Былое и дамы

БАКУНИН

Весь август погода в Лондоне стояла непривычно теплая, и потому почти все обитатели Орсетт Хауса после обеда собрались на террасе. Только Бакунин не поместился на террасе и улегся в саду на одеяле, расстеленном поверх ковра опавших листьев, да Огарев, тихо напевая, катал по дорожке коляску с близнецами. Герцен, склонившись над столом, вычитывал через плечо Мальвиды ее перевод очередной статьи из “Колокола”. В центре террасы стоял мольберт Таты, которая увлеченно водила кистью по холсту, пытаясь воссоздать картину уходящего лета.

Топчась вокруг мольберта, Тата то и дело спотыкалась об ноги Натали, задремавшей в шезлонге в углу террасы. И над всей этой мирной сценой звенел хвастливый голосок Ольги:

“Мальвида упросила капельдинера впустить меня в зал, но услышать новую оперу Вагнера мне не удалось. Парижские студенты разозлились на Вагнера за то, что он поставил дирижера спиной к публике. Они начали свистеть, кричать и хлопать сиденьями кресел. Мне стало очень обидно, что ничего не слышно. Я вскочила ногами на кресло и заорала так громко, что перекрыла весь шум в зале: “Вон отсюда, идиоты! Вы ничего не понимаете в музыке! Убирайтесь вон! Вон!” В конце Вагнер подошел ко мне и поблагодарил за мое выступление. На глазах у него были слезы”.

“Узнаю моего друга Рихарда, — отозвался Бакунин. — Ему ничего не стоило заплакать”.

“Вы знакомы с Вагнером?” — воскликнула Мальвида.

“И ещё как знаком! Было время, когда мы с ним ночи напролет бродили по берегу Эльбы и говорили, говорили, говорили! Говорили обо всем на свете”.

“Мы тоже говорили с ним обо всем на свете, когда он пригласил нас на обед в Париже”, — похвасталась Ольга.

“Чего ради он пригласил вас на обед?” — ревниво вскинулась Тата, споткнулась и наступила Натали на ногу. Натали громко взвизгнула, Ольга засмеялась и закашлялась.

“Ты нарочно наступила мне на ногу, дрянь!” — крикнула Натали.

“Простите, Наталья Алексеевна, я нечаянно! Ей-богу, нечаянно!”

“Я давно заметила, что с тех пор, как родилась Лиза, ты то и дело намеренно пытаешься нам навредить — и мне, и Лизе!”

“Зачем, Наталья Алексеевна?”

“Ясно, зачем — из ревности!”

Тут Тата зарыдала и бросила кисть на пол, кисть упала и покатилась по белым плиткам террасы, разбрызгивая фейерверк разноцветных пятен. Натали подняла кисть и швырнула ее в Герцена: “Полюбуйся на свою дочь! Она кисть бросила нарочно, чтобы испортить террасу!”

Тата зарыдала еще отчаянней: “Папа, ты видишь? Она все время ко мне придирается!”

Ольга опять засмеялась и зашлась в надрывном кашле. Мальвида скомкала листки, которые держала в руках, и запричитала: “Ребенка нужно срочно увезти из этого гнилого английского климата! Искандер, ты слышишь, как она кашляет? Позволь мне уехать с нею в Италию”.

“Я тоже хочу с ними в Италию! — взмолилась Тата. — Отпусти меня с ними, папа!”

Шум поднялся невообразимый. Никто никого не слушал — Ольга кашляла, Тата рыдала, Натали визжала, Мальвида причитала. Бакунин вскочил с одеяла и заорал зычным голосом, перекрывая все другие голоса: “Тихо! Всем замолчать!” Все испуганно затихли, даже Ольга перестала кашлять. Бакунин одним прыжком вспрыгнул на террасу:

“Распустил ты своих баб, Герцен! Развел тут курятник вместо того, чтобы поднимать народы на борьбу с тиранией!”

И ушел в дом, демонстративно хлопнув дверью. Взбешенный Герцен стукнул кулаком по столу:

“Никто никуда не поедет, ясно?”