Былое и дамы

ЛУ

“Поднимите ручки, мадемуазель Лу, — проворковал Жуковский, перехватывая рулон бирюзового шелка у нее подмышкой — Вот так. А теперь стойте ровно и не дышите”.

Затаив дыхание Лу следила, как он одним неуловимым взмахом ножниц отсек кусок шелковой ткани и сбросил рулон на пол.

“А теперь повернитесь лицом к окну. Боже, какая дивный изгиб талии!”

“Мы кроим платье или оцениваем мои достоинства?” — дерзко спросила Лу.

“И то, и другое. — Жуковский перебросил бирюзовый водопад шелка через плечо Лу и, ловко повернув ее лицом к себе, начал собирать податливую ткань в складки. — Если бы не ваши достоинства, стал ли бы я кроить вам платье за три часа до премьеры?”

Он опять покрутил Лу из стороны в сторону и объявил:

“Я одену вас в сари, как индийскую богиню. Вся публика будет потрясена”.

“Нет, нет! Великий Рихард Вагнер этого не одобрит, — испуганно воскликнула Лу, припоминая гневные речи Фридриха о вагнеровском национализме. — Лучше оденьте меня как фею сумрачных германских лесов”.

Жуковский упал на колени и стал подкалывать подол. “Добрую или злую?” — уточнил он и сам себе ответил: “Впрочем это не важно. Важно, что ножки у вас еще изящней, чем талия”.

“Милые мои, — взмолилась Мальвида, терпеливо наблюдавшая за созданием платья Лу, — хватит лопотать по-русски. Переходите на немецкий, чтобы я не подумала, что вы флиртуете”.

“Мы вовсе не флиртуем, — возразил Жуковский. — Я просто предлагаю мадемуазель фон Саломе выйти за меня замуж”.

“Это такая шутка?” — уточнила Лу.

“Нисколько не шутка, а вполне серьезно. Подумайте, сколько преимуществ — во-первых, вы будете со мной на передовой линии искусства, во-вторых, наши дети будут говорить и по-русски, и по-немецки”.

“Но я пока не собираюсь замуж…”— начала Лу, но откуда-то из темноты грянул пронзительный гневный голос:

“Позор! Я сегодня же напишу брату, что его возлюбленная стоит нагишом перед чужим мужчиной!”

В мастерскую Жуковского ворвалась женщина неопределенного возраста — то ли девица, то ли старуха, — с вострым птичьим клювиком над карминово-красным ртом, странно не вяжущимся ни с ее черной монашесклой хламидой, ни с ее круглой шляпкой, похожей на монашеский клобук.

“Вы что, подслушивали под дверью, Элизабет?” — рассердилась Мальвида. Как она ни старалась, ей так и не удалось побороть в себе неприязнь к сестре Фридриха, она по-прежнему терпеть ее не могла, хоть и надеялась на ее сотрудничество. Как ужасно все перепуталось из-за новой причуды Фридриха, подумала Мальвида, — ей, благородной и порядочной, пришлось натравить отвратительную Элизабет на симпатичную Лу, которую она полюбила как родную. И преодолев себя, она улыбнулась через силу:

“Знакомься, Лу, это сестра Фридриха”.

“О, Элизабет, я так рада вас видеть, Фридрих много рассказывал о вас!” — рассиялась улыбкой Лу, словно не слышала злобных выкриков Элизабет. Упустив из виду, что сестра Фридриха не мужчина, она не сомневалась в силе своего очарования. И напрасно.

“Ты что, при живом женихе намереваешься выйти замуж за Жуковского?” — продолжала атаку Элизабет.

“Во-первых, я пока не собираюсь замуж, — пожала плечами Лу. — А во-вторых, у меня нет никакого жениха”.

“А мой брат? Разве он не сделал тебе предложение?”

“Он-то сделал, да я ему отказала”.

“Ты отказала Фрицци? Почему же он написал мне, что собирается жениться?”

“Это вы у него спросите.”

И Лу решительно повернулась к Жуковскому:

“Итак, в кого вы меня нарядите — в индийскую богиню или в германскую фею?”