Чëрная звезда

ВОРУ ТРЕБУЕТСЯ СУДЬЯ ^{Элеонора Раткевич}

— Да, я разграбил свою гробницу! — склочным тоном заявил фараон. — В конце концов, жить на что-то надо!

Патрик глаз не мог отвести от этого субчика.

Когда Тэлбот сказал Патрику, что собирается познакомить его со старейшим вампиром Лондона, да вдобавок еще и фараоном, ирландец ожидал увидеть нечто если и не величественное, то хотя бы благовоспитанное. Напрасно ожидал. Фараон оказался обладателем оттопыренных ушей, тощей физиономии, подвижной, как у актера варьете, и пары великолепных черных глаз, в которых читалась радостная готовность уязвить собеседника в любую минуту.

— Патрик Шенахан, — представился детектив, смутно предощущая какую-нибудь выходку.

Что ж, на сей раз его ожидания не были обмануты.

— Ну зачем так официально, джентльмены! — возгласил фараон, картинно отмахнувшись. — К чему все эти сложности, право? Какие между нами могут быть церемонии! Ведь я не могу оказать вам ответную любезность. Какая вам разница, как меня зовут, Хотепсехемуи или Несубанебджед — да хоть бы и Неферерикара! — вы ведь все равно не сможете этого выговорить.

Тэлбот ответил на эту тираду невозмутимой улыбкой.

— Впрочем, если вам так уж необходимо, — пошел на уступки фараон, — вы можете называть меня мистер Кинг. Рекс Кинг, эсквайр.

Патрик нахмурился. Во-первых, он был уверен, что его собственная фамилия может составить непроизносимому Хотепсехемуи достойную конкуренцию. В конце концов, ирландец он или нет? А во-вторых, он решительно не понимал, с какой стати он должен называть наглого фараона этим дважды царственным именем, если на бронзовой дверной табличке честь-честью значится: «Мистер Дональд Дикинсон. Антиквар. Древности и редкости».

— Не паясничайте, Досси, — небрежно промолвил Тэлбот. — Вам не идет. С тех пор, как вы разграбили свою гробницу, у вас было достаточно веков научиться прилично себя вести.

В ответ фараон воздел руки к небесам. Вероятно, при древних регалиях он бы выглядел величественно и устрашающе. Однако облачен он был в твидовый пиджак, и казалось, что фараон-антиквар пытается снять со стены невидимую картину. Как и подобает антиквару, картины, пусть и несуществующей, он не выпустил из рук в течение всего дальнейшего монолога. Длилось это действо около получаса, и Патрик узнал много нового о несчастной участи фараонов вообще и вампиров в частности. Мало того, что нужно заранее объяснить бальзамировщику его задачу, надо ведь и пройти через эту малоприятную медицинскую процедуру — риск, джентльмены, риск-то какой! — а потом приходишь в себя один-одинешенек, рядом ни души, закусить и то некем… ох, простите, нечем… да пока найдешь тайный выход из гробницы, пока его размуруешь… а тут еще некоторые, не будем показывать пальцем, отказывают многострадальному фараону в священном праве разграбить собственную гробницу!

Закончив пламенную речь, фараон задрал голову, посмотрел на свои воздетые руки так, словно никогда ничего подобного раньше не видел, опустил их и скучным тоном осведомился:

— Чаю, джентльмены?

— Благодарю, — учтиво отозвался Тэлбот, — с удовольствием.

— Неужели все так страшно? — украдкой спросил его Патрик.

— Ну, не совсем, — тихо ответил Тэлбот. — Вообще-то бальзамирование полностью снимает жажду крови недели примерно на две после пробуждения. Но Досси любит преувеличивать.

— Итак, джентльмены, чему обязан честью вашего визита? — благовоспитанно осведомился фараон, хрустя печеньем.

— Проклятию, — сообщил Тэлбот, отпив глоток чаю.

Фараон неодобрительно поджал губы.

— Ай-яй-яй, мистер Тэлбот, — вздохнул он. — Как вам не стыдно! Вы же современный человек! Я еще понимаю — какой-нибудь невежественный издольщик из глухого захолустья… но вы! Никогда бы не заподозрил вас в склонности к суевериям. Неужели вы и в самом деле верите в проклятия?

— Нет, конечно, — невозмутимо отозвался Тэлбот. — А разве вы, Досси, верите в то, что дважды два — четыре? Я не верю. Я знаю.

События, которые привели Шенахана и Тэлбота на чаепитие к склочному фараону, начались некоторое время тому назад вполне прозаически — просьбой о помощи. Во всяком случае, для частного детектива это не экзотика, а самая что ни на есть проза жизни. Единственное, что выделяло эту просьбу из множества других — изложена она была не лично, а письменно, и передана с нарочным. Впрочем, и в этом нельзя усмотреть чего-то совсем уж необычного. Случается. Может, клиент напуган, боится слежки и не рискует прийти в открытую. Может, клиент сноб и дурак и считает, что навеки запятнает свое достоинство, снизойдя до посещения какого-то там частного сыщика лично. А может, клиент как раз умный и вызывает сыщика прямиком на место преступления, покуда след не остыл. Хотя на подобную удачу рассчитывать трудно.

Письмо было написано на очень хорошей, очень дорогой бумаге. Рукой, несомненно, мужской — решительной и властной. Ничего общего с безликой правильностью и разборчивостью, отличающей профессиональный почерк секретарей и мелких клерков. Иной раз Патрик сердито думал, что нет на свете никаких секретарей, есть только один секретарь, размноженный типографским способом, как утренний номер «Таймс». Неизменная улыбка, неизменный поклон, интонации, почерк… нет, это написано никак не Секретарем Вездесущим. Прибыть в особняк Эшвудов как можно скорее частного детектива Шенахана призывал не наемный служащий, а явно сам лорд Эшвуд. Почему? Не доверяет секретарю? Или дело настолько срочное, что не до диктовки? В обоих случаях Патрику следует поторапливаться. Неизвестно, что стряслось в особняке Эшвудов, но можно смело голову прозакладывать — речь пойдет никак уж не о пропавшей болонке и не об усах, пририсованных на фамильном портрете прабабушки неведомым оскорбителем.

Предположения Патрика переросли в уверенность, когда оказалось, что добираться до особняка своим ходом ему не придется. Его ожидал экипаж. Похоже, дело предстоит и впрямь скверное.

Патрик еще не догадывался, насколько.

Он думал, что его проведут в кабинет хозяина особняка — и ошибся. Лорд и леди Эшвуд встретили мистера Шенахана в гостиной — как если бы он просто явился со светским визитом. В девять часов утра, ну кто бы мог подумать! Патрику поневоле сделалось не по себе: что, во имя всего святого, стряслось в этом доме, если Эшвуды пускаются на такие нелепые ухищрения?

Лорд Генри Эшвуд старался выглядеть невозмутимым, и у него почти получалось — если бы пальцы не дрожали. Эта мелкая нервическая дрожь до странного не вязалась с его внешностью. Высокий лоб, густые дуги бровей, надменный даже и сейчас взгляд из-под тяжелых век, крупный нос, отчего-то вызывающий из глубин памяти слово «бушприт», а следом и мысли об абордаже, а затем и морской мощи Великобритании. Сухопутную мощь олицетворяли собой усы военного образца. Жесткий рот и округлый подбородок довершали облик хладнокровного и сдержанного джентльмена. Вот только проклятые пальцы…

Зато леди Френсис Эшвуд не только старалась, но и выглядела невозмутимой. Патрик хорошо знал этот тип женщин. Никто и никогда не должен догадаться, что их терзает тайное горе или смертельный страх, никто не должен знать о беде или болезни! Чем мучительнее страдание, тем безупречнее должно быть платье, тем свежее — цвет лица, тем восхитительнее — прическа. Только тогда ни одна живая душа нипочем не заметит нестерпимой боли. Леди Френсис выглядела настолько безукоризненно и вместе с тем совершенно естественно, что Патрика мороз продрал по коже.

— Мистер Шенахан, — произнес сэр Генри, — благодарю вас за то, что вы откликнулись без промедления.

— Садитесь, прошу вас, — учтиво улыбнулась леди Эшвуд.

Патрик опустился в кресло.

— Видите ли, мистер Шенахан, — начал было лорд Эшвуд, но сбился, замолчал и старательно переплел пальцы, стараясь хоть так унять их дрожь.

Патрик молчал, выжидая.

— В нашем доме случилось несчастье, — сказала леди Френсис. — Две недели назад пропал наш старший сын, Рональд.

В первый момент Патрик растерялся — да и было отчего. Рональд Эшвуд пропал две недели назад — а его вызвали только сегодня, да еще и срочно! Что же это за исчезновение такое, если сначала до него никому нет никакого дела, а потом вдруг надо бежать на поиски сломя голову?

— Не думайте, что мы не приняли никаких мер, — угрюмо произнес сэр Генри. — Просто мы не сразу поняли, что произошло. Рональд исчез при таких странных обстоятельствах…

Лорд Эшвуд вновь замялся. И опять Патрик не стал поощрять его наводящими вопросами. Рано еще.

— Он исчез из запертой комнаты.

— Простите, в каком смысле?

Удивление Патрика было совершенно искренним. Пресловутая запертая комната с легкой руки авторов детективных романов попадалась вымышленным расследователям буквально на каждом шагу. Пожалуй, криминальный роман без запертой комнаты был чем-то почти неприличным — примерно как коричневые ботинки при черном костюме. В реальной жизни покойники не имели привычки закрываться на ключ, чтобы досадить полицейскому инспектору или частному сыщику. И даже в упомянутых романах описывалась все-таки комната с трупом, а не комната ни с чем.

— В самом прямом, — раздраженно ответил сэр Генри. — Рональд лег спать примерно в одиннадцать и закрыл свою спальню на ключ изнутри. Утром он не вышел к завтраку. Я поднялся наверх, позвал его, но он не ответил. В конце концов мы взломали дверь. Но его там не было. Окно закрыто, дверь закрыта изнутри — и никого. Постель смята.

— Следы борьбы? — не удержавшись, перебил Патрик.

— Нет, — покачал головой сэр Генри. — Даже одеяло не откинуто в сторону. Как будто он лег спать, а потом не вставал, а исчез прямо из-под одеяла. И одежда вся на месте.

Дичь какая-то.

— И что, по-вашему, мы должны были подумать? — сердито вопросил сэр Генри так, словно именно Патрик должен был не просто знать, а еще и суметь каким-то неведомым образом вернуться на две недели назад и подсказать лорду Эшвуду правильные умозаключения.

— Не знаю, — ответил Шенахан. — Я не знаком с мистером Рональдом. А что вы подумали?

— Что он… ну… решил подшутить над нами, — с трудом выговорил сэр Генри.

— Он был склонен к шуткам подобного рода? — ровным голосом осведомился Патрик.

— Нет. — Лорд Эшвуд опустил голову. — Нет.

— У Рональда недостало бы чувства юмора для такой проделки, — негромко произнесла леди Фрэнсис. — Да и изобретательности тоже. Он хороший мальчик, но… звезд с неба не хватает.

Иначе говоря — молодой балбес благородного происхождения, перевел для себя мысленно Патрик.

— Но что мы еще могли подумать? — настаивал сэр Генри.

— Пока не знаю. А кстати — почему именно вы отправились звать мистера Рональда?

И в самом деле — почему? Почему не лакей, не дворецкий, не горничная, почему никто из слуг не попытался стуком в дверь разбудить заспавшегося шалопая и лишь потом позвать его лордство?

— С ним случалось, — насупился сэр Генри, — запираться у себя, если у нас с ним были… разногласия.

Могу себе представить, мимолетно подумал Патрик.

— А накануне между вами были… разногласия? — он в точности скопировал интонацию лорда Эшвуда.

— Нет, — отрезал сэр Генри.

— Все было как обычно, — поддержала мужа леди Фрэнсис. — Никаких споров, резкостей. Ничего даже отдаленно подобного. Поэтому то, что случилось утром, было так… странно.

Странно. Что ж, хорошее слово. Им можно назвать все что угодно.

— Итак, вы решили, что это шутка, верно? И мистер Рональд вот-вот появится?

— Да, — не сразу ответил сэр Генри. — Я был очень сердит на него. Просто места себе не находил. Думал, вот пусть только вернется — я его отучу такие штуки выкидывать. Молодость молодостью, но надо же знать хоть какие-то границы!

— Но он не вернулся, — произнес Шенахан.

— Да, — все так же негромко откликнулась леди Фрэнсис.

— Мы всю ночь не спали, — хмуро сказал сэр Генри. — Я был готов шею ему свернуть. А наутро Фрэнсис потребовала начать розыски.

— Вы обратились в полицию?

— Сначала — нет, — покачал головой сэр Генри. — Мы вызвали частного детектива. Некоего Джона Николса… возможно, вы его знаете?

Шенахан слегка поморщился. Николса он знал — и не питал на его счет и тени сомнений.

— Кто вам его посоветовал? — Патрик очень постарался, чтобы в его голосе не ощущалось презрение, которое он испытывал к Николсу, лощеному снобу невеликого ума с непомерными амбициями.

— Он нашел пропавшую собачку леди Карфекс, — пояснил сэр Генри.

Ну да. А для вашего лордства что чужая собачка, что родной сын — разница невелика? Все едино пропажа? Ох, не думаю…

— Понятно, — сухо заметил Патрик. — Но почему вы не обратились в полицию?

Сэр Генри смолчал.

— Боялись, что выплывет что-то неблаговидное? — это был не столько вопрос, сколько утверждение. Патрик был совершенно уверен.

— Да как вы смеете! — судя по градусу гнева в голосе лорда Эшвуда, Патрик не ошибся.

Лорд Эшвуд устремил на него тяжелый давящий взгляд. Наверное, на его подчиненных это действовало. Но частного детектива сложно напугать игрой в гляделки.

— Сэр Генри, — твердо произнес Шенахан, — давайте договоримся. Вы не удав, а я не макака. Не надо меня гипнотизировать. Если я должен найти вашего сына, мне нужно задавать самые разные вопросы. В том числе и неприятные. И что важнее, получать на них честные ответы.

— Мистер Николс не задавал бестактных вопросов, — с упреком возразил сэр Генри.

— Разумеется, — согласился Патрик.

А зачем, спрашивается, Джону Николсу задавать неудобные вопросы их светлостям и милостям? Болонки не делают карточных долгов, не пьянствуют, не совершают растрат, не клевещут на сослуживцев, не подделывают чеков. Надо отдать справедливость Николсу — искать пропавших болонок он умел. Но пропавшие люди — дело иное.

Лорд Эшвуд еще раз свирепо взглянул на Патрика и отвел глаза.

— Спрашивайте, — глухо сказал он.

Согласие, выраженное на словах, само по себе еще ничего не значит — особенно если это слова дипломата. Патрик отлично понимал, что уступать сэр Генри и не подумал. Конечно, к расспросам Шенахан приступил. А можно было и не трудиться. Услышанное не стоило потраченных усилий. Исчезнувший Рональд Эшвуд не имел карточных долгов, каких бы то ни было врагов, брошенных любовниц, тайных соперников, вредных привычек, проблем и затруднений. Его не преследовали ни кредиторы, ни шантажисты. За ним не числилось ни упущений, ни оплошностей. Он ни с кем не ссорился. Он был чист и безгрешен, как болонка, — только Николсу и впору искать столь безобидное создание. И почему он не нашел юного Рональда?

Спустя минут десять Патрик поднялся.

— Не смею более злоупотреблять вашим временем, — холодно произнес он.

— Мистер Шенахан, — выдохнула леди Эшвуд.

— Сядьте! — рявкнул сэр Генри.

— Милорд. — Патрик и не подумал повиноваться. — Если вы зачем-то вздумали мне голову морочить, воля ваша. Но если вы мне настолько не доверяете, зачем вы обратились ко мне?

— Господин министр отзывался о вас с большим одобрением, — выдавил сэр Генри.

Патрик улыбнулся краешком рта.

— Господин министр мне не лгал, — сообщил он опешившим от такого нахальства Эшвудам. — Он посчитал возможным довериться мне. И получил результат. Как я могу искать вашего сына, когда вы все время пытаетесь что-то от меня утаить?

— И что же, по вашему мнению, мы скрываем? — желчно осведомился лорд Эшвуд.

Как он мог столько лет пробыть дипломатом? Сэр Генри не просто врал, а врал неумело и агрессивно, он держался как провинциальный актер, играющий в дурно написанной пьесе, — нарочито и неуместно. Впрочем, не только его речи — все здесь было неуместным, неправильным. И сэр Генри с волевым подбородком и дрожащими пальцами, и прямая спина и негромкий голос леди Фрэнсис, и преисполненный вранья разговор в гостиной в девять утра, и даже сама эта гостиная, выполненная в стиле art nouveau. Патрик ожидал увидеть нечто куда более консервативное, но его окружала лепнина, скругленные углы и прихотливые завитушки. Не только Шенахан, но и Эшвуды казались чужаками в собственной гостиной, они не сочетались с ней. С ее затейливыми арабесками сочетались разве что великолепные китайские вазы — Патрик хоть не был знатоком, но не мог ошибиться. Это была не английская «китайщина», пусть и искусно выполненная, не спод, не веджвуд, не вустер. Вазы были подлинными — и чувствовали себя куда вольготнее людей.

Вероятно, именно вазы и взбесили Патрика окончательно. В доме, где вещи привычно не церемонятся с людьми, доводами разума ничего не добьешься. Следует бить, и бить наотмашь. Иначе этих людей не проймешь.

— Например, почему вы отказались от услуг мистера Николса, — жестко и спокойно произнес Патрик. — Почему вы обратились в полицию. Почему вы обратились ко мне — две недели спустя, сэр Генри! Нет, я не спрашиваю, кого подозревал Джон Николс и полиция. Я спрашиваю, кого подозреваете вы, милорд? В конце концов, правила «cui prodest» никто не отменял. Кому выгодно исчезновение Рональда Эшвуда?

И по тому, как мгновенно сник лорд Эшвуд, Патрик понял, что попал в десятку.

— Это нелепо… так нелепо… — почти простонал сэр Генри и с силой потер лоб. — Это просто невозможно.

— Мистер Николс сам отказался от расследования, — опустив глаза, сказала леди Фрэнсис. — Мы сначала не поняли, почему. Но потом полицейский инспектор сказал, что от исчезновения Рональда выигрывает в конечном итоге только один человек. Наш второй сын Александер Эвери.

Интересно. Очень. Николс, конечно, умом не блещет, но такой очевидной версии он не заметить не мог. И не понять, что клиент такой версии не порадуется, тем более. Вот он и сбежал, пока разъяренный сэр Генри не спустил его с лестницы за клевету на младшего сына. Хотя стоп, леди Фрэнсис назвала Александера Эвери Эшвуда не младшим, а вторым. Очевидно, есть и другой сын, а то и сыновья.

— К тому же он досконально знаком с домашним распорядком, — кивнул Патрик, — чтобы подстроить таинственное исчезновение. Постороннему человеку это едва ли под силу.

— Именно, — почти с ненавистью произнес сэр Генри. — Именно так этот полицейский и сказал. Почти слово в слово. Но это же смехотворно!

— Однако вы и сами так думали, — предположил Патрик.

— Нет, — без колебаний ответила леди Фрэнсис.

— Да, — одновременно с ней вымолвил лорд Эшвуд.

Вот она, та правда, которую сэр Генри так старался скрыть. И не от сыщика, а от жены. Скрыть, что Александера подозревает не только полиция. Отступничество — вот в чем он не хотел признаваться. Карточные долги Рональда, его женитьбу на актрисе или безудержное пьянство отец не стал бы прятать от приглашенного им детектива так тщательно — в конце концов, чья репутация без пятен? К тому же Рональд еще так молод… Нет, не его грехи прикрывал лорд Эшвуд и даже не возможную вину Александера, а свою веру в эту вину.

— Это немыслимо, — с трудом проговорил сэр Генри. — Я не мог так думать… и не мог не думать. Это сводило меня с ума.

Его пальцы были не просто сплетены — сжаты до костяной белизны. И он непонимающе уставился на свои руки, когда узкая ладонь леди Фрэнсис легла сверху, пряча его стиснутые пальцы, защищая, прощая…

— И вы решили, наконец, развеять ваши подозрения — или даже подтвердить, чтобы не мучиться сомнениями? — спросил Патрик.

Лорд Эшвуд покачал головой.

— Нет, — очень тихо и очень просто произнес он. — Я боялся. Но сегодня… Алек просил разбудить его утром в семь часов. На стук в дверь никто не ответил. Ее пришлось взломать. И там… понимаете, там никого не было.

— Полицию уже известили? — коротко спросил Патрик.

— Пока нет.

— Распорядитесь известить. А я тем временем осмотрю спальню. Может, что-нибудь удастся понять.

…До того, как взломали дверь, спальня Алека Эшвуда была полностью заперта изнутри. Это не вызывало никаких сомнений — как и то, что ее обитатель не прячется в шкафу, чтобы выскочить оттуда в самый неподходящий момент. Он и вообще нигде не прятался. Он не вставал с постели, чтобы уйти. Он просто исчез. Одеяло еще хранило очертания спавшего под ним человека — но самого человека не было. Словно оболочка куколки сброшена бабочкой за ненадобностью — вот только где сама бабочка?

Опустевшая постель производила жуткое впечатление. Куда более жуткое, чем, к примеру, окровавленный труп. В конце концов, покойник — явление обыденное, тем более для частного детектива. А кровать, откуда исчез спящий… если это инсценировка — то чей извращенный ум придумал и воплотил ее? А если нет…

— Вы будете снимать отпечатки пальцев? — спросил сэр Генри.

Патрик покачал головой.

— Нет. В этом нет нужды. Оставьте это полиции. Уверяю вас, они откатают отпечатки ничуть не хуже, чем я. И ни одного не упустят.

— В спальне Рональда было много отпечатков, — не без язвительности произнес сэр Генри. — И ни одного постороннего. Сплошь домочадцы.

— Не думаю, что предоставить в качестве посторонних отпечатков мои — это хорошая идея, — почти отсутствующим тоном отозвался Патрик. — И предъявлять полиции залапанное место происшествия я бы не стал. В лучшем случае это помешает следствию. А в худшем еще и вызовет подозрения.

— Какие еще подозрения? — возмутился сэр Генри.

— Ну, например, — бесстрастно произнес Патрик, — что мистер Алек действительно виновен в исчезновении старшего брата и скрывается от правосудия, а вы ему помогаете и нарочно наследили в его спальне, чтобы скрыть улики. И не просто так, а под руководством частного сыщика.

Лорд Эшвуд гневно засопел, но Патрика его переживания не интересовали. Равно как и отпечатки пальцев. Во всяком случае, сейчас. Потом, после ухода полиции, он еще раз осмотрит и эту спальню, и комнату Рональда — скорее для очистки совести, нежели надеясь что-то найти. Он смутно ощущал, что никакие отпечатки не помогут ему обнаружить, как именно покинули свои постели сыновья лорда Эшвуда. А предчувствиям своим Патрик умел доверять. Пускай мистики сомневаются, какая сила ниспослала им прозрение и не лживо ли оно. Практики, к которым ирландец причислял себя не без оснований, знают твердо: предчувствие — дитя опыта. А к опыту следует прислушиваться. Не папиллярные узоры в эту минуту нужны Патрику — другое, совсем другое. Ему нужно понять, что за человек обитал в этой спальне. Понять, почувствовать. Найти не отпечатки пальцев — отпечатки души. Те, что остаются на самых обыденных вещах. Сброшенный перед сном халат, домашние туфли, недочитанная книга со старым конвертом вместо закладки, смешные фарфоровые фигурки на каминной полке, небрежно раздвинутые занавески, тяжелый ключ в дверном замке…

Ключ.

— Сэр Генри, — спросил Патрик, — а почему в обоих случаях двери были закрыты? Ваши сыновья опасались кого-то?

— Не то, чтобы… — смущенно произнес лорд Эшвуд. — Не в том смысле, который… понимаете, между Рональдом и Алеком два года разницы, и они… знаете, как между братьями водится? — почти умоляюще вымолвил он. — Каких только они друг другу каверз не устраивали! Щетку в постель подложить или там лягушку подсунуть… стоило зазеваться и оставить дверь открытой, и уж точно жди сюрприза! Так что они сызмала привыкли запирать двери. Уже и выросли, и давно никаких проделок не было, а привычка осталась. Понимаете?

Патрик кивнул.

— Но вы не подумайте, — спохватился сэр Генри, запоздало сообразив, как можно истолковать его откровения, — это все дело давнее. И это было… ну, не всерьез. Дети есть дети.

Не всерьез? Очень может быть. А может, и нет. В конечном итоге дети всегда вырастают — но не всегда забывают…

— Мистер Шенахан, — окликнула Патрика леди Фрэнсис, — что именно вы собираетесь предпринять?

— Выяснить, что успел узнать Джон Николс, а по возможности, и полиция. Чтобы не идти второй раз по уже отработанному следу. Времени и так в обрез.

— Боюсь, вы даже не представляете, насколько в обрез, — сказала леди Фрэнсис. — Через десять дней на пасхальные каникулы приезжает наш третий сын, Бобби.

Прямая спина, ровный голос — настолько ровный, что нельзя не понять: леди вне себя от ужаса.

— Мне страшно, Шенахан, — признался сэр Генри. — Неужели кто-то ополчился на моих детей? Но почему?

— Это нам и предстоит выяснить, — ответил Патрик. — И как можно скорее.

Казалось бы, нет никаких разумных оснований считать, что юному Бобби тоже непременно грозит опасность. Умом Патрик это понимал. Но согласен был не с умом, а с Эшвудами. Он был уверен, рассудку вопреки, что если Рональд и Алек не будут найдены до приезда младшего брата, то и Бобби исчезнет из своей постели.

— Скажите, — произнес Патрик, внимательно глядя на чету Эшвудов, — вы от меня больше ничего не утаили? Есть ли еще что-то такое, что мне следует знать?

— Нет, — без колебаний ответил лорд Эшвуд.

— Да, — одновременно с ним вымолвила леди Фрэнсис.

Лицо ее выражало спокойную решимость.

— Мистер Шенахан, — сказала она, — Генри не знает, что мне известно, что его стипендиат Артур Линдон на самом деле его внебрачный сын. И лучше вам узнать это сейчас от нас.

Лорд Эшвуд так и окаменел.

— Я давно знала. Еще до свадьбы. Мой старший брат мне рассказал, что у Генри есть ребенок и он о нем тайно заботится. Юстэс не хотел этой свадьбы, он мне это рассказал, чтобы ее расстроить, но добился как раз обратного. Я бы никогда не вышла замуж за человека, способного бросить своего ребенка. Даже внебрачного.

Она улыбнулась мужу грустной понимающей улыбкой и вновь повернулась к Патрику.

— Я хочу, мистер Шенахан, чтобы вы поняли меня правильно. Рано или поздно этот секрет был бы раскрыт. Очень вероятно, что так оно и случится. Я хочу, чтобы это не стало для вас неожиданностью. И я прошу вас, если это произойдет, защитить Артура Линдона от возможных подозрений. Уверяю вас, он не может иметь к этому несчастью никакого отношения.

Патрик испытующе поглядел на нее.

— Вы уверены, миледи?

— Да, — твердо ответила леди Фрэнсис. — Артур — хороший мальчик.

…— И, верите вы мне или нет, он и в самом деле хороший мальчик, — почти со злостью произнес Патрик.

Злился он не на Артура Линдона, а на впустую потраченное на проверку время. Даже если ты считаешь какую-то версию маловероятной, ее нельзя оставлять непроверенной.

— Ну почему же, — мягко произнес доктор Мортимер, — я вам верю. Какое впечатление он на вас произвел?

Как и подобает уважающему себя ирландцу, Патрик был упрямцем. Но он не был ослом. Там, где речь идет о спасении человеческой жизни, отступает любое упрямство и любая гордость. Остается только профессиональный долг. А если твое упрямство не позволяет тебе обратиться за помощью в его исполнении, если твоя гордость от этого пострадает, значит, ты выбрал не ту профессию. И Патрик, не колеблясь, засунул свое самолюбие в самые дальние закоулки души и попросил о помощи Роджера Мортимера и Дэвида Тэлбота. Вампир больницы Чаринг-Кросс и истребитель вампиров, забывших о законе, могут проведать то, чего частный сыщик не узнает никогда — или узнает слишком поздно. А опоздать Патрик права не имел.

— Хорошее, — с досадой вздохнул ирландец. — Знать бы заранее, не стал бы и время тратить. Умный парень, доброжелательный и совершенно не завистливый. Не скажу, что в нем так уж и нет ни горечи, ни самолюбия — но оно совершенно иного рода. Он не желает зла своим законнорожденным братьям. Он желает их превзойти только за счет личных способностей. Если с ними что-то случится, он лишается возможности одержать победу. Кстати, стипендию лорда Эшвуда он получил абсолютно честно — как лучший ученик в своем выпуске. Сэр Генри не имеет к этому никакого отношения. Нет, Линдону нет никакого резона похищать или тем более убивать Рональда и Алека. Другой у него интерес — и сам у себя красть свое торжество он не станет. Идиотская была версия.

— А не идиотская есть? — осведомился Тэлбот, истребляя лимонный кекс.

— Нету, — мотнул головой Патрик. — Зато дурацких — сколько угодно.

— Например? — поинтересовался Мортимер.

— Например, один из братьев — на выбор, кому который больше нравится — похитил или убил другого, а свое исчезновение инсценировал.

— Исключено, — фыркнул Мортимер.

— Или еще — оба брата в сговоре и исчезли по доброй воле.

— А зачем? — придрался Тэлбот.

— Чтобы досадить родителям. Чтобы спастись от шантажиста. Чтобы самим заняться шантажом. Или еще чем-нибудь…

Тэлбот красноречиво пожал плечами.

— Я же говорю — дурацкие версии, — не обиделся Патрик. — Но это ведь они сейчас дурацкие, когда я их отработал до последней закорючки. Перевернул все камни и покидал их по всем кустам. И вытянул пустой номер.

— У нас тоже, — признался Роджер Мортимер.

— Лондонские вампиры ничего не знают о лорде Эшвуде? — поразился Патрик.

— Лондонские вампиры знают о лорде Эшвуде все, — возразил Мортимер, — вплоть до того, как именно он в три годика звал свою любимую игрушечную лошадку. Но толку от этих знаний никакого. За ним не числится ни растоптанных судеб, ни разоренных сироток, ни тайных убийств. Он не продавал секретных документов и не разбивал сердец. Он даже в карты не мухлюет. Единственная его ошибка — это Молли Хэттер, в замужестве миссис Линдон. Но тут еще вопрос, кто кого соблазнил. А на брак с ним Молли и не надеялась. Обычная история для неопытного юнца из хорошей семьи.

— А почему тогда брат леди Фрэнсис был против ее брака с сэром Генри?

— Юстес Форстер был бы против любого брака, — усмехнулся Мортимер. — По завещанию деда он получал кругленькую сумму, если Фрэнсис не выйдет замуж до двадцати трех лет. А если выйдет, наследство делится пополам.

— Так, может быть, он… — воспрял духом Патрик.

— Не может, — отрезал Мортимер. — Форстер вдов, богат и бездетен. И назначил племянников своими наследниками.

— Это во-первых, — заметил Тэлбот. — А во вторых, он глуп, как пробка. Ему просто ни ума, ни фантазии не достанет такое выдумать.

— К тому же его проверили, — добавил Мортимер. — На всякий случай. Версия, как говорит Шенахан, должна быть отработана. И только тогда ее можно с чистой совестью назвать дурацкой.

— Значит, Юстес Форстер на роль тайного врага не годится? — вздохнул Патрик.

Он и не думал спорить. Вампиры, хоть и знают многое, не слишком охотно делятся сведениями с посторонними. Однако уж если они все же соглашаются это сделать, их информация абсолютно надежна. Да и Патрик, если вдуматься, после дела «Солнца бессонных» не такой уж и посторонний.

— На эту роль никто не годится, — с досадой произнес Мортимер. — Сэр Генри Эшвуд за свою жизнь не снискал настолько неутолимой ненависти ни от кого. Нет, у него, конечно, есть недоброжелатели. Есть те, кто был бы рад подстроить ему пакость. Есть завистники. Все как у людей. Но и только. Всех этих недругов проверили. Они тут ни при чем. А кроме них — никого. Эшвуд, в сущности, зауряден. Лорд как лорд. И как дипломат он не особо блистал. В Индии — добросовестный служака, не более того. В Китае повезло несколько больше, там он участвовал в разработке соглашений о контрибуции во время боксерского восстания. Добра оттуда вывез на небольшой музей — ну, так не он один. Просто обычно в колониях и протекторатах к рукам золото липнет, камни драгоценные — а лорд Эшвуд к художеству неравнодушен. Коллекция его на самом деле ценности немалой — ну, так это понимать надо, чтобы позавидовать от души. Таких понимающих в Лондоне — раз-два, и обчелся. Кое-кто, пожалуй, мог бы пойти на воровство. Но похитить таким диким образом сыновей, чтобы потребовать взамен какую-нибудь нефритовую Гуаньинь, — увольте.

— Тем более, что выкупа пока никто не требовал, — напомнил Тэлбот.

— Вот именно, — подхватил Патрик. — И мы до сих пор не знаем, зачем это было проделано. Кому это могло быть нужно. А время работает против нас. Бобби Эшвуд приезжает послезавтра. А у нас на руках ни одной толковой версии. Сплошной туман. В неограниченном количестве. По всем трем основным вопросам. Зачем. Кто. Каким образом. Я надеялся, что если мы поймем, кто или зачем, то выясним, как. А получается, что никто — и низачем.

— Остается попробовать вернуться к вопросу, каким образом, — предложил Тэлбот.

— А я от него и не уходил, — сказал Патрик. — Как бился об стену головой, так и бьюсь. Тэлбот, это немыслимо. Я сам осмотрел комнату Алека вместе с полицейскими — уж не знаю, как их леди Эшвуд уломала на такое нарушение процелуры. Я осматривал комнату Рональда. Оба замка действительно были закрыты изнутри на ключ. И над ними никто не изощрялся, чтобы снаружи втащить ключ в скважину с другой стороны. Окна действительно были закрыты и занавешены. Никаких вынутых и потом вставленных стекол. Две запертые комнаты. И это нас никуда не ведет.

— Почему? — полюбопытствовал Мортимер.

— Потому что это бесцельно. Роджер, поймите. — Патрик называл доктора Мортимера по имени крайне редко — разве что в минуты сильного волнения. — Если вывести за скобки самоубийство и несчастный случай, то труп в запертой комнате — это всегда трюк. Подлог, фокус — называйте как хотите. Отвод глаз. Манипуляция с временем. Манипуляция с местонахождением. И у всех этих маневров есть цель — алиби для убийцы. Закрыть дверь снаружи, первым поднять тревогу, взломать дверь и уже тогда сунуть украдкой ключ в замок с внутренней стороны, к примеру. Создать видимость того, что жертва была еще жива спустя хоть четверть часа после убийства. Неважно — главное, что все эти уловки имеют смысл только в том случае, если в запертой комнате лежит труп и можно определить время смерти. А у нас нет тела! У нас есть две пустые кровати, а по ним не скажешь, когда именно исчезли Рональд и Алек. Трюк выполнен безупречно — и ни к чему. Где нет точного времени, нет и алиби. Это все до глупости избыточно. К чему такие сложности, если организовать исчезновение можно куда проще и при этом обеспечить себе вполне приличное алиби? Если можно пустить сыщиков по ложному следу — зачем убирать вообще все следы, как будто молодых Эшвудов феи похитили!

— Может быть, и феи, — бесстрастно произнес Тэлбот.

Патрик застыл от изумления. Кому другому он бы живо объяснил насчет неуместного юмора — но Дэвид не шутил. Убийца вампиров отлично знал, где и когда, а главное, чем шутить не следует.

— А может, и не феи, — тем же тоном продолжил Тэлбот. — Мы сделали большую ошибку. Я должен был осмотреть место происшествия сразу. Это сберегло бы нам много времени. Надеюсь, еще не поздно. Шенахан, вы можете это устроить?

…Ни в каких фей Патрик не верил. Ирландский здравый смысл не позволял. Ну и что же, если Шенахану довелось познакомиться с вампирами и признать, что они существуют на самом деле? Вампиры — одно, а феи — совсем другое, и нечего путаницу устраивать.

Но Патрик верил Дэвиду Тэлботу. И неважно, какую именно чертовщину убийца вампиров именует феями. Главное, что он в чертовщине разбирается. Такая у него работа. И раз уж Тэлбот считает, что ему нужно увидеть комнаты, из которых исчезли Рональд и Алек, он их увидит. Даже если не найдет там ни фей, ни эльфов, ни брауни. Тогда можно будет с чистой совестью забыть о всевозможной мистике и вернуться к поискам обычного преступника.

Разговор состоялся вечером восьмого дня этих самых поисков — а утром девятого Тэлбот вошел в особняк Эшвудов следом за Шенаханом. Сэра Генри не было дома. Беседовать пришлось с леди Фрэнсис — еще более безупречной, чем в прошлый раз. Она так спокойно и приветливо улыбнулась им обоим, что у Патрика защемило сердце.

— Этот джентльмен, — сказал он после того, как представил ей Тэлбота, — в некотором смысле мой коллега. Я прошу у вас дозволения показать ему обе спальни ваших сыновей.

Патрик умышленно избегал слов вроде «жертвы» или «исчезнувшие». До тех пор, пока Рональд и Алек продолжают быть просто сыновьями — без всяких определений, — у леди Фрэнсис есть хотя бы тень надежды.

— Да, конечно, — кивнула леди Фрэнсис. — Там все осталось, как было. Никто ничего не трогал после ухода полиции.

В комнате Алека все и впрямь осталось в точности таким, как Патрик запомнил.

— Я здесь осмотрел все, что мог, — сказал он. — И если что-то пропустил, то представить себе не могу, что именно. Теперь ваша очередь.

Тэлбот медленно кивнул. Ноздри его чуть расширились и напряглись, как если бы он пытался уловить очень слабый, почти незаметный аромат. Кровь резко отхлынула от лица. Зрачки расширились. Кончик языка мгновенно мелькнул и вновь исчез — так змея касается жалом воздуха, нащупывая не только и не столько предметы, сколько их незримый след, их запах. Даже странно, что язык у Тэлбота не раздвоен… тьфу, вот же придет в голову всякая ерунда!

А попробуй не пустить в свои мысли эту ерунду, если хороший знакомец выглядит сейчас пугающе чужим и чуждым. Роджер Мортимер — даже и в своей вампирской ипостаси, с клыками — куда больше похож на человека, чем этот нынешний Тэлбот с его собачьим нюхом, кошачьим взглядом и змеиными повадками!

Плавным текущим движением — змей, как есть змей! — Тэлбот оказался возле постели, опустился на колени и начал ощупывать ее кончиками пальцев. Он не закрывал глаз, но его быстрые легкие касания были какими-то незрячими, будто он внезапно ослеп и теперь пытается на ощупь распознать, что же это за предмет.

Тэлбот наклонил голову к постели. Поднял и замер. Слегка качнулся из стороны в сторону, будто старался уловить источник звука, недоступного для обычного слуха. Прошептал что-то. Еще раз беглыми движениями пальцев ощупал кровать.

Патрик смотрел как завороженный, боясь и слово молвить, чтобы не помешать Тэлботу. Он понятия не имел, что и зачем делает убийца вампиров — но тот, вне всякого сомнения, отлично это знал.

Тэлбот поднялся с колен и, не отряхнув брюки, что сделал бы любой обычный человек, встав с пола, который никто не подметал вот уже восемь дней, направился к ближайшей стене. Движения его были по-прежнему незрячими и вместе с тем безошибочными. Исследовав стену тем же образом, он принялся за каминную полку. Пальцы его погладили китайскую фарфоровую фигурку и замерли.

Несколько мгновений в комнате было невыносимо тихо. Патрик затаил дыхание, а Тэлбот, казалось, в нем и вообще не нуждался. Наконец голова Тэлбота чуть запрокинулась, и он сделал длинный глубокий вдох. Краска вновь вернулась на бледные обескровленные щеки, взгляд приобрел привычное выражение. Пугающий незнакомец исчез. Перед Патриком снова стоял прежний Тэлбот.

— Что-нибудь прояснилось? — хрипловато спросил Патрик.

Он не понимал, почему Тэлбот никакого внимания не уделил двери и окнам. Почему он даже не помышлял искать возможные пути проникновения в комнату. Зачем ему кровать или фарфоровая чепуховинка. Однако для Тэлбота все это явно имело смысл — и Патрик хотел узнать, какой.

Истребитель кивнул.

— Это не феи, — бесцветным от усталости голосом произнес он. — Это проклятие.

Патрик изрядно опешил. Переспрашивать: «А вы уверены?» — не имело смысла. Тэлбот был уверен, и неведомое от этого делалось невыносимо повседневным. Одно дело — салонная болтовня о мистике, и совсем другое — когда никакой мистики нет и вовсе, а есть костяная бледность и слепые прикосновения, есть сосредоточенное усилие и мимолетное чудовище, а потом — усталость и уверенность профессионала.

— Вы можете с ним что-то сделать? — спросил Патрик.

Уголки губ Тэлбота раздвинулись в одобрительной улыбке.

— Для человека, который на своем веку никого страшнее вампиров не видывал, вы держитесь неплохо.

— Ну почему же никого? — в тон ему отозвался Патрик. — Разве я мало людей повидал?

Шутка была, возможно, не самого лучшего толка — но она была необходима. Она помогала принять действительность такой, как есть.

— Ваша правда, — усмехнулся Тэлбот. — Человек — страшное создание. И то, что здесь случилось, в некотором смысле творение рук человеческих. Но мне оно не по плечу. Это очень сильное проклятие. Сильное, старое, злобное. И нездешнее. Не британское, вообще не европейское. Я с ним не справлюсь.

— А кто справится? — Патрик не мог смириться с возможностью поражения. — Мортимер?

Тэлбот покачал головой.

— Во-первых, милейший доктор не совсем по этой части. Это все равно, что пригласить глазного врача лечить перелом. Можно, если нет другого выхода, — но зачем? Во-вторых, он после крестовых походов не покидал Европы — а сила, захватившая этот дом, пришла издалека. Даже я разбираюсь в этом больше Мортимера, но мне оно не по зубам. В самом крайнем случае мы попробуем с доктором управиться вдвоем. Но лучше обратиться к специалисту.

— Мы будем искать колдуна? — непритворно удивился Патрик.

— Нет, — возразил Тэлбот, — колдуна мы искать не будем. И ведьму тоже. Да, по логике вещей обычные проклятия — их вотчина. Но с этой силой они ничего не смогут сделать. С тем же успехом можно охотиться на медведя с болонкой. Нет, Шенахан, нам нужен не колдун, а антиквар.

— Кто?!

— Антиквар, — повторил Тэлбот. — Этакий жизнерадостный склочник. Надеюсь, нам удастся его упросить. Исключительно привередливое существо. Но в проклятиях разбирается, как никто. В конце концов, он — старейший вампир Лондона, да и вообще всей Британии, и к тому же фараон.

— Какой фараон?! — взмолился окончательно замороченный Патрик.

— Древнеегипетский, — ухмыльнулся Тэлбот. — Жулик несусветный. Вам понравится, Шенахан.

Тэлбот ни капли не прилгнул — фараон и вправду оказался склочником и пройдохой. Патрик был почти уверен, что он откажет — просто из удовольствия отказать. Чтобы продемонстрировать, что он сам себе хозяин, и никто его не сможет ни к чему принудить. Но Тэлбот был не из тех, кто заставляет лошадь пить насильно. Нет, он вел лошадь к водопою долгими окольными тропами, то и дело петляя и невозмутимо сворачивая в сторону всякий раз, когда строптивое создание чуяло воду. Заставить лошадь захотеть пить истребитель умел виртуозно.

— И на что похоже это ваше проклятие? — спросил фараон словно бы нехотя, но его выдавали глаза — живые, умные, полные властного сосредоточенного интереса.

— На бутылку Клейна, — незамедлительно отозвался Тэлбот. — Не трехмерную модель с самопересечением, а настоящую. С выходом в четвертое измерение.

Патрик вытаращил глаза. Он многое знал о Тэлботе, но даже не предполагал, что убийца вампиров увлекается высшей математикой.

Мгновением спустя ему предстояло удивиться еще сильнее.

— Очень похоже на правду, — раздумчиво произнес фараон, глядя на свое отражение в чашке с чаем. — Мне случалось иметь дело с такими структурами.

Час от часу не легче. Ладно бы еще Тэлбот — но фараон со склонностью к топологии решительно не соответствовал никаким понятиям о должном порядке вещей.

— Мне тоже, — сообщил Тэлбот. — Но не в Европе.

— Вам тоже? Вот как, молодой человек? — желчно проскрипел фараон. — Ну-ну. Хотите сказать, что вы и в самом деле в этом разбираетесь?

— В достаточной мере, чтобы понимать, что я могу, а чего не могу. Определить свойства проклятия я в состоянии.

— Ну-ну, — повторил фараон. — Сделайте милость, расскажите старому Досси, что вы там определили.

Он явно напрашивался на ссору, но истребителя не могли смутить такие мелочи.

— Проклятие охватывает собой весь дом, — произнес Тэлбот. — По сути, он сейчас являет собой одну огромную ловушку. Однако ее построение довольно необычно. Как правило, в такой структуре наиболее опасны двери, иногда окна. А наше проклятие двери игнорирует.

— Каким же образом жертвы покинули свои спальни? — осведомился фараон, воинственно помахивая чайной ложечкой.

— Они их не покидали, — возразил Тэлбот. — Можно сказать, что на свой лад жертвы все еще там.

— Живые? — придирчиво осведомился фараон.

— Безусловно.

Фараон скривился.

— Признайтесь честно, Тэлбот, — недовольно потребовал он, — зачем я вам нужен? Вы и сами неплохо поработали.

— Чтобы найти материальный носитель проклятия, — ответил Тэлбот. — Я не могу его определить. Он точно в доме, но я не могу уловить даже приблизительно, где он и что собой представляет. Вероятнее всего, этот предмет был привезен откуда-то с Востока. Предположительно из Китая — я ощутил проклятие намного сильнее, когда дотронулся до фарфоровой фигурки. Но определить, где источник проклятия, я не смогу — даже если перетрогаю всю коллекцию лорда Эшвуда. На это у меня ни сил, ни знаний не хватит.

— А вот тут вы правы, Тэлбот, правы, — почти промурлыкал фараон. — Древности и редкости оставьте старому антиквару.

Тэлбот склонил голову в знак почтения.

— Хорошо, джентльмены, — внезапно согласился фараон. — Я поеду с вами.

Насколько Патрик успел понять древнеегипетского проходимца, его последняя фраза означала: «Имейте в виду, экипаж нанимаете вы».

На сей раз объясняться пришлось не с леди, а с лордом Эшвудом, и это оказалось не в пример труднее. Найти сколько-нибудь правдоподобную причину показать пресловутую коллекцию не только частному сыщику, но еще и его невесть откуда взявшемуся коллеге, а заодно и подозрительному антиквару, оказалось почти невозможно.

— Мы предполагаем, что исчезновение ваших сыновей может быть связано с вашей коллекцией, — кое-как выкрутился Патрик.

Хорошо сказано. Главное, чистая правда. И ни слова о проклятии — в которое лорд Эшвуд все равно не поверит.

— В самом деле? — усомнился сэр Генри. — И каким же образом, позвольте узнать?

— Именно это нам и предстоит выяснить, — безмятежно сообщил Досси.

Ушлый фараон развлекался вовсю и никоим образом не собирался облегчать Патрику уговоры.

Сэр Генри нахмурился.

— Если вы полагаете, что я впущу в свой дом под вымышленным предлогом…

— Генри, — тихо и с силой произнесла леди Фрэнсис.

Лорд Эшвуд замолк так резко, словно его ударили по губам.

— Если бы ради возвращения наших мальчиков, — сказала леди Фрэнсис, не повышая голоса, — мне предложили впустить в дом эскадрон страусов верхом на верблюдах, я бы впустила и страусов, и верблюдов. И даже слонов.

И сэр Генри сдался.

— Хорошо, — произнес он, грузно вставая. — Пойдемте, джентльмены.

Коллекция расползлась во всему дому. Блюда, вазы, фигурки, шкатулки и прочие безделушки попадались на каждом шагу. Тэлбот иногда дотрагивался до них, иногда скользил по ним безразличным взглядом, а иногда и вовсе не удостаивал внимания. Фараон, напротив, вел себя, как и подобает антиквару, — рассматривал каждую вещицу, ощупывал, выискивал возможные изъяны, то и дело что-то бормоча себе под нос. Патрик мог бы поклясться, что несносный Досси вовсе не проклятие ищет, а попросту любуется, раз уж ему случай предоставился.

Все переменилось, когда перед гостями распахнулась дверь в святая святых — туда, где на специальных полках и полочках томились под стеклом лучшие экспонаты коллекции.

Они были прекрасны. Несбыточная мечта о совершенстве оделась фарфоровой, нефритовой, яшмовой плотью, растеклась тушью по бумаге, засияла перламутром, зашелестела шелком. Любой мало-мальски сведущий антиквар душу бы продал за право полюбоваться этой красотой и умер бы с умиленной улыбкой на устах. Вот только Досси не спешил ни умирать, ни умиляться.

— Так-так-так, — проскрипел фараон, — и что тут у нас?

Он бочком подобрался к одной из витрин и открыл ее.

— Ну как же интересно… — выдал он, впиваясь цепким взглядом в странный предмет.

Поначалу Патрик принял его за шкатулку — но шкатулки должны открываться, а эта вещь была цельной, без малейших признаков крышки или замка. Назначение ее было непонятным — но для чего-то она, несомненно, предназначалась. Слишком много мастерства было вложено в это изделие, чтобы предположить в нем бессмысленную шутку. Даже если оно больше всего походит на фарфоровый кирпич со скругленными углами и темно-красной цветочной росписью.

— Очаровательно, — изрек фараон. — Восхитительно. Беспрецедентно. И давно вы спите в шкафу, милорд?

Если до сих пор лорд Эшвуд мог только предполагать, что антиквар повредился в рассудке, то его вопрос уничтожил любые сомнения на сей счет.

— Мистер Дикинсон, — осторожно поинтересовался сэр Генри, — что заставляет вас так думать?

— Логика, — отрезал фараон. — Если я вижу, что подушка лежит в шкафу, а не в постели, вывод напрашивается сам собой.

— Подушка? — удивился Патрик. — Это?!

Фараон обернулся к нему.

— Именно так, молодой человек. Это изголовье.

— Для Китая это обычное дело, — пояснил лорд Эшвуд. Он решил относиться к словам антиквара, как к эксцентричной выходке, не более того, но это не помогало ему унять раздражение.

— Я бы не сказал, — возразил фараон. — Не думаю, что в Китае найдется еще хоть одно такое изголовье — или хоть один китаец, который осмелится на нем заснуть. Я удивлен, что оно и вообще существует. Впрочем, я и в этом не уверен.

— Но ведь вы держите его в руках! — запротестовал Патрик.

— Разумеется. — Фараон щелкнул ногтем по фарфору и с отсутствующим видом прислушался к звуку. — Дело в том, что этот предмет не может существовать. Это очень древняя вещь. Старше любого фарфора, который вы могли видеть. Другой состав, другая температура спекания. Сейчас так не делают. Секрет утерян. Но даже и тогда из такого фарфора никто не делал повседневной утвари. Только ритуальную. Вам это что-то говорит, сэр Генри? Нет? А ведь вы — знаток. И вам должно быть известно: сейчас никто не делает такого фарфора — а тогда никто не пользовался для росписи пигментом «чи-ин». Его просто не знали. На тогдашних изделиях не может быть рисунка цвета «бычьей крови». И уж точно ни тогда, ни потом никто не изображал на фарфоре опиумный мак.

— Вы хотите сказать, что это подделка? — выдавил сэр Генри.

Фараон наградил его уничтожающим взглядом.

— Несуществующее не может быть поддельным. А этот предмет не существует в обычном смысле слова. Он создан сразу в нескольких временах — и ни в одном из них. Откуда он у вас?

— Это подарок, — ответил сэр Генри, не очень понимая, с какой стати он отчитывается перед этим странным и неприятным гостем.

— Подарок, — протянул фараон таким тоном, что становилось ясно — сэру Генри он не поверил ни на йоту. — Скажите, милорд, вам доводилось слышать о людях, уснувших на волшебном изголовье?

— Что все это значит?! — запоздало возмутился лорд Эшвуд.

— Это значит, — произнес до сих пор молчавший Тэлбот, — что нам необходимо оставить на ночь в спальне одного из ваших сыновей этот предмет. Можете не опасаться за его сохранность. Мы будем караулить его неотлучно.

Трудно сказать, почему сэр Генри дал свое дозволение. Возможно, он принял спутников Патрика за опасных сумасшедших, которым лучше не перечить. А возможно, ощутил в их мнимом безумии странную и страшную истину.

— Скажите, — промолвил он почти умоляюще перед тем, как выйти из спальни Алека, оставив там своих гостей. — Мои мальчики… они хотя бы живы?

— Да, — без колебаний ответил Тэлбот.

Сэр Генри вздохнул и тихо закрыл за собой дверь.

— Это ненадолго, — сухо сказал фараон, когда шаги лорда Эшвуда окончательно затихли. — Волшебные изголовья — существа с норовом. Человек за полчаса сна целую жизнь проживает, а то и не одну. Мы не знаем, как течет время для Эшвудов в их сновидении.

— Но ведь они не спали на этом изголовье, — удивился Патрик.

— Это не обязательно, — поморщился фараон. — Довольно и того, что лорд Эшвуд сам принес это создание в свой дом. Обычное волшебное изголовье мирно лежало бы под стеклом. Но это изголовье проклято. Ему понадобилось не так уж и много усилий, чтобы подчинить себе весь дом. Для Рональда и Алека любая подушка была частью проклятия. А вот вам, Шенахан, придется спать именно на этом изголовье.

— Зачем? — ахнул Патрик.

— Чтобы вернуть исчезнувших, — объяснил Тэлбот. — Вы не Эшвуд, проклятие не имеет к вам отношения. Просто заснуть в этом доме и даже в этой спальне недостаточно.

Патрик поежился. Исчезать из-под одеяла ему не хотелось. Но выхода не было.

— Вы уверены, что я справлюсь? — помолчав, спросил он.

— Если кто и справится, так только вы, — уверенно произнес Тэлбот. — Сэр Генри не сможет вернуть сыновей. Проклятие проглотит его и не поперхнется. Поэтому мы даже и не пытались ему предлагать. А меня или Досси изголовье вообще не пропустит.

— А меня пропустит?

— Вас — да. Шенахан, я вампир, мы спим не так, как люди. Наш сон… поверьте, у него иная природа. Я вообще не смогу войти вслед за Эшвудами.

— А я мог бы, — сказал Тэлбот. — Но не для того, чтобы вернуть Рональда и Алека, а чтобы их убить. Я ведь убийца вампиров, не забывайте. И там, куда приведет меня сон, я буду только убийцей.

— А кем буду я?

— Самим собой, — неожиданно улыбнулся Тэлбот. — Вы ведь детектив. Искатель истины во имя справедливости.

— Что я должен буду сделать? — произнес Патрик, стараясь говорить твердо.

Все-таки ему было страшно. До сих пор нелегкая заносила его в трущобы и особняки, в притоны и министерства, иногда это бывало опасно, иногда — противно. Однако в такую переделку он еще не попадал ни разу.

— Искать Эшвудов, — очень серьезно сказал Тэлбот. — И учтите, что это будет нелегко. Их фотокарточки вам не помогут. Они могут выглядеть как угодно.

— А для этого, — подхватил фараон, покуда Патрик молча переваривал неожиданные сведения, — вам надо будет лечь и уснуть. Не скажу, что это полностью безопасно. Но проклятие нацелено не на вас. По крайней мере, из нашего мира вы не исчезнете. Это Эшвудов проклятие утащило вместе с телом через черный ход — а вы войдете в главную дверь.

Патрик сосредоточенно разглядывал каминную полку. Фарфоровые безделушки на ней больше не казались забавными.

— На вашем месте я бы тоже боялся, — признался Тэлбот. — Это естественно. Однако постарайтесь не думать о своем страхе, когда будете засыпать. Он может привести вас неверным путем. Думайте о том, что вы хотите спасти невинных и восстановить правильный порядок вещей.

— Постараюсь, — кивнул Патрик. — Есть еще что-нибудь, что я должен знать?

В течение двух ближайших часов Тэлбот и фараон наперебой пичкали его всевозможными познаниями и рассуждениями. Патрик узнал о Китае едва ли не больше, чем обо всех тонкостях собственной профессии, вдоволь наслушался соображений о природе и причинах проклятия, и когда фараон объявил, что пора засыпать, был почти рад, что пытка информацией наконец-то завершилась. Он был так заморочен, что сил бояться уже не оставалось. Не для того ли Тэлбот с фараоном и затеяли этот разговор? Если Патрик чего и опасался сейчас, так разве того, что не сможет уснуть.

— И как на этом спать? — с сомнением произнес Патрик, дотрагиваясь до холодного фарфора.

— Без снотворного, — отрезал фараон. — Никакого лауданума. Вообще никаких производных опия. Просто ложитесь и засыпайте.

Патрик послушно опустил голову на твердую поверхность.

— Жестко, — вздохнул он.

— Если хотите, могу спеть колыбельную, — предложил фараон.

Патрик представил себе поющего Досси и вздрогнул.

— Какую колыбельную? — жалобно спросил он.

— Древнеегипетскую, естественно, — хладнокровно заявил фараон.

Нет уж, спасибо. Еще приснится, чего доброго…

— Не думаю, что это мне поможет, — возразил Патрик, старательно елозя щекой по фарфору в попытке устроиться поудобнее. — Мне же все-таки не в Древнем Египте искать предстоит. Вот если только китайскую…

И тут Тэлбот запел.

Слова незнакомого языка обступали со всех сторон, обволакивали, таяли в воздухе… — нет, они сами были воздухом, и Патрик вдыхал их. «Ах да, Тэлбот ведь бывал в Китае», — успел подумать он прежде, чем сон крепко сомкнул его веки.

Когда Патрик проснулся, в спальне Алека он был один. Солнечный свет настойчиво пытался пробиться сквозь шелковые занавеси. Фарфоровый божок безмятежно улыбался с каминной полки.

Не получилось.

Патрик снова прикрыл глаза, чтобы собраться с мыслями. А главное, чтобы изгнать подлое отчаяние пополам с облегчением. Ничего еще не закончено. Если нужно, он будет пытаться снова. И снова. И еще раз.

— Господин судья! Ваша светлость! Господин судья!

Женский голос был таким пронзительным, что Патрик поневоле открыл глаза.

Более британской физиономии Патрик в жизни не видывал. К тому же девица была белобрысая и в конопушках. Однако одета она была, как китаянка… ну, или нарисованные китаянки на свитках и вазах из коллекции сэра Генри были одеты именно так.

— Ваша светлость!

Ни светлостью, ни судьей Патрик не бывал отродясь, но поскольку в спальне никого, кроме него, не наблюдалось, вывод напрашивался однозначный.

— Господин судья, ваш завтрак уже готов. И вода для умывания. Что желаете?

— Умыться, — принял решение Патрик и откинул одеяло.

Только теперь он сообразил, что девица говорит на незнакомом ему языке, а сам он не только понимает, но и отвечает ей на том же чужом наречии. Все верно — ведь это сон, а во сне возможно всякое…

Во время умывания Патрик взглянул на себя в зеркало — и не слишком удивился, увидев там совершенно незнакомого китайца с длинными тонкими усами и редкой бородкой.

Они могут выглядеть как угодно.

Поправка, Тэлбот, — я тоже. И не только я. Это сон, а во сне все может выглядеть как угодно.

Продолжая выглядеть как угодно, Патрик приступил к завтраку. Это оказалось неожиданно нелегким делом, и не потому, что ирландец не знал, чем это все едят — вилкой, ясное дело, вот же она! — а потому, что не всегда мог понять, какие из этих блюд съедобны. Пришлось довольствоваться чашкой риса и парой маринованных слив: все остальное выглядело слишком странно. В реальности Патрик, вероятно, все же попробовал бы неведомую снедь, но во сне он не хотел рисковать.

Впрочем, настоящие мытарства наступили, когда Патрик принялся облачаться в одежды китайского судьи. Он ведь понятия не имел, как это все надевается и затягивается! По счастью, на стене обнаружился свиток с изображением какого-то божества, одетого, как чиновник. Сообразуясь с этой картиной, Патрик и придал себе подобающий вид. Упихивая волосы под черную шапку с «крылышками», он едва удержался от смеха: Тэлбот рассказывал вчера, что какой-то из императоров повелел сделать эти «крылышки» чуть ли не в пару футов длиной, чтобы не давать чиновникам перешептываться между собой. Мол, нечего болтать о постороннем, когда должно слушать императорскую речь с надлежащим тщанием.

— Ваша светлость, кэб подан!

Кэбом, разумеется, оказался паланкин. Сопровождающий его стражник, в противоположность служанке, с лица был китаец китайцем, зато сон обрядил его в форму британского «бобби», только при алебарде. Патрика так и подмывало назвать его констеблем.

Вздохнув, Шенахан полез в переносную коробку. О, теперь он в полной мере понимал несчастных чертиков на пружинке, которых упрятывают в шкатулки с сюрпризом! И неудивительно, что бедолаги выскакивают прямо в нос неосторожному, который откроет шкатулку. Патрик бы тоже выскочил из своего заключения — вот только крышку никто открывать не собирался. Единственное отличие от чертика, которое отчасти утешало Патрика, — он хотя бы мог смотреть в окошко.

А посмотреть было на что.

Лондонский Биг-Бен горделиво вздымался над облепившими его домиками-фанзами. Одинокая пагода, приткнувшаяся у дороги, выглядела и вполовину не так импозантно. Буддийский бонза учтиво поклонился проезжающему мимо судье, приподняв котелок и зажав под мышкой зонтик.

Мимо сновал разнообразный люд в совершенно невероятных одеяниях. Из-под расшитого утками-мандаринками халата вызывающе торчали белоснежные манжеты с запонками и крахмальный воротничок. Дама в бальном платье с турнюром и шлейфом семенила, покачиваясь, кокетливо выставляя то и дело крохотную ножку в «лотосовой» туфельке. Рыжий парень с мрачной физиономией лондонского докера щеголял огромной туго заплетенной косой.

Постепенно встречных становилось все меньше; городские виды сменились прямоугольниками рисовых полей. Кое-где на них трудились люди, но Патрик издалека не мог разглядеть, как они выглядят и что делают.

Внезапно где-то совсем рядом раздались вопли и звуки ударов. Патрик высунулся из паланкина едва ли не до пояса, опасно накренив переносной короб. Носильщики мигом остановились и опустили паланкин на землю.

— Что здесь происходит? — спросил Патрик.

— Дорожные работы, — с готовностью пояснил стражник-констебль.

Дорожные работы? Здесь? На рисовом поле?! И все же стражник был прав. Присмотревшись, Шенахан увидел, что в руках у работников не рассада, не серпы для жатвы, а шпалы. Люди сноровисто укладывали их прямо посреди поля. Шпалы приминали собой не только нежные ростки риса, но и воду, она прогибалась под их тяжестью.

— Кто распорядился? — отрывисто спросил Патрик, вылезая из паланкина.

Стражник принялся докладывать, но Патрик понял, что ему нет никакого дела до имени идиота, мановением кисти проложившего рельсовый путь через поле.

— Убрать все это, — распорядился он. — Нечего Небеса гневить. Проведите путь вдоль дороги.

Люди заголосили хвалы мудрому судье, кланяясь с привычной сноровкой. Патрику сделалось нехорошо. Да что же тут за безобразия творятся…

Снова послышались крики и удары, перемежаемые бранью. Патрик обернулся. На краю поля стояли на коленях двое тощих работников. Дюжий надсмотрщик поочередно лупил их палкой.

— Прекратить бесчинство! — рявкнул Патрик. — Немедленно!

Надсмотрщик, до этой минуты слишком поглощенный своим занятием, чтобы обращать внимание еще на что-нибудь, оглянулся, ахнул и заторопился к паланкину, старательно кланяясь на ходу.

— Что это значит? — сурово вопросил Патрик, дернув подбородком в сторону тощих парней. — В чем они провинились?

— Так что сбежать хотели, ваш-свесссь, — ответил надсмотрщик с таким густым простонародным выговором, что Патрик понимал его с трудом. — Лодыри как есть, лежебоки. А сегодня еще и сбежать хотели. А дорожная повинность, она на всех дадена…

— Ко мне, — перебил его Патрик, не дослушав. — Обоих.

Надсмотрщик развернулся с поклоном и быстро зарысил обратно.

— Эй, вы, двое! К судье, оба! Да поторапливайтесь, черепашьи головы!

Несчастные кое-как встали и, спотыкаясь на каждом шагу, поплелись к паланкину.

— Кланяйтесь господину судье! Кланяйтесь, недоумки! — злобно шипел им вслед надсмотрщик.

Тощие парни послушно завалились носом в землю, явив Патрику голые спины, сплошь покрытые кровоподтеками.

— Поднимитесь, — велел Патрик.

Парни выполнили распоряжение, испуганно глядя на высокое начальство — уж оно-то может обрушить на них такие кары, о каких обычный надсмотрщик и помыслить не смеет.

— Кто такие? — спросил Патрик — и не успел еще вопрос слететь с его уст, как он с несомненностью понял ответ.

Они могут выглядеть как угодно?

Разумеется.

Но в соответствии с логикой сна.

А она оказалась безжалостной.

Морок не пощадил юных Эшвудов.

В их лицах не было ничего английского. Самые настоящие китайцы. А вот выражение этих лиц выдавало в них чужаков. Они исполнены страха и отчаяния — но не того, что въедается в плоть и кровь сызмала от жизни в нищете и унижении, а свежего, острого. Руки, непривычные к труду, содраны до голого мяса. Нежная кожа до волдырей обгорела на палящем солнце. Щеки запали, губы обветрились и потрескались.

Патрик знал, что не ошибается.

— М-ммое ничтожное имя… — начал было неверным голосом старший из двоих.

— Рональд, — тихо, почти шепотом произнес Патрик, и юноша вздрогнул. — Алек.

Опуская голову на фарфоровое изголовье, Шенахан еще не знал, что он будет делать, когда найдет затерянных в сновидении Эшвудов. А теперь, когда он отыскал их, догадка вела его единственно верным путем.

Он положил руки на плечи Рональда и Алека.

— Просыпайтесь, — велел он.

И открыл глаза.

В спальне было темно. На каминной полке горела свеча, зажженная фараоном незадолго до того, как Тэлбот начал петь. А сейчас он заканчивал колыбельную — и Патрик вновь не понимал ни слова.

Он лежал на кровати, ощущая щекой твердый холод фарфора.

А на полу возле постели сидели Рональд и Алек — чумазые, заплаканные, всклокоченные.

— Три минуты, — констатировал фараон. — Вы всегда так быстро спите, Шенахан?

Трудно верить в сверхъестественное, когда о нем разглагольствует светский хлыщ, помахивая тросточкой. Но когда оно оставляет следы на теле исчезнувших и чудом возвращенных сыновей, приходится поверить.

Лорд Эшвуд поверил.

— Что же мне теперь делать? — тихо и безнадежно спросил он.

— Вернуть украденное, — без колебаний ответил Патрик. — И я не только об изголовье говорю.

Единственным свидетелем разговора был Досси. Леди Фрэнсис под присмотром Тэлбота увезла наспех умытых и накормленных сыновей к доктору Мортимеру: хотя и измученные донельзя, Рональд и Алек до нервического припадка боялись уснуть, и уж точно никакая сила не заставила бы их сомкнуть глаза в ставшем ловушкой родном доме.

— Отослать вашу коллекцию назад, и немедленно. Иначе Бобби станет следующим, а потом и вы.

— Имейте в виду, — скучным голосом произнес фараон, — попытка покинуть дом вам не поможет. Теперь уже не поможет. У ваших старших сыновей в запасе разве что несколько дней. У вас и того нет.

Прежний лорд Эшвуд разнес бы Патрика и Досси в пух и прах. Нынешний смолчал.

— Вы сказали, что это подарок, — напомнил Патрик, кончиками пальцев коснувшись темно-красных маков на изголовье. — Но это в лучшем случае взятка. А после того, как вы увезли эти вещи в Англию, — кража.

— Вы никогда не слышали об истреблении девяти поколений? — буднично осведомился фараон. — Казнили всех родственников по вертикальной линии — родителей, дедов, всю их родню, даже двоюродную, — с семьями, заметьте. Всех по нисходящей линии, кроме совсем уж сущих младенцев. Всех по боковой линии — братьев, сестер, и опять-таки с семьями. Ну, и самого виновника, разумеется. Такой казни подвергали за десять тягчайших преступлений. Ущерб императорским храмам и святыням считается вторым по степени тяжести. Он вредит императору и нарушает гармонию Земли и Неба, а это подвергает опасности всю страну. Кража ритуальной утвари нарушает эту гармонию, не сомневайтесь. Я вижу в вашей коллекции много таких предметов. И в особенности это изголовье. Оно ведь не могло принадлежать кому попало. Слишком страшной силой оно обладает. Что вы сделали, чтобы его заполучить?

Лорд Эшвуд опустил голову.

— Но ведь ученые иногда… — бормотнул он беспомощно и жалко.

— Ученые? — жестко переспросил Патрик. — Разве вы привезли эти вещи в дар музею или университету?

— Вы привезли их для себя, — вздохнул фараон. — И проклятие настигло вас. Не огорчайтесь, милорд, не вы первый, не вы последний. Просто вам не повезло. Вы нарвались на древнее волшебство — а оно не желает знать ни отговорок, ни оправданий.

— Я отошлю коллекцию, — хрипло сказал сэр Генри. — Это поможет?

— Да, — ответил Патрик. — А теперь разрешите откланяться.

— Просто не понимаю, чем некоторые люди думают, — бухтел фараон по обратной дороге. — Это же догадаться надо — красть ритуальные предметы!

— А как насчет ритуальных предметов из вашей гробницы? — поддел его Патрик.

— Не забывайтесь, молодой человек! — возмутился фараон. — В конце концов, это была моя гробница!