Боевой клич свободы. Гражданская война 1861-1865

21. Незабываемое лето 1863 года

Провал попыток Гранта зимой 1862–1863 годов повести армию маршем на Виксберг укрепил веру конфедератов в неприступность «Западного Гибралтара». Будучи уверен в том, что янки махнули на крепость рукой, Пембертон 11 апреля сообщил Джонстону: «Войска Гранта отходят к Мемфису». Пембертон уже отправил большую часть своей кавалерии на помощь Брэггу в Теннесси, где опасность выглядела куда более значительной, и был готов отправить туда и 8-тысячную пехотную дивизию. 16 апреля Vicksberg Whig с торжеством писала, что вражеские орудия «имеют различные повреждения, а люди разочарованы и деморализованы… Непосредственная опасность миновала». Жители города и офицеры ночью 16 апреля устроили по этому случаю торжественный бал. В тот момент, когда вальс сменился котильоном, небо вспороли сполохи огня и разрывы снарядов. Танцующих охватили «замешательство и тревога». Канонерки северян проходили мимо батарей защитников: Грант и не думал возвращаться в Мемфис — он просто отступил для лучшего разбега[1130].

Грант был единственным северянином, который никогда не терял уверенности в том, что Виксберг рано или поздно будет взят. После того как все его замысловатые попытки пробиться к городу по каналам, речным рукавам и болотам потерпели неудачу, он разработал рискованный план по переброске сухопутных сил на западный берег Миссисипи ниже Виксберга, в то время как флот должен был прорваться навстречу армии сквозь орудийный огонь противника. В пункте встречи река была всего милю шириной: армия могла переправиться через нее и начать сухопутную кампанию по захвату «Гибралтара» с юго-востока. Казавшийся простым, этот план, тем не менее, был весьма рискованным. Флот мог понести серьезный ущерб или быть уничтожен. Даже если бы канонеркам удалось переправить армию Гранта через реку, та оказалась бы отрезана от своих баз: если броненосцы и даже некоторые транспортные суда могли прорваться мимо Виксберга вниз по течению скоростью в четыре узла, по пути назад они бы представляли собой легкую мишень. Армии пришлось бы действовать глубоко на вражеской территории, в отрыве от своих баз и против сил неизвестной численности, к которым по внутренним коммуникациям легко могли быть доставлены подкрепления.

Штаб Гранта, а также его самые близкие помощники Шерман и Макферсон были против плана. Шерман советовал Гранту вернуться в Мемфис и начать все заново, опираясь на прочные коммуникации. Ответ Гранта явил собой образец истинной храбрости. Подобно Ли, он был убежден, что победы не достигаются без риска, и решил доказать это, поставив на кон свою карьеру. Шерману он возразил в следующих словах: «Все общество разочаровано тщетностью усилий наших армий… Если мы отойдем в Мемфис, это расстроит всех до такой степени, что никакой нужды в базах и коммуникациях уже не будет. Не понадобится ни людей, ни боеприпасов. Задача в том, чтобы добыть решительную победу, или война будет нами проиграна. Нигде, ни на одном участке фронта нет никакого прогресса, поэтому нам нужно только наступать»[1131].

Первая по-настоящему рискованная ставка Гранта сыграла полностью: канонерки прорвались сквозь огонь. Пикеты мятежников заметили медленно плывшие по течению канонерки безлунной ночью 16 апреля и зажгли вдоль берегов костры, чтобы осветить мишени для канониров, но те, выпустив 525 снарядов, 68 из которых попали в цель, потопили лишь один из трех транспортов и не причинили серьезного ущерба ни одной из восьми канонерок. Несколько ночей спустя команды добровольцев провели мимо батарей еще шесть транспортных судов, потеряв опять же одно. К концу апреля в распоряжении Гранта оказался мощный флот, и два из трех его корпусов в тридцати милях к югу от Виксберга были готовы форсировать реку.

Чтобы отвлечь силы Пембертона от переправы, Грант предпринял кавалерийский рейд по тылам мятежников и ложный маневр пехоты севернее Виксберга. Спустя день после того как флот Портера столь бесцеремонно прервал бал в Виксберге, один бывший учитель музыки из Иллинойса начал свой рейд, которому суждено было стать самой блестящей кавалерийской эскападой всей войны. Бенджамин Грирсон терпеть не мог лошадей с тех пор, как одна из них в детстве лягнула его прямо в голову. Когда разразилась война, он записался в пехоту, но вскоре губернатор Иллинойса определил бывшего капельмейстера в кавалерию. Это было поистине провидческим решением, ибо Грирсон вскоре превратился в одного из лучших кавалеристов на Западе, где в 1862 году уже получил под свое начало бригаду. Весной 1863 года Грант взял пример с южан и приказал бригаде Грирсона, состоявшей из 1700 всадников, отправиться в самое сердце штата Миссисипи, чтобы нарушить коммуникации Пембертона и отвлечь внимание конфедератов от союзной пехоты, медленно продвигавшейся на западном берегу реки. Сочетая скорость передвижения, отвагу и хитрость, отряд Грирсона во второй половине апреля промчался по всему штату Миссисипи. Он вышел победителем из нескольких стычек, в которых было убито и ранено с сотню мятежников, а 500 взяты в плен; сами северяне потеряли лишь две дюжины солдат. Они вывели из строя пятьдесят миль полотна трех железных дорог, снабжавших армию Пембертона, сожгли множество повозок и складов, и, наконец, после шестнадцати дней и 600 миль рейда измученные кавалеристы присоединились к союзным войскам в Батон-Руже. Им удалось втянуть большую часть кавалерии Пембертона и целую пехотную дивизию в бесплодную погоню (бесплодную потому, что Грирсон, рассылая мелкие отряды в различных направлениях, никогда не оказывался там, где его ждали мятежники). Грирсон дал более чем достойный ответ Форресту и Моргану: янки действовали на вражеской территории, тогда как южане — в Теннесси и Кентукки, где им помогало дружественно настроенное население. К тому же стратегические последствия набега Грирсона были куда заметнее, чем любого другого кавалерийского рейда, так как он сыграл важную роль в захвате Виксберга Грантом.

Благодаря рейду Грирсона, а также ложному маневру к северу от Виксберга со стороны одной из дивизий Шермана, никто не смог помешать переправе Гранта 30 апреля. Шерман высадил свою дивизию у рукава Чикасо, откуда он вынужден был отойти в декабре. В течение двух дней артиллерия Шермана и несколько малых канонерок обстреливали позиции конфедератов, а пехота имитировала подготовку к наступлению. Пембертон проглотил наживку. В ответ на паническую депешу командующего противостоящими Шерману силами («Перед нами враг в таком количестве, в каком его еще никогда не видели под Виксбергом. Пошлите мне подкрепление!») Пембертон перебросил ему на помощь трехтысячный отряд, который уже шел было навстречу Гранту[1132].

23 тысячи «синих мундиров» во главе с Грантом быстро двинулись в сторону единственного отряда мятежников в окрестностях — 6000 пехоты в Порт-Гибсоне в десяти милях к востоку от реки. 1 мая после ожесточенного боя янки отбросили этот отряд. Получив надежный плацдарм, Грант присоединил группу Шермана и остальные войска; число солдат под его командованием превысило 40 тысяч. Им противостояли 30 тысяч Пембертона, рассредоточенные по различным пунктам. В конце концов Пембертон понял, что Грант переправил всю свою армию южнее Виксберга, но он не знал, как на это реагировать, так как намерения Гранта оставались неясными. Наиболее логичным для северян было направиться прямо на Виксберг, причем их левый фланг мог взаимодействовать с речным флотом, который снабжал бы сухопутные войска боеприпасами. Однако Гранту было известно, что Джозеф Джонстон пытается собрать армию в столице штата, Джэксоне, расположенном лишь в 40 милях к востоку от Виксберга. Если бы он не обратил внимания на этот факт и продолжил искать встречи с Пембертоном, то его правый фланг мог подвергнуться внезапному нападению. Поэтому Грант решил направиться на восток и разбить Джонстона, прежде чем угроза эта обретет реальные очертания и прежде чем Пембертон поймет, что происходит, а затем повернуть обратно на запад, чтобы атаковать Виксберг.

Что касается провианта, Грант вспомнил урок, данный ему в декабре Ван Дорном, уничтожившим его базу. На этот раз он намеревался оторваться от своих баз, маршировать налегке и добывать пропитание по пути. Хотя гражданское население Миссисипи страдало от голода, Грант был уверен, что его солдаты найдут чем поживиться. Мощная армия может захватить те припасы, которые нищие женщины и дети не могут позволить себе купить. Следующие две недели солдаты Гранта жили припеваючи, питаясь мясом, домашней птицей, овощами, молоком и медом и разоряя попадавшиеся на пути плантации. Некоторые из фермерских сыновей со Среднего Запада оказались умелыми фуражирами. Когда один раздосадованный плантатор приехал на муле к командиру дивизии с жалобой на то, что его обобрали до нитки, генерал произнес: «Ну что вы, это не мои солдаты! Мои не оставили бы вам даже этого мула»[1133].

Противоречивые приказы и паралич, охвативший южан при виде неожиданного и стремительного продвижения Гранта, не дали возможности дать адекватный отпор. 9 мая военное министерство в Ричмонде приказало Джонстону принять верховное командование над всеми войсками в Миссисипи и пообещало прислать резервы. Но Джонстон не продвинулся дальше Джэксона, где обнаружил 25 тысяч уверенных в своем превосходстве янки, обрушившихся на столицу штата, после того как они смяли сопротивление небольшого отряда конфедератов близ Реймонда (в 12 милях к западу от Джэксона). Невзирая на ливень и ураган, корпуса Шермана и Макферсона 14 мая атаковали 6000 конфедератов, защищавших Джэксон, и погнали их по улицам города. Затем солдаты Шермана принялись за работу, в которой скоро сделались профессионалами: разрушали железнодорожные сооружения, жгли литейные цеха, оружейные арсеналы, фабрики и мастерские, причем под горячую руку пострадали многие дома горожан. Огонь не выбирал, что ему жечь, и Джэксон после этого называли «городом печных труб».

Тем временем Джонстон предложил Пембертону подойти для соединения с 6000 солдат, оставшимися от его армии, севернее Джэксона, где (с ожидавшимися резервами) можно было встретить Гранта. Такой шаг оставил бы Виксберг безо всякой защиты, однако Джонстона это мало беспокоило. Он хотел сосредоточить превосходящие силы против Гранта и разбить его, после чего конфедераты вновь могли занять Виксберг. Пембертон возражал: у него был приказ удерживать Виксберг, и он намеревался сделать это силами своей армии. Однако еще до того, как два генерала достигли согласия, северяне упростили им задачу, разбив 16 мая армию Пембертона в битве при Чемпион-Хилл на полпути между Джэксоном и Виксбергом.

Эта битва стала решающей в этой кампании: 29 тысяч федералов против 20 тысяч конфедератов. Союзные войска включали в себя корпуса Макферсона и Макклернанда (солдаты Шермана все еще разоряли Джэксон); мятежники заняли позицию в четыре мили по фронту на 70-футовом склоне Чемпион-Хилла. Пока обычно агрессивно настроенный Макклернанд проявлял нехарактерную для него нерешительность, Макферсон обрушился на левый фланг противника и после нескольких часов кровопролитного боя обратил его в бегство. Если бы, как рассчитывал Грант, вступил в бой и Макклернанд, янки могли окружить большую часть армии Пембертона; но и так южане потеряли убитыми и ранеными 3800 человек; северяне потеряли 2400 человек и отрезали целую дивизию противника от основных сил. Большая часть армии Пембертона, утратив всякий боевой дух, отошла к реке Биг-Блэк-Ривер в десяти милях к востоку от Виксберга. Выходцы из северо-западных регионов, сражавшиеся у Гранта, 17 мая начали дерзкое преследование. Позиции мятежников вдоль реки были сильны, однако стремительная бригада корпуса Макклернанда, не участвовавшая в событиях предыдущего дня и потому жаждавшая славы, без приказа атаковала и обратила в бегство левый фланг конфедератов, защищавший мост, который Пембертон приказал сохранить для своей заблудившейся дивизии (которая, к большому сюрпризу для него, двигалась в противоположном направлении, навстречу войскам Джонстона). Уже павшие духом мятежники уступили и в этой стычке, потеряв 1750 человек (большинство из них пленными), тогда как потери союзных войск составили лишь 200 солдат. Пембертон вернулся в Виксберг, жители которого пришли в ужас при виде измученных солдат. «Я никогда не забуду это печальное зрелище, — писала одна горожанка вечером 17 мая. — Бледные, с потухшими глазами, одетые в лохмотья, с мозолями на ногах, с кровоточащими ранами, солдаты брели мимо нас. Разоруженная… агонизирующая толпа»[1134].

Так Грант закончил свою семнадцатидневную кампанию, во время которой его армия преодолела 180 миль, выиграла все пять сражений против разрозненных соединений врага (которые, случись им объединиться, почти сравнялись бы с ней по численности), лишила противника 7200 солдат и офицеров, сама потеряв при этом 4200 человек, и заперла абсолютно деморализованных южан в Виксберге. Самой дорогой наградой для Гранта стали слова его друга Шермана. «До этого момента я не верил в успех твоей экспедиции, — сказал Гранту Шерман 18 мая, смотря вниз с высоты, откуда его корпус был выбит еще в декабре. — До сих пор мне был неясен ее исход. Но теперь я вижу, что это успех, даже если мы не возьмем город»[1135].

Но Грант надеялся взять Виксберг немедленно, пока его защитники пребывали в прострации. Без всякой передышки он 19 мая приказал перейти в наступление силами всей армии. С уверенностью, питаемой успехом, северяне преодолели лабиринт траншей, окопов и артиллерийских редутов, опоясывавших Виксберг с суши. Но как только «синие мундиры» вышли на открытое пространство, очнувшиеся стрелки южан заставили атаку захлебнуться. Мятежники, укрывшиеся за самыми мощными укреплениями времен Гражданской войны, воспряли духом. Они лишний раз доказали справедливость высказывания, что один солдат в укрытии стоит по меньшей мере трех на открытом пространстве.

Израненные, но не желавшие отступаться федералы собирались предпринять вторую попытку. Грант назначил наступление на 22 мая, потратив время на поиск слабостей в оборонительных линиях противника (несколько ему удалось найти) и артиллерийскую подготовку силами 200 орудий с суши и 100 — с реки. И вновь янки были встречены градом пуль; на этот раз им удалось захватить несколько плацдармов, но контратаки южан выбили их оттуда. Спустя несколько часов подобных действий Макклернанд с левого фланга запросил подкрепления для прорыва. Как обычно не доверяя Макклернанду, Грант тем не менее приказал Шерману и Макферсону возобновить атаки и послать резервы на левый фланг. Однако эти усилия, как позже признался Грант: «Только увеличили количество жертв, не принеся нам никаких выгод»[1136]. Второй раз за четыре дня южане отразили генеральное наступление врага, расплатившись за недавнее унижение и нанеся противнику потери, сопоставимые с теми, что были понесены в пяти предыдущих сражениях.

Несмотря на неудачу, Грант не считал свои попытки ошибочными. Он надеялся взять Виксберг прежде, чем Джонстон сможет подтянуть резервы из тыла, а летняя жара и сопутствующие ей болезни истощат его армию. Более того, как он объяснял, солдаты «верили, что могут довести дело до победы, и [впоследствии] не будут терпеливо ждать своего часа в траншеях, если им не дать шанса покончить с врагом сейчас»[1137]. После майских неудач «синие мундиры» вырыли собственные траншеи и приготовились к осаде. Грант послал за резервами в Мемфис и другие пункты, доведя численность войск до 70 тысяч человек. Несколько дивизий наблюдали за маневрами Джонстона, который мешкал на северо-востоке со своими 30 тысячами стянутых отовсюду бойцов, среди которых было немало необученных новобранцев. Грант не сомневался в окончательном успехе. 24 мая он сообщал Хэллеку: «Враг в наших руках. Падение Виксберга и пленение гарнизона — только вопрос времени»[1138].

Пембертон держался того же мнения, уповая лишь на помощь извне. Считая Виксберг «самым важным опорным пунктом Конфедерации», он извещал Джонстона, что собирается удерживать его «до последней капли крови», как было сказано в его письме, доставленном через линии федералов отважным курьером. Однако сопротивляться Пембертон мог только в том случае, если бы Джонстону удалось прорвать синее кольцо, все теснее смыкавшееся вокруг него. «Солдаты воодушевлены сообщением о том, что вы рядом с многочисленной армией». Еще полтора месяца люди Пембертона и три тысячи жителей города, заточенных в Виксберге, надеялись, что Джонстон придет к ним на выручку. «Мы, без сомнения, находимся в критической ситуации, — писал военный врач южан, — мы будем держаться, пока Джонстон не ударит янки в тыл… Дэвис не может просто так принести нас в жертву»[1139].

Но у Дэвиса не было больше резервов. Брэкстон Брэгг уже выделил Джонстону две свои дивизии и более ничем помочь не мог. Роберт Ли настаивал на том, что у него в Виргинии перед готовящимся вторжением в Пенсильванию на счету каждый солдат. В Луизиане генерал Ричард Тейлор (сын героя мексиканской кампании Закари Тейлора), начавший наступление на армию Бэнкса, с неохотой согласился на переброску двух своих бригад под Виксберг, но его единственным достижением, впрочем, оказалась демонстрация «неоднозначного» отношения к бывшим рабам, служащим теперь в армии противника. Тщетно пытавшаяся перерезать надежные коммуникации армии Гранта одна из бригад Тейлора 7 июня атаковала гарнизон Союза в Милликенз-Бенд на реке Миссисипи, севернее Виксберга. Этот пункт в основном защищали два недавно образованных из «контрабанды» полка. Необученные, вооруженные устаревшими ружьями, в большинстве своем они сражались отчаянно. С помощью двух канонерок им удалось отбить атаку врага. Для новобранцев чернокожие, по словам Гранта, «вели себя достойно». Помощник военного министра Дейна, по-прежнему находившийся в расположении армии, был настроен еще оптимистичнее. «Отвага чернокожих, — заявил он, — полностью поменяла отношение к формированию негритянских полков. Мне довелось слышать, как видные офицеры, в частных беседах насмехавшиеся над такой политикой, после этого боя с таким же энтузиазмом поддерживали этот шаг»[1140]. Но в среде конфедератов, добавляет Дейна, «отношение было совсем иным». Разъяренные тем, что их бывшим рабам дали оружие, отряды южан с криками: «Пощады не будет!» убили, как сообщалось, нескольких пленных негров. Такое отношение к рядовым чинам передалось сверху: командующий бригадой мятежников «считал прискорбным обстоятельством, что негров вообще брали в плен», а генерал Тейлор сообщал: «Весьма значительное количество негров убито и ранено и, к сожалению, около пятидесяти, включая двух белых офицеров, взяты в плен». Военное министерство в Вашингтоне навело справки и узнало, что некоторые из пленников затем были проданы в рабство[1141].

Поражение при Милликенз-Бенд положило конец попыткам южан деблокировать Виксберг с западного берега Миссисипи. Все надежды на спасение отныне были связаны только с Джонстоном. Виксбергская газета (чья площадь сократилась до квадратного фута, а печатали ее на обоях) пыталась укреплять дух горожан оптимистичными прогнозами вроде: «Бесстрашный Джонстон стоит у ворот», «Он может спасти нас в любой момент», «Продержимся еще несколько дней, и к нам пробьются, враг будет оттеснен и осада снята»[1142]. В течение первого месяца боевой дух защитников Виксберга оставался высоким, несмотря на непрестанный обстрел союзной артиллерии и залпы канонерок, заставлявшие жителей укрываться в пещерах, вырытых в склонах холма.

Однако время шло, Джонстон не появлялся, и энтузиазм испарился. Солдатский паек был урезан в три раза, а к концу июня едва ли не половина бойцов болела, многие цингой. На рынках наряду с мясом мулов стали продавать освежеванные тушки крыс. С улиц странным образом исчезли собаки и кошки. Трудности осадной жизни доводили людей до помешательства: если так пойдет и дальше, писал один офицер южан, то «придется устроить дом для умалишенных». Газетный тон из уверенного стал жалобным: всю последнюю неделю июня вместо бодрого: «Джонстон приближается!» звучало тревожное: «Где же Джонстон?»[1143]

Джонстон и не стремился выступить в роли спасителя. «Я считаю удержание Виксберга бессмысленным», — телеграфировал он военному министерству 15 июня. Правительству такое поведение генерала казалось повторением его действий на Виргинском полуострове в 1862 году, когда он с неохотой двигался на защиту Ричмонда. «Виксберг нельзя отдавать без борьбы, — писал в ответной телеграмме военный министр. — Так поступить не позволяют интересы и честь Конфедерации… Вы должны решиться на наступление… Все надежды Конфедерации сейчас связаны только с вами»[1144]. Однако Джонстон считал свои силы недостаточными. Он переложил ответственность на Пембертона, предлагая тому организовать вылазку или спастись бегством по реке (через строй федеральных броненосцев!). В конце июня, уступая беспрецедентному давлению из Ричмонда, Джонстон отважился на невнятную демонстрацию силами своих пяти дивизий против семи дивизий северян под командованием Шермана, которого Грант отправил от стен Виксберга оберегать тыл. Выступление Джонстона было слишком ограниченным и слишком запоздалым. К тому времени, когда оно только началось, Пембертон успел сдаться.

К этому его вынудили непреодолимые обстоятельства, хотя многие южане и тогда и впоследствии были убеждены, что виной его северное происхождение. Весь июнь союзные войска вели осаду по всем канонам военного искусства, устраивая подкопы под укрепления противника. Инженеры северян 25 июня и 1 июля взорвали мины, проделав бреши в укреплениях, но пехоте конфедератов удалось их заделать. Янки подготовили мину большего размера, которую намеревались пустить в дело 6 июля, после чего должен был последовать всеобщий штурм. Но дело решилось раньше. «Многочисленные» умирающие от голода солдаты 28 июня подали Пембертону «петицию», где говорилось: «Если вам нечем кормить нас, лучше сдаться (как ни ужасна мысль об этом), чем позволить доблестной армии запятнать себя позором дезертирства… Если не дать солдатам вдоволь еды, начнется бунт»[1145]. Пембертон посоветовался со своими дивизионными командирами, которые доложили ему, что больные и истощенные солдаты не способны на вылазку. 3 июля Пембертон запросил Гранта об условиях сдачи. Оправдывая свою репутацию, сложившуюся после Донелсона, Грант поначалу настаивал на сдаче без всяких условий, но, представив себе все трудности транспортировки 30 тысяч пленных в лагеря военнопленных на Севере, для чего ему потребовался бы весь его транспорт, Грант решил отпустить пленных под честное слово[1146]. Он имел все основания надеяться, что многие из них, досыта хлебнув лишений в осажденном городе, разойдутся по домам, разнося с собой пораженческие настроения.

4 июля 1863 года стал самым запоминающимся Днем независимости в истории Соединенных Штатов после первого 87 лет назад. Далеко в Пенсильвании волна наступавших конфедератов разбилась о Геттисберг. Здесь же, в Миссисипи, над окопами мятежников взвились белые флаги, измученные солдаты сложили оружие, а дивизия федералов вошла в Виксберг и водрузила звездно-полосатый флаг над зданием администрации города. «Это самое славное четвертое июля в моей жизни», — писал рядовой из Огайо, но для многих южан горечь от сдачи Виксберга именно в этот день оказалась только сильнее. Впрочем, достойное поведение оккупационных войск несколько подсластило пилюлю. Северяне не позволили себе никакого глумления; наоборот, вошедшие в город солдаты проявляли уважение к его защитникам и делились с ними своими пайками. Янки к тому же сделали то, о чем многие горожане мечтали уже много недель — они ворвались в лавки спекулянтов, припрятывавших провизию, чтобы взвинтить цены на нее. Как описывает сержант из Луизианы: «[Федералы вынесли эти] яства [на улицу] и созывали нас: „Эй, сюда, мятежники, угощайтесь! Вы голы, босы и умираете с голоду, так что это для вас“. Что за причудливая картина для тех, кто еще недавно был смертельным врагом друг друга!»[1147]

Одна жительница Виксберга, наблюдавшая вступление союзных войск в город, произнесла над всей кампанией своего рода надгробное слово: «Как же отличались крепкие, откормленные солдаты в блестящей экипировке… от измученных людей в серых мундирах, которых бездумно бросили против этого воплощения современной мощи». Но в Ричмонде раздраженный и уязвленный Джефферсон Дэвис приписал потерю Виксберга не мощи врага, а трусости Джо Джонстона. Когда чиновник военного министерства сообщил, что гарнизон был обречен вследствие недостатка продовольствия, Дэвис ответил ему: «Да, из-за отсутствия провианта в городе и генерала, желавшего сражаться, — снаружи»[1148].

Захват Виксберга был важнейшей стратегической победой северян, заслужившей позднейшую оценку, данную Грантом: «С падением Виксберга судьба Конфедерации была предрешена»[1149]. Однако командующий союзными войсками и не думал почивать на лаврах, добытых 4 июля. Его тылам по-прежнему угрожали соединения Джонстона, а гарнизон конфедератов в Порт-Хадсоне (в 240 милях вниз по течению реки) продолжал сопротивляться осаждавшей его армии Натаниэла Бэнкса. Грант направил Шермана во главе 50 тысяч солдат преследовать Джонстона, приказав ему «действовать без всякой пощады»[1150]. Также Грант планировал послать одну-две дивизии на помощь Бэнксу.

Однако лучшей помощью последнему послужило взятие Виксберга. Печальные новости убедили командующего гарнизоном в Порт-Хадсоне сдать свою, ставшую бесполезной, твердыню. После двухмесячной кампании по установлению господства северян над богатыми районами производства сахара и хлопка солдаты Бэнкса при поддержке флота под командованием Фаррагута начали осаду Порт-Хадсона в конце мая. Превосходя гарнизон южан в живой силе почти в три раза (20 тысяч против семи), Бэнкс тем не менее был остановлен такой же системой искусственных и естественных укреплений, какую имел и Виксберг. Две лобовые атаки федералов 27 мая и 14 июня привели только к напрасным жертвам, которых среди нападавших было в двенадцать раз больше. В первой из этих атак два союзных полка, составленные из негров Луизианы, доказали, что могут принимать смерть с тем же мужеством, как и белые. После этих неудачных штурмов Бэнкс был вынужден брать гарнизон измором. Защитники Порт-Хадсона рассчитывали, что Джонстон спасет их после того, как разберется с Грантом под Виксбергом. Когда же пришла весть, что Виксберг пал, гарнизон Порт-Хадсона, питавшийся к тому времени мулами и крысами, 9 июля также сложил оружие. Неделю спустя в Новый Орлеан из Сент-Луиса по Миссисипи без всяких затруднений проследовал невооруженный торговый корабль. «Отец Вод опять беспрепятственно впадает в открытое море», — объявил Линкольн. Территория Конфедерации оказалась разрезана на две части[1151].

Вскоре решилась судьба и самого Джонстона. Отойдя к укрепленным позициям под Джэксоном, осторожный командующий южан рассчитывал увлечь Шермана заманчивой перспективой фронтальной атаки, но тот, наученный горьким опытом подобных атак под Виксбергом, отклонил «предложение». Вместо этого он начал окружать город. Ночью 16 июля Джонстон ускользнул из ловушки по реке Пёрл, сохранив, в отличие от Пембертона, свою армию. Это любят упоминать его апологеты, но они забывают, что отход Джонстона к Алабаме оставил плантации и железные дороги центральной части штата Миссисипи на милость не очень доброжелательных войск Шермана. Отступление Джонстона стало настоящей вишенкой на торте всей виксбергской кампании Гранта, которую Линкольн назвал «одной из самых блестящих в мире»; эта оценка была подхвачена многими позднейшими военными аналитиками. «Грант — мой верный союзник, — заявил 5 июля президент, — и я вплоть до конца войны также буду союзником ему»[1152].

Несмотря на всю свою значительность, успехи Гранта в Миссисипи оставались на втором плане по сравнению с событиями на виргинском театре. Союз выиграл войну благодаря победам на западном фронте, но Конфедерация не один раз была близка к победе на фронте восточном. Весной и летом 1863 года Роберт Ли достиг своего наивысшего успеха, за которым последовало самое крупное фиаско.

Впрочем, в апреле 1863 года казалось невероятным, что Ли вообще может перехватить инициативу. Продовольствие и фураж в его армии были на исходе; чтобы избежать цинги, солдаты ели сассафрас и дикий лук, а лошади гибли от недостатка сена. Две дивизии под командованием Лонгстрита отправились к Норфолку и побережью Северной Каролины, чтобы противостоять нападениям северян. Нападения эти оказались незначительными, но Лонгстрит вынужден был оставаться на юго-востоке Виргинии весь апрель, чтобы докучать врагу и запасаться припасами в этом не разоренном войной крае. Без этих дивизий в распоряжении Ли было лишь 60 тысяч человек против превосходящих его вдвое федеральных сил, возглавляемых новым энергичным командующим Джозефом Хукером. Кавалерия конфедератов вынуждена была рассеяться по огромной территории в поисках травы для лошадей, что еще больше ослабляло армию южан, тогда как Хукер как раз реорганизовал конницу, выделив ее в отдельный корпус, лучше вооруженный и экипированный, чем отряд Джеба Стюарта. Это знаменовало собой конец превосходства легкой кавалерии южан.

Тем не менее боевой дух Виргинской армии оставался высоким, припасы, поступавшие от Лонгстрита, увеличили солдатский паек, а тщательно обустроенная сеть окопов, растянувшаяся вдоль Раппаханнока в районе Фредериксберга, придавала им уверенность в том, что они смогут отразить атаки врага любой численности. Однако в планах Хукера не значился штурм этих линий. Наоборот, после укрепления и переоснащения Потомакской армии он рассчитывал с помощью маневров вынудить Ли выйти на открытое пространство и навязать ему решающее сражение. Дерзкому и самоуверенному Хукеру приписывают такие слова: «Пусть Господь проявит милость к генералу Ли, ибо с моей стороны ее ждать не приходится»[1153].

На протяжении нескольких дней в конце апреля Хукер, казалось, мог подкрепить свои хвастливые слова делом. Он разделил свою огромную армию на три части. 10 тысяч всадников переправились через Раппаханнок далеко на севере и повернули на юг, чтобы перерезать коммуникации Виргинской армии. 70 тысяч пехотинцев также двинулись вверх по течению и пересекли реку в нескольких милях от левого фланга Ли, в то время как оставшиеся 40 тысяч предприняли отвлекающий маневр под Фредериксбергом, чтобы удержать южан на месте, пока их позиции обходили с фланга и тыла. Все эти сложные маневры были выполнены весьма быстро. К вечеру 30 апреля 70 тысяч пехотинцев Хукера подошли к перекрестку у поместья Ченселлорсвилл в девяти милях к западу от Фредериксберга, посреди густого вторичного (поднявшегося на месте сведенного) леса, который местные жители называли «Глушь». На этот раз янки перехитрили Ли и практически взяли уступавших им по численности южан в клещи. В приказе по армии Хукер торжествовал: «Враг должен или позорно бежать, или покинуть свои укрытия и дать сражение на нашей позиции, где его ждет неминуемое уничтожение»[1154].

Несмотря на свое прозвище «Задира Джо» Хукер скорее ожидал (и надеялся), что Ли предпочтет «позорно бежать». Когда же выяснилось, что Ли решил «дать сражение», то боевой настрой Хукера волшебным образом улетучился. Не исключено, что его решение завязать со спиртным, принятое три месяца назад, было ошибочным, так как ему сейчас явно не помешало бы взбодриться. Также возможно, что в очередной раз проявилась особенность его натуры, которую подметил его товарищ еще по довоенной армии: «Хукер играл в покер лучше всех, кого я только знал, пока партия не доходила до момента, когда надо было резко повышать ставки. Тут он пасовал»[1155]. Словом, какой бы ни была причина, когда Ли 1 мая сделал свою ставку, Хукер тут же отдал инициативу в самой смертоносной из игр самому дерзкому из игроков.

Верно рассудив, что главную угрозу представляют войска у Ченселлорсвилла, Ли оставил для защиты укреплений Фредериксберга всего 10 тысяч пехоты под командованием склочного Джубала Эрли, а остальные силы 1 мая повел маршем в Глушь. В полдень они вступили в схватку с авангардом Хукера в паре миль к востоку от Ченселлорсвилла. На этом месте густой подлесок превращался в открытое пространство, на котором превосходство северян в живой силе и артиллерии становилось ощутимым. Однако вместо того чтобы усилить давление, Хукер отвел войска на оборонительные позиции к Ченселлорсвиллу, где толстые стволы деревьев полностью уравнивали шансы. Ошеломленные командующие корпусами союзной армии протестовали, но подчинились приказу. Годы спустя командир второго корпуса генерал Дариус Коуч писал: «[Когда Хукер известил меня, что] все успешные действия его помощников увенчаются оборонительным сражением в самой чаще леса… я вышел от него с убеждением, что мой командир потерпел поражение еще до битвы»[1156].

Чувствуя свое психологическое преимущество, Ли решил атаковать, несмотря на практически двукратное превосходство противника в живой силе. Ночью 1 мая Джексон и Ли сидели на пустых ящиках из-под галет и при отсветах костра обсуждали тактику битвы. Линия федеральных траншей на возвышенности вокруг Ченселлорсвилла выглядела слишком прочной. Левый фланг северян упирался в Раппаханнок, и его нельзя было обогнуть. Пока два генерала держали совет, как им одолеть «этих людей», разведчики Стюарта принесли ему известие о том, что правый фланг Хукера «висит в воздухе» в трех милях западнее Ченселлорсвилла. Это было шансом для Ли, а Джексон был тем человеком, который мог этот шанс использовать. Единственной проблемой было пройти незамеченными через дубовую рощу и колючий подлесок, чтобы войска могли обойти врага. Один из офицеров штаба Джексона решил эту проблему, найдя местного жителя, проведшего южан по тропе, по которой возили древесный уголь для плавильной печи.

Под прикрытием кавалерии Стюарта 30-тысячный корпус Джексона утром 2 мая начал обходной маневр с целью выхода на атакующие позиции, а для отражения возможной атаки основных сил Хукера в распоряжении Ли было лишь 15 тысяч человек. Это было настоящей авантюрой, самой отчаянной за всю предыдущую карьеру генерала. Фланговый марш Джексона вдоль вражеского строя — один из самых рискованных маневров войны — превратил растянутую колонну в очень удобную для удара мишень. Группировка Ли также находилась в большой опасности, если бы Хукеру удалось узнать о ее численности. Наконец, Эрли оставался лицом к лицу с троекратно превосходящим врагом под Фредериксбергом (даже после того, как Хукер перебросил к Ченселлорсвиллу один из корпусов). Однако Ли положился на бездействие Хукера, пока Джексон заканчивает свой маневр, и командующий Потомакской армией оправдал ожидания.

Хукер не мог обвинять свою кавалерию за то, что та прозевала Джексона, так как он сам послал большую ее часть в рейд, нагнавший страху на Ричмонд, но не принесший осязаемых результатов. Более того, пехотные дозоры обнаружили движение южан и доложили об этом Хукеру, но тот неверно истолковал сообщение. Две дивизии 3-го корпуса, которым командовал Дэниел Сайклз, атаковали арьергард колонны Джексона. Сайклз пользовался дурной славой: он был единственным «генералом от политики» среди командиров армии Хукера, до войны являлся завзятым демократом и имел репутацию донжуана. Его жена (возможно, в отместку) завела любовника, которого Сайклз в 1859 году застрелил прямо на улице в Вашингтоне. После первой в истории американской юриспруденции успешной апелляции с мотивировкой «временное помешательство» он был оправдан. Став из полковника генерал-майором еще в старой дивизии Хукера, Сайклз превратился в одного из фаворитов командующего. Его разведка боем 2 мая должна была предупредить Хукера о движении Джексона на юго-запад. В голове «Задиры Джо» пронеслась было мысль, что неуловимый «Каменная Стена» опять прибег к своим излюбленным трюкам, но он поспешил выдать желаемое за действительное и убедил себя в том, что вся армия Ли «позорно бежит». Поэтому Хукер не принял никаких мер против удара южан по своему правому флангу.

Командиром 11-го корпуса, находившегося на правом фланге, был Оливер Ховард — полная противоположность Сайклзу. Профессиональный военный, выпускник Вест-Пойнта, уже отличившийся в боях этой войны и потерявший руку при Фэйр-Оукс, Ховард был примерным семьянином, трезвенником, убежденным конгрегационалистом и имел прозвище «Солдат-Христианин». У него было мало общего с солдатами немецкого происхождения, составлявшими большую часть его корпуса. Этот корпус, насчитывавший всего 12 тысяч человек, имел неважную репутацию после действий под командованием Фримонта в долине Шенандоа и Франца Зигеля во время второй битвы под Булл-Раном. То, что произошло под Ченселлорсвиллом, эту репутацию никак не улучшило. Всю первую половину дня встревоженные дозоры сообщали Ховарду, что мятежники что-то готовят на западе. Тот уверял Хукера, что его войска готовы к отражению атаки, однако большинство его полков были развернуты на юг, так как Ховард был уверен в непроходимости зарослей на западе. К тому же он разделял мнение Хукера о том, что такие действия противника — не что иное, как прикрытие его отступления. Наступило время ужина и многие из людей Ховарда отдыхали или готовили пишу.

А в нескольких сотнях ярдов к западу измочаленные ветераны Джексона (их форма была изодрана еще больше обычного, поскольку они продирались через колючий кустарник) в 5.15 пополудни развернулись для наступления. Выйдя из-за деревьев на участке в две мили шириной, мятежники с криком набросились на смотревших на юг федералов и опрокинули их словно кегли. Несмотря на чудовищную неразбериху, некоторые бригады и артиллерийские батареи 11-го корпуса сохраняли дисциплину и отчаянно сражались, замедлив наступление врага, но в конце концов они также поддались всеобщей панике и бежали. К вечеру Джексон отбросил правый фланг северян на две мили, прежде чем Ховард и Хукер выстроили импровизированную линию обороны из четырех разных корпусов и остановили торжествовавших, но утративших порядок южан. Две дивизии из остававшихся в распоряжении Ли поддержали атаку со своей позиции. В течение нескольких часов при лунном свете продолжались беспорядочные стычки, причем порой солдаты стреляли по своим же товарищам. Так завершалось одно из редких ночных сражений Гражданской войны.

Помимо обычных военных неприятностей в эту ночь южан подстерегала еще одна беда. Полные решимости продолжать дальнейшее наступление на янки, Джексон и несколько его офицеров поскакали далеко вперед, чтобы провести рекогносцировку и подготовить новое наступление. На обратном пути по ним открыл огонь занервничавший патруль мятежников, принявший их за северян. Джексон получил два ранения в левую руку, которую пришлось ампутировать. Командование корпусом принял Стюарт, который довел сражение до успешного конца, однако потеря Джексона оказалась невосполнимой. Из-за развившейся пневмонии знаменитый военачальник скончался восемь дней спустя.

3 мая, следующий день после ранения Джексона, стал поворотным в битве. На двух участках, разделенных расстоянием в девять миль, шли ожесточенные схватки. Ночью Хукер приказал командиру 6-го корпуса, стоявшему в Фредериксберге — «Дядюшке» Джону Седжвику (прозванному так солдатами за его добродушие) — занять высоты на окраинах города и ударить в тыл Ли около Ченселлорсвилла. На рассвете «Дядюшка» Джон бросил три свои дивизии против окопов и каменной ограды Мэрис-Хайтс, где в декабре потерпели неудачу войска Бернсайда. История могла повториться — дивизия Джубала Эрли дважды отражала их наскоки, — но на третий раз в ходе одной из немногочисленных штыковых атак этой войны первая волна «синих мундиров» ворвалась на высоты, захватив в плен тысячу конфедератов и обратив в бегство остальных.

Тем временем Хукер оставался на удивление инертным, ожидая, по-видимому, что Седжвик один решит все наступательные задачи. Хукер даже приказал корпусу Сайклза отойти на рассвете с занятого им плацдарма на высоте Хэйзел-Гроув в миле к западу от Ченселлорсвилла. Это дало возможность Ли и Стюарту соединить два крыла своей армии и сосредоточить артиллерию около Хэйзел-Гроув — единственного места в Глуши, где она могла быть эффективной. После этого конфедераты начали общую атаку на три корпуса, удерживавших окрестности Ченселлорсвилла. Хукер так и не ввел в бой три других корпуса, несмотря на то что они могли атаковать фланги армии Ли. Командующий северян находился в каком-то оцепенении еще до того, как в его ставку попало ядро и он получил контузию. Однако он оправился и сохранил за собой командование, к досаде некоторых подчиненных, которые надеялись, что оставшийся вместо него старший корпусной командир возьмет управление армией на себя и начнет контрнаступление. Но Хукер приказал отступить на одну-две мили к северу, сокращая линию обороны.

Измотанные, но ликующие южане, сражавшиеся с воодушевлением, невиданным даже у этой победоносной армии, бурно приветствовали Ли, въехавшего на пепелище поместья Ченселлор. Этот момент был величайшим триумфом генерала, но битва еще не завершилась. Пока в районе Ченселлорсвилла обе армии словно по взаимному согласию прекратили сражение, чтобы спасти от начавшихся из-за бомбардировки лесных пожаров сотни раненых, Ли получил известие о прорыве Седжвика под Фредериксбергом. Возникла серьезная угроза тылам южан, даже с учетом того, что перед Ли находился перепуганный Хукер. Не теряя ни минуты, Ли направил к месту прорыва одну дивизию, затормозившую наступление Седжвика около сельской церкви на полпути между Фредериксбергом и Ченселлорсвиллом. На следующий день Ли перебросил туда еще одну дивизию, чтобы на этот раз уже атаковать федералов. После этого перед 75-тысячной армией Хукера остались лишь 25 тысяч южан под командованием Стюарта, но Ли словно знал, что его оцепеневший визави останется пассивен. Во второй половине дня 4 мая разрозненная атака 21 тысячи конфедератов против равной по численности группировки Седжвика была отражена, однако последний, узнав о фактическом поражении Хукера, под покровом ночи отвел свои войска назад за Раппаханнок.

На ночном военном совете командование северян высказалось за контрнаступление, однако Хукер, что стало для него характерно, пренебрег мнением подчиненных и решил отступить за реку. Под ливнем следующей ночью Потомакская армия выполнила эту нелегкую задачу. На утро 6 мая Ли, полный решимости действовать, планировал новое наступление и выразил сожаление, что, как и прошлым летом, федеральная армия избежала уничтожения. В любом случае, он одержал несомненную победу, что признали и на Севере. Без поддержки Лонгстрита, уступая в численности фактически вдвое, попавшись сперва на хитрость противника, генерал Ли перехватил инициативу, перешел в наступление и перегруппировал свои войска так, что на участке атаки у него было превосходство или, по крайней мере, равенство в силах. Хукер, словно кролик, загипнотизированный удавом, замер в неподвижности и не использовал и половины из вверенных ему сил.

Однако триумф при Ченселлорсвилле дался дорогой ценой. Конфедераты потеряли 13 тысяч человек (22 % своей армии), тогда как потери федералов составили 17 тысяч (15 %). Самой тяжелой потерей была гибель Джексона, так много сделавшего для победы. К тому же эмоциональный подъем, который испытал Юг, оказался даже пагубным, так как породил самоуверенность и презрение к потерпевшему поражение врагу. Уверовав в непобедимость своих сил, Ли готовился потребовать от них невозможного.

Во время битвы Линкольн фактически обосновался на телеграфе военного министерства. В течение нескольких дней он получал только обрывочные и противоречивые сведения. Когда 6 мая картина прояснилась, лицо президента, по выражению находившегося рядом с ним репортера, стало «мертвенно-бледным». «Боже мой! — воскликнул Линкольн, — что скажет общество?» Сказано было немало, и все сказанное было нелицеприятным. «Медянки» увидели в поражении лишнее доказательство того, что Север никогда не сможет подчинить себе Юг силой. Республиканцы пришли в отчаяние. «Все, абсолютно все потеряно!» — вскричал узнавший о Ченселлорсвилле Чарльз Самнер[1157].

Весной 1863 года боевой дух северян упал до последнего предела. Известия об успехах Гранта в Миссисипи доходили медленно, и общая картина выглядела туманно, особенно в свете неудачного штурма Виксберга 19 и 22 мая. Роузкранс топтался на месте в центральной части Теннесси, ничего не предприняв со времен своей достигнутой большой кровью новогодней победы при Стоунз-Ривер. Атака на форт Самтер, предпринятая 7 апреля восемью якобы непобедимыми броненосцами-мониторами, была с легкостью отбита, что подмочило репутацию флота. Эта атака должна была стать первым шагом к захвату Чарлстона, чье символическое значение заметно превосходило стратегическое. Провал броненосцев вновь подчеркнул, что при всей защищенности их эффективность остается весьма ограниченной. С одной стороны, артиллерия мятежников произвела более 2200 выстрелов, поразила корабли 440 раз и потопила только один из них, но с другой — большинство броненосцев получили повреждения орудийных башен, что ограничило их возможности наносить удары. Флот ответил 140 выстрелами и произвел только 40 попаданий. Большие надежды, связанные со штурмом колыбели мятежа, были разбиты. Союзная армия начала медленное, унылое и в конечном счете безуспешное продвижение вдоль береговой линии через болота в попытке взять Чарлстон измором.

В Конфедерации не могли долго почивать на лаврах побед Ли в Виргинии или Борегара под Чарлстоном. Армия Хукера близ Раппаханнока, хотя и побежденная, по-прежнему составляла 90 тысяч человек. Грант завоевывал Миссисипи. Роузкранс начал подавать признаки жизни в центральной части Теннесси. Юг, испытывавший давление со всех сторон, нуждался как в успешных оборонительных, так и в наступательных действиях, и Лонгстрит решил внести свою лепту. По дороге к реке Раппаханнок он, находясь во главе двух не участвовавших в битве дивизий, 6 мая остановился в Ричмонде для встречи с военным министром Джеймсом Седдоном. Лонгстрит предлагал перебросить свои дивизии на помощь Брэггу в Теннесси, который тогда смог бы отбросить армию Роузкранса назад в Огайо. Это вынудило бы Гранта свернуть осаду Виксберга и отправиться на выручку Камберлендской армии. Седдон в целом не возражал против предложения Лонгстрита, но предложил тому отправиться в Миссисипи на помощь Джонстону и Пембертону, а после того как они разобьют Гранта, уже заняться Роузкрансом. Джефферсон Дэвис также одобрил этот план, так как его беспокоила судьба родного штата; ко всему прочему, он считал оборону Виксберга важнейшей задачей.

Однако Ли наложил на эту инициативу свое вето. Дивизиям Лонгстрита потребовалось бы несколько недель, чтобы покрыть тысячу миль до Миссисипи по разбитым дорогам. Если бы Виксберг был способен продержаться столь долгое время, то, по мнению Ли, можно было бы обойтись и без посылки подкреплений, так как «июньский климат вынудит врага уйти». Вместо этого Потомакская армия могла бы перейти в наступление на ослабленные позиции южан. Хотя Ли и удалось сдержать Хукера без двух дивизий, ему их недоставало, как недоставало и резервов. В общем, подвел итог Ли, «выбор лежит между Виргинией и Миссисипи»[1158].

Мнение Ли было настолько веским, что Дэвис не мог не согласиться с ним. Президента по-прежнему беспокоили вести из Миссисипи, и он вызвал Ли на совещание в Ричмонд 15 мая. Там генерал увлек Дэвиса и Седдона новым планом: он собирался с мощной армией вторгнуться в Пенсильванию и нанести поражение северянам на их территории. Это могло бы отвлечь армию противника от Раппаханнока, войска ушли бы из разоренной войной Виргинии и нашли бы пропитание на вражеской земле. Также этот шаг усилил бы позиции «мирных» демократов, дискредитировал республиканцев, вновь открыл бы возможности для признания Конфедерации внешним миром и, возможно, даже форсировал бы мирные переговоры и признание Конфедерации со стороны Союза.

Кабинет министров внимал Ли как зачарованный. Единственным, кого не впечатлил этот план, был генеральный почтмейстер Джон Рейган. Только он представлял в кабинете земли западнее Миссисипи (а именно Техас), и только он полагал, что для Конфедерации важнее сохранить Виксберг как связующее звено двух ее частей[1159]. Однако Ли удалось убедить остальных, что даже если погода не изгонит янки из Миссисипи, то это сделает успешное вторжение Виргинской армии в Пенсильванию. После Ченселлорсвилла возможным казалось буквально все. «В армии еще никогда не собирались подобные люди, — говорил Ли о своих солдатах. — Они пойдут куда угодно и выполнят что угодно, если дать им умелых командиров». Авторитет Ли, чья слава, по словам одного из членов кабинета министров, «распространилась во всем мире», был настолько высок, что ему удалось настоять на своем. Даже Лонгстрит согласился с его мнением и писал сенатору от Техаса Уигфоллу: «Когда я выражал согласие с Седдоном и с Вами по вопросу о переброске войск на запад, мне казалось, что на востоке нас ждет только оборона. Однако заманчивые перспективы наступления изменили положение вещей»[1160].

Итак, Ли занялся реорганизацией пополненной армии, разбив ее на три пехотных корпуса и шесть кавалерийских бригад — всего 75 тысяч человек. Командующим нового (3-го) корпуса стал Эмброуз Хилл, а 2-й корпус Джексона перешел к Ричарду Юэллу, чья деревянная нога напоминала о ранении во втором сражении при Булл-Ране. Северовиргинская армия, использовав целый месяц для отдыха и переформирования, была готова к вторжению значительно лучше, чем в сентябре 1862 года. Боевой дух был высок, большинство солдат получили хорошую обувь, от маршевой колонны почти никто не отстал: так началось наступление через долину Шенандоа. В авангарде шел корпус Юэлла, овеянный славой успешной прошлогодней кампании в долине под командованием Джексона; уже в этом году ему удалось захватить в плен 3500 человек — гарнизоны северян в Уинчестере и Мартинсберге.

Этот успех и оказавшийся беспрепятственным марш доблестных южан на Пенсильванию посеял панику на Севере и усилил эйфорию на Юге. «С самого начала войны истинным стремлением южан было вторжение, — заявила Richmond Examiner, после того как из Пенсильвании пришли первые вести о победе. — Марш армии генерала Ли… имеет колоссальную важность, так как он покажет… легкость, с которой будет захвачен Север… Даже китайцы больше готовы к вооруженному сопротивлению, чем янки с их привычками и воспитанием… Наши армии… вторгнутся далеко вглубь вражеской территории, где с помощью разрушения жизненно важных центров северян мы принудим их к миру». Эта передовица датирована 7 июля 1863 года[1161].

А пока успешное вторжение омрачал лишь один инцидент. 9 июня союзная кавалерия большой массой пересекла Раппаханнок в 25 милях севернее Фредериксберга, чтобы выяснить намерения Ли. Воспользовавшись тем, что Стюарт позволил себе короткий отдых, «синие мундиры» убедились: враг начал движение на Север. Кавалерия мятежников взяла себя в руки и отбросила противника на исходные позиции в результате битвы при Бренди-Стейшн, которая стала крупнейшим кавалерийским сражением войны. Южная пресса критиковала Стюарта за то, что его «обленившуюся кавалерию» удалось застать врасплох[1162]. Стюарт был уязвлен и рассчитывал вновь снискать славу в ходе вторжения на Север. Его войска умело прикрывали действия пехоты, но поднявшаяся на новый уровень кавалерия северян также не дала Стюарту возможности узнать о планах Хукера. Чтобы найти выход из этого тупика, Стюарт возглавил рейд трех своих лучших бригад в обход арьергарда пехоты противника, шедшей на Север по следам Ли. В своей начальной стадии набег этот встревожил Вашингтон и посеял панику в Пенсильвании. Однако Стюарт отсутствовал в расположении Северовиргинской армии целую неделю, что в решающий момент лишило Ли сведений о передвижениях врага.

Тем не менее именно в эти безмятежные июньские дни Конфедерация достигла своих наибольших успехов. Ли запретил грабить население Пенсильвании, чтобы продемонстрировать миру, что южане не являются такими же вандалами, как федералы, опустошавшие Юг. Справедливости ради скажем, что не все мятежники воздерживались от грабежей и поджогов. Так, они разрушили металлургический завод, принадлежавший Тадеусу Стивенсу, повредили значительную часть железнодорожного полотна, провели принудительные реквизиции денежных средств у банкиров и торговцев (например, 28 тысяч долларов в одном только Йорке), а также брали все, что могло быть им полезно (обувь, одежду, лошадей, скот и продовольствие), выдавая взамен долговые расписки. Вторжение армии Ли обернулось опустошением южных и центральных районов Пенсильвании. В Чеймберсберге интендант корпуса Лонгстрита приказал крушить лавки топорами, пока владельцы не отдали ему ключи от своих складов. Одной фермерше, протестовавшей против угона свиней и скота, Лонгстрит отвечал: «Согласен, мадам, это очень и очень печально; вы только представьте, такое происходит в Виргинии уже два года! Очень, очень печально». Также солдаты южан захватили в Пенсильвании сотни чернокожих и продали их на Юг в рабство[1163].

Сдержанность Ли в отношении белого населения объяснялась еще и его стремлением завоевать симпатии «медянок». Он питал большие надежды на «становление мирной партии на Севере» как на средство «внесения раскола в ряды врагов и их ослабления». Действительно, писал Ли Дэвису 10 июня, «медянки» выступают за восстановление Союза посредством мирных переговоров, тогда как Юг ставит целью полную независимость, но, по мнению Ли, хуже не будет, если заигрывать с выразителями юнионистских устремлений, так как это ослабит поддержку войны на Севере: «В конце концов, в этом мы и заинтересованы. Когда нам предложат мирные переговоры, можно будет выиграть время, обсуждая их условия. Неблагоразумно будет с ходу отвергнуть это предложение только потому, что те, кто внес его, полагают, что результатом станет возрождение Союза». Если Дэвис согласен с доводами Ли, то, как сказал последний, «президент лучше всех знает, как осуществить этот план»[1164].

Дэвис и в самом деле считал, что Ли несет на кончике своей обнаженной шпаги мирные предложения Северу. В середине июня Александр Стивенс высказал мнение, что в свете «неудач Хукера и Гранта», возможно, настало время сделать некоторые шаги в сторону переговоров о мире. Стивенс также предлагал отправиться к своему старому другу Линкольну в качестве парламентера и обсудить возобновление обмена военнопленными, приостановившегося вследствие отказа конфедератов обменивать чернокожих. Этот вопрос мог бы послужить началом для выдвижения мирных инициатив. Такая идея заинтересовала Дэвиса — он издал официальное распоряжение, назначив Стивенса ответственным за обмен военнопленными и другие процедурные вопросы. Какие неофициальные полномочия при этом получил вице-президент, осталось тайной. 3 июля он сел на корабль, который под парламентерским флагом отправился вниз по реке Джемс в расположение северян в Норфолке — таким был первый этап его вояжа, на который он возлагал столь большие надежды[1165].

Марш армии Ли также возродил надежды конфедератов на признание Юга со стороны европейских держав. Вслед за победой при Ченселлорсвилле Джон Слайделл, находившийся в Париже, осведомился при французском дворе, «не настало ли время вернуться к вопросу о признании Конфедерации». Наполеон, разумеется, согласился, но не собирался действовать независимо от Великобритании. А в этой стране слухи об успехах Ли побудили сторонников Конфедерации к энергичным действиям. Весь июнь по обе стороны Ла-Манша проходили бесконечные консультации дипломатов-южан и их союзников, в ходе которых был разработан план, как добиться от парламента одобрения совместных англо-французских действий по признанию Юга. Наполеон III поддержал это начинание. Однако член парламента, выступивший с данным предложением — миниатюрный и импульсивный Джон Роубак, которого Джон Адамс называл «сумасшедшим больше чем на три четверти», — в своей речи от 30 июня наговорил много лишнего. Он неосторожно раскрыл все детали своей встречи с французским императором. Сама мысль о том, что «лягушатники» будут диктовать британцам их внешнюю политику, была для Джона Булля как красная тряпка для настоящего быка. Инициатива Роубака потонула в антифранцузской риторике, но британские сторонники признания Конфедерации с нетерпением ждали новостей о триумфе Ли в Пенсильвании. «Дипломатические средства исчерпаны, — писал 11 июля из Лондона журналист-конфедерат Генри Хотце, — и все мы ждем, что Ли завоюет для нас признание Европы»[1166].

Северяне за пределами Соединенных Штатов также слишком хорошо понимали, что было поставлено на карту в эти июньские дни 1863 года. «Истина в том, — писал Генри Адамс, — что все теперь зависит от нашей армии». В самом Вашингтоне Линкольн был недоволен темпами реорганизации армии Хукера. Когда Хукер в начале июня узнал о передвижениях Ли, он поначалу хотел форсировать Раппаханнок и напасть на арьергард южан. Линкольн не одобрил этот план и предложил Хукеру дать сражение главным силам южан, не пересекая реку, иначе армия окажется «зажата у реки, словно бык у забора: собаки кусают его спереди и сзади, а он не может ни бодаться ни лягаться». На Хукера это не произвело впечатления, и несколько дней спустя он предложил: раз Северовиргинская армия движется на север, то Потомакская армия должна двинуться на Юг и атаковать Ричмонд! Линкольн начал подозревать, что Хукер попросту боится новой встречи с Ли. «Я думаю, что вашей истинной целью является армия Ли, а вовсе не Ричмонд, — телеграфировал он Хукеру. — Если Ли двинется к верховьям Потомака, следуйте параллельным курсом… и дайте сражение при первой же удобной возможности». Голова вражеской колонны была уже в Уинчестере, а хвост — еще во Фредериксберге: «Так что шкура чудовища в каком-то месте весьма уязвима. Прошу вас, разбейте их!»[1167]

Хотя Хукеру со скрипом удалось привести свою армию в движение, он все же не успел воспрепятствовать форсированию южанами Потомака. Однако эта новость даже воодушевила Линкольна. Он написал Хукеру: «[Судьба] возвращает вам шанс [уничтожить вражеские войска вдали от их баз], шанс, который, как я полагал, Макклеллан безвозвратно упустил прошлой осенью». Военно-морскому министру Уэллсу Линкольн сказал: «Мы не можем не разбить их, если у нас будет подходящий командир». К тому времени президент убедился, что Хукер таковым не является: генерал начал выражать беспокойство, что противник превосходит его по численности, что ему нужно больше солдат и что правительство не поддерживает его. Выглядевший «грустным и озабоченным», президент сообщил членам своего кабинета, что Хукер превратился в подобие Макклеллана. 28 июня он освободил Хукера от должности и назначил на его место Джорджа Гордона Мида[1168].

Если бы спросили мнение простых солдат, то большинство из них, вполне возможно, высказалось бы за возвращение Макклеллана. Хотя Мид прошел путь от командира бригады до командира корпуса и имел хороший послужной список, для тех, кто ранее не служил под его началом, его имя ничего не говорило. Впрочем, к тому времени, набив шишек под командованием неумелых военачальников, солдаты обрели такую уверенность в себе, что им по большому счету было наплевать на личность командира. По наблюдению одного офицера, «в солдатах появилось что-то от английского бульдога». «Вы можете бить их снова и снова, но на каждый следующий бой они выходят с такой же уверенностью, как и прежде. Они привыкли к поражениям и не вспоминают о них. Не в этот день, так в другой настанет и наш черед»[1169]. По мере продвижения армии вглубь Пенсильвании мирное население все больше приветствовало их как друзей, а не поносило как врагов. Их боевой дух рос буквально с каждым шагом. «Энтузиазм наших ребят выше раза в три по сравнению с теми временами, когда мы стояли в Виргинии, — писал военный врач. — Мысль о том, что Пенсильвания подверглась вторжению и мы сражаемся на своей земле, влияет на них очень сильно. Они настроены гораздо более решительно, чем когда-либо»[1170].

Когда Мид принял командование, 90 тысяч боеспособных солдат и офицеров были расквартированы в районе Фредерика (Мэриленд). Вражеские корпуса Лонгстрита и Хилла находились в сорока милях к северу близ Чеймберсберга (Пенсильвания). Часть корпуса Юэлла стояла в Йорке, угрожая захватить железнодорожный мост через реку Саскуэханна, а другая — в Карлайле, готовясь двинуться на Гаррисберг с целью перерезать основную ветку Пенсильванской железной дороги и захватить столицу штата. Как и надеялся Линкольн, Ли с армией оторвался от тыловых баз, но он сделал это сознательно. Подобно армии Гранта в Миссисипи, южане имели с собой достаточное количество боеприпасов, а провиант добывали на месте. Впрочем, основной проблемой для Ли были не припасы, а отсутствие Стюарта, без которого невозможно было выяснить точное местонахождение врага. В противовес южанам, Мид имел точные сведения об их передвижениях и быстро двигался навстречу.

Ночью 28 июня один из разведчиков Лонгстрита доложил, что Потомакская армия находится к северу от одноименной реки. Встревоженный близостью сил противника, тогда как его части были раскиданы то тут то там, Ли решил вызвать дивизии корпуса Юэлла из Йорка и Карлайла. Тем временем одна из дивизий корпуса Хилла узнала о возможной доставке партии обуви в Геттисберг, процветающий город, находившийся на перекрестке множества дорог. Так как Ли намеревался объединить свою армию именно возле Геттисберга, Хилл приказал этой дивизии выступить туда 1 июля, чтобы «получить свои башмаки».

Когда «обувщики» Хилла прибыли утром в Геттисберг, перед ними оказались не только дозоры и ополченцы. Накануне город заняли две бригады союзной кавалерии. Командовал ими побывавший во многих переделках опытный вояка Джон Буфорд, который, как и Линкольн, родился в Кентукки, а карьеру сделал в Иллинойсе. Буфорд оценил стратегическую важность этого перекрестка дорог, удобство холмистой местности для обороны. Ожидая, что мятежники пойдут именно этим путем, Буфорд расположил свои бригады, вооруженные казнозарядными карабинами, на высотах к северо-западу от города, и послал курьера к Джону Рейнольдсу, уроженцу Пенсильвании, командовавшему ближайшим пехотным корпусом, с просьбой поспешить к Геттисбергу. По его словам, если битве и суждено состояться, то удобнее места не найти. Когда первая дивизия Эмброуза Хилла утром следующего дня подходила к городу с запада, кавалеристы Буфорда были готовы ее встретить. Спешившись, они отстреливались из-за оград и деревьев, сдерживая втрое превосходившего их врага в течение двух часов, пока в обе стороны не поскакали курьеры за подкреплением. Ли приказал своим подчиненным не ввязываться в генеральное сражение до окончания концентрации всей армии, но сражение превратилось в генеральное само по себе, так как пехота обеих армий, услышав канонаду, стала подтягиваться к Геттисбергу.

Уставшие люди Буфорда уже готовы были податься назад, как в город быстрым шагом вошла головная дивизия 1-го корпуса Рейнольдса и остановила наступление мятежников. Одним из подразделений этой дивизии была «Железная бригада» — пять полков, сформированных из уроженцев Среднего Запада, носивших особые черные шляпы. Бригада и здесь подтвердила свою славу лучшей части Потомакской армии и вновь понесла гигантские потери: две трети наличного состава. Самой тяжелой для северян в первый день битвы была потеря Джона Рейнольдса, которого многие считали лучшим генералом в армии: он пал, сраженный пулей снайпера. 11-й («немецкий») корпус генерала Ховарда прибыл к полю боя, развернулся к северу от города и тут же встретился лицом к лицу с передовыми частями 2-го корпуса Юэлла, подошедшего после форсированного марша от Саскуэханны. После полудня около 24 тысячи конфедератов стояли напротив 19 тысяч «синих мундиров» вдоль полукруга длиной в три мили к западу и северу от Геттисберга. К полю битвы не прибыл еще ни один главнокомандующий, да они и не предполагали давать здесь сражение. Однако независимо от их намерений битва, которой суждено было стать крупнейшей и самой важной в этой войне, началась.

Ли прибыл в тот момент, когда сходились дивизии Юэлла и Ховарда. Быстро оценив ситуацию, он изменил свое намерение, решив не ждать по-прежнему находившийся достаточно далеко корпус Лонгстрита, и приказал Хиллу и Юэллу послать в бой все имевшиеся у тех силы. Издав свой клич, четыре дивизии южан бросились в атаку со ставшей уже привычной неотразимой страстью. Правый фланг корпуса Ховарда дрогнул, так же как при Ченселлорсвилле. Поскольку 11-й корпус в беспорядке отступал через город к холму Семетри-Хилл в полумиле к югу от Геттисберга, правое крыло 1-го корпуса осталось без прикрытия, и эти опытные солдаты также вынуждены были ярд за ярдом отступать к холму, где союзная артиллерия и дивизия, предусмотрительно оставленная Ховардом в резерве, приостановили атаку мятежников. В этот момент можно было предсказать очередную блестящую победу конфедератов.

Но Ли прекрасно видел, что, пока противник удерживает высоту к югу от города, о завершении битвы говорить рано. Он также знал, что оставшаяся часть Потомакской армии спешит к Геттисбергу, поэтому лучший шанс выиграть битву состоял в том, чтобы занять все возвышенности до подхода основных сил врага. Ли отдал Юэллу приказ действовать по своему усмотрению и «по возможности» взять Семетри-Хилл. Был бы жив Джексон, он, безусловно, нашел бы эту возможность. Но Юэлл не был Джексоном. Сочтя оборону северян слишком прочной, он не решился атаковать, создав тем самым одно из многочисленных «если бы» Геттисберга, которые поминались еще долгие годы. Когда уже сгущались сумерки, на поле боя прибыл 2-й федеральный корпус генерала Уинфилда Скотта Хэнкока и образовал оборонительную линию по холмам Калпс-Хилл и Семетри-Хилл, протянувшуюся на две мили по хребту Семетри-Ридж вплоть до холма Литтл-Раунд-Топ. После того как прибыли еще три союзных корпуса вместе с самим Мидом, «синие мундиры» сделали эту линию неприступной. Северяне не только заняли господствующие высоты, но благодаря выпуклому характеру своего фронта могли легко перебрасывать бойцов с одного участка на другой.

Изучив эту укрепленную линию через полевой бинокль вечером 1 июля и утром следующего дня, Лонгстрит пришел к выводу, что она неприступна для атаки. Он предложил Ли сдвинуться к югу и расположиться между северянами и Вашингтоном. Это бы вынудило Мида атаковать Северовиргинскую армию на ее условиях. Лонгстрит был сторонником тактической обороны: он брал за образец Фредериксберг, где федеральные дивизии были растерзаны в клочья, тогда как потери южан оказались минимальны. Лонгстрит не сражался под Ченселлорсвиллом, не было его и при начале сражения при Геттисберге — он появился только после того, как улюлюкающие мятежники вытеснили федералов из города. Ли помнил свои предыдущие битвы. Он не довершил долгожданное «уничтожение» армии противника ни во время Семидневной битвы, ни под Ченселлорсвиллом, и сейчас Геттисберг предоставлял ему третий шанс[1171]. Боевой дух его ветеранов был высок как никогда — они, как полагал Ли, сочли бы маневр, предлагаемый Лонгстритом, отступлением и потеряли бы свой наступательный кураж. Согласно отчету британского наблюдателя, сопровождавшего конфедератов в этом походе, солдаты не могли дождаться, когда же им прикажут атаковать врага, «которого они постоянно громили» и к боевым качествам которого питали «глубокое презрение». Ли решил спустить их с цепи. Указывая на Семетри-Хилл, он сказал Лонгстриту: «Враг находится там, и именно там я собираюсь атаковать его». Лонгстрит возразил: «Раз враг там, то это значит, что он насторожен и ждет атаки; мне кажется, разумно будет от нее воздержаться». Однако Ли уже принял решение, и Лонгстрит удалился в расстроенных чувствах, будучи убежден, что грядет катастрофа[1172].

Зная о недовольстве Лонгстрита, Ли тем не менее именно ему поручил возглавить решающую атаку 2 июля. Две из трех дивизий корпуса Хилла понесли накануне тяжелые потери и не могли продолжать бой. Юэлл по-прежнему считал позиции северян на Семетри-Хилл и Калпс-Хилл неприступными. Ли неохотно согласился с его доводами и потому приказал двум свежим дивизиям Лонгстрита (третья, под командованием Джорджа Пикетта, находилась в арьергарде и не смогла прибыть на поле боя вовремя) атаковать левый фланг северян, удерживавший южную оконечность хребта Семетри-Ридж. В наступлении должна была участвовать и свежая дивизия Хилла, в то время как Юэлл должен был осуществить отвлекающую демонстрацию на правом фланге федералов, а когда Мид ослабит этот фланг путем переброски войск на левое крыло, демонстрация должна была превратиться в полноценную атаку. Если бы этот план сработал, то оба фланга врага были бы смяты и Ли записал бы на свой счет вторые Канны[1173].

Сложно понять душевное состояние Лонгстрита, пока он готовил эту атаку. Он был единственным невиргинцем, занимавшим высокий командный пост в Северовиргинской армии (и единственным видным генералом Конфедерации, ставшим после войны членом Республиканской партии). После войны Лонгстрит стал объектом ожесточенной критики со стороны виргинцев за неповиновение приказу и медлительность в битве при Геттисберге. Его винили в поражении в этой битве и, косвенно, во всей войне. В чем-то эта критика имела целью обелить Ли и других виргинцев (прежде всего Стюарта и Юэлла). Но Лонгстрит и вправду медлил под Геттисбергом. Хотя Ли хотел атаковать как можно раньше, корпус Лонгстрита смог начать движение лишь в четыре часа пополудни. Для такой задержки, впрочем, имеются и смягчающие обстоятельства: две его дивизии были на марше всю ночь, чтобы успеть к Геттисбергу, а затем их послали на позиции окольным путем, чтобы они не были замечены сторожевым постом северян на Литтл-Раунд-Топ — высоком холме на южном окончании позиции федералов. Кроме этого, самолюбие Лонгстрита могло быть задето отказом Ли от его предложения, а в успех атаки, которую ему поручили возглавить, он не верил. Как следствие, трудно было ожидать, что он вложит в это предприятие всю свою энергию.

В довершение всего Лонгстрит обнаружил левый фланг янки отнюдь не на Семетри-Ридж, где их видели разведчики южан. Это произошло из-за самоуправства Дэна Сайклза, командира 3-го корпуса армии Союза, удерживавшего левый фланг. Встревоженный своим расположением в низине у южной оконечности Семетри-Ридж (как раз перед началом подъема на Литтл-Раунд-Топ), Сайклз выдвинул две свои дивизии на полмили вперед, заняв крохотную возвышенность вдоль дороги, шедшей на юго-запад от Геттисберга. Там его войска заняли выступ, на вершине которого находился персиковый сад, а на левом краю, как раз под Литтл-Раунд-Топ, — нагромождение камней, прозванное местными жителями «Логово дьявола». Этот маневр нарушил связь корпуса с остальными частями северян и сделал его позицию уязвимой для атаки с обоих флангов. Когда Мид узнал о поступке Сайклза, было уже слишком поздно его возвращать, так как Лонгстрит начал свою атаку.

Необдуманный маневр Сайклза непреднамеренно нарушил планы Ли. Обнаружив левый фланг врага не там, где он ожидал его увидеть, Лонгстрит, возможно, должен был предупредить об этом Ли. По сообщениям разведки, высоты Литтл-Раунд-Топ и Биг-Раунд-Топ оставались незанятыми, предоставляя возможность для флангового маневра и выхода в тыл союзных войск. Дивизионные командиры Лонгстрита предлагали ему поменять схему атаки и воспользоваться такой возможностью. Но Лонгстрит уже по меньшей мере дважды пытался переубедить Ли, и ему не хотелось слышать очередной категорический отказ. Ли приказал ему вести атаку в определенном месте, и именно здесь он и собирался атаковать. В четыре часа пополудни его бригады построились и пошли в наступление.

В течение следующих нескольких часов произошли одни из самых кровопролитных схваток Гражданской войны: в персиковом саду, на пшеничном поле к востоку от сада, в «Логове дьявола» и на Литгл-Раунд-Топ. 15 тысяч ветеранов Лонгстрита, подбадривавших себя ревом, обрушились на выступ и привели в смятение пехотинцев Сайклза. Однако, умело маневрируя, Мид и его подчиненные заткнули бреши, перебросив туда свежие части трех других корпусов. Часть свежей дивизии Хилла в конце концов также присоединилась к Лонгстриту, тогда как на противоположном фланге солдаты Юэлла пошли в запоздалую атаку и, к тому времени как контрнаступление федералов и опустившаяся темнота остановили их, сумели достичь весьма немногого.

Самая отчаянная схватка проходила на участке наступления Лонгстрита, где два полка Союза, 20-й Мэнский и 1-й Миннесотский, покрыли себя неувядаемой славой. Возвышаясь над окружающим ландшафтом, два холма Раунд-Топ господствовали над южной оконечностью Семетри-Ридж. Если бы мятежникам удалось установить на них артиллерию, они могли бы обстреливать левый фланг федералов. Выдвижение вперед Сайклза оставило холмы без защиты. Алабамская бригада южан отправилась брать Литтл-Раунд-Топ. Еще несколько минут назад на нем не было никого, кроме одинокого сторожевого поста северян, но начальник инженерной службы Мида генерал Гувернер Уоррен успел оценить эту ситуацию до подхода вражеских войск. Галопом спустившись с холма, он убедил командующего 5-м корпусом послать форсированным маршем бригаду на вершину холма, и это было как раз вовремя.

На левом фланге этой бригады двигался 20-й Мэнский полк под командованием полковника Джошуа Чемберлена. Годом ранее Чемберлен еще был профессором риторики и современных языков в Боуден-колледже в Мэне. Взяв отпуск под предлогом обучения в Европе, он вместо этого вступил в армию и в нужный момент со своими земляками оказался в нужном месте. На протяжении почти двух часов они выдерживали непрерывные наскоки полков южан, уцепившись за скалистый, поросший лесом склон, в царстве гари, криков и ужаса. Казалось, что все их усилия пропадут даром. Более трети полка выбыло из строя, а остальные расстреляли все боеприпасы, и с учетом того, что «серые мундиры» готовили новую атаку, Чемберлен оказался перед нелегким выбором. Сохранив хладнокровие, он приказал своим солдатам начать штыковую атаку. Подбодряя себя криками, прокопченные янки устремились вниз по склону прямо на изумленных южан. Измученные боем на вершине холма, в который пришлось вступить сразу после 25-мильного марша к полю битвы, и потрясенные отчаянной храбростью уроженцев Мэна, алабамцы десятками сдавались в плен. Литтл-Раунд-Топ остался в руках северян. Хотя корпус Сайклза шаг за шагом отходил через персиковый сад, пшеничное поле и «Логово дьявола», левому флангу союзных войск на Литтл-Раунд-Топ больше ничего не угрожало.

Однако в миле к северу другая бригада из Алабамы угрожала прорвать оборонительную линию на Семетри-Ридж примерно в ее центре. Атака южан пришлась прямо в брешь, оставшуюся после движения Сайклза к персиковому саду. Брешь эту попытались заткнуть части 2-го корпуса Хэнкока, но пока тот перебрасывал резервы, Алабамской бригаде противостояли лишь восемь рот одного-единственного полка. Правда, полк этот был 1-й Миннесотский, состоявший из ветеранов всех сражений, начиная с Булл-Рана. Хэнкок приказал этим 262 солдатам задержать 1600 алабамцев до прихода подкреплений. 1-й Миннесотский выполнил приказ, но живыми остались лишь 47 человек. Когда Хэнкок заткнул брешь, наступление конфедератов на южной части поля битвы выдохлось.

На северном участке переброска федеральных войск от холмов Семетри-Хилл и Калпс-Хилл навстречу Лонгстриту давала корпусу Юэлла шанс превратить свой ложный маневр в настоящую атаку, на что и рассчитывал Ли. Но шанс не был использован. Уже в сумерках несколько бригад Юэлла все же начали атаку и захватили несколько оставленных северянами окопов, но при дальнейшем движении столкнулись с решительным сопротивлением. Две другие бригады южан оттеснили части злополучного 11-го корпуса на Семетри-Хилл, но подошедшая бригада 2-го корпуса отбросила их назад.

Локальные атаки конфедератов 2 июля были плохо организованы и разрознены. Умелое оперативное командование, которым так славилась Северовиргинская армия, отсутствовало в этот день напрочь. Со стороны же северян, напротив, командиры, начиная с Мида и заканчивая полковниками, действовали инициативно и сохраняли хладнокровие. Они перебрасывали свои части на нужные участки и своевременно контратаковали. Как результат, к ночи оборонительная линия федералов оставалась столь же прочной, если не считать потерю Сайклзом созданного им самим плацдарма. Каждая из сторон потеряла не менее 9000 человек, а общее количество потерь за два дня достигло 35 тысяч убитых, раненых и взятых в плен.

Количество жертв уже превзошло все предыдущие сражения этой войны, а битва еще не была закончена. Несмотря на упорное сопротивление врага, Ли верил, что его упрямые ветераны стоят на пороге победы. Еще одно усилие, считал он, и «эти люди» сломаются. Вообще Ли выглядел окрыленным сомнительными успехами прошедших дней, что было нехарактерно для него. В то же время ему досаждал приступ диареи, к тому же раздражало долгое отсутствие Стюарта (измотанные кавалеристы которого только этим днем присоединились к основным силам). Как бы то ни было, решение Ли в создавшейся ситуации было не лучшим. Он пришел в Пенсильванию за безоговорочной победой и не собирался уходить, не добившись ее. Он атаковал оба фланга противника, чтобы Мид ослабил центр. 3 июля Ли надеялся силами трех дивизий, со свежей дивизией Пикетта на острие удара, под прикрытием ураганного огня артиллерии прорвать этот ослабленный центр. Стюарт в тылу и Юэлл на правом фланге северян должны были помочь сомкнуть клещи после прорыва Пикеттом фронта. При надлежащей организации и умелом управлении непобедимые войска Ли не могли потерпеть неудачу.

Полуночный военный совет северных генералов также высказался за то, чтобы остаться на поле боя. Предвидя развитие событий, Мид сказал генералу, командовавшему на центральном участке: «Если Ли и будет атаковать завтра, то именно по центру»[1174]. На рассвете, однако же, начался бой на крайнем правом фланге союзных позиций, у подножия Калпс-Хилла. Соединения 12-го федерального корпуса, переброшенные накануне на левый фланг, ночью вернулись обратно и атаковали с целью вернуть захваченные мятежниками траншеи. В ходе семичасовой перестрелки они одержали верх, что ухудшило шансы Ли на поражение правого фланга противника одновременно с запланированным наступлением по центру.

Пока шла эта схватка, Лонгстрит вновь предложил своему начальнику совершить обход левого фланга Мида. Ли опять ответил отказом и приказал Лонгстриту атаковать по центру силами одной дивизии Пикетта и двух дивизий корпуса Хилла (в общей сложности менее 15 тысяч человек), которые должны были преодолеть 3/4 мили по открытому пространству и штурмовать позиции надежно окопавшихся пехотинцев, поддержанных достаточным количеством артиллерии. Впоследствии Лонгстрит вспоминал, что сказал тогда: «Генерал Ли, в истории еще не было такого, чтобы отряд в 15 тысяч человек смог выполнить подобную задачу». Ли нетерпеливо ответил, что его доблестная армия уже выполняла такие задания и сможет сделать это снова. «Я ушел с тяжелым сердцем, — писал потом Лонгстрит, — предвидя отчаянное и безнадежное наступление и ужасную бойню, которой оно закончится… Этот день под Геттисбергом стал одним из самых горьких в моей жизни»[1175].

С этими мыслями Лонгстрит начал сосредотачивать артиллерию (всего около 150 орудий) для самой масштабной бомбардировки в истории войны, чтобы подготовить прорыв. В 13.07 пушки Лонгстрита разорвали звенящую тишину, наступившую после завершения утреннего боя на правом фланге северян. Артиллерийская дуэль из 300 орудий велась на протяжении почти двух часов; звуки канонады разносились по пенсильванской земле вплоть до Питтсбурга. Несмотря на неистовый обстрел, пехота северян, укрытая за каменными оградами и брустверами, почти не пострадала — мятежники в основном целились выше их.

Дивизия Пикетта, состоявшая исключительно из виргинцев, с волнением и нетерпением ожидала своего часа. 38-летний Джордж Пикетт был последним в том же выпуске Вест-Пойнта, что и Джордж Макклеллан (выпущенный вторым). Пикетт хорошо проявил себя в войне с Мексикой, но в Гражданской войне держался очень скромно. Его дивизия не сражалась при Ченселлорсвилле и топталась на месте, охраняя обоз в первые два дня битвы при Геттисберге. Носивший длинные курчавые волосы, вислые усы и эспаньолку, Пикетт напоминал то ли типичного южного джентльмена, то ли пароходного карточного игрока. Ему были по нраву романтический стиль а-ля сэр Вальтер Скотт, и он надеялся стяжать славу под Геттисбергом.

Наконец, в три часа пополудни Лонгстрит с неохотой отдал приказ о наступлении. В тот момент казалось, что артподготовка конфедератов вывела из строя неприятельские орудия, поэтому вопрос стоял так: сейчас или никогда. С точностью, уместной лишь на парадах, три бригады Пикетта, поддержанные шестью бригадами дивизии Хилла на левом фланге (две находились в резерве), двинулись вперед. Колонна наступавших, растянувшаяся на целую милю, являла собой величественное зрелище, классическую иллюстрацию для учебников по военному искусству. Очевидцы с обеих сторон с трепетом вспоминали эту картину до своего последнего вздоха (многие, впрочем, издали этот вздох в течение ближайшего часа). Атака Пикетта представляла собой миниатюрное отражение всей войны, которую вела Конфедерация: беспримерная храбрость, очевидный первоначальный успех и катастрофа в итоге. Когда казавшаяся непобедимой пехота южан миновала слегка пересеченную местность, артиллерия федералов внезапно проснулась и по мере приближения южан перешла на картечь. Оказалось, что орудия вовсе не были выведены из строя — дальновидный начальник артиллерии генерал Генри Хант приказал прекратить огонь, чтобы сбить южан с толку, сберечь боеприпасы и встретить врага как полагается. Союзная пехота начала стрелять с 200 ярдов, а Вермонтский, Огайский и Нью-Йоркский полки ударили по наступавшим с флангов. Под невыносимым огнем атака конфедератов захлебнулась. Две-три сотни виргинцев и теннессийцев во главе с генералом Льюисом Армистедом прорвали первую линию обороны, после чего Армистед получил смертельные ранения, а его солдаты падали один за другим, как листья на осеннем ветру. Через полчаса все было кончено. Из 14 тысяч конфедератов, пошедших в атаку, едва половина вернулась обратно. Дивизия Пикетта потеряла две трети своего состава; три командира бригад и все тринадцать полковников были убиты или ранены.

Когда те, кто выжил, вернулись к месту, откуда начиналась их самоубийственная авантюра, они увидели Ли и Лонгстрита, формировавших линию обороны на случай предполагаемой контратаки Мида. «Это полностью моя вина, — промолвил Ли, оказавшись среди солдат. — Именно я проиграл эту битву, но вы должны приложить все силы и помочь мне выйти из этого трудного положения. Все добрые солдаты должны сплотиться»[1176]. Они и сплотились, по крайней мере часть из них, но Мид не начал контрнаступления. За это его критиковали еще долгие годы. Хэнкок, несмотря на ранение, полученное при атаке Пикетта, предлагал Миду преследовать разбитые бригады Ли силами не участвовавших в битве 5-го и 6-го корпусов. Но на плечах Мида лежала большая ответственность. Он был командующим армии всего шесть дней, три из которых эта армия сражалась за спасение государства (как он представлял свою миссию) и едва преуспела в этом. Мид не мог знать масштабов потерь в стане южан, а также того, что их артиллерия расстреляла почти все свои снаряды. Однако он знал, что Стюарт находится где-то в его тылу — ему еще не сообщили, что кавалерийская дивизия северян остановила Стюарта в трех милях к востоку от Геттисберга, расстроив тем самым и третью часть плана Ли по уничтожению армии Мида. Тем временем два союзных кавалерийских полка на левом фланге к югу от холмов Раунд-Топ напали на пехоту мятежников, опережая ожидаемый приказ о контрнаступлении, однако получили жестокий отпор от готового к такому повороту событий врага. Ближе к вечеру несколько частей 5-го и 6-го корпусов продвинулись дальше «Логова дьявола» и пшеничного поля. Там они отбросили арьергард дивизий Лонгстрита, который отошел на новый оборонительный рубеж. Мид подумывал о наступлении в этом районе на следующий день, 4 июля, но начавшийся вскоре после полудня ливень не позволил этому плану осуществиться.

Другой причиной недостаточной агрессивности Мида стало его уважение к противнику. Он с трудом мог поверить, что разбил триумфаторов Ченселлорсвилла. Также генерал впоследствии объяснял, что не хотел следовать «плохому примеру [Ли] и вести на смерть собственную армию, атакуя хорошо укрепленные позиции». «Мы сделали достаточно», — сказал он некоему кавалерийскому офицеру, недовольному результатами. В поздравительной телеграмме бывший командир корпуса выразил всеобщее удивление тем фактом, что долгое время терпевшая неудачи Потомакская армия одержала очень важную победу: «Блестящий успех Потомакской армии вдохнул жизнь во всех нас. Я не мог поверить, что такого врага можно разбить»[1177].

Север действительно вдохнул полной грудью. «ПОБЕДА! НОВОЕ ВАТЕРЛОО!» — кричал заголовок в Philadelphia Inquirer. Волна ликования захлестнула Вашингтон на следующий день после отражения атаки Пикетта, превратив празднование Дня независимости в самое памятное в истории. «Мне еще никогда не приходилось видеть такие торжества в Вашингтоне», — писал очевидец событий. Когда три дня спустя пришли известия о падении Виксберга, ликование удвоилось. Линкольн вышел на балкон Белого дома и сообщил толпе, выкрикивавшей здравицы в его честь, что «чудовищному мятежу», поставившему цель «низвергнуть принцип равенства всех людей», нанесен сокрушительный удар[1178]. Джон Темплтон Стронг из Нью-Йорка с радостью отмечал в своем дневнике: «Результаты этой победы поистине бесценны… Чары непобедимого Роберта Ли развеяны. Потомакская армия наконец обрела генерала, который смог руководить ею, и храбро выдержала все атаки, несмотря на длинный и печальный перечень прошлых неудач… „Медянок“ будто парализовало, по крайней мере на какое-то время… Престиж нашего правительства как в стране, так и в мире вырос в несколько раз»[1179].

Стронг и сам не предполагал, насколько верна его последняя фраза. Вице-президент Конфедерации Стивенс, исполнявший парламентерскую миссию, как раз находился в пути, когда битва при Геттисберге достигла кульминации. Джефферсон Дэвис рассчитывал, что Стивенс прибудет в Вашингтон с юга, когда победоносная армия Ли будет маршировать на него с севера. Сообщения о миссии Стивенса и исходе битвы поступили в Белый дом одновременно. Линкольн тут же послал Стивенсу резкий отказ на просьбу о пересечении линии фронта[1180]. В Лондоне вести из-под Геттисберга и Виксберга стали смертельным ударом для сторонников признания Конфедерации. «Катастрофу, постигшую мятежников, не искупить никакими надеждами на их успех, — ликовал Генри Адамс. — Все признали, что любым помыслам об интервенции положен конец»[1181].

Победа под Геттисбергом досталась дорогой ценой: Союз потерял убитыми и ранеными 23 тысячи человек — более четверти армии. Однако потери южан были еще более тяжелыми: 28 тысяч убитых, раненых и пропавших без вести, что превышает треть армии Ли. Когда 4 июля под проливным дождем остатки армии начали отход в Виргинию, тысячи раненых испытывали нечеловеческие страдания, трясясь в реквизированных санитарных повозках по разбитым дорогам. 7000 раненых конфедератов были оставлены под присмотром врачей и медсестер федералов в Геттисберге. Ли пребывал в глубокой депрессии, связанной с итогами его «похода за миром». Спустя месяц он подал Дэвису прошение об отставке. «Никто лучше меня не сознает полную неспособность исполнять мой долг на этом посту. Я не могу даже завершить то, что хотел сам, как же я могу оправдать ожидания других?»[1182] Так говорил человек, чьи блестящие достижения годом ранее заставили восхищаться весь Запад. Естественно, Дэвис отказался принять его отставку и предложил Ли и его подчиненным ковать дальнейшие победы. Но уже никогда им не удалось создать такую мощную силу и добиться той репутации, с которыми они вошли в Пенсильванию благословенными летними днями 1863 года. Хотя кровопролитная война продолжалась еще два года, Геттисберг и Виксберг знаменовали ее переломный момент.

Проницательные наблюдатели из лагеря южан признали это. «[Падение Виксберга — ] сокрушительный удар, ввергший нас в отчаяние», — писал чиновник военного министерства Джон Джонс, узнав 8 июля о том, что произошло. На следующий день его настроение ухудшилось еще больше: «Новости из стана Ли кошмарны… Это самый мрачный день войны». «Пламенный оратор» Эдмунд Раффин признавался: «Я никогда еще до такой степени не терял веру в наше дело». А обычно неутомимый Джошуа Горгас, глава артиллерийско-технической службы Конфедерации, 28 июля записал в своем дневнике слова, боль которых доносится к нам сквозь годы: «События сменялись с ужасающей быстротой. Еще месяц назад мы были на верном пути к победе. Ли стоял в Пенсильвании, угрожая Гаррисбергу и даже Филадельфии. Защитники Виксберга смеялись над попытками Гранта взять город… Порт-Хадсон отбил натиск Бэнкса… Сейчас картина настолько же мрачна, насколько светлой была ранее… Кажется невероятным, что человеческими усилиями можно было сменить декорации в столь краткий срок. Вчера мы парили на гребне успеха, сегодня же наш удел — полное разочарование. Юг идет к гибели»[1183].