Чëрная звезда

Двое мужчин, один вскормлен волками

Мужчина, сидевший в баре на табурете возле нее, согнулся, словно крюк, над какой-то вещью. Это была книга, не выпивка. Детская книжка с потрепанными краями. Почувствовав на себе ее взгляд, он широко улыбнулся и сказал:

— Огоньку не найдется?

Был вечер пятницы, и «Осколок» был полон мужчин, которые обсуждали все что угодно. Например, какой-то парень за столиком говорил:

— Ну конечно, можно вырасти среди волков и все равно вести нормальную жизнь, но…

Она ответила:

— Я не курю.

Мужчина выпрямился и сказал:

— Я не о том говорю. Я спрашиваю про огонек. У тебя есть огонек?

— Я не понимаю, — сказала она. А потом добавила, потому что он был ничего на вид: — Извини.

— Тупая сука, — сказал он. — Забей.

И снова уткнулся в книжку. Страницы в ней были засаленные, мятые, местами рваные. Она была открыта на акварельном изображении мальчика и девочки, которые стояли перед драконом размером с фургон «фольксваген». В руке мужчина держал ручку. Около детских ртов он нарисовал пузыри, как в комиксах, и теперь вписывал туда слова. Дети говорили…

Мужчина захлопнул книжку; книга была из библиотеки.

— Извини, — сказала она, — но я работаю в детской библиотеке. Могу я спросить, зачем ты портишь книгу?

— Не знаю. Может быть, можешь, а может, и нет, но зачем спрашивать моего разрешения? — ответил мужчина. Повернувшись к ней спиной, он снова склонился над книжкой с картинками.

Ну это уж слишком! Когда-то и она была ребенком. У нее была библиотечная карточка. Она открыла сумку и достала иголку из дорожного швейного набора. Провела рукой по иголке, а затем, допив свой ром с колой, — этот напиток она открыла для себя, когда ей было лет двадцать, и до сих пор очень его любила, — уколола мужчину в левую ягодицу. Очень быстро. В следующее мгновение ее рука уже снова лежала на коленях, а другой она махала бармену, жестом заказывая новую порцию. Сидевший рядом мужчина вскрикнул и резко выпрямился. Теперь все на него уставились. Он соскользнул с табурета и поспешно зашагал прочь, единожды бросив на нее гневный взгляд.

На кончике иголки застыла капелька крови. Она вытерла ее салфеткой.

За соседним столиком три женщины говорили о новой карманной вселенной. О новой диете. О новом ребенке сотрудницы; о девочке, родившейся без тени. Это, конечно, плохо, но, слава богу, не так плохо, как могло бы быть, говорила женщина, которую кто-то назвал Кэролайн. Предметом долгого, нетрезвого разговора стали тени-протезы, которые можно было купить в любой аптеке без рецепта, недорогие и относительно долговечные. Все сошлись на том, что отличить самодельную тень или купленную в магазине от настоящей почти невозможно. Кэролайн с подругами принялись обсуждать младенцев, рожденных с двумя тенями. Дети с двумя тенями не вырастали счастливыми. Они плохо ладили с другими детьми. Можно разрезать две связанные тени кривыми ножницами, но это не решит проблему навсегда. К концу дня вторая тень всегда опять отрастает, причем делается вдвое длиннее. Если родители не подрезали вторую тень, со временем у них появится ребенок-близнец, и почти невозможно отличить, кто из них настоящий.

Линдси выросла в покрытом штукатуркой доме в недостроенном квартале в округе Дэйд. С одной стороны росли апельсиновые рощи; напротив дома Линдси был заброшенный пустырь. Дикая местность. Там снова выросла чаща, которая почти вторгалась в зону нового строительства. Баньяновые деревья, ощетинившиеся маленькими, остроконечными эпифитами, предназначенными для потребления питательных веществ из воздуха; пауки-спарассиды; тоннели коралловых рифов, едва прикрытые черной песчаной грязью, куда погружались Линдси и ее брат и откуда они вылезали окрыленные, хоть и покрытые кровоточащими ссадинами; оставшиеся после работы бульдозера низины размером с футбольное поле, наполнявшиеся после дождя водой, в которой водились тысячи желто-коричневых жаб длиной не больше ногтя. Линдси держала их в банках. Она ловила пауков-волков, кубинских анолисов-рыцарей, желтых и розовых кузнечиков — твердых, словно игрушечные машинки, и шипящих, если зажать их в руке; голубых крабов, которые гурьбой быстро проползали по двору, через дом, прыгали в бассейн и тонули там… Хрупкие гекконы с бархатным брюшком, ритмично повизгивавшие, словно внутри у них заводной механизм; скорпионы; королевские змеи, коралловые аспиды и маисовые полозы, красный и черный — друг непритворный, желтый и красный — смертельно опасный; анолисы, незаметные до тех пор, пока не раскроют кровавый веер своего горла… Когда Линдси было десять, от удара молнии под коралловым рифом начался пожар. Земля не остывала целую неделю. От нее поднимался дым. Они не выключали автоматические поливалки, но трава все равно погибла. Повсюду были змеи. Новый брат-близнец Линдси, Алан, поймал пять змей, три из которых потерялись где-то в доме, пока в субботу утром он смотрел мультики.

У Линдси было счастливое детство. Женщины в баре ничего не понимали в том, о чем взялись рассуждать.

Ей было немного жаль, что мужчина, который выдвигал различные теории про то, каково это вырасти среди волков, подошел к женщине по имени Кэролайн и выплеснул ей в лицо свой напиток. Поднялась шумиха. Воспользовавшись этим, Линдси спокойно вышла, не заплатив. Она встретилась взглядом с тем, кто ее заинтересовал. Они оба подумывали о том, чтобы уйти, так что она отправилась гулять по пляжу с человеком, который выплескивал выпивку в лицо другим людям и строил теории о том, каково расти среди волков. Он был очарователен, но она чувствовала, что в его теориях нет ничего, кроме очарования. Когда она ему об этом сказала, он сделался менее очаровательным. И все-таки она пригласила его к себе домой.

— У тебя очень мило, — сказал он. — Мне нравятся все эти штуковины.

— Это вещи моего брата, — сказала Линдси.

— Брата? Он живет с тобой?

— Боже мой, нет, — сказала Линдси. — Он… Я даже не знаю, где он.

— У меня была сестра. Она умерла, когда мне было два года, — сказал мужчина. — Из волков получаются очень хреновые родители.

— Ха, — на пробу сказала она.

— Ха, — согласился он.

— Нет, вы только посмотрите на это, — сказал он позже, раздевая ее.

Четыре тени падали на ее двойную кровать и казались какими-то липкими и увядшими, словно от занятия любовью, которое еще даже не началось. При виде их томно переплетенных теней к человеку-волку вернулось прежнее очарование.

— Нет, вы только посмотрите на эти милые маленькие сиськи, — повторял он снова и снова, как будто она никогда не замечала, какие они у нее милые и маленькие. Он восклицал что-либо по поводу каждой части ее тела: потом она плохо спала, опасаясь, что он может скрыться в ночи и забрать с собой одну из приглянувшихся частей тела.

Проснувшись утром, она обнаружила, что лежит под телом человека-волка, словно в ловушке под старым рухнувшим зданием. Когда она начала выползать из-под него, он проснулся и пожаловался на дикое похмелье. Он несколько раз назвал ее Джоани, попросил ножницы и надолго заперся в ванной. Она тем временем читала газету… задержали шайку контрабандистов. В… свергли правительство. Семью из двенадцати человек в последний раз видели в районе… Сезон ураганов начинается… Человек-волк вышел из ванной, торопливо оделся и ушел.

На полу ванной комнаты она обнаружила черную вязкую кучу — ампутированную тень его мертвого близнеца — и три насквозь мокрых, резко пахнущих полотенца. В раковине валялись волоски из его черной щетинистой бороды. Лезвия маникюрных ножниц почернели и затупились.

Вонючие полотенца она выбросила. Тень подтерла шваброй, сложила в пластиковый пакет с застежкой, отнесла на кухню и бросила в мусородробилку. Открыла кран и долго не выключала воду.

Потом она вышла на улицу, села в патио и стала наблюдать за тем, как игуаны поедают цветки с куста гибискуса. Было шесть утра и уже довольно тепло.

Без водки, одно яйцо

Губки удерживают воду. Вода удерживает свет. Линдси чувствовала себя совершенно опустошенной, когда не заполняла внутреннюю пустоту алкоголем. Вода в канале казалось стеклянной, испещренной маленькими прожилками света, которые никак не желали стоять на месте. Отвратительно. У Линдси начиналась обычная для нее головная боль. В нее били лучи света, и вторая тень начала двигаться, исходить рябью, как простреленная светом вода в канале. Она зашла в дом. В желтке яйца, которое она разбила на сковородке, была капелька крови. Ей нравилось добавлять в апельсиновый сок водку, но в холодильнике не оказалось апельсинового сока, а в морозилке не было водки; только небольшая игуана.

Флорида-Кис кишела игуанами. Они поедали ее гибискусы; то и дело она отлавливала небольших игуан сетью для бассейна и на несколько дней помещала в морозилку. Это был якобы гуманный способ борьбы с игуанами. Их можно было даже есть, хотя она этого не делала. Она вегетарианка.

Когда она замечала игуан покрупнее, она раскладывала для них еду. Им нравились спелые фрукты. Ей нравилось смотреть, как они едят. Она знала, что в ее отношениях с игуанами нет ни логики, ни справедливости, но что поделаешь.

Мужчины, которым не везет в карты

У Линдси была не слишком трудная работа. Офис, а за офисом — склад, полный спящих людей. В округе Колумбия находилось агентство, которое платило ее компании за то, чтобы приглядывать за спящими. Каждый год путешественники, спелеологи и строители находили не меньше дюжины таких людей. Никто не знал, как их разбудить. Никто не знал, что это означает, чем они раньше занимались, откуда они взялись. Никто даже толком не знал, люди ли это.

На складе всегда дежурили как минимум двое охранников. По мнению Линдси, это были в основном козлы-извращенцы. Весь день она разбирала счета, потом ушла домой. Вечером наведалась в «Осколок», человека-волка там не было, а в два часа ночи бармен выгнал всех клиентов; через четыре часа после начала ночной смены она по наитию вернулась на склад.

Бикл и Лоус вытащили пятерых спящих: трех женщин и двоих мужчин. На мужчин они надели бейсболки «Майами-Гидра», а женщин раздели и рассадили на стульях вокруг раскладного столика. Кто-то положил руки одного из мужчин между ног одной из женщин. Раздали карты. Может, это просто был стрип-покер, и женщинам не повезло. Трудно хорошо играть в карты, когда спишь.

Ларри Бикл стоял за спиной одной из женщин, прижавшись щекой к ее волосам. Казалось, он дает ей совет, как воспользоваться картами, которые у нее на руках. Он не очень крепко держал свою выпивку, и время от времени пиво проливалось на аккуратные колени женщины.

Линдси наблюдала за ними несколько минут. Бикл и Лоус дошли уже до той необузданной, всеобъемлющей стадии опьянения, которую она, будучи в трезвом состоянии, ненавидела больше всего. Фальшивое счастье.

Заметив Линдси, Лоус вскочил на ноги так быстро, что стул под ним грохнулся на пол.

— Так, здрасьте, — сказал он. — Это не то, что вы думаете.

На головах обоих охранников красовались маленькие праздничные колпаки.

По проходу в середине ходил третий мужчина, которого Линдси не знала. Он вел себя так, словно пришел за покупками в «Уолмарт». Одет он был в широкие трусы и праздничный колпак.

— А это кто? — спросил он, плотоядно глядя на Линдси.

Ларри Бикл положил руку на пистолет. Что он собирался делать? Пристрелить ее? Она сказала:

— Я уже вызвала полицию.

— Твою мать… — сказал Ларри Бикл. Он сказал не только это.

— Кого ты вызвала? — спросил Эдгар Лоус.

— Они приедут минут через десять, — предупредила Линдси. — На вашем месте я бы ушла прямо сейчас. Просто уходите.

— О чем говорит эта сука? — с несчастным видом спросил Ларри Бикл. Он действительно был сильно пьян. И так и не убрал руку с пистолета.

Линдси вытащила собственный пистолет, «беретту». Навела его на Бикла и Лоуса.

— Положите оружие на пол и снимите форму. Оставьте ключи и удостоверения. Ты тоже, кем бы ты ни был. Сдайте мне удостоверения, и я не стану писать на вас рапорт.

— У тебя на пистолете маленькие кошечки, — сказал Эдгар Лоус.

— Наклейки «Хелло Китти», — сказала она. — Будем считать это ку[106]. — Хотя она за всю жизнь застрелила только одного человека.

Охранники разделись, но, судя по всему, забыли про праздничные колпаки. У Эдгара Лоуса на груди виднелся длинный фиолетовый шрам. Он заметил, что Линдси смотрит на него.

— Тройное шунтирование. Мне нужна эта работа. Медицинская страховка.

— Не повезло тебе, — сказала Линдси.

Она последовала за ними на парковку. Третьему охраннику, видимо, было наплевать на то, что он голый. Он даже не пытался прикрыться рукой, как это делали Бикл и Лоус.

— Они уже пару раз так делали, мэм, — сообщил он Линдси. — Я слышал об этом от одного своего приятеля. Сегодня была вечеринка по случаю моего дня рождения.

Затем добавил:

— Это мой цифровой фотоаппарат.

— С днем рождения. Спасибо за фотоаппарат, мистер… — Она посмотрела на его удостоверение. — Мистер Джанро. Помалкивайте обо всем этом, и я не стану выдвигать обвинения, как и обещала. Скажите спасибо, если вы согласны.

— Спасибо, — сказал мистер Джанро.

— Фотоаппарат я вам все равно не верну, — сказала Линдси.

— Ну и ладно, — сказал мистер Джанро. — Переживу.

Она смотрела, как все трое садятся в машины и уезжают. Затем она вернулась на склад, сложила униформы, вытащила из пистолетов патроны, привела спящих в порядок и отвезла их на тележке обратно в боксы. На карточном столе стояла бутылка коньяка, которая, наверное, не принадлежала ни Биклу, ни Лоусу, и много пива. Линдси сделала долгий глоток. Ей вспомнилась песенка, и она запела. Высокая, загорелая, молодая, пьяная и… Она знала, что поет неправильные слова. Погребальный костер, озаренный луной. Словно птица в огне. Я по-своему пыталась быть тобой.

На часах было почти пять утра. Идти домой нет смысла. Пол устремлялся к ней волнами, и ей очень хотелось лечь на него.

Спящего в боксе 113 звали Харрисбург Пенсильвания. Всех спящих называли по месту происхождения. В других странах делали иначе. У Харрисбурга Пенсильвания были длинные ресницы и синяк на щеке, который и не думал исчезать. Кожа спящего всегда чуть холоднее, чем кажется. Привыкнуть можно к чему угодно. Она поставила на телефоне будильник на семь утра, за час до начала новой смены.

Утром Харрисбург Пенсильвания все еще спал, а она все еще была пьяна.

Своему начальнику, главному офисному менеджеру, она сообщила только то, что уволила Бикла и Лоуса. Мистер Чарльз бросил на нее страдальческий взгляд и пробормотал:

— Что-то вы неважно выглядите.

— Пораньше уйду домой, — сказала она.

Вместо Бикла и Лоуса она бы предпочла взять на работу женщин, но в конце концов наняла мужчину постарше, с отличными рекомендациями и аспиранта по имени Джейсон, который сказал, что планирует по вечерам работать над своей диссертацией. (Он изучал философию, и она спросила, про какого философа он пишет диссертацию. Если бы он ответил: «Ницше», она, возможно, отказала бы. Но он сказал: «Джон Локк».)

Она уже запрашивала дополнительные средства на оплату камер системы слежения, и когда ей отказали, все равно их купила. У нее были подозрения на счет двоих охранников, которые работали в дневную смену с воскресенья по среду.

Детьми они были неразлучны

Во вторник ей позвонил Алан. Он закричал на языке лин-лан, прежде чем она успела поздороваться.

— Berma lisgo airport. Tus fah me?

— Алан?

Он сказал:

— Я в аэропорту, Лин-Лин, хотел узнать, не могу ли я какое-то время пожить у тебя. Не очень долго. Просто мне нужно на время залечь на дно. Ты даже не заметишь, что я там.

— Секундочку, — сказала она. — Алан? Где ты?

— В аэропорту, — не скрывая раздражения, ответил он. — Там, где самолеты.

— Я думала, ты на Тибете.

— Ну, — сказал Алан, — не сложилось. Я решил уехать дальше.

— Что ты натворил? — спросил она. — Алан?

— Лин-Лин, пожалуйста, — сказал он. — Я все объясню сегодня вечером. Когда ты возвращаешься домой? В шесть? Я приготовлю ужин. Ключ от дома все еще лежит под разбитым кашпо?

— Fisfis meh, — сказала она. — Хорошо.

Он повесил трубку.

Последний раз она видела Алана во плоти два года назад, вскоре после того как от нее окончательно ушел Эллиот. Ее муж.

Тогда они с Аланом были сильно пьяны, а Алан всегда становился куда приятнее, когда напивался. Он обнял ее и сказал:

— Ну же, Линдси. Мне-то ты можешь признаться. Ты ведь чувствуешь некоторое облегчение, правда?

Распухшее небо нависало низко над землей. Линдси нравилась эта внезапная зеленоватая тьма полудня, когда дождь низвергался тяжелыми потоками, барабанившими так громко, что она едва слышала спокойные, шутливые заявления местной погодной вещуньи по радио. Вице-президент попал под следствие; улики указывали на тайное взаимодействие со зловредными духами. Женщина родила полдюжины кроликов. Невидимые воры ограбили местную заправочную. Какой-то культ вышвырнул всех еретиков из популярной карманной вселенной. Иными словами, ничего нового. Небо всегда падало. Машины двигались медленно и плотно всю дорогу до Плантейшн-Ки.

Алан сидел в патио. Под стулом стояла бутылка вина, в руке он держал бокал, наполненный вином вперемешку с дождем.

— Линдси! — воскликнул он. — Выпить хочешь? — Он не стал вставать.

Она сказала:

— Алан? Дождь идет.

— Он теплый, — сказал он и смахнул с ресниц крупные капли дождя. — Там, где я был, очень холодно.

— Я думала, ты приготовишь ужин, — сказала она.

— О! — Алан встал и принялся нарочито старательно выжимать рубашку и льняные штаны в крестьянском стиле. Дождь непрерывно молотил по их головам. — У тебя в холодильнике ничего нет. Я бы сделал Маргариту, но у тебя есть только соль.

— Пойдем в дом, — предложила Линдси. — У тебя есть сухая одежда? Где твой багаж, Алан?

Он хитро посмотрел на нее.

— Ну ты знаешь. Там.

Она знала.

— Ты оставил свои вещи в комнате Эллиота. — Раньше это была и ее комната, но уже почти год она там не спала. Она спала там, только когда проводила ночь в одиночестве.

Алан сказал:

— Все его вещи до сих пор там. Как будто он и сам еще там, лежит где-нибудь в простынях, сложенный, как тайная записка. Жутковато, Лин-Лин.

Алану было всего тридцать восемь. Столько же, сколько и самой Линдси, если, конечно, не вести отсчет с того времени, когда он наконец стал достаточно реальным, чтобы есть собственный торт по случаю дня рождения. Она подумала, что он выглядит на все тридцать восемь. Даже старше.

— Иди переоденься, — сказала она. — Я закажу что-нибудь на дом.

— А что в пакете? — спросил он.

Она оттолкнула его руку.

— Для тебя там ничего нет, — сказала она.

Близкие контакты абсурдной степени

Она познакомилась с Эллиотом на открытом микрофоне в карманной вселенной в Коконат-Гроув. Благотворительная вечеринка в гей-баре в помощь кому-то. Ее окружали почти одни мужчины, но большинство из них не проявляли к ней интереса. Когда подошел черед Алана сказать что-нибудь, он уже был то ли пьян, то ли под кайфом, то ли все сразу. Он поднялся на сцену и произнес: «Я буду в туалете». Затем осторожно спустился. Все аплодировали. Очередь Эллиота подошла позже.

Эллиот был больше семи футов ростом. У него были солнечно-желтые волосы и зеленоватая кожа. От Линдси не укрылось, как Алан посмотрел на него, когда они только вошли. Алан и раньше бывал в этой вселенной.

Эллиот пел песню про чудовище из Ипанемы. Он все время фальшивил, не мог справиться с мелодией, но зато так развеселил Линдси, что она прыснула и у нее из носа выплеснулось виски. Закончив петь, он подошел к барной стойке и сел рядом с Линдси.

— Ты близнец Алана.

У него было всего по четыре пальца на руках. Кожа казалась гладкой и в то же время жесткой.

Она ответила:

— Я — оригинал. Он — копия. Где бы он ни был. Сейчас небось валяется без сознания в сортире.

Эллиот спросил:

— Мне сходить за ним или оставим его здесь?

— Куда мы идем? — спросила она.

— В постель, — сказал он. Его зрачки имели странную форму. Волосы на самом деле не были волосами и напоминали крючочки и перьевые пеньки.

— И что мы будем там делать? — спросила она, а он просто посмотрел на нее. Иногда подобные вещи складывались как нельзя лучше, а иногда вообще не складывались. В этом и заключалось веселье.

Она задумалась.

— Хорошо. Только поклянись, что ты никогда не развлекался с Аланом. Никогда.

— В твою вселенную или в мою? — спросил он.

Эллиот не был первым сувениром, который Линдси притащила с собой из карманной вселенной. Как-то она ездила в отпуск и привезла косточку зеленого плода, который шипел, словно шербет, если его укусить, после чего тебе снились ступени, лестницы, ракеты, все, что поднималось выше и выше, но, когда она посадила косточку, из нее ничего не выросло, хотя во Флориде обычно росло все, что угодно.

Мать Линдси ездила на отдых в карманную вселенную, когда была беременна. Теперь-то люди стали умнее. Врачи рекомендовали беременным женщинам не совершать подобных поездок.

Последние несколько лет Алан работал в турфирме, которая базировалась в Сингапуре. Он знал немецкий, испанский, японский, мандаринский диалект китайского, мог общаться на тибетском и торговых языках различных карманных вселенных. Туристические группы вылетали чартерными рейсами на Тибет, а оттуда заходили в наиболее дружелюбные карманные вселенные. На Тибете полно карманных вселенных.

— Ты их потерял? — спросила она.

— Не всех, — ответил Алан. С волос у него все еще капала дождевая вода. Ему бы подстричься. — Только один фургон. Мне показалось, я сказал водителю «Сакья», но, возможно, на самом деле я сказал «Гьянгдзе». Потом они объявились, опоздали всего на два дня. Они же не дети. В Сакье все говорят по-английски. Когда они нас догнали, я пустил в ход все свое обаяние, выразил искреннее раскаяние, и мы снова стали друзьями.

Она ждала продолжения истории. От мысли о том, что Алан производит на всех одинаково приятное впечатление, становилось легче.

— Но потом в Чанги возникла путаница. В чемодане какого-то старого ублюдка нашли реликварий. Там был какой-то дурацкий божок в засушенном стручке… Всякие разные вещи. Старый ублюдок направо и налево божился, что все это ему не принадлежит. Утверждал, что я проник в его номер и подложил эти вещи ему в багаж. И что я его соблазнил. Вмешалось агентство, и на свет всплыла вся эта история с Сакьей. В общем, вот что случилось.

— Алан, — сказала она.

— Я надеялся, что смогу побыть здесь несколько недель.

— Только ко мне не лезь, — предупредила она.

— Разумеется, — сказал он. — У тебя есть лишняя зубная щетка?

Больше похоже на Диснейленд, чем сам Диснейленд

Их родители вышли на пенсию и поселились в старой прочной карманной вселенной, которая, судя по всему, больше походила на Флориду, чем сама Флорида. Никаких комаров, никакой живности крупнее болонки, не считая птицеподобных существ, от чьих песен хочется плакать и чье мясо по вкусу напоминает телятину. Фруктовые деревья, за которыми никому не нужно ухаживать. Такая мягкая, нежная и душистая трава, что никто не спит в доме. Такие большие и мелкие озера, что можно гулять по ним целый день. Это была небольшая вселенная, и сейчас уже образовалась целая очередь мужчин и женщин, которые хотели поселиться там на пенсии. Родители Линдси и Алана вложили весь свой капитал в однокомнатный коттедж с видом на небольшое озеро. Свою нынешнюю жизнь они называли приятным ничегонеделаньем. Линдси такой образ жизни казался скучным, но радовало то, что мать хотя бы перестала проявлять интерес к ее личной жизни, перестала постоянно спрашивать, встречается ли Линдси с кем-нибудь. Не собирается ли снова выйти замуж и нарожать детей. Внуки больше не требовались. Внуки обязали бы родителей Линдси и Алана покинуть свой маленький рай и то и дело наведываться в гости. Проехать весь этот долгий путь для того, чтобы вернуться во Флориду? «В это ужасное место», — сказала бы мать Линдси. Алан подозревал, что родители рассказывают им далеко не все.

— Они стали нудистами, — утверждал он. — Или свингерами. Возможно, совмещают одно с другим. У мамы всегда была склонность к эксгибиционизму. Вечно она оставляла дверь в ванную открытой. Ничего удивительного, что я гей. Ничего удивительного, что ты — нет.

Линдси лежала в кровати и не могла заснуть. В кухне Алан делал вид, что готовит себе чай, а на самом деле искал тайный запас алкоголя. Засвистел чайник. Открылась и закрылась дверца холодильника. Включился телевизор. Выключился. Хлопали, то открываясь, то закрываясь, дверцы шкафов и кладовки. У Алана это был своего рода ритуал, позволявший ему почувствовать себя как дома. Потом он зашел в комнату Эллиота. Два щелчка — он закрыл за собой дверь и запер ее. Другие звуки. Он рылся в ящиках, на этот раз более аккуратно. Алан тоже любил Эллиота. Эллиот оставил почти все свои вещи.

Алан. Убирает вещи. Друг о друга стукнулись вешалки — он задвинул вещи Эллиота подальше в шкаф, освобождая место для своих. Или того хуже — начал их примерять. Красивая одежда красивого Эллиота.

В два часа ночи он подошел к двери ее спальни и тихо позвал:

— Линдси? Не спишь?

Она не ответила, и он снова ушел.

Утром он заснул на диване. В DVD-плеере работал диск, звук был выключен. Каким-то образом Алан обнаружил запас порнографии, которую Эллиот импортировал из карманной вселенной, тайник, который она искала неделями и так и не нашла. Ничего удивительного, что Алану это удалось. Но Линдси испытывала ребяческое удовольствие от того, что он не нашел бутылку джина, спрятанную за диванной подушкой.

Когда она вернулась с работы, он снова сидел в патио, тщетно пытаясь поймать ее любимую игуану.

— Берегись хвоста, — предупредила она.

— Это чудище подошло ко мне и укусило за палец, — сказал он.

— Это Эллиот. Так я его назвала. Я его подкармливаю, — сказала она. — Он привык к людям. Наверное, решил, что ты вторгся на его территорию.

— Эллиот? — сказал он и рассмеялся. — Нуты даешь!

— Он большой и зеленый, — сказала она. — Не замечаешь сходства? — Игуана скрылась в зарослях баньяновых деревьев, склонившихся над каналом. Баньяны кишели игуанами; их листья зелено шуршали, скрывая их тайные встречи. — Разница только в том, что этот Эллиот всегда возвращается.

Она пошла взять меню, чтобы заказать ужин из ресторана. Или, может быть, Алан сходит с ней в «Осколок»? Дверь в комнату Эллиота была открыта. Все прибрано. Даже кровать застелена.

Хуже того, они пошли в «Осколок», и всякий раз, когда кто-нибудь к ней подсаживался, Алан вел себя так, будто он ее парень. Всю дорогу домой они ругались. Утром он спросил, не одолжит ли она ему машину. Она знала, что не стоит давать ему машину, но все равно дала.

В два часа мистер Чарльз постучал в дверь ее кабинета.

— Плохие новости, — сказал он. — Джек Харрис из Питсбурга взял да и отправил нам две дюжины спящих. Джейсон уже за них расписался. Хоть бы позвонил сначала!

— Вы шутите? — не поверила Линдси.

— Боюсь, что нет, — ответил он. — Сейчас буду звонить Джеку Харрису. Хочу спросить, что, черт возьми, он вытворяет. Совсем недавно я ему объяснял, что у нас нет разрешения на такое количество народу. И без того у нас уже шесть лишних человек. Ему просто придется забрать этих шестерых обратно.

— Водитель уже выехал? — спросила она.

— Ну да.

— Как всегда, — сказала она. — Они там считают, что могут вертеть нами, как захотят.

— Пока я звоню, — сказал он, — не могли бы вы сходить на склад и просмотреть документацию? Может, придумаете, что делать с этой группой.

Поступило двадцать два новых спящих: восемнадцать мужчин и четыре женщины. Новичок с ночной смены, Джейсон, уже погрузил их на тележки.

Линдси отправилась на склад, чтобы получше их рассмотреть.

— Откуда они поступили?

Джейсон вручил ей квитанции.

— Отовсюду. Четверо обнаружились на территории, принадлежащей какому-то типу в Южной Дакоте. Он утверждает, что правительство должно компенсировать ему потерю урожая.

— А что случилось с его урожаем? — спросила она.

— Он его поджег. Они лежали под большим старым мертвым деревом на его поле. К счастью для всех, поблизости оказался его сын. Пока отец поливал все бензином, сын затащил спящих в кузов грузовика и вывез их оттуда. Потом позвонил на горячую линию.

— Повезло, — сказала она. — О чем, черт побери, думал отец?

— У людей вашего возраста… — начал было Джейсон и замолчал. Начал по новой: — У людей более старшего возраста иногда возникают странные идеи. Они хотят, чтобы все было по-старому. Как раньше.

— Я не настолько старая, — сказала она.

— Я не то имел в виду, — сказал он, порозовев. — Я только хотел сказать… Понимаете…

Она коснулась его волос.

— Может, ты не заметил, но у меня две тени. Так что я тоже странная. По поводу таких, как я, те люди и беспокоятся. А почему ты работаешь в дневную смену?

— Жена Жермена уехала, и ему теперь приходится сидеть с детьми. Так что же будем делать с этими ребятами? С лишними?

— Оставь их на тележках, — сказала она. — Им-то все равно, где лежать.

В пять тридцать утра Линдси попробовала позвонить Алану на мобильный, но никто не ответил. Она проверила электронную почту и поиграла в «Солитер». Она ненавидела «Солитер». Ей нравилось тасовать карты, когда надо было играть. Играть в карты, когда не надо было. Зачем притворяться, что хочешь выиграть, когда выигрывать нечего?

В семь тридцать она выглянула на улицу и увидела на парковке свою машину. Когда она вышла, Алана там не было. Поэтому она вернулась на склад и застала его с аспирантом. Джейсоном. Флиртуют, конечно. Или обсуждают философию. В чем разница? Другой охранник, Херли, был занят обедом.

— Здорово, Лин-Лин, — сказал Алан. — Иди сюда. Взгляни на это.

— Чем ты занимаешься? — спросила Линдси. — Где ты был все это время?

— Ездил за покупками, — ответил он. — Иди сюда, Линдси. Посмотри-ка.

Джейсон скорчил гримасу, будто умоляя ни в чем его не винить. Рано или поздно ей придется с ним поговорить. Предупредить его насчет Алана. Никакая философия не в состоянии подготовить человека к встрече с Аланом.

— Посмотри на нее.

Линдси опустила взгляд. Увидела женщину, одетую так, словно когда-то, давным-давно, может, лет сто назад, она была кем-то важным. В каком-то другом месте, совсем не похожем на это. Версаль Кентукки.

— Я и раньше видела спящих.

— Нет. Ты не видишь, — сказал Алан. — Ну конечно, не видишь. Ты часто смотришься в зеркало? Между прочим, тебе бы пошла такая прическа.

Он взъерошил волос Версаль Кентукки.

— Алан, — сказала она. Первое предупреждение.

— Посмотри, — сказал он. — Только посмотри. Приглядись повнимательнее! Она так похожа на тебя. Она — это ты.

— Ты сошел с ума, — сказала Линдси.

— Да ну? — Алан повернулся к Джейсону. — Тебе ведь тоже так показалось.

Джейсон опустил голову. Пробормотал что-то невнятное. Потом сказал:

— Я только сказал, что у них, возможно, есть что-то общее.

Алан опустил руку и, схватив голую ногу спящей, поднял ее вертикально.

— Алан! — воскликнула Линдси. Она оторвала его руку от ноги женщины. На коже Версаль Кентукки остались красные и белые вмятины от его пальцев. — Что ты делаешь?

— Да все нормально, — сказал Алан. — Я просто хотел посмотреть, есть ли у нее такая же родинка, как у тебя. У Линдси под коленом есть родинка, — объяснил он Джейсону. — Похожа на линкор.

На это даже Херли отреагировал.

Спящая вовсе не была похожа на Линдси. И родинки у нее не было. Хотя… Забавно. Чем больше Линдси об этом думала, тем больше ей казалось, что женщина похожа на Алана.

Сегодня сама не своя

Она слегка наклонила голову набок. Зажгла все лампы в ванной и снова приблизила лицо к зеркалу. Сделала шаг назад. Чем дольше она смотрела, тем меньше походила на знакомого ей человека. И уж точно не была похожа на саму себя. Может, это случилось давно? Ей некого было спросить об этом, кроме Алана.

Алан прав. Ей пора постричься.

Алан вытащил блендер. В кухне воняло ромом.

— Дай угадаю, — сказал он. — Ты встретила там кого-то интересного. — Он протянул ей стакан. — Я подумал, мы могли бы провести хорошую тихую ночку дома. Посмотреть канал погоды. Поиграть в шарады. Ты могла бы что-нибудь связать. Я размотаю для тебя пряжу.

— Я не вяжу.

— Знаю, — сказал он. У него был добрый голос. Любящий. — Ты только запутываешь. Завязываешь узлы. Перемешиваешь.

— А ты только изводишь, — сказала она. — Чего ты хочешь? Зачем ты здесь? Чтобы поругаться? Чтобы разобрать старые детские психодрамы?

— Per bol tuh, Лин-Лин? — спросил Алан. — Чего хочешь ты? — Она сделала резкий глоток. Она знала, чего хочет. — Почему ты здесь?

— Это мой дом, — ответила она. — У меня есть все, чего я хочу. Работа в компании с перспективой дальнейшего роста. Начальник, которому я нравлюсь. За поворотом есть бар, в котором полно мужчин, желающих угостить меня выпивкой. Во дворе куча игуан. А еще у меня есть лишняя тень на случай, если моя вдруг отвалится.

— Это не твой дом, — сказал Алан. — Его купил Эллиот. Эллиот забил его своим хламом. А все хорошие вещи здесь — мои. Ты ничего не поменяла с тех пор, как он ушел.

— У меня теперь больше игуан, — сказала она. Она отнесла свой коктейль в гостиную. Алан уже включил канал погоды. За спиной бойкой светловолосой погодной ведьмочки у побережья Кубы обозначился тропический центр низкого давления, представленный в болезненноярких основных цветах.

Алан встал за диваном. Поставив на пол свой напиток, он принялся делать ей массаж шеи.

— Красиво, правда? — сказала она. — Шторм.

— Помнишь, когда мы были детьми?.. Ураган?

— Ага, — сказала она. — Наверное, надо достать со склада антиштормовые ставни. Прошлым летом по нам неслабо ударило.

Он пошел взять кувшин с ледяным ромом. Вернулся и растянулся на полу у ее ног, поставив кувшин себе на живот.

— Тот парень у тебя на складе… — сказал он. И закрыл глаза.

— Джейсон?

— Знаешь, а он вроде ничего…

— Он студент, изучает философию, Лан-Лан. Прекрати. Ты достоин лучшего.

— Достоин лучшего? Я размышляю вслух о парне с красивой задницей, Линдси, а не покупаю дом или думаю о том, чтобы сменить работу. Упс, наверное, я все-таки подумываю об этом. Может, начну делать добрые дела. Я же достоин лучшего.

— Только не осложняй мне жизнь, хорошо? Алан? — Она ткнула его большим пальцем в бедро и с восторгом наблюдала, как падает кувшин.

— Fisfis tuh! — воскликнул Алан. — Ты нарочно это сделала!

Он снял рубашку и кинул ее в Линдси. Промахнулся. На кафельном полу разлилась лужица розового рома.

— Конечно, нарочно, — сказала она. — Я еще не настолько пьяна, чтобы сделать это случайно.

— Я за это выпью. — Он взял ее коктейль и сделал хлюпающий глоток. — Пойди приготовь еще один кувшин, пока я подотру эту гребаную лужу.

Переспать с монстром

— У него шикарные глаза. Очень, очень зеленые. Зеленые, как вон тот цвет. В сердцевине. Вон та спиралька.

— Я не замечала, какие у него глаза.

— Это потому, что он не твой тип мужчины. Ты не любишь хороших парней. Могу я включить этот диск?

— Валяй! Там есть трек, по-моему, третий. Да, вон тот. Эллиоту нравилась эта песня. Он включал ее, начинал дергаться, затем топать, трястись всем телом. К концу песни он ползал по всей мебели.

— О да! Танцором он был отличным. Но посмотри на меня. Я тоже неплох.

— У него были более гибкие бедра. Мне кажется, у него лучше гнулась спина. Он мог повернуть голову почти на триста шестьдесят градусов.

— Ну же, Линдси, почему ты не танцуешь? Иди сюда и танцуй.

— Не хочу.

— Не будь такой занозой в заднице.

— У меня внутри что-то болит, — сказала она. А потом сама удивилась: что она имела в виду? — Это такая заноза в заднице.

— Ну же. Просто танцуй. Ладно?

— Ладно, — сказала она. — Все в порядке. Видишь, я танцую.

Джейсон пришел к ним на ужин. Алан надел одну из рубашек Эллиота. Линдси приготовила великолепное сырное суфле и даже не стала возражать, когда Джейсон решил, что его приготовил Алан.

Она как в первый раз слушала рассказы Алана о различных карманных вселенных, в которых он бывал. Большинство этих вселенных принадлежали правительству Китая. Были среди них и знаменитые туристические вселенные, а также такие, куда китайцы ссылали диссидентов. Очень немногие карманные вселенные превосходили по размеру, скажем, Мэриленд. Некоторые давно заброшены. Некоторые — обитаемы. Некоторые — не очень дружелюбны. Внутри иных карманных вселенных имелись собственные карманные вселенные. Можно было пройти долгий путь внутрь и больше не выйти. Там можно было основать собственное государство и делать все, что взбредет в голову, однако большинство людей, которых знала Линдси, и она сама в том числе, никогда не предпринимали ничего более дерзкого, чем поездка на недельку куда-нибудь, где еда, воздух и пейзаж напоминали место из прочитанной в детстве книги; брошюры; сна.

Конечно, существовали и карманные вселенные, специально приспособленные для занятий сексом. Укрытия от налогов. И места, где можно было избавиться от самых разных вещей: мусора, подержанных машин, трупов. Люди ездили в казино в карманных вселенных, больше похожих на Лас-Вегас, чем сам Лас-Вегас. Больше похожих на Гавайи, чем сами Гавайи. Нужно быть вот такого роста, чтобы войти. Иметь вот такое богатство. Быть вот настолько глупым. Кто же знает, что может случиться? Карманные вселенные могут неожиданно снова исчезнуть все сразу. Книги, объяснявшие, как это может произойти, становились бестселлерами.

К тому же карманных вселенных было слишком много. Алан ударился в воспоминания о своей юности, да так, что складывалось впечатление, будто все это происходило не так уж давно.

— Венецианский бассейн, — сказал он Джейсону. — Я там пару лет не был. А по правде, наверное, последний раз был еще в детстве. Все эти гроты, где можно было укрыться с кем-нибудь. Пойти целоваться и заработать такой мощный стояк, что приходилось прыгать в воду, чтобы никто не заметил, а вода была такой, мать ее, ледяной! В ресторане все еще подают запеченные зити? Помнишь, как это было, Линдси? Сидишь себе у бассейна в бикини и вкушаешь запеченные зити. Но я слышал, там теперь нельзя плавать. Из-за русалок.

Русалки относились к инвазивным видам, как и игуаны. Люди вывезли их из вдохновленных Диснеем карманных вселенных в качестве домашних любимцев, а теперь они развелись повсюду. Они были маленькие, но их было много, и это нравилось детям и любителям наблюдать за птицами. Русалкам нравилось выделываться, и хотя умом они не намного превосходили, скажем, говорящую собаку, а может, и вообще не превосходили, поскольку не умели разговаривать, а только петь, свистеть и показывать неприличные жесты, они были слишком популярны среди туристов, посещавших Венецианский бассейн, так что никто и не думал от них избавляться. Русалки подразделялись на пресноводных и морских — последние были крупнее и лучше умели прятаться, — и пресноводные завелись в Венецианском бассейне по меньше мере десять лет назад.

Джейсон сказал, что возил туда племянников, детей сестры.

— Я слышал, раньше в летнее время воду из бассейнов спускали каждую ночь. Но теперь этого не делают — из-за русалок. Так что вода уже не такая прозрачная, как раньше. Даже фильтры поставить не могут, потому что русалки их просто вырвут. Как бобры, наверное. Они создали замысловатую систему плотин, подпорных стенок и всяких структур из кораллов, различные запруды, чтобы удерживать рыбу. В Венецианском бассейне продают рыбу, ее можно бросить русалкам, чтобы те загоняли ее в запруды. Детям это очень нравилось.

— Морские русалки иногда заплывают к нам в канал, — сказала Линдси. — Они намного больше по размеру. И поют.

— Ага, — сказал Джейсон. — Постоянно. Жутковато как-то. Чувствуешь себя очень хреново. Там включают музыку, которая обычно играет в лифте, и выводят ее через динамики, чтобы заглушить пение, но даже детям было паршиво после этих песнопений. Пришлось накупить им всякого барахла в сувенирном магазине, чтобы немного отвлечь и подбодрить.

Линдси задумалась о Джейсоне, любимом дядюшке, которого можно было уговорить накупить кучу ненужных вещей. Он был слишком молод для Алана. С другой стороны, если задуматься, кто угодно слишком молод для Алана, разве не так?

Алан сказал:

— Линдси, у тебя, кажется, были какие-то планы на сегодняшний вечер?

— Разве? — с раздражением спросила Линдси. Но тут же отступила. — Вообще-то я подумывала наведаться в «Осколок». Может, я и вас там увижу… попозже?

— Эта старая дыра, — сказал Алан. На нее он не смотрел. Посылал невидимые лучи смерти в сторону Джейсона. Линдси почти чувствовала, как сгущается воздух. Это как повышенная влажность, только распутнее. — Раньше я туда ходил, чтобы цеплять симпатичных парней-натуралов в туалете, пока Линдси направо и налево раздавала свой номер телефона за бильярдным столом. Старые добрые деньки, а, Линдси? Ты ведь знаешь, что говорят про девчонок с двумя тенями, а, Джейсон?

Джейсон сказал:

— Может, мне лучше пойти домой?

Но по тому, как он смотрел на Алана, Линдси поняла, что он понятия не имеет, о чем говорит. Он даже не слушал, что говорил Алан. Он просто реагировал на волны, исходившие от Алана. Эта манящая песня сирены: иди сюда, подойди поближе, еще чуть-чуть поближе.

— Не уходи, — сказал Алан. От него исходили волны густой, влажной, невидимой сладости. Линдси тоже знала, как это делать, хотя в последнее время ей это было ни к чему. Большинство парней и так попадались. — Побудь еще немного. У Линдси свои дела, а мне одиноко. Побудь еще немного, и я покажу тебе лучшие моменты из коллекции гей-порно из карманной вселенной, которая принадлежала бывшему мужу Линдси.

— Алан, — сказала Линдси. — Второе предупреждение. Она знала: он считает.

— Извини, — сказал Алан и положил руку на ногу Джейсона. — Коллекцию гей-порно, принадлежавшую ее мужу. Они с Эллиотом, где бы он сейчас ни был, все еще женаты. Эллиот мне дико нравился. Он всегда говорил, что все, чего он хочет, — это Линдси. Но дело ведь не в том, чего ты хочешь, правда? Дело в том, что тебе нужно. Правильно?

— Правильно, — сказал Джейсон.

— Поговорим позже, — сказала Линдси. — Beh slam bih, tuh eb meh.

— Конечно, — сказал Алан. — Поговорим, обязательно поговорим. — И послал ей воздушный поцелуй.

Как Алану это удавалось? Почему все, кроме Линдси, попадались на это? Хотя и она не раз попадалась. До сих пор попадалась. Вот, скажем, что произошло сейчас? Это был ее дом, и кого оттуда вышвырнули? Кого оскорбили, над кем посмеялись, над кем издевались, а затем выгнали? Ее! Вот кого.

Мимо с гудением проносились машины. Да ну его к черту, этого Алана!

Она не стала привязывать велосипед цепью. Обратно она на нем, скорее всего, не поедет. Линдси зашла в «Осколок» и села рядом с человеком, от которого сильно пахло одеколоном.

— Ты хорошо выглядишь, — сказала она. — Купи мне выпить, и я тоже буду хорошей.

Есть более легкие способы покончить с собой

Мужчина целовал ее шею. Она не могла найти ключи, но это не имело значения. Дверь была незаперта. Машина Джейсона все еще стояла на подъездной дорожке. Ничего удивительного.

— У меня две тени, — сказала Линдси. Там повсюду были тени. Они сами тоже были тенями.

— Мне все равно, — сказал он. Он и правда был очень милым.

— Нет, — сказала она. — Я имею в виду, что мой брат дома. Придется потише. Не возражаешь, если мы не станем включать свет? Ты откуда?

— Из Джорджии, — ответил он. — Работаю на стройке. Сюда приехал на время урагана.

— Урагана? — удивилась она. — Я думала, он движется к Мексиканскому заливу. Осторожно, здесь стол.

— Теперь он возвращается обратно. Если ударит, то через пару дней, не раньше. Всякими извращениями увлекаешься? Можешь меня связать.

— Лучше не надо, — сказала она. — Понял? Я не увлекаюсь узлами. Потом не могу их развязать, даже если я трезвая. Одному парню пришлось ампутировать ногу. Нарушилось кровообращение. Это реальная история. Мне приятель рассказывал.

— Наверное, мне до сих пор везло, — сказал мужчина. Так или иначе, он не выглядел особенно разочарованным. — Этот дом небось пережил не один ураган и выстоял.

— Парочку, — сказала она. — Вода течет прямо по кафельному полу. Ужасно! Потом вытекает обратно.

Она попыталась вспомнить его имя. Не смогла. Неважно. Она чувствовала себя потрясающе. Вот чем отличалось замужество. Моногамией. Однообразием. Даже напиваясь, она всегда знала, с кем делит постель. Эллиот, конечно, отличался от прочих, но всегда отличался как-то одинаково. Никогда не отличался по-разному. Не любил целоваться. Не любил спать с ней в одной постели. Не любил вести себя серьезно. Не любил, когда Линдси грустила. Не любил жить в доме. Не любил ощущения, которые вызывала вода в канале. Не любил то, не любил се. Не любил Флориду-Кис. Ему не нравилось, как здесь на него смотрели. Не остался. Эллиот, Эллиот, Эллиот.

— Меня зовут Альберто, — сказал мужчина.

— Извини, — сказала она.

Им с Эллиотом всегда было весело в постели.

— У него был странного вида пенис, — сказала она.

— Что, прости? — не понял Альберто.

— Хочешь чего-нибудь выпить? — спросила она.

— Кстати, у тебя есть ванная?

— Дальше по коридору, — сказала она. — Первая дверь.

Но минуту спустя он уже вернулся. Включил свет и застыл на месте.

— Как тебе мой вид, нравится? — спросила она.

У него были мокрые, блестящие руки. Все в крови.

— Мне нужен жгут, — сказал он. — Какой-нибудь жгут….

— Что ты сделал? — спросила Линдси. Она почти протрезвела. Надела халат. — Это Алан?

Это был Джейсон. По всей ванне — кровь, брызги крови на наполовину облицованной кафелем стене. Он разрезал себе оба запястья картофелечисткой. И все еще держал ее в руке.

— Он жив? — спросила она. — Алан! Где ты, мать твою?

Альберто обернул запястье Джейсона одним из ее лучших полотенец для рук.

— Подержи.

Он обернул второе запястье другим полотенцем и замотал их изолентой.

— Я звоню 911, — сказал он. — Он дышит. То ли не смог, то ли не захотел довести дело до конца. Да и инструмент выбрал неподходящий. Кто этот парень? Твой брат?

— Мой сотрудник, — сказала она. — Поверить не могу! А откуда у тебя изолента?

— С собой ношу, — сказал он. — Никогда не знаешь, что и когда тебе может понадобиться. Принеси одеяло. Нужно держать его в тепле. Моя бывшая жена однажды тоже так сделала.

Линдси промчалась по коридору. Распахнула дверь в комнату Эллиота. Включила свет и схватила одеяло с кровати.

— Vas poh! Твой новый бойфренд в ванной, — сказала она. — Вскрыл себе вены моей картофелечисткой. Проснись, Лан-Лан! Это твоя проблема.

— Fisfis wah, Лин-Лин, — сказал Алан, поэтому она спихнула его с кровати.

— Что ты натворил, Алан? — закричала она. — Ты что-то с ним сделал?

Он спал в пижамных штанах Эллиота.

— Не смешно, — сказал он.

— Я не шучу, — сказала она. — Я пьяна. В ванной парень по имени Альберто. Джейсон пытался покончить с собой. Или что-то в этом роде.

— Твою мать! — выругался он. Попытался сесть. — Я был с ним очень мил, Линдси! Понятно? Все было очень хорошо. Мы потрахались, потом чего-то покурили, потом целовались, и я заснул.

Она протянула ему руку, подняла его с пола.

— Что вы курили? Ну говори!

— Какую-то хрень, которую я где-то добыл, — сказал он. Она почти не слушала. — Это хорошее вещество. Органическое. Благословленное монахами. Эту дрянь используют в качестве подношения богам. Я взял ее из какого-то святилища. Все так делают. Просто оставляешь взамен мисочку молока или еще что-нибудь. Она уж никак не могла свести его с ума.

Они столпились в ванной, где было слишком мало места. Пришлось наступить в лужу крови Джейсона.

— Мать твою, — сказал Алан.

— Мой брат, Алан, — представила его она. — Вот его одеяло. Для Джейсона. Алан, это Альберто. Джейсон, ты меня слышишь? — Глаза Джейсона приоткрылись.

Альберто сказал Алану:

— Все намного лучше, чем я думал. На самом деле он не перерезал вены, скорее просто их проткнул. Одну, правда, повредил довольно серьезно, но, кажется, мне удалось приостановить кровотечение.

Алан оттолкнул Линдси в сторону, и его вырвало в раковину.

— Алан? — сказал Джейсон. Слышался звук сирен.

— Нет, — сказала Линдси. — Это я, Линдси. Твоя начальница. Моя ванна, Джейсон. Твоя кровь по всей моей ванне. Моя картофелечистка! Моя! О чем ты думал?

— У тебя в морозилке игуана, — сказал Джейсон.

Альберто спросил:

— Почему картофелечисткой?

— Я был так счастлив, — ответил Джейсон. С головы до ног он был перепачкан кровью. — Никогда в жизни я не был так счастлив. Я не хотел, чтобы это состояние прекращалось. Понимаете?

— Нет, — сказала Линдси.

— Теперь ты меня уволишь? — спросил Джейсон.

— А ты как думаешь? — сказала Линдси.

— Только попробуй! Если ты это сделаешь, я подам в суд за сексуальные домогательства, — сказал Джейсон. — Скажу, что ты уволила меня, потому что я гей. Потому что я переспал с твоим братом.

Алана снова стошнило в раковину.

— Как ты сейчас себя чувствуешь? — спросил Альберто. — Нормально?

— Я так счастлив, — сказал Джейсон. И заплакал.

Мальчик, восставший из мертвых

Во время летних каникул между третьим и четвертым классом школы Линдси стала свидетелем того, как мать девочки по имени Амелия Сомерсмит вернула к жизни мальчика, который, играя с друзьями в прятки, упал с крыши. Упал, когда другой мальчик, Мартин, заметил, что он там прячется, и громко позвал его по имени. Дэвид Филгиш встал и, просто чтобы доказать, что ему все равно, видят его или нет, сделал кувырок на крыше гаража, да вот только не рассчитал, где она кончается. Он точно умер. Никто в этом не сомневался. Мать Амелии выбежала из дома, пока все просто стояли, глазели и гадали, что теперь делать, и воскликнула: «О боже, Дэвид, какой же ты идиот! Не будь мертвым, не будь мертвым, не будь мертвым. Вставай сейчас же, а не то я позвоню твой маме!»

На глазу Дэвида лежала травинка. Впопыхах мать Амелии неправильно застегнула рубашку, и сквозь прореху просматривалась шелковистая коричневая кожа на ее животе. Она говорила таким гневным тоном, что Дэвид Филгиш сел и заревел.

Линдси Драйвер вырвало на траву, но этого никто не заметил, даже ее близнец Алан, который только-только становился достаточно настоящим, чтобы играть с другими детьми.

Все были слишком заняты. Они спрашивали Дэвида, все ли с ним в порядке. Знает ли он, какой сегодня день. Размахивали у него перед носом пальцами и спрашивали, сколько их. Спрашивали, каково это — быть мертвым.

Неумение найти подход к больному

Алан поехал с Джейсоном, когда того увезли на скорой. Оба фельдшера были очень симпатичными. Забияка-ветер крепчал и трепал деревья. Линдси придется поставить на окна антиштормовую защиту.

Альберто почему-то все еще был в ее доме. Он сказал:

— Я очень хочу пива. У тебя есть?

Линдси могла бы выпить чего-нибудь покрепче. Она не чувствовала ничего, кроме запаха крови.

— У меня ничего нет, — сказала она. — Я бывший алкоголик.

— Не такой уж и бывший, — сказал он.

— Прости, — сказала Линдси. — Ты очень хороший парень. Но мне бы хотелось, чтобы ты ушел. Я хочу побыть одна.

Он протянул к ней вымазанные кровью руки.

— Могу я сначала принять душ?

— А не мог бы ты просто уйти? — сказала Линдси.

— Понимаю, — сказал он. — Ночка выдалась тяжелая. Случилось нечто ужасное. Позволь помочь тебе. Я мог бы остаться и помочь привести дом в порядок.

Линдси промолчала.

— Ясно, — сказал он. Рот у него тоже был в крови. Будто он пил кровь. У него были хорошие плечи. Добрые глаза. Она не могла отвести глаз от его рта. Он убрал изоленту в карман широких штанов. Судя по всему, у него в карманах много чего хранилось.

— Все-таки я тебе не нравлюсь?

— Мне не нравятся хорошие парни, — сказала Линдси.

Существовали группы поддержки людей, чья тень выросла в близнеца. Существовали группы поддержки женщин, которых бросили мужья. Существовали группы поддержки алкоголиков. Наверное, были и группы поддержки тех, кто ненавидел группы поддержки, но Линдси не верила в группы поддержки.

Склад был построен так, что мог выдержать довольно тяжелые условия. Тем не менее имелся список предосторожностей: он занимал целых тридцать пять страниц. В отсутствие Джейсона людей не хватало, а у Линдси было ужасное похмелье, длившееся все выходные, вплоть до понедельника. Так плохо ей давно не было. К тому времени, как в субботу ночью Алан вернулся из больницы, она допила джин и начала текилу. Она почти жалела, что Альберто не остался. Сначала она хотела спросить у Алана, как там Джейсон, но потом это показалось ей бессмысленным. Либо с ним все в порядке, либо нет. Зато с ней не все в порядке. Алан прошел по коридору и залез в постель, укрыл себя и ее одеялом.

— Уйди, — сказала она.

— Я замерз, — сказал он. — Долбаная больница. Там зверский кондиционер. Ничего удивительного, что люди в больницах постоянно болеют. Просто дай мне тут полежать.

— Уйди, — повторила она. — Fisfis wah.

Проснувшись, она все еще повторяла эти слова. «Уйди, уйди, уйди». Алана в кровати не было. Вместо него рядом лежала дохлая игуана, та, маленькая, из морозилки. Алан уложил ее на подушку возле ее лица.

Алан ушел. Из ванной несло застарелой кровью, дождь молотил по крыше, словно гвозди по стеклу. Снаружи на траве — маленькие льдинки. По радио теперь говорили, что ураган достигнет берега где-то между Форт-Лодердейлом и Сент-Огастином в среду после полудня. Эвакуировать Флориду-Кис не собирались. Окрестностям Майами предстоит выдержать большой напор ветра, сильный дождь и много чего неприятного, но особенный ущерб им не грозит. Линдси не могла понять, почему попросила Альберто уйти. Нужно ставить на окна антиштормовую защиту. А он казался тем, кто мог бы это сделать.

Она выбросила оттаявшую игуану. Выбросила заржавевшую от крови картофелечистку. Открыла в ванной кран с горячей водой и не закрывала до тех пор, пока дно ванны не приобрело слабый, похожий на цвет волдыря розоватый оттенок. Затем улеглась обратно в кровать.

Будь здесь Алан, он мог бы открыть банку и приготовить ей суп. Принес бы ей стакан имбирного эля… Она включила в гостиной телевизор и поставила на такую громкость, чтобы его было слышно в спальне. Может, так она перестала бы прислушиваться, не объявился ли Алан. Вообразила бы, что он дома, сидит в гостиной, смотрит какой-нибудь старый ужастик и красит ногти в черный цвет, как делал это в школе. Дети со сросшимися тенями должны были увлекаться готическим мейк-апом, музыкой такого стиля. Когда Алан узнал, что у близнецов должен быть тайный близнецовый язык, он занялся и этим, изобрел язык — лин-лан — и заставил ее выучить его. Заставлял ее говорить на нем за обеденным столом. Ifzon meh nadora plezbig означало: «Угадай, что я сделал?» Bandy Tim Wong legkwa fisfis, meh означало: «Дошел до самого конца с Тимом Вонгом». (То есть: Тим Вонг меня трахнул.)

Люди с двумя тенями должны были попадать в неприятности. Должны были создавать неприятности. Они должны были водить за нос друзей и возлюбленных, вводить в заблуждение врагов, повсюду вызывать катастрофы. (Она нигде толком не бывала.) В глубине души Алан всегда стремился соответствовать чужим ожиданиям. В отличие от нее у нее были дом и работа и когда-то она даже была замужем. Если кто-нибудь вел счет, Линдси полагала, что им должно быть ясно, кто набрал больше очков.

Мистеру Чарльзу пока так и не удалось избавиться от шести лишних спящих из Питсбурга. Джек Харрис умел разводить бумажную волокиту как никто другой.

— Давайте я ему позвоню, — предложила Линдси. — Вы же знаете, я люблю хорошую ссору.

— Удачи, — сказал мистер Чарльз. — Он говорит, что не возьмет их обратно, пока не пройдет ураган. Но по правилам их необходимо убрать отсюда за двадцать четыре часа до урагана. Похоже, мы оказались между молотом…

— …и козлом, — сказала она. — Сейчас разберусь.

Она сидела на складе, ждала на линии кого-то, кто работал на Харриса, когда неожиданно явился Джейсон.

— Что это с тобой? — спросила Валентина. — Что у тебя с руками?

— Врезался во вращающуюся дверь и упал, — ответил Джейсон. — Листовое стекло.

— Паршиво, — сказала Валентина.

— Потерял почти три пинты крови. Только представь себе. Три пинты! Привет, Линдси. Меня только что выписали. Врачи велели мне не поднимать тяжести.

— Валентина, — сказала Линдси, — возьми на секундочку телефон. Не волнуйся, говорить тебе не придется. Надо только дождаться, пока кто-нибудь подойдет. Крикни мне тогда. Джейсон, могу я с тобой поговорить?

— Конечно, — ответил Джейсон.

Он поморщился от боли, когда она схватила его чуть выше локтя. Она не ослабляла хватку до тех пор, пока они не миновали несколько секций.

— Назови мне хотя бы одну причину, почему я не должна тебя увольнять. Не считая обвинения в сексуальном домогательстве. Мне доставит огромное удовольствие наблюдать, как ты попытаешься представить это дело в суде.

Джейсон сказал:

— Алан переезжает ко мне. Говорит, ты его выгнала.

Это должно было ее удивить? И да и нет. Она сказала:

— То есть если я тебя уволю тебя, то ему придется устроиться на работу.

— Возможно, — сказал Джейсон. — Так ты меня увольняешь или нет?

— Fisfis buh. Иди спроси у Алана, что это значит.

— Эй, Линдси! Линдси! Вас к телефону. Какой-то Джек Харрис. — Валентина. Она подошла слишком близко, и они не смогли продолжить разговор.

— Я не знаю, зачем тебе эта работа, — сказала Линдси.

— Надбавки, — ответил Джейсон. — Ты бы видела счета из больницы.

— Или зачем тебе мой брат.

— Миссис Драйвер? Он говорит, это срочно.

— Скажи ему, пусть секундочку подождет, — велела Линдси. — Хорошо, — сказала она Джейсону. — Можешь остаться на этой работе, но при одном условии.

— При каком? — В его вопросе не слышалось должной подозрительности. Сразу видно: только начал общаться с Аланом.

— Уговоришь человека, который сейчас на телефоне, забрать шестерых спящих обратно. Сегодня.

— И как мне, на хрен, это сделать? — спросил Джейсон.

— А вот это уже не моя забота. Но когда я приду завтра утром, их здесь быть не должно. Если же они здесь будут, значит, не должно быть тебя. Ясно? — Она ткнула его в руку над повязкой. — Следующий раз бери что-нибудь поострее картофелечистки. У меня есть целая упаковка отличных немецких ножей.

— Линдси, — сказала Валентина, — этот Харрис говорит, что перезвонит завтра, если сегодня вам некогда.

— Джейсон ответит на звонок, — сказала Линдси.

От всего нужно избавиться

Накануне каждого урагана ее любимый алкогольный магазин устраивал распродажу. Чтобы плохой день был не таким невыносимым. Она закупила все, что ей было нужно, но за обедом выпила только бокал вина. Сделала салат и съела его на надувном матрасе, где обычно загорала. В воздухе разливалось зеленоватое наэлектризованное мерцание, которое ассоциировалось у нее с ураганами. Вода была спокойной, словно холодное молоко, но сдувать матрас все равно оказалось чертовски сложно. Линдси убрала его в гараж. Когда она вышла, увидела косяк морских русалок, направлявшихся в океан. Разве можно было перепутать ламантина с русалкой? Они повернулись и посмотрели на нее. Нырнули, хотя она по-прежнему видела, как они извиваются вдоль заросшего водорослями дна.

Во время прошлого урагана ее надувной матрас выплыл из гаража и застрял через два канала от дома.

Линдси выбросила остатки салата в траву на корм игуанам. Спокойно село солнце.

Алан не пришел, поэтому она сама собрала его вещи. Сначала постирала грязную одежду. Послушала, как начинается дождь. Положила его рюкзак на стол в гостиной и оставила ему записку: Удачи с суицидником.

Утром она вышла под дождь, который был легким, но лил беспрерывно, и установила защиту на окна. Соседи занимались тем же. Устанавливая предпоследний ставень, она порезала тыльную сторону ладони. Повсюду натекла кровь. Она все еще чертыхалась, когда на машине Джейсона подъехал Алан. Он зашел в дом и принес ей бинт. Последние два ставня они установили вместе. Молча.

Наконец Алан сказал:

— Это я виноват. Не думаю, что он принимает наркотики.

— Он неплохой парень, — сказала она. — Совсем не твой тип.

— Извини, — сказал он. — Я не об этом. Ну ты понимаешь. Наверное, я прошу прощения за все.

Они вернулись в дом, и он увидел свой рюкзак.

— Ясно, — сказал он.

— Filhatz warfoon meh, — сказала она. — Bilbil tuh.

— Nent bruk, — ответил он. — He то слово.

На завтрак он не остался. После его ухода она не почувствовала себя ни более, ни менее настоящей.

Шестерых спящих увезли со склада, и Джейсон выполнил за нее кучу бумажной работы. Куча подписей. Куча дубликатов, и трипликатов, и хренликатов, как любила говорить Валентина.

— Неплохо, — сказала Линдси. — Джек Харрис не предложил тебе работу?

— Он предложил приехать и надрать мне задницу, — сказал Джейсон. — Я сказал, пусть встанет в очередь. Хреновая погода. Ты останешься там?

— А куда я денусь? — сказала она. — В «Осколке» сегодня вечеринка. Мне же завтра не нужно на работу.

— Я думал, жителей Флориды-Кис все-таки эвакуируют, — сказал он.

— Это добровольно, — сказала она. — Никому нет дела, останемся мы или уедем. Я пережила не один ураган. Когда мы с Аланом были детьми, один из ураганов мы провели в ванне под матрасом. Всю ночь читали комиксы при свете фонарика. Самое худшее — это шум. Кстати, удачи тебе с Аланом.

— Я никогда раньше ни с кем не делил жилье. — Может быть, он уже начал понимать, что не имеет ни малейшего представления, во что впутался, связавшись с Аланом. — И никогда ни в кого так не влюблялся.

— Таких, как Алан, больше нет, — сказала она. — Он наделен особым даром затуманивать и запутывать сознание мужчин.

— А у тебя какой особый дар? — спросил Джейсон.

— Он затуманивает и запутывает, — сказала она. — Я запутываю, а затем затуманиваю. Важно обращать внимание на очередность того, что мы делаем.

Она сообщила мистеру Чарльзу хорошие новости о Джеке Харрисе; они вместе выпили по чашке кофе, чтобы отметить удачное разрешение вопроса, и закрыли склад. Мистеру Чарльзу нужно было забрать детей из школы. Ураганы означали каникулы. Снежных дней во Флориде не бывало.

Когда она ехала домой, весь поток транспорта двигался в противоположную сторону. От ветра светофоры качались и переворачивались, словно бумажные фонарики. Она чувствовала себя так, как ребенком чувствовала себя в канун Рождества. Как будто кто-то принесет ей подарок. Что-нибудь сияющее, и громкое, и острое, и беспорядочное. Она всегда любила плохую погоду. Она всегда любила погодных ведьм в элегантных черных костюмах. Их приспособления для прорицания, их драматичные припадки, пророчества, которые никогда полностью не сбывались, но всегда были очень остроумно срифмованы. Когда Линдси была маленькой, больше всего ей хотелось вырасти и стать погодной ведьмой, хотя теперь она не могла объяснить, чем было вызвано это желание.

Она поехала на велосипеде в «Осколок». Вымокла до нитки. Неважно. Выпила пару коктейлей «Виски сауэр», а потом решила, что слишком взбудоражена по поводу грядущего урагана, чтобы как следует напиться. Она не хотела встретить его пьяной. А в баре не было ни одного мужчины, которого ей хотелось бы привести домой. Лучшая часть секса во время урагана — это ураган, а не секс, так зачем беспокоиться?

Небо позеленело, словно синяк, и дождь лил, почти горизонтально. По дороге домой ей не встретилась ни одна машина. Она была пьяна совсем чуть-чуть. Выехав на середину дороги, едва не переехала игуану длиной четыре фута от носа до хвоста. Ящерица сидела неподвижно, только бока ее слегка раздувались и сдувались. Это дождь иногда на них так влиял. От холода они становились тупыми и медлительными. Все остальное время они были тупыми и быстрыми.

Линдси завернула игуану в куртку, прежде всего обездвижив ее хвост. Таким хвостом можно сломать человеку руку. Всю дорогу к дому она несла ее под мышкой и катила велосипед рядом. Она решила, что игуану надо положить в ванну. Затем она с фонариком вышла во двор. Проверила антиштормовые ставни, убедилась, что они правильно закреплены, и обнаружила еще трех игуан. Две были маленькие, а третья — настоящее чудовище. Она занесла их всех в дом.

В восемь вечера было темно, хоть глаз выколи. Ураган завис в двух дюжинах миль от берега. Собирал воду, чтобы обрушить ее на головы тех, кому уже не нужна вода. Она заснула в полночь и проснулась, когда отключилось электричество.

Воздух в комнате был таким влажным, что Линдси едва могла дышать. Игуаны тенями растянулись по полу. Черные очертания коробок с алкоголем выполняли роль каждого рождественского подарка, который ей когда-либо хотелось получить.

Снаружи все лязгало, или жужжало, или дергалось и завывало. Она на ощупь пробралась в кухню и достала коробку со свечами, фонарик и экстренное радио. Ставни хлопали так, словно участвовали в сражении.

— Опустился ниже, — сообщило радио. — Ну надо же, и это ведь только начало, друзья. Не покидайте свои дома и затаитесь, если вы еще не уехали из города. Это всего лишь вторая категория, но будьте уверены, во Флориде-Кис покажется, что все гораздо сильнее. Ждать еще как минимум три часа, прежде чем буря пройдет мимо нас. Эта буря — большая девочка, и она вовсе не торопится. Хорошие девочки никогда не торопятся.

Линдси с трудом смогла зажечь свечи. Спички промокли, вспотевшие руки сделались скользкими. Когда она зашла в ванную, игуана в пламени свечи выглядела потрепанной и изношенной, словно старый чемодан.

В спальне было слишком много окон, оставаться там небезопасно. Линдси взяла подушку, одеяло и чистую футболку. Чистое белье.

Когда она зашла проверить комнату Эллиота, увидела на кровати тело. Она уронила свечу. Немного воска попало ей на босую ногу.

— Эллиот? — сказала она.

Но когда снова зажгла свечу, поняла, что это, конечно же, не Эллиот, но и не Алан. Это спящая. Версаль Кентукки. Та, что похожа на Алана или, может, на Линдси, в зависимости от того, кто смотрит. Линдси почувствовала себя так, словно голову ей сжимают резиновые тиски. Барометрическое давление.

Она снова уронила свечу. Алану были по душе именно такие розыгрыши. Иными словами, совсем не розыгрыши. Она хорошо представляла себе, где находятся остальные спящие: в квартире Джейсона, а вовсе не на пути в Питсбург. И если кто-нибудь об этом узнает, работу потеряет не только Джейсон, но и она. Линдси не получит государственную пенсию. Не сможет уйти на покой.

Рука все еще дрожала. Свеча наконец зажглась, и на шею Версаль Кентукки капнуло немного воска. Но если бы разбудить спящего было так просто, Линдси бы уже знала об этом.

Между тем кровать стояла вплотную к внешней стене, где было несколько окон. Линдси стащила Версаль Кентукки с кровати.

Она никак не могла удержать ее. Версаль Кентукки была тяжелой. Спящая неуклюже шлепнулась на пол. Голова завалилась назад, волосы разметались по полу. Линдси присела, взяла ее за предплечья и поволокла в ванную по темному коридору, поддерживая голову так, чтобы она не упала на пол. Вот, наверное, каково это — убить кого-нибудь. Она убьет Алана. Можно считать это репетицией, подумала она. Как избавляться от тела. Пробный прогон. Мокрый прогон.

Она перетащила Версаль Кентукки через порог ванной комнаты и прислонила тело к ванне. Схватила игуану. Посадила ее на пол. Положила Кентукки в ванну, перекинув сначала одну ее ногу, потом другую. Сложила ее пополам.

Затем она вытащила из гаража надувной матрас. Там шум был гораздо хуже. Она наполовину надула матрас и протиснула его в дверь ванной. Поддула еще. Расположила его над ванной, словно тент. Нашла фонарик, достала из холодильника бутылку джина. Он, слава богу, был холодный. Она замотала игуану в полотенце, все еще жесткое от крови Джейсона. Снова положила ее в ванну. Спящая и игуана. Мадонна и ее очень уродливый младенец.

Отовсюду доносились грохот и завывание. Линдси услышала, как где-то оторвало ставень и куда-то унесло. Она вернулась в гостиную, чтобы забрать остальных игуан. Свет фонаря высветил лужи на полу. То ли дождь начал проникать под парадную дверь и обтекать раздвижные стеклянные двери, то ли вода из канала. Она собрала трех других игуан и тоже бросила их в ванну.

— Прежде всего женщины и игуаны, — сказала она и сделала большой глоток джина. Но никто не слышал ее из-за шума ветра.

Линдси присела на крышку унитаза, сгорбилась и пила до тех пор, пока ветер не стал чем-то, что она могла игнорировать. Как музыканты в баре, которые не знают, насколько громко они играют. Спустя какое-то время она заснула, сидя на унитазе, и проснулась только тогда, когда выронила из рук бутылку. Бутылка разбилась. В ванной шуршали, словно сухая листва, игуаны. Ветер стих. Глаз бури был над ней, или же она пропустила и его, и весь остаток урагана.

Через закрытое ставнями окно проникал слабый свет. В экстренном радио сели батарейки, но мобильный телефон все еще ловил сигнал. Три сообщения от Алана и шесть с номера, который, как она подумала, принадлежал Джейсону. Может, Алан хотел за что-нибудь извиниться.

Она вышла на улицу, чтобы посмотреть, что стало с миром вокруг. С ним стало вот что: ее в нем больше не было. Улица перед ее домом больше не была улицей перед ее домом. Она превратилась во что-то совсем иное. Других домов не было. Как будто буря унесла их куда-то в другое место. Она стояла на лугу, заросшем дикими цветами. Вдалеке виднелись синие, окруженные облаками горы. Воздух был очень бодрящим и морозным.

Телефон потерял связь. Оглянувшись в сторону дома, она увидела свой родной мир. Там все еще бушевал ураган, растекаясь по горизонту, словно яд. В канал залилась вода из океана. «Осколок» наверняка лежал в руинах. Парадная дверь все еще была открыта.

Она вернулась в дом и сложила в старый рюкзак бутылки джина. Бросила туда свечи, коробок спичек, несколько банок супа. Сверху положила белье и парочку свитеров. Белое вещество на тех горах — это, наверное, снег.

Если приложить ухо к раздвижным стеклянным дверям, выходившим на канал, можно было услышать глаз бури, этот долгий момент пустоты, когда худшее впереди. Версаль Кентукки так и спала в ванне с игуанами, а те бодрствовали. Игуаны поцарапали Версаль Кентукки, оставив на ее руках и ногах красные отметины. Ничего страшного, это не смертельно. Линдси достала из ящика под раковиной коричневый карандаш для глаз и подняла ногу спящей. Нарисовала родинку в форме линкора. От влажности в воздухе родинка наверняка размажется, ну и что. Если Алан мог устраивать такие розыгрыши, чем она хуже?

Она опустила прохладную ногу. Повинуясь какому-то импульсу, взяла самую маленькую игуану, все еще завернутую в полотенце.

Когда она вышла через парадную дверь с рюкзаком, велосипедом и игуаной, перед ней все еще расстилался луг, покрытый красными и желтыми цветами, а из-за гор вставало солнце, хотя обычно оно вставало не с той стороны. Линдси была рада. Она не любила солнце, потому что оно не стояло на месте; оно не давало ей никаких преимуществ, за исключением момента, когда оказывалось точно над ее головой и у нее не было тени. Даже одной тени. Все, что когда-то принадлежало ей одной, снова было внутри Линдси, где и должно было оставаться.

В миле или двух впереди показалось нечто похожее на каменный выступ. Игуана поместилась в корзинке, закрепленной на руле, а рюкзак был не настолько тяжелым, чтобы причинять неудобство. Нигде не было видно людей, хотя если она проявит достаточное упорство и если не проколет шину, то когда-нибудь непременно доедет до местного бара. А если бара здесь пока нет, она поболтается по округе чуть подольше, чтобы посмотреть, кому первому придет в голову эта замечательная идея.