывал, что тот окажется лояльным армии, которой он посвятил всю свою жизнь. Ли был открытым противником рабства, которое в 1856 году называл «нравственным и политическим злом». До дня выхода Виргинии из Союза он также выступал и против сецессии. «Создатели нашей Конституции вложили в нее неизмеримые труд, мудрость и терпение, — писал он в январе 1861 года. — Вряд ли она задумывалась для того, чтобы любой член [Союза] мог нарушить ее по своей прихоти… таким образом, все разговоры о сецессии беспочвенны»[588].

Все изменилось после выбора, сделанного Виргинией. «Я должен выступить вместе со своим штатом или против него», — говорил Ли своему другу-северянину. Его выбор был предопределен родиной и кровными узами: «Я не могу поднять руку на свою родину, домашний очаг, детей». В тот же самый день, когда Ли узнал о выходе Виргинии (18 апреля), он получил и предложение принять командование силами Союза. Он ответил своему другу генералу Скотту, что с сожалением вынужден не только отклонить это предложение, но и выйти в отставку со службы. «Если бы не необходимость выступить в защиту своего родного штата, — писал Ли, — я бы никогда больше не доставал шпагу из ножен». Опечаленный Скотт ответил: «Вы совершили самую большую ошибку в своей жизни, и я боялся, что именно так вы и поступите». Пять дней спустя Ли принял командование вооруженными формированиями Виргинии, а через три недели после этого стал бригадным генералом армии Конфедерации. Большинство офицеров из штатов Верхнего Юга приняли такое же решение, причем одни без всяких колебаний, другие — одолеваемые дурными предчувствиями, которые сам Ли выразил в письме от 5 мая: «Я предвижу, что страна наша пройдет через тягчайшее испытание, которое, возможно, явится необходимым искуплением наших общих грехов»[589].

Однако немало офицеров-южан, подобно Скотту, остались верны государству, а не родному штату. Некоторые из них сыграли ключевые роли в победе единства над сепаратизмом: виргинец Джордж Томас, спасший союзную Камберлендскую армию в битве при Чикамоге и разбивший Теннессийскую армию конфедератов при Нашвилле; теннессиец Дэвид Фаррагут, захвативший Новый Орлеан и «наплевавший на мины» в битве в заливе Мобил; северокаролинец Джон Гиббон, ставший одним из лучших дивизионных командиров Потомакской армии, в то время как три его брата сражались на стороне южан. И наоборот, некоторые офицеры, родившиеся в северных штатах, но женившиеся на южанках, предпочли защищать родину своих жен и сделали карьеру на Юге: уроженец Нью-Джерси Сэмюэл Купер, женившийся на виргинке и ставший генерал-адъютантом армии Конфедерации; пенсильванец Джон Пембертон (жена которого также была уроженкой Виргинии), достигший поста командующего Миссисипской армией и сдавшийся вместе с ней под Виксбергом Гранту; родившийся в Пенсильвании Джошуа Горгас, взявший в жены дочь губернатора Алабамы и ставший начальником артиллерии южан, на каковом посту он проявлял чудеса импровизации и проводил политику индустриализации, чтобы не оставить армию Конфедерации без оружия и амуниции.

Пример Виргинии — и Роберта Ли — оказал мощное воздействие на остальные регионы Верхнего Юга. Следующим отделился Арканзас. Конвент этого штата закончил свою работу в марте, не придя к окончательному решению — делегаты решили собраться вновь в экстренном случае. Экстренным случаем стала объявленная Линкольном мобилизация, и конвент начал свою новую сессию 6 мая. Еще до того, как делегаты съехались в Литгл-Рок, губернатор штата, сторонник сецессии Генри Ректор фактически присоединил свой штат к Конфедерации, захватив федеральные арсеналы в Форт-Смите и Литтл-Роке и позволив конфедератам развернуть свою артиллерию на господствующей над Миссисипи высоте близ Хелины. Конвент начал свою работу в атмосфере эмоционального подъема; галереи были забиты зрителями, размахивавшими флагами Конфедерации. Спустя буквально несколько минут родился декрет о сецессии штата. Предложение вынести этот вопрос на референдум (сделанное юнионистами) было отвергнуто 55 голосами против 15 (большинство из этих 15 делегатов происходили с плато Озарк на северо-западе Арканзаса, где рабов практически не было). После отклонения этого предложения конвент принял ордонанс о сецессии 65 голосами против 5[590].

В течение мая от Союза отпали также Северная Каролина и Теннесси. Еще до созыва специальной сессии легислатуры губернатор Северной Каролины приказал милиции штата захватить три федеральных форта на побережье и арсенал в Фейетвилле. Легислатура собралась 1 мая и назначила на 13 мая выборы в конвент, который должен был, в свою очередь, собраться через неделю, 20 мая. В течение этих приготовлений все жители, даже те, кто проживал в ранее юнионистских горных районах, казалось, поддерживали сецессию. «Этот фурор, эта моральная эпидемия охватили штат словно буря, перед которой оказалось бессильным все население», — писал очевидец[591]. Предварительное голосование по процедурному вопросу показало, что умеренные находятся в меньшинстве, и 20 мая делегаты конвента единогласно проголосовали за отделение Северной Каролины. Между тем легислатура Теннесси вообще обошлась без конвента, приняв «декларацию независимости» и выставив ее на референдум, запланированный на 8 июня. Теннессийцы повторили маневр виргинцев, также заключив военный союз с Конфедерацией и разрешив войскам последней войти на территорию штата за несколько недель до проведения референдума, на котором 104 913 человек высказались за сецессию и 47 238 — против. Что любопытно, избиратели из гористых районов восточного Теннесси составили 70 % тех, кто голосовал против сецессии.

Хотя речи политиков и передовицы газет Верхнего Юга пестрели упоминаниями о правах, свободах, суверенитете штатов, чести, необходимости сопротивляться насилию и объединиться с южными собратьями, такая риторика не могла затушевать фундаментальную проблему рабства. Таблица показывает соотношение между рабовладельцами и сторонниками сецессии в конвентах Виргинии и Теннесси[592].

Народное голосование на референдумах, посвященных вопросу о сецессии, иллюстрировало все происходящее еще более наглядно. Избиратели из 35 округов Виргинии, где проживало лишь 2,5 % рабов, противостояли сецессии в соотношении 3 к 1, тогда как избиратели из прочих округов, где рабы составляли 36 % населения, поддерживали отделение в соотношении большем, чем 10 к 1. В 30 округах Теннесси, отвергнувших сецессию соотношением большим, чем 2 к 1, рабами было лишь 8 % населения, тогда как в остальном штате (с 30 %-ной долей невольников) соотношение голосовавших за и против сецессии было 7 к 1. Подобное, хотя и не такое вопиющее, соотношение существовало и в Арканзасе и в Северной Каролине, где умеренные делегаты владели практически вдвое меньшим числом рабов, чем «ура-сецессионисты»[593].

Nashuille Patriot в своем номере от 24 апреля 1861 года без всякой иронии писала о том, что «общность интересов, существующая во всех рабовладельческих штатах», является причиной того, что эти штаты должны объединиться для защиты «справедливости и свободы»[594]. Верхний Юг, как и Нижний, вступил в войну, чтобы защитить право белого человека владеть рабами и заполнять ими новые территории так, как он сочтет нужным, чтобы «черные республиканцы», угрожавшие лишить его этих свобод, не смогли его поработить.

В четырех пограничных штатах соотношение рабов и рабовладельцев не составляло и половины того, которое отмечалось в одиннадцати отделившихся штатах, однако триумф юнионизма здесь отнюдь не был предрешен, а исход борьбы — за исключением событий в Делавэре — очевиден. В Мэриленде, Кентукки и Миссури действовали довольно крупные и решительно настроенные группы сецессионистов. Любой, даже незначительный поворот в цепочке событий мог привести к тому, что эта фракция взяла бы верх в каком-то из штатов. В этом противоборстве многое было поставлено на карту: три из этих штатов могли добавить 45 % белого населения (и, как следствие, живой силы) Конфедерации, 80 % промышленного потенциала и почти 40 % поголовья лошадей и мулов. На протяжении без малого пятисот миль река Огайо течет по северной границе Кентукки, представляя собой заградительный барьер или превосходную дорогу для вторжения — в зависимости от того, какая из сторон установит над ней контроль и выстроит укрепления. Два из судоходных притоков Огайо, Камберленд и Теннесси, текут через Кентукки из глубины Теннесси и Алабамы. Неудивительно, если Линкольн действительно сказал, что для удержания преимущества на своей стороне он обязан овладеть Кентукки.

Установление контроля над Мэрилендом было и вовсе безотлагательным делом, так как Вашингтон с трех сторон окружен территорией этого штата (с четвертой стороны к нему примыкала территория Виргинии), и его верность Союзу могла предопределить судьбу столицы в самом начале войны. Как и Нижний Юг, Мэриленд на президентских выборах голосовал за Брекинриджа. В легислатуре большинство составляли демократы — сторонники прав Юга, и только упорный отказ губернатора Томаса Хикса (юниониста) созывать легислатуру предотвращал решительные действия этого органа. В округах южной части Мэриленда, где раскинулись плантации табака, и восточного побережья Чесапикского залива преобладали сторонники сецессии, а земледельческие округа севера и запада штата оставались верными Союзу. Однако лояльность Балтимора, где проживала треть населения штата, вызывала сомнения. Юнионизм мэра города был весьма условным, а начальник полиции открыто симпатизировал южанам. В течение нескольких напряженных дней после падения Самтера флаги Конфедерации появлялись на многих жилых домах и общественных учреждениях. Традиционная роль балтиморских уличных шаек создавала крайне нестабильную ситуацию. Достаточно было одной искры, чтобы все вспыхнуло, и такой искрой стали события, произошедшие в городе 19 апреля.

В этот день в Балтимор, держа курс на Вашингтон, вошел 6-й Массачусетский полк — первое полностью оснащенное соединение, набранное по призыву Линкольна. Через город не проходили железнодорожные пути, поэтому полк вынужден был сойти с поезда в восточном пригороде Балтимора и пересечь город, чтобы сесть в другой поезд на столицу. На пути следования солдат собралась толпа, становившаяся все более и более агрессивной. Мятежники, вооруженные кирпичами, булыжниками и револьверами, напали на отставшие подразделения полка. Несколько разозленных и испуганных солдат открыли огонь. Это буквально привело толпу в бешенство. К моменту, когда массачусетсцы пробили себе дорогу к станции и погрузились в эшелон, четыре солдата и двенадцать жителей Балтимора были мертвы, а несколько десятков — ранены. Это были первые из более чем 700 тысяч жертв четырехлетней войны.

Мэриленд был охвачен возбуждением. Вспышка насилия была почти неизбежна. Хуже всего, что солдаты, убившие жителей Балтимора, происходили из самого «черного» из всех штатов «черных республиканцев». Для предотвращения появления в Балтиморе других полков северян, мэр и начальник полиции, сломив сопротивление Хикса, отдали приказ о разрушении мостов на железнодорожных линиях, ведущих к Филадельфии и Гаррисбергу. Сецессионистам также удалось нарушить телеграфную связь Вашингтона, идущую через Мэриленд, и столица государства оказалась отрезанной от Севера. В течение нескольких дней единственным видом информации, циркулировавшей в Вашингтоне, были слухи, раздутые до чудовищных размеров. Согласно им, виргинские полки, объединившись с мэрилендскими сепаратистами, направлялись к столице. Вашингтон охватил страх оказаться в осаде — группы жителей и правительственных чиновников объединялись в добровольческие отряды. По приказу генерала Скотта эти отряды забаррикадировали мешками с песком общественные здания и готовились использовать внушительное здание казначейства как крепость для обороны до последнего патрона.

Мало-помалу до столицы стали доходить и вести о единодушном порыве Севера и формировании новых полков, полных решимости прорваться через Мэриленд любой ценой. Однако слухи о готовящейся атаке виргинцев казались более реалистическими, нежели надежда на спасение с Севера. Линкольн печально смотрел на север из окон Белого дома и шептал: «Почему же они не подходят?» 24 апреля он посетил офицеров и раненых солдат 6-го Массачусетского полка: «Я не верю, что северяне рядом, — мрачно сказал президент. — 7-й [Нью-Йоркский] полк — это миф. Мы больше не знаем о существовании Род-Айленда. Единственно реально существующие северяне — это вы»[595].

Однако уже на следующий день в Вашингтон на всех парах ворвался воинский эшелон, неся в своих вагонах знаменитый 7-й Нью-Йоркский полк, после чего новые поезда доставили полки новобранцев из северо-восточных штатов. Они прибыли кружным путем через Аннаполис под командованием Бенджамина Батлера, который тем самым добился одного из самых больших военных успехов в своей противоречивой карьере. Талантливый адвокат и проницательный политик, чей выпирающий живот, лысеющая голова, вислые усы и постоянно подмигивающий левый глаз были под стать его переменчивой личности, Батлер был демократом из Массачусетса, перешедшим на сторону республиканцев. Губернатор Эндрю не без опасений назначил его бригадным генералом ополченцев, мобилизованных по приказу Линкольна. 6-й Массачусетский полк был первым соединением в этой бригаде, отправившимся в Вашингтон. Когда Батлер, следуя с 8-м Массачусетским полком, узнал о мятеже в Балтиморе и о сожжении мостов, он принял решение высадить этот полк на берегу Чесапикского залива, после чего экспроприировал пароход и занял Аннаполис с моря. В составе 8-го Массачусетского полка оказались несколько железнодорожных рабочих и механиков. Обнаружив, что мятежники уничтожили пути и вывели из строя подвижной состав на участке от Аннаполиса до Вашингтона, Батлер стал искать добровольцев, которые бы смогли отремонтировать брошенный и ржавеющий локомотив, найденный им на станции. Выступивший из строя рядовой ответил, что паровоз этот был изготовлен в его мастерской, поэтому он берется исправить неполадки[596]. Войска Батлера и 7-й Нью-Йоркский полк восстановили путь, по которому в Вашингтон прибыли тысячи солдат с Севера, показав полезнейший для будущего пример строительства железных дорог для военных нужд.

Хотя ситуация в Балтиморе и оставалась напряженной, движение союзных войск по железным дорогам Мэриленда и введение 13 мая в городе военного положения приглушили выступления сторонников сецессии. Тем не менее губернатор Хикс уступил требованиям созвать заседание легислатуры. Линкольн собирался послать войска для ареста лидеров сепаратистов, однако передумал. К удивлению президента, громкие речи так и остались речами. Нижняя палата осудила войну, которую «федеральное правительство объявило конфедеративным штатам», и провозгласила «твердое намерение Мэриленда не участвовать, прямо или косвенно, в этой войне». В то же время легислатура отказалась рассматривать вопрос о сецессии или созывать конвент для решения этого вопроса. В сущности, члены легислатуры вняли совету губернатора Хикса «соблюдать нейтралитет в борьбе наших южных и северных братьев»[597].

«Нейтралитет» как способ избежать мучительного выбора был в первые недели после захвата Самтера весьма популярным лозунгом в пограничных штатах. Однако в условиях стратегического положения Мэриленда и нахождения на его территории (или проездом через нее) тысяч солдат армии северян нейтралитет вскоре превратился в несбыточную мечту. Также возобладала и традиционная лояльность жителей Мэриленда к Союзу. Экономическое благополучие Мэриленда зависело от железной дороги и водных путей, связывавших штат с Севером. Глава железной дороги «Балтимор — Огайо» Джон Гарретт был стойким юнионистом и предоставил ресурсы своей компании для перевозки войск и боеприпасов с запада. Кандидаты юнионистов завоевали все шесть мест на дополнительных выборах в Конгресс, прошедших 13 июня. К этому сроку штат также снарядил четыре союзных полка. Те жители штата, которые хотели сражаться на стороне Конфедерации, вынуждены были отправиться в Виргинию и сформировать мэрилендские полки на ее территории.

Официальные лица Союза, тем не менее, продолжали испытывать беспокойство по поводу подпольной сепаратистской деятельности в Балтиморе. Армейские офицеры продемонстрировали слишком сильное служебное рвение, арестовав несколько предполагаемых сторонников сецессии и заключив их в форт Макгенри. Один из арестованных оказался внуком Фрэнсиса Скотта Ки, написавшего текст государственного гимна «Усеянное звездами знамя» еще полвека назад, когда флот обстреливала английская артиллерия. Другим был Джон Мерримен, богатый землевладелец и лейтенант кавалерийского отряда сецессионистов, участвовавшего в сожжении мостов и повреждении телеграфной линии во время апрельских волнений. Адвокат Мерримена подал прошение в федеральный окружной суд Балтимора о выдаче приказа о habeas corpus. Старшим судьей данного суда был не кто иной, как Роджер Тони[598], который 26 мая выдал приказ, предписывающий командиру форта Макгенри доставить Мерримена в суд и представить обоснование его ареста. Командир форта отказался, сославшись на приостановку 27 апреля Линкольном действия habeas corpus в отношении Мэриленда.

Это противостояние стало первым в ряду нескольких нашумевших дел о нарушении гражданских свобод в ходе войны. Статья I, раздел IX Конституции гласит, что «действие привилегии приказа habeas corpus не должно приостанавливаться, если только того не потребует общественная безопасность в случаях восстания или вторжения».

В определении суда от 28 мая Тони отрицал право президента приостанавливать действие этой привилегии. Положение, узаконивающее приостановление такого права, отмечал он, появляется в той части Конституции, где говорится о полномочиях Конгресса, — следовательно, только Конгресс может осуществить такой шаг. Кроме того, продолжал Тони, Конституция не дозволяет арест гражданских лиц армейскими офицерами без санкции гражданского суда, равно как и не разрешает держать гражданское лицо в заключении в течение неопределенного времени, не выдвигая ему обвинение[599].

Республиканская пресса осудила определение Тони как очередной образчик софистики защитников рабства. Линкольн отказался подчиниться этому решению. Несколько сообразительных специалистов по конституционному праву поспешили заявить в печати о поддержке позиции Линкольна. По их мнению, ссылка на местонахождение положения о habeas corpus в Конституции не является доказательной; приостановление этого права было вызвано чрезвычайными полномочиями, использованными в результате мятежа; президент является единственным лицом, которое может быстро принять решение в чрезвычайной ситуации, особенно когда Конгресс еще не собрался на свою сессию. Важнейшей задачей, которую решала приостановка права на habeas corpus, сделали вывод эти ученые юристы, была возможность брать изменников под армейскую стражу в ситуации, когда гражданские и судебные власти симпатизируют южанам, как это было в Балтиморе[600].

В своем послании специальной сессии Конгресса 4 июля 1861 года Линкольн уделил особое внимание «делу Мерримена». Президент видел свой первостепенный долг в подавлении мятежа, чтобы законы Соединенных Штатов соблюдались и на Юге. Его решение стало грозным оружием против мятежников. «Могут ли не исполняться все законы, кроме одного [habeas corpus], — риторически спрашивал президент, — и должно ли государство рухнуть, лишь бы этот закон соблюдался?»[601] Трудно сказать, чьи доводы — Тони или Линкольна — были логичнее, но первый не командовал войсками и не мог подкрепить ими силу своих аргументов, а второй мог. Через семь недель Мерримен был освобожден из форта Макгенри и ему было предъявлено официальное обвинение в окружном суде Соединенных Штатов, но до процесса дело так и не дошло, поскольку правительство понимало, что коллегия присяжных Мэриленда никогда не признает его виновным.

Пока в судах ломались копья, военные арестовали начальника полиции Балтимора, четырех полицейских комиссаров и несколько видных горожан, обвинив их в участии в беспорядках 19 апреля и предполагаемой подрывной деятельности. Дальше — больше. После победы конфедератов в битве при Манассасе 21 июля сторонники сецессии в Мэриленде снова подняли голову. Специальное августовское заседание легислатуры штата с пафосом осудило «великую узурпацию, несправедливое, тираническое поведение президента Соединенных Штатов»[602]. К моменту следующего чрезвычайного заседания, назначенного на 17 сентября, администрацию серьезно встревожили сообщения о возможности одновременного вторжения в Мэриленд конфедератов, восстания в Балтиморе и принятия акта о сецессии легислатурой штата. Союзные войска вошли во Фредерик (где заседала легислатура) и арестовали 31 сецессиониста вместе с большим числом предполагаемых соучастников, включая мэра Балтимора Джорджа Брауна. Все они были отправлены в тюрьму по меньшей мере на два месяца — до ноябрьских выборов в новую легислатуру.

Не вызвало удивления, что эти выборы принесли убедительную победу юнионистской партии. После выборов узники, считавшиеся менее опасными, были выпущены на свободу при условии принесения клятвы верности Соединенным Штатам. Большинство прочих были выпущены в феврале 1862 года на тех же условиях. Наиболее упорные оставались под стражей, пока в декабре 1862 года правительство не освободило всех политзаключенных в Мэриленде. Хотя Линкольн и оправдывал их долгое заключение «вещественными и безошибочными доказательствами» их «действенного и не подлежащего сомнению участия в вооруженном мятеже», правительство так и не предало огласке эти самые доказательства и не возбудило процесс против кого-либо из заключенных. Некоторые из них (возможно, и мэр Браун) были виновны в несколько больших грехах, чем сочувствие южанам или недостаток юнионизма, но, так или иначе, они стали жертвами охоты на ведьм, которая всегда начинается во время войны, в особенности гражданской[603].

В тысяче миль к западу от Мэриленда разворачивались столь же драматические, но куда более кровавые события, ознаменовавшие борьбу за удержание в составе Союза Миссури. Колоритные персонажи придали этой борьбе, пожалуй, даже больший трагизм, чем требовала ситуация. На одном полюсе находился губернатор штата Клэйборн Фокс Джексон, демократ и сторонник рабства, а также бывший вожак «пограничных головорезов». На другом — конгрессмен Фрэнсис Блэр-младший, имевший значительные связи в Вашингтоне в лице брата, генерального почтмейстера в администрации Линкольна, и отца, бывшего советником президента. Блэр использовал свое влияние для назначения капитана Натаниэла Лайона командиром подразделения, охранявшего казенный арсенал в Сент-Луисе (крупнейший арсенал в рабовладельческих штатах), где хранились 60 тысяч ружей и другое снаряжение. Янки из Коннектикута, фрисойлер, армейский ветеран с двадцатилетним стажем — Лайон, чьи ярко-голубые глаза в сочетании с рыжей бородой и командным голосом с успехом компенсировали его невысокий рост, обладал незаурядными лидерскими качествами и умел воодушевлять подчиненных. Он проходил службу в Канзасе как раз тогда, когда Клэйборн Фокс Джексон возглавлял шайки наемников рабовладельцев из Миссури. В 1861 году Лев и Лиса вновь встретились на поле брани во время конфликта, превзошедшего масштабы басни Эзопа.

В своей инаугурационной речи при вступлении в должность губернатора 5 января 1861 года Джексон обратился к миссурийцам: «Общее происхождение, стремления, вкусы, манеры и обычаи… связывают воедино братство южных штатов… [Миссури должен] своевременно заявить о своей решимости идти бок о бок с братскими рабовладельческими штатами»[604]. Вице-губернатор, спикер палаты представителей штата и большинство доминировавших в легислатуре членов Демократической партии стояли на тех же позициях, поэтому они были весьма разочарованы тем, что члены конвента, избранного для официального объявления о сецессии, разделяли юнионистские взгляды. Однако после захвата Самтера Джексон предпринял решительные шаги для присоединения Миссури к Конфедерации. Он установил контроль над полицией Сент-Луиса и мобилизовал милицию штата, состоявшую в основном из сторонников южан, которая вскоре захватила небольшой государственный арсенал в Либерти близ Канзас-Сити. 17 апреля, в тот же день, когда губернатор с презрением отверг призыв Линкольна о мобилизации, он послал письмо Джефферсону Дэвису с просьбой предоставить артиллерию для захвата сент-луисского арсенала. 8 мая несколько больших ящиков, на которых было написано «мрамор», но которые в действительности заключали в себе четыре орудия и боеприпасы, прибыли из Батон-Ружа — из федерального арсенала, захваченного и в этом городе. Орудия эти вскоре появились в роще на окраине Сент-Луиса, в так называемом «Лагере Джексон», где проходили обучение ополченцы-южане.

Блэр и Лайон симметрично отвечали на каждый шаг Джексона. Лайон набрал для федеральных войск несколько полков, укомплектованных немецкими иммигрантами — оплотом юнионизма в Сент-Луисе. Чтобы свести к минимуму опасность захвата излишков оружия в арсенале Лайон и Блэр договорились о тайной переправе 21 тысячи ружей через реку на территорию Иллинойса. Этот план открылся, и вечером 25 апреля у причала собралась возбужденная толпа. Лайон обманул ее, отправив несколько ящиков со старыми кремневыми мушкетами на грузовом пароходе в Иллинойс, где их будто бы ожидал капитан тамошней милиции. Толпа захватила эти ящики и с триумфом вернула их обратно в арсенал. Ночью же 21 тысяча современных ружей отправилась через Миссисипи на другом пароходе.

Лайона не устраивали рекомендуемые «условными» юнионистами сугубо оборонительные действия и попытки остудить страсти. Он задумал захватить 700 ополченцев вместе с их артиллерией в «Лагере Джексон». 9 мая он лично отправился на разведку, проехав через лагерь в коляске, одетый в платье и шаль тещи Фрэнка Блэра. На следующий день он окружил «Лагерь Джексон» четырьмя «немецкими» полками и двумя ротами регулярной армии. Ополченцы сдались без единого выстрела — стрельба началась позже. Когда Лайон конвоировал пленных по улицам города, вдоль дороги собралась неорганизованная толпа, вскоре выросшая до угрожающих размеров. С криками «К черту немцев!» и «Да здравствует Джефф Дэвис!» толпа начала забрасывать немецких солдат обломками кирпичей и камнями. Когда кто-то попал в офицера, солдаты начали отстреливаться.

Прежде чем их смогли остановить, двадцать восемь горожан и два солдата были убиты или оказались при смерти и гораздо большее число — ранены. Этой же ночью толпы высыпали на улицы и убили нескольких одиноких немцев. На следующий день другое столкновение унесло жизни двух солдат и четырех горожан.

Сент-Луис охватила паника, в то время как в столице штата Джефферсон-Сити воцарилась ярость. Легислатура немедленно приняла законопроекты Джексона и поставила штат на грань войны. События в Сент-Луисе побудили многих «условных» юнионистов перейти на сторону сецессионистов. Наиболее видным «перебежчиком» был Стерлинг Прайс, генерал мексиканской войны и бывший губернатор штата, которого Джексон назначил командующим сочувствующим южанам ополчением. Казалось, что в Миссури разгорается гражданская война внутри самого штата. Умеренные круги предприняли последнюю попытку избежать кровопролития, созвав 11 июня конференцию, на которой одну сторону представляли Джексон и Прайс, а другую — Блэр с Лайоном (теперь уже бригадным генералом). Джексон и Прайс предложили распустить свои соединения и запретить конфедератам входить на территорию Миссури, если Блэр и Лайон, в свою очередь, поступят так же по отношению к союзным полкам. После четырехчасовых споров по этому вопросу рассерженный Лайон поднялся и заявил: «Вместо того чтобы уступить штату Миссури право хотя бы секунду диктовать моему правительству свои условия… я бы предпочел видеть вас… всех и каждого, ваших жен и детей мертвыми и преданными земле. Это означает войну»[605].

Слова Лайона не разошлись с делом. Через четыре дня после этой конференции он занял Джефферсон-Сити. Ополчение Прайса и легислатура покинули город, не оказав сопротивления, и отправились на пятьдесят миль вверх по течению Миссури в Бунвилл. Лайон неутомимо преследовал их и 17 июня выбил из этого города после короткой перестрелки, в результате которой было несколько жертв. Разбитый отряд Прайса к началу июля отступил на юго-запад штата, причем юнионисты следовали за ним по пятам. Лайон стал первым военным героем северян. Практически не получая поддержки извне, он укомплектовал, оснастил и обучил целую армию, победил в первом важном боевом столкновении войны и установил контроль над большей частью штата Миссури.

Однако тем самым он разворошил осиное гнездо. Хотя партизанские отряды в любом случае вторглись бы на территорию Миссури, четкое размежевание штата на два лагеря, вызванное действиями Лайона и Блэра, способствовало превращению крупных территорий в ничейные земли, на которых совершались набеги, поджоги, внезапные нападения и, конечно же, убийства. Вожаки партизан-конфедератов Уильям Куонтрилл, «Кровавый Билл» Андерсон и Джордж Тодд приобрели известность бандитов с большой дороги. Их последователи Джесси и Фрэнк Джеймсы, Коул и Джим Янгеры снискали после войны даже большую славу. Карательные отряды северян-джейхокеров, особенно канзасцев, возглавляемые Джеймсом Лэйном, Чарльзом Дженнисоном и Джеймсом Монтгомери, отвечали мятежникам аналогичными неджентльменскими приемами. Миссури больше, чем любой другой штат, пострадал от ужасов междоусобной войны и взаимной ненависти, укоренившейся еще на десятки лет после Аппоматтокса[606].

Несмотря на все стычки, политический контроль северян над большей частью территории штата сохранился, причем сложилась уникальная ситуация. Губернатор и большинство членов легислатуры бежали. Единственным органом просоюзной власти с некоторой видимостью суверенитета оставался конвент штата, прекративший свою работу еще в марте после отклонения решения о сецессии. Поэтому 22 июля достаточное для кворума число членов конвента собралось вновь, назвало себя временным правительством Миссури, объявило все государственные должности вакантными, а легислатуру — несуществующей и избрало нового губернатора и прочих должностных лиц. Прозванный «Долгий конвент» (по аналогии с «Долгим парламентом» времен гражданской войны в Англии), этот орган управлял Миссури вплоть до января 1865 года, когда ему на смену пришло правительство, избранное в рамках новой конституции свободного штата.

Тем временем Клэйборн Джексон созвал легислатуру из сторонников южан в городе Неошо около границы с Арканзасом. Кворума не было, но это не помешало 3 ноября 1861 года принять декрет о сецессии. 28 ноября Конгресс в Ричмонде принял Миссури в состав Конфедерации двенадцатым штатом. Хотя Миссури послал сенаторов и представителей в Ричмонд, вскоре после объявления о сецессии правительство конфедератов было вынуждено покинуть территорию штата и вплоть до окончания войны действовало как правительство в изгнании.

Почти три четверти белых жителей Миссури и две трети Мэриленда из числа принимавших участие в войне сражались на стороне Союза. В Кентукки разделение было более ровным — по меньшей мере две пятых белых солдат этого штата носили серую форму. В Кентукки родились как Авраам Линкольн, так и Джефферсон Дэвис. Штат являлся наследником идеологии национализма, провозглашенной Генри Клэем, и был тесно связан с Югом родственными и культурными узами, гранича с тремя рабовладельческими и тремя свободными штатами. Именно из-за географического положения и менталитета жители Кентукки столь неохотно выбирали, чью сторону принять. Через месяц после призыва Линкольна к мобилизации легислатура штата постановила, что «штат и его жители не собираются принимать участие в Гражданской войне [и будут] придерживаться строгого нейтралитета»[607].

Кентуккийцы гордились своей исторической ролью посредников между Югом и Севером. Генри Клэй трижды предлагал свои знаменитые компромиссы: в 1820, 1833 и 1850 годах. В 1861 году наследник Клэя Джон Криттенден попытался предложить четвертый компромисс. Еще в мае 1861 года кентуккийские юнионисты верили, что компромисс Криттендена является наилучшим шансом на спасение Союза. Губернатор Берайя Магоффин обратился к своим коллегам из трех штатов Среднего Запада на северной границе Кентукки с предложением созвать конференцию, призванную выработать механизмы посредничества между воюющими сторонами. Он также послал своих представителей в Теннесси и Миссури с тем же предложением. По мнению Магоффина, если бы шесть этих штатов выступили единым фронтом, это могло бы побудить Север и Юг к мирным переговорам. Однако республиканские губернаторы, занятые подготовкой своих штатов к войне, не хотели иметь ничего общего с этой идеей, а Теннесси вскоре официально присоединился к Конфедерации. На конференцию пограничных штатов, состоявшуюся 8 июня в Франкфорте, собрались лишь представители Кентукки и Миссури. Приняв никем не замеченные резолюции, конференция прекратила работу.

Теоретически нейтралитет мало чем отличался от сецессии. «Нейтралитет!! — воскликнул один кентуккийский юнионист в мае 1861 года. — Но, господин президент, это не что иное, как объявление о суверенитете штата, это именно тот принцип, на основании которого Союз покинули Южная Каролина и прочие штаты!» На словах Линкольн согласился с этим, но на деле он, как и другие юнионисты-прагматики, понимал, что нейтралитет — это лучшее, на что правительство могло рассчитывать в данное время. Альтернативой было только фактическое отделение. В течение нескольких недель после сдачи форта Самтер демократы — сторонники Брекинриджа бомбардировали штат риторикой, касавшейся прав Юга, солидарности с братскими штатами и тому подобных материй. Тысячи жителей Кентукки отправились на Юг, чтобы присоединиться к армии Конфедерации. Хотя губернатор Магоффин формально и ответил отказом на призыв к мобилизации со стороны Джефферсона Дэвиса (как и на призыв Линкольна), в душе он поддерживал южан и тайно позволил их вербовщикам действовать на территории Кентукки. Даже некоторые кентуккийские юнионисты заявляли, что, если солдаты-северяне устроят насилие на Юге, «Кентукки немедленно достанет меч из ножен во имя того, что станет для нас общим делом». Обеспокоенный судьбой хрупкого равновесия в своем родном штате, 26 апреля Линкольн заверил юниониста из Кентукки Гарретта Дэвиса, что, хотя «он обладает неоспоримым правом вводить войска Соединенных Штатов на территорию любого штата», у него в настоящий момент нет намерения поступить так в отношении Кентукки. Если этот штат «не будет демонстрировать силу в отношении Соединенных Штатов, президент не будет вмешиваться в его дела»[608].

Линкольн сдержал свое обещание, разрешив даже интенсивную торговлю с Конфедерацией через территорию Кентукки. Лошади, мулы, продовольствие, кожи, соль и другие военные припасы, включая даже обмундирование, поступали в Теннесси через Кентукки. Многие янки осуждали такую торговлю (в то время как другие подсчитывали свои барыши). Губернаторы штатов Северо-Запада при поддержке армии вскоре стали задерживать большинство грузов, отправив в патрулирование вооруженные пароходы и расставив артиллерийские батареи вдоль реки Огайо. Однако луисвиллская и нашвиллская железные дороги продолжали везти провиант из Кентукки на склады Теннесси. Даже когда Линкольн объявил блокаду побережья Конфедерации, он не осмелился объявить сухопутную блокаду Кентукки, ибо это могло нарушить «нейтралитет» штата. Линкольн не выпускал указ, запрещавший всякую торговлю с Конфедерацией, до 16 августа, когда выборы в легислатуру штата подтвердили контроль юнионистов над Кентукки. Этот указ не смог полностью прекратить торговлю, но, по крайней мере, сделал ее нелегальной и загнал в подполье[609].

Терпение Линкольна по отношению к Кентукки воздалось ему сторицей. Юнионисты там стали выступать более открыто, а выжидавшие развития событий склонились на сторону Союза. Возникли «отряды самообороны», состоявшие из юнионистов, которые могли противостоять сочувствующей рабовладельцам милиции штата, собранной губернатором Магоффином. Агенты Союза тайно переправили 5000 ружей из Цинциннати через реку, чтобы вооружить эти отряды. Уроженец Кентукки Роберт Андерсон, герой форта Самтер, открыл вербовочные лагеря для добровольцев из Кентукки на правом берегу Огайо в ответ на появление таких же лагерей на границе Теннесси. На дополнительных выборах 20 июня юнионисты набрали более 70 % голосов и получили пять из шести мест Кентукки в Конгрессе[610]. Это голосование не в полной мере отражает мнение прорабовладельчески настроенных избирателей, многие из которых отказались принять участие в выборах, проводимых под эгидой отвергнутого ими правительства. Как бы то ни было, 5 августа прошли очередные выборы в легислатуру штата, принесшие юнионистам еще более решительную победу: в палате представителей штата юнионисты получили большинство из 76 делегатов против 24, в сенате — из 27 против 11.

Эти выборы ознаменовали собой начало конца нейтралитета Кентукки. Военные приготовления вдоль границ штата вскоре вынудили новую легислатуру провозгласить лояльность Союзу. Несколько полков северян были расквартированы в Кейро (Иллинойс), стоящем у места слияния Огайо и Миссисипи. Равные по численности войска Конфедерации заняли северо-западную часть Теннесси и стояли менее чем в пятидесяти милях от северян. Ключом к контролю над Миссисипи был высокий утес близ железнодорожной станции Колумбус (Кентукки). Оба командующих противоборствующими силами поглядывали на Колумбус, и каждый из них опасался (и справедливо), что его оппонент намерен захватить и укрепить эту высоту.

Конфедератами командовал рослый, с военной выправкой, закончивший Вест-Пойнт в числе лучших кадетов отпрыск прославленной южной фамилии Леонидас Полк. В 1827 году он вышел в отставку, принял духовный сан и через какое-то время стал епископом англиканской церкви. Когда грянул 1861 год, он сменил церковную одежду на мундир генерал-майора. Будучи офицером с превосходной репутацией, Полк, тем не менее, не оправдал возлагавшихся на него ожиданий и погиб в одном из сражений. Северяне же находились под началом сутулого, с абсолютно мирной внешностью, неродовитого Улисса Гранта, закончившего к тому же Вест-Пойнт одним из последних в своем выпуске. В 1854 году он с позором был изгнан из армии за пьянство, после чего не преуспел и в гражданских делах. В 1861 году он предложил свои услуги союзной армии. «Я чувствую себя в силах принять командование полком», — скромно сообщил Грант в своем письме от 24 мая 1861 года на имя генерал-адъютанта армии Союза, на которое не получил ответа[611]. Чин полковника и последующее производство в бригадные генералы Грант получил усилиями конгрессмена от своего избирательного округа и губернатора Иллинойса, которые буквально «скребли по сусекам», пытаясь найти офицеров для организации беспорядочной массы иллинойских добровольцев. Поначалу не имевший никакой репутации и перспектив, Грант получит чин генерал-лейтенанта, станет командующим всей армией Союза, а затем и президентом Соединенных Штатов.

Первым шаг по захвату Колумбуса сделал Полк. 3 сентября его войска вторглись на территорию Кентукки и оккупировали город. Грант ответил оккупацией Падьюки и Смитленда в устьях стратегически важных рек Теннесси и Камберленд. В Кентукки вторглись обе стороны, однако, сделав это первыми, конфедераты получили клеймо «агрессоров». Юнионизм легислатуры штата перестал быть индифферентным и превратился в воинственный. 18 сентября над зданием легислатуры взвился флаг Союза, а ее члены соотношением 3 к 1 приняли постановление, что штат Кентукки был «захвачен силами так называемых Конфедеративных Штатов… и захватчики должны быть изгнаны»[612]. Губернатор Магоффин и сенатор Брекинридж подали в отставку и связали свою судьбу с Конфедерацией. За ними последовали и некоторые другие кентуккийцы. 18 ноября конвент, состоявший из двухсот делегатов, принял ордонанс о сецессии и сформировал временное правительство, которое признал Конгресс в Ричмонде, 10 декабря принявший Кентукки в состав Конфедерации тринадцатым штатом. К концу года 35-тысячная армия конфедератов заняла юго-западную часть Кентукки, где им противостояли 50 тысяч федералов, контролировавших остальную часть штата.

Война наконец пришла в Кентукки. В этом штате она, более чем в каком-либо другом, могла по праву называться братоубийственной. Четыре внука Генри Клэя сражались на стороне Конфедерации, три других — на стороне Союза. Один из сыновей сенатора Джона Криттендена стал генералом армии северян, а его брат имел то же звание в южной армии. Даже у жены президента Соединенных Штатов, родившейся в Кентукки, на стороне Конфедерации воевали четыре брата и три зятя; один из них в чине капитана погиб при Батон-Руж, а другой, генерал, был убит при Чикамоге. Кентуккийские полки сражались друг против друга в нескольких битвах, а в сражении при Атланте кентуккиец Брекинридж, воевавший на стороне янки, взял в плен своего брата-сепаратиста.

Приверженность юнионизму четвертого пограничного штата, крошечного Делавэра, даже не обсуждалась. По всем показателям Делавэр мог считаться свободным штатом: рабами были меньше 2 % его населения, а свыше 90 % чернокожих жителей штата были свободными. В январе 1861 года легислатура Делавэра выразила «безусловное неодобрение» сецессии, и этот вопрос больше никогда не поднимался. Немногочисленные рабовладельцы и симпатизировавшие Конфедерации граждане проживали в основном в южных округах штата, граничащих с восточным побережьем Мэриленда[613].

В каждом из четырех отделившихся штатов Верхнего Юга были крупные регионы, где приверженность рабству и Конфедерации не была столь сильной: западная часть Виргинии, запад Северной Каролины, восток Теннесси и северные округа Арканзаса. Экономика и общественный уклад двух таких гористых районов настолько сильно отличался от быта остальных, что во время войны в них развернулось настоящее движение за отделение от штата. Западной Виргинии удалось отпасть от Конфедерации и вернуться в лоно Союза, подобная же попытка в Теннесси провалилась, что породило горькое разочарование, ощущавшееся еще долгое время после войны.

К 1860 году в тридцати пяти округах Виргинии к западу от долины реки Шенандоа и к северу от реки Канова проживала четверть белого населения штата. В этих узких долинах и на крутых горных склонах рабы и рабовладельцы были редкостью. Культура и экономика региона были ориентированы скорее на близлежащие Огайо и Пенсильванию, чем на более отдаленные виргинские равнины. Крупнейший город, Уилинг, был расположен лишь в 60 милях от Питтсбурга и в 330 — от Ричмонда. В течение долгих лет простолюдины-горцы, слабо представленные в легислатуре, где господствовали рабовладельцы, копили обиды на «прибрежных аристократов», управлявших штатом. Налог на рабов взимался с суммы, составлявшей менее трети их рыночной стоимости, тогда как прочие товары облагались налогом с полной стоимости. Львиная доля «внутренних усовершенствований» штата приходилась на восточные округа, тогда как просьбы северо-запада о новых дорогах (обычных и железных) оставались гласом вопиющего в пустыне. Как писала газета из Кларксберга зимой 1860–1861 года (в разгар сецессии), «Западная Виргиния пострадала от своих восточных братьев больше… чем „хлопковые штаты“ вместе взятые пострадали от Севера»[614].

События 1861 года обострили давно вынашиваемое западными округами стремление выделиться в самостоятельный штат. Только пятеро из 31 делегата, представлявшего запад Виргинии, голосовали за ордонанс о сецессии 17 апреля. Избиратели этого региона отвергли отделение от Союза в соотношении 3 к 1. Массовые митинги юнионистов в конечном итоге вылились в созыв конвента в Уилинге 11 июня. Главным на этом конвенте был вопрос, предпринимать ли немедленные шаги к образованию независимого штата Западная Виргиния или подождать развития событий. Главным препятствием для сторонников решительных действий была статья IV, раздел 3 Конституции Соединенных Штатов, где для образования нового штата на территории уже существующего требовалось согласие законодательного собрания. Конфедеративная легислатура Виргинии, разумеется, никогда бы не согласилась на такое образование, поэтому конвент в Уилинге сформировал свое собственное «восстановленное правительство» в Виргинии. Назвав легислатуру конфедератов в Ричмонде незаконной, конвент объявил все государственные должности вакантными и 20 июня назначил новых официальных лиц во главе с губернатором Фрэнсисом Пьерпойнтом. Линкольн признал администрацию Пьерпойнта как правительство Виргинии де-юре. «Охвостье» легислатуры штата, теоретически представлявшее всю Виргинию, но на практике лишь ее северо-западные округа, избрало двух сенаторов в Сенат США, которые заняли свои места 13 июля 1861 года. Также три конгрессмена с запада Виргинии вошли в состав Палаты представителей.

Второе заседание конвента в Уилинге в августе 1861 года ознаменовали долгие дебаты между сепаратистами и консерваторами. Последние никак не могли смириться с тем, что легислатура, представлявшая, по сути, лишь одну пятую всех округов Виргинии, может действовать от лица всего штата. Однако в конце концов 20 августа конвент принял «ордонанс об отделении», который подлежал ратификации на референдуме, назначенном на 24 октября 1861 года, на котором избирателям предлагалось также избрать делегатов на конституционный конвент по образованию нового штата Канова. Все эти события происходили на фоне военных операций, в ходе которых войска Союза вторглись в западную Виргинию и нанесли поражение меньшей по численности армии Конфедерации. Случившееся стало решающим фактором победы сторонников образования нового штата: без присутствия победоносных войск северян новый штат Западная Виргиния появиться не мог.

Войска Союза двинулись в Западную Виргинию как по стратегическим, так и по политическим мотивам. Через этот регион и вдоль его границ на протяжении двухсот миль проходила железная дорога Балтимор — Огайо и текла река Огайо. Эта железная дорога была самым коротким путем, связывавшим Вашингтон и Средний Запад, поэтому она могла сыграть важную роль в материальном обеспечении войск. В мае 1861 года конфедераты уже перерезали железную дорогу в Харперс-Ферри, а милиция мятежников на северо-западе Виргинии заняла линию в Графтоне и сожгла мосты к западу от этого города. Юнионисты из Западной Виргинии обратились в Вашингтон за военной помощью, но генерал Скотт, бросивший все силы на оборону столицы, мало что мог сделать. На выручку соседям пришел губернатор Огайо Уильям Деннисон. Подобно большинству штатов Союза, в Огайо было сформировано больше полков, чем требовала прокламация Линкольна от 15 апреля. К тому же Деннисону повезло заручиться поддержкой Джорджа Макклеллана, Уильяма Роузкранса и Джейкоба Кокса — все они стали впоследствии видными командирами северян. Макклеллан и Роузкранс были среди лучших выпускников Вест-Пойнта, преуспевшими к тому же после успешной армейской карьеры в бизнесе и инженерном деле. Кокс был выпускником Оберлин-колледжа, блестящим адвокатом, основателем Республиканской партии в Огайо и бригадным генералом ополчения штата. Эти три человека сформировали полки по приказу губернатора Деннисона и его столь же энергичного коллеги, губернатора Индианы Оливера Мортона. Приняв командование над этими соединениями, Макклеллан 26 мая послал их авангард через реку Огайо для соединения с двумя полками виргинских юнионистов.

Их первоначальной целью был захват железнодорожного узла в Графтоне, в шестидесяти милях от Уилинга. Полковник, командовавший конфедератами в Графтоне, отвел свой уступавший северянам в численности отряд в Филиппы, лежавшие в пятнадцати милях к югу. 3000 федеральных бойцов, отслуживших всего чуть больше месяца, прошли форсированным маршем под дождем по разбитой дороге в темпе, который сделал бы честь и бывалым солдатам. Хотя задуманное взятие противника, насчитывавшего 1500 солдат, в клещи у Филипп 3 июня потерпело неудачу, мятежники бежали двадцать миль на юг (к Беверли) с такой прытью, что северная пресса саркастически назвала это событие «Скачками в Филиппах».

21 июня Макклеллан прибыл в Графтон, чтобы лично принять руководство кампанией. 34 лет от роду, обаятельный, с хорошими манерами, большими способностями и еще большим самомнением, Макклеллан вел себя во время западновиргинской кампании в наполеоновской манере, что, впрочем, выражалось в написании приказов и прокламаций, а отнюдь не в управлении войсками во время сражений. «Солдаты! — обращался он к своим войскам в Графтоне. — Мне говорили, что здесь опасно. Я прибыл сюда, чтобы поддержать вас и разделить опасность с вами. Но сейчас я боюсь только одного — что вы не найдете здесь врага, достойного ваших клинков»[615].

Роберт Ли также надеялся, что солдаты Макклеллана встретят достойного противника. Но в распоряжении Ли, действовавшего в Ричмонде в качестве командующего вооруженными силами Виргинии, было немного людей и еще меньше оружия, чтобы пожертвовать частью их ради далекой Западной Виргинии. Ему, однако, удалось собрать несколько тысяч новобранцев и послать их в Беверли под командованием Роберта Гарнетта. С 4500 солдатами, «при самых ужасных условиях в отношении оружия, одежды, укомплектования и дисциплины», Гарнетт укрепил стратегические пункты, через которые проходили главные пути из долины Шенандоа в Уилинг и Паркерсберг[616].

К концу июня в распоряжении Макклеллана, находившегося в той части Виргинии, которая лежала к западу от Аллеганских гор, было 20 тысяч человек, пять или шесть тысяч из которых охраняли железную дорогу Балтимор — Огайо, движение по которой до Вашингтона было вновь открыто. Макклеллан послал еще 2500 солдат под началом Джейкоба Кокса по течению Кановы к Чарлстону. С оставшимися 12 тысячами Макклеллан намеревался окружить и заманить в ловушку небольшую армию Гарнетта. Оставив четыре тысячи человек выполнять отвлекающий маневр около Лорел-Маунтин, Макклеллан отправился с тремя бригадами совершать нападение на Рич-Маунтин в восьми милях к югу. Вместо того чтобы взять окопы конфедератов приступом, Макклеллан согласился с планом Роузкранса произвести фланговую атаку силами его бригады, в то время как сам Макклеллан с двумя другими бригадами должен был развить успех Роузкранса. Проведенные местным юнионистом по узкой горной тропе огайские и индианские полки Роузкранса 11 июля смяли фланг мятежников, убив, ранив или захватив в плен 170 из 1300 конфедератов, потеряв при этом 60 человек. Введенный в заблуждение звуками, доносившимися сквозь рощу, Макклеллан испугался, что маневр Роузкранса не удался, и не решился начать свою атаку, позволив тем самым большинству мятежников отступить. Джейкоб Кокс, описывая позже эту кампанию, заметил, что в Западной Виргинии Макклеллан «выказал те же самые качества, которые стали хорошо известны позже. Среди них была и переоценка врага, и неверная интерпретация картины и звуков сражения, и нерешительность при вводе в бой основных своих сил, в то время как его подчиненные уже вступили в сражение»[617].

Несмотря на робость Макклеллана, атака Роузкранса привела к беспорядочному отступлению южан. Впоследствии пятьсот из них удалось захватить в плен, а основные силы Гарнетта, обнаружив северян у себя в тылу близ Лорел-Маунтин, бежали по бездорожью в северном и восточном направлении. Соединения Союза преследовали их и 13 июля напали на арьергард Гарнетта у Коррикс-Форд, причем сам Гарнетт погиб, став, таким образом, первым генералом, павшим на поле боя Гражданской войны. Хотя большинство мятежников спаслись, в результате этой кампании северо-запад Виргинии был очищен от организованных сил южан. Северная пресса преподнесла это как грандиозный успех. Макклеллан не постеснялся приписать победу себе. 16 июля он выпустил новую прокламацию, подхваченную прессой, уже называвшей его «молодым Наполеоном»: «Солдаты Западной Армии!.. Вы уничтожили две армии врага… Вы захватили пять орудий, двенадцать знамен, пятнадцать сотен боекомплектов и тысячу пленных… Солдаты! Я уверен в вас и полагаю, что вы теперь также уверены во мне»[618].

Победы Макклеллана позволили конвенту в Уилинге вновь собраться в августе и принять ордонанс об образовании независимого штата. Однако еще до референдума 24 октября конфедераты предприняли решительные действия по отвоеванию Западной Виргинии. К августу им удалось сосредоточить 20-тысячную группировку в регионе к западу от Аллеганских гор, впервые за всю войну превзойдя армию Союза в численности. Впрочем, большинство солдат были необученными, многие из них были вооружены ненадежными и устаревшими гладкоствольными ружьями либо даже дробовиками. Добрая треть из них болела — в основном корью и свинкой, поразившими молодых фермеров, которые никогда прежде не сталкивались с этими детскими заболеваниями. Больные и здоровые, 5000 конфедератов числились в двух независимых соединениях, возглавляемых Джоном Флойдом и Генри Уайзом, бывшими губернаторами Виргинии и рьяными сецессионистами, сейчас жаждавшими и воинской славы. В июле огайцы Джейкоба Кокса на пару с бригадой Уайза маневрировали, двигаясь вдоль течения реки Канова к городку Уайт-Салфер-Спрингс, расположенному в сотне миль к востоку от Чарлстона. Флойд со своей бригадой присоединился к Уайзу, но оба политика от всей души ненавидели друг друга, поэтому проводили больше времени в склоках, нежели в разработке плана атаки на Кокса[619].

Тем временем правительство в Ричмонде поручило Роберту Ли принять командование силами Конфедерации в Западной Виргинии. Ли лично прибыл в Хантерсвилл, где 10 тысяч его промокших, больных и оголодавших солдат противостояли трем тысячам северян, окопавшимся на высоте Чит-Маунтин в нескольких милях к югу от перевала Рич-Маунтин, где в июле Роузкранс атаковал позиции мятежников. Южане возлагали на Ли большие надежды, однако на этот раз он их разочаровал. Его сложный план, включавший схождение пяти отдельных колонн в одной точке перед позициями северян, был не исполним из-за труднопроходимой местности, неопытности офицеров, усталости и болезней солдат и, конечно же, из-за погоды. Большую часть времени из 45 суток, проведенных Ли на позициях южан перед тем, как 10 сентября он решился на отход, лил дождь. Грязь заставила южан не отходить, а, скорее, отползать. После нескольких стычек, стоивших каждой из сторон менее сотни убитых и раненых, вероятность захватить противника врасплох стала ничтожной, поэтому Ли отменил наступление, назначенное на 15 сентября. Федеральные войска сохранили контроль над перевалами через Аллеганы. Перебои со снабжением заставили южан прекратить все операции в этом районе. Солдаты со свойственным им юмором передавали небылицы об издохших от истощения мулах, тянувших повозки по размытым дорогам Миссисипи и тонувших в трясине, которая доходила им до ушей. В это время Ли начал отпускать бороду, которая быстро сделалась седой.

Ли отвел большую часть своих войск на Юг, чтобы усилить бригады Флойда и Уайза, чье наступление было остановлено Роузкрансом у Карнифекс-Ферри 10 сентября. Джефферсон Дэвис в конце концов разрешил противоречия между двумя генералами-политиканами, отозвав Уайза в Ричмонд. Когда Ли прибыл в район Кановы, его войска численно превосходили федералов, но все тот же дождь, болезни и непролазная грязь вкупе с умелым командованием Роузкранса расстроили планы конфедератов заманить врага в ловушку. 6 октября Роузкранс отвел свой отряд на более удобные для обороны позиции. В конце октября Ли, не видя возможности для успешной их атаки, вернулся в Ричмонд. Вскоре он отправился в Южную Каролину для помощи прибрежным укреплениям южан, однако его репутация оказалась подмочена. В августе ричмондские газеты предвкушали, как он отбросит янки назад в Огайо; в октябре эти же газеты насмехались над ним, называя его «суетливый Ли» и «бегущий Ли». Язвительная Richmond Examiner отметила, что Ли «перехитрили, переиграли тактически и вообще превзошли в умении воевать»[620].

В течение первой половины ноября Роузкранс возобновил свое наступление. С помощью одного только маневрирования, избегая серьезных стычек, он вынудил Флойда полностью освободить территорию, которую сегодня занимает Западная Виргиния. Долина Кановы и северо-запад Виргинии после этого оставались под контролем вооруженных сил Союза, если не принимать во внимание периодические набеги мятежников и непрекращающуюся партизанскую войну. На референдуме 23 мая большая часть населения долины Кановы проголосовала за выход из Союза, и конфедеративные настроения по-прежнему были популярны в этом регионе, несмотря на то, что он стал частью нового штата Западная Виргиния. Как и в Миссури и других пограничных штатах, Западная Виргиния стала ареной внутренней борьбы, более беспощадной, чем сама Гражданская война: сосед шел на соседа, партизан против такого же партизана. Мятежные повстанцы связывали по рукам и ногам многотысячные отряды федералов, чья карательная деятельность была столь же «успешна», как и в войнах недавнего прошлого. Командир союзной пехоты Роберт Милрой с раздражением писал в октябре 1862 года: «Сейчас в Западной Виргинии под ружьем находятся свыше 40 тысяч человек… но такая большая армия бесполезна в этих условиях. Искать партизан в горах — то же самое, что иголку в стоге сена. Мы должны создать собственные повстанческие отряды, чтобы успешно противостоять партизанам мятежников»[621]. Милрой подкрепил слова делом и развернул такое беспощадное преследование партизан, что конфедераты даже назначили цену за его голову.

Военный контроль федералов над западом Виргинии был стабильным, что позволило провести референдум о судьбе нового штата в назначенный срок — 24 октября 1861 года. Избиратели подавляющим большинством голосов одобрили создание нового штата, но явка была невысока. Сторонники Конфедерации в более чем дюжине округов бойкотировали выборы. Тем не менее конституционный конвент в январе 1862 года установил границы штата, включающего пятьдесят округов, а «восстановленная легислатура штата Виргиния» 23 мая 1862 года утвердила создание нового штата Западная Виргиния. 4 % населения в этом новом штате были рабами. Отдавая себе отчет в том, что республиканский Конгресс вряд ли примет в состав Союза еще один рабовладельческий штат, конституционный конвент единогласно проголосовал за постепенную эмансипацию рабов. Конгресс действительно потребовал освобождения рабов в качестве обязательного условия вступления Западной Виргинии в Союз (в законопроекте, принятом Сенатом в июле 1862 года и Палатой представителей в декабре). Западные виргинцы согласились на это условие. Новый штат вошел в состав Союза 20 июня 1863 года; согласно его конституции рабы, родившиеся после 4 июля 1863 года, объявлялись свободными, а все другие обретали свободу по достижении 25-летнего возраста.

В 1861 году республиканцы рассматривали события в Западной Виргинии как некую модель реконструкции союзной власти и в других регионах Верхнего Юга. Наиболее подходящей площадкой для этого казалась восточная часть штата Теннесси, где юнионисты в 1861 году провели два конвента: в Ноксвилле 30–31 мая и в Гринвилле 17–20 июня. Бывшие виги и демократы присматривались друг к другу, пытаясь объединить усилия против более сильного врага. Их лидерами были демократ Эндрю Джонсон и Уильям Браунлоу, бывший методистский пастор, превратившийся в воинственного редактора газеты Knoxville Whig, чьи гневные ругательства в адрес сецессионистов так контрастировали с его прозвищем «Пастор Браунлоу». Джонсон был единственным сенатором от отделившихся штатов, оставшимся верным Союзу. Браунлоу вывесил на доме флаг Союза и поклялся «сражаться с вождями мятежников до тех пор, пока не вымерзнет ад, а потом продолжить битву на льду». Будучи выходцами из простонародья, Джонсон и Браунлоу выражали чувства своих избирателей, не владевших рабами, по отношению к сепаратистской аристократии. «Они похваляются свалившимися на них с неба деньгами, — говорил Джонсон, — которые на самом деле не стоят и половины того, что зарабатывает честный труженик в поте лица». Браунлоу настаивал на том, что фермеры Восточного Теннесси «никогда не смогут жить в Южной Конфедерации и выполнять черную работу для горстки богачей и властолюбивых тиранов»[622].

Юнионисты Восточного Теннесси были практически беспомощны без военной поддержки федералов. Линкольн время от времени призывал своих генералов начать активные действия и на этом направлении, но северянам мешали расстояния, трудности с поставками и фактор Кентукки. До тех пор пока Линкольн оберегал кентуккийский юнионизм, войска северян не могли пройти через этот штат и вторгнуться в восточную часть Теннесси. Даже после входа союзных войск в Кентукки в сентябре 1861 года труднодоступная местность и трудности с проходом через Камберлендские горы значительно осложнили военные операции, особенно зимой. Если к главному театру военных действий в Западной Виргинии войска и боеприпасы перебрасывались из Огайо с помощью двух железных дорог, судоходной реки и щебеночной дороги, то к Ноксвиллу, находившемуся всего в 150 милях от баз федералов в Кентукки по другую сторону гор, никаких удобных путей не было.

Правда, в ноябре слух о приближении северян дошел до их сторонников в Восточном Теннесси. Взяв в руки оружие, контрабандой доставленное им агентами северян, они развернули активные действия: в частности, сожгли пять железнодорожных мостов и нападали из засады на дозоры конфедератов. Однако янки так и не пришли. Причиной тому был Уильям Текумсе Шерман. Командующий силами Союза в Кентукки, непостоянный в решениях Шерман еще не выработал в себе того хладнокровия, которым он отличался на позднем этапе войны. Осведомленный о скапливании сил конфедератов в центральной части Кентукки, Шерман отменил вторжение в Восточный Теннесси, которое предполагалось осуществить силами небольшой армии генерала Джорджа Томаса, стоявшего уже в сорока милях от границы этого штата. Переоценка Шерманом сил конфедератов и язвительные замечания, которые он делал репортерам, заставили враждебно настроенные газеты именовать его сумасшедшим. Администрация президента освободила его от командования и перевела на незначительный пост в Миссури. Звезда Шермана, подобно карьере Роберта Ли, грозила закатиться в момент, когда война шла всего седьмой месяц.

Преемник Шермана Дон Карлос Бьюэлл с неохотой подчинился давлению администрации и приказал Томасу возобновить свое наступление. Верный Союзу виргинец, обладатель импозантной внешности, а также очень последовательный и осмотрительный в бою, Томас повел свою четырехтысячную армию по едва различимым горным тропам сквозь зимнюю непогоду. 19 января 1862 года примерно равная по численности армия конфедератов атаковала Томаса в Логанс-Кроссроудс около Милл-Спрингс (Кентукки), но получила отпор и была разгромлена в результате контратаки северян. Несмотря на эту победу, Томас не смог продвинуться дальше в условиях суровой горной зимы. С наступлением весны продвижение федералов в западных и центральных частях Теннесси приковало внимание командования к этим участкам. По иронии судьбы, пока армии северян «освобождали» находившуюся под контролем конфедератов часть Теннесси, они в то же время, к неудовольствию Линкольна, оставляли лояльные юнионистам округа на произвол судьбы.

Оставшись без помощи северян, юнионисты Восточного Теннесси поплатились за свою лояльность Союзу. После ноябрьских поджогов мостов конфедераты предприняли решительные меры: ввели военное положение, казнили пятерых поджигателей, арестовали Браунлоу и превратили его типографию в оружейную мастерскую, а также заключили под стражу сотни юнионистов, словом, репрессии приняли гораздо больший размах, чем в Мэриленде. Бесспорное драматическое дарование Браунлоу превратило его в мученика, что было нежелательно для Конфедерации — по этой причине в марте 1862 года он был освобожден и переправлен за линию фронта.

Многие жители Восточного Теннесси бежали к северянам поодиночке и группами. Даже при том что армия Союза так и не заняла Восточный Теннесси до сентября 1863 года, 30 тысяч белых жителей Теннесси (больше, чем из любого другого штата Конфедерации) сражались против Юга.

Поведение восьми штатов Верхнего Юга в 1861 году оказало важное, но двоякое влияние на исход войны. Можно изучать такое влияние, отмечая вероятные последствия событий, которые так и не произошли. Если бы все эти восемь штатов (или все кроме Делавэра) отделились, то Юг вполне мог рассчитывать на приобретение независимости. Если бы все восемь остались в составе Союза, то Конфедерация, естественно, не смогла бы продержаться так долго. Как бы то ни было, человеческие ресурсы этих штатов склонили чашу весов на сторону южан. По оценкам, штаты Верхнего Юга предоставили Конфедерации 425 тысяч солдат, что составило половину от числа тех, кто сражался под ее знаменами. Эти же штаты предоставили и 235 тысяч белых и (впоследствии) 85 тысяч черных солдат в армию федералов, что составило лишь 15 % от всех сражавшихся за Союз[623]. Тем не менее способность Севера привлечь на свою сторону немалое число сторонников именно из рабовладельческих штатов была важна для поддержки военных усилий. Вряд ли можно преувеличить и стратегическую важность рек, железных дорог и гор пограничных штатов (включая Западную Виргинию). С другой стороны, партизанская война и проблемы управления крупными регионами, в лояльности жителей которых существовали сомнения, связывали в погрантных штатах большое количество войск северян.

Противоречивые устремления жителей Верхнего Юга препятствовали обеим сторонам определить цели войны и найти верную стратегию по их достижению. Тем не менее союзное и конфедеративное правительства, борясь за Верхний Юг, одновременно укрепляли свои вооруженные силы и решали, как правильно их использовать.