Чтобы попасть за кулисы, они с Ольгой, держась за руки, долго шли по бесконечным скудно освещенным коридорам. После ослепительно сияющего огнями оперного зала темнота коридоров казалась почти полной. Каким облегчением было вступить наконец в световой круг артистических уборных и увидеть Рихарда, устало сидящего в кресле перед зеркалом.
“Это было потрясающе!” — воскликнула Мальвида, но Рихард небрежно отмахнулся от похвал и спросил Ольгу, водила ли Мальвида ее в музей.
“У нас сейчас нет времени для искусства прошлого, — ответила за Ольгу Мальвида. — В искусстве меня интересует прежде всего великое и значительное нашего времени, и это — ваши оперы”.
“Вы так захвалите меня, что я зазнаюсь”, — польщенно засмеялся Вагнер.
“Я как раз познакомилась с человеком, который утверждал, что вы зазнались давным-давно”.
“Кто же, интересно, этот наглый клеветник?”
“Это русский хулиган по имени Мишель Бакунин. Он хвастается, что вы были его близким другом”.
“Боже, где вы видели Мишеля? Он все также прекрасен и похож на Зигфрида?”
“Не сказала бы. Он довольно отвратителен, весь отекший и беззубый”.
“Какая жалость! Но как вы могли его встретить? Он же сослан куда-то в Сибирь!”
“Ах, вы не знаете? Он убежал из ссылки и через Японию и Америку пробрался в Европу”.
“Значит, Мишель вернулся в Европу?”
Вагнер вдруг побледнел, прижал руку ко лбу и стал торопливо прощаться, ссылаясь на усталость.