Фараоны тормознули Бобби Монтега аккурат, когда он пытался прошмыгнуть незамеченным по Дюрвард-стрит.
— Э, гражданин, ну-ка стоять! — выплюнутая решеткой звукоусилителя, дребезжащая фраза полицейского догнала Бобби как брошенная в пьяной драке бутылка.
Бобби повернулся. В любой другой день на Дюрвард-стрит сам черт ногу бы сломал — те газовые фонари, что здесь уцелели, горели едва ли вполсилы. Но, как назло, именно сегодня смог от труб оружейных заводов в Лаймхаусе рассеялся и свет полной луны залил пустынные улицы. В ее мертвецких лучах оба фараона выглядели порождениями ночных кошмаров — покрытая потеками бочкообразная броня, надраенные круглые шлемы со свиными рылами дыхательных масок и злобно поблескивающими глазными линзами, шлейфы черного дыма из заплечных труб. На поясах булькали баллоны с полицейской иероплазмой. Один фараон нетерпеливо постукивал каучуковой дубинкой со свинцовыми вставками по латной перчатке. Звук получался мерзковатый — как будто бухие соседи парой этажей ниже лупили по трубе парового отопления. Второй небрежно перебросил через локоть пистолет-пулемет «Стерлинг». Бобби невольно припомнил, что последним указом Совета Круглого стола на ночное патрулирование лондонским фараонам выдавали боевое оружие. И если скрыться в лабиринтах Уайтчепела от полицейских еще можно было попытаться — они были быстрыми, но неповоротливыми в своих консервных банках, да еще пока котел раскочегарится на разгон… То вот от витриолевой пули тридцать восьмого калибра убежать сложновато.
Сопровождаемые надсадным свистом поршней и шипением пара, фараоны неспешно направились к Бобби. Тот застыл у перекошенного гидранта, изо всех сил стараясь придать лицу придурковатое выражение. В руках он нервно мял картуз.
— Офицер Дуглас, — проскрипел первый фараон, тот что с дубинкой. — Как звать, гражданин?
— Бобби Монтег, сэр.
— Ну и чего шляемся, гражданин Монтег? Комендантский час нарушаем?
Дуглас запалил плечевой прожектор и направил его прямо в лицо Бобби. Как будто на улице лунного света мало было.
Бобби скрипнул зубами в бессильной ярости, но тупого выражения с лица не согнал.
— Так это, господин полицейский, — заискивающе пробормотал он. — Со смены я иду, в вечернюю на наладке фрезы задержался…
— Слышь, Битти, со смены он идет, — хмыкнул фараон, обращаясь к напарнику, и обдал Бобби едким выхлопом из труб. — Ты этой суке веришь, а? Где работаешь, гражданин?
— Машиностроительный завод Фостера, Гарфордская оружейная линия, — Бобби едва сдерживался, чтобы не плюнуть в латунную харю полицейского.
Останавливало его три причины. Первая — все равно не долетит, на фараонском забрале останется. Вторая — зато самого Бобби отмудохают так, что мало не покажется. Третья причина, о которой в присутствии легашей и думать не хотелось, жгла ему спину за пазухой, и испариной он от нее покрылся куда быстрей, чем от кипящего полицейского фонаря.
— Сейчас проверим, что ты у нас за наладчик Бобби Монтег, — второй фараон, который Битти, перевесил пушку за спину и достал из поясной сумки кровобор.
— Ошейник, гражданин! — потребовал он.
Бобби размотал шарф, оголяя впившееся в шею металлическое кольцо. Битти приставил кровобор к ошейнику. Взвизгнув, наконечник навернулся на патрубок. Фараон потянул за поршень, наполнив стеклянную камеру кровью, отсоединил кровобор (видно было, что ему это не впервой) и вытряхнул капсулу на ладонь.
Шею у Бобби свело судорогой, но он, опять же, и вида не подал.
— Ну чего, Бобби Монтег, пошли, — Дуглас вырубил фонарь и подтолкнул Бобби кулаком.
Специально или нет, но тычок вышел такой, что ребра едва не затрещали. Бобби коротко охнул, и заковылял за фараонами.
Добравшись до полицейской будки, стоявшей на соседнем перекрестке, Битти сунул капсулу в контейнер пневмопочты. Пшикнув, та сгинула в лабиринте пролегающих под уличной брусчаткой труб.
Откинув забрало, Битти явил свою красную распаренную рожу. Из доспеха несло немытым телом и гнилыми зубами. Не обращая внимания на задержанного, фараон достал трубку и закурил.
Бобби переминался с ноги на ногу рядом с будкой. Фараоны проверяли его не первый раз, и он знал, что ответ из Скотланд-Ярда придет не раньше чем минут через десять. На встречу же он теперь точно опоздает. Главное, чтобы шмонать не начали… Рука Бобби дернулась было потрогать спрятанное за пазухой, но вовремя сменила курс и ограничилась почесыванием яиц. Пришлось делать вид, что он и в самом деле никуда не торопится…
Наконец звонок известил об ответе. Битти выбил из трубки табачные угольки прямо на мостовую. Открыв лоток, он вытащил капсулу, вложил ее в кровобор и ввел полученную иероплазму себе. В отличие от простенького гражданского ошейника Бобби, у фараона был массивный, с патрубками для подключения сразу нескольких видов иероплазмы. На мгновение глаза Битти затуманились, но затем вновь сфокусировались на Бобби.
— Свободен, гражданин, — буркнул он.
— Эй, Битти, да неужто с ним все в порядке? — Дуглас раздраженно хлопнул дубинкой по раскрытой ладони.
— Отвали, — огрызнулся Битти. — Он действительно наладчик у Фостера в гарфордских цехах и у него есть разрешение на перемещение в комендантский час.
— Повезло тебе в этот раз, гражданин Монтег, — судя по звуку, Дуглас харкнул прямо в забрало маски. — Попадешься еще раз — сперва хлебало раскрошу, а уж потом буду оправдания выслушивать!
— Да, сэр, конечно, сэр, — пробормотал Бобби, пятясь от будки, ни капли не сомневаясь, что в следующий раз ему действительно не поздоровится. Теперь придется крюк делать, чтобы обходить участок этой парочки.
Допятившись до угла дома, Бобби развернулся и со всех ног кинулся в ближайшую подворотню.
Дальнейший маршрут он пробежал бы и вслепую, случись такая необходимость. Нырнуть в дыру за мусорными баками, проползти под трубами высокого давления, подающими пар в госпиталь, потом идти задним двором жилой девятиэтажки, расчерченной на квадраты узлами плазмапровода, по содрогающимся каучуковым змеям которого в дома лондонцев текли вечерние грезы и забытье. Стараясь не касаться выползающих из земли шлангов, Бобби миновал двор и выскочил на запруженную грузовыми паромобилями Уайтчепел-роуд. Фараонов, к счастью, здесь не наблюдалось.
Бобби перевел дыхание и, стараясь выглядеть спокойным, прошествовал к спускающейся в подвал дома рядом с часовней Сиона лестнице. Покрытые сажей ступеньки привели его к поржавленной стальной двери с глазком. Бобби постучал условным стуком.
— Кого там черти принесли в такое время? — прохрипела забитая уличным мусором переговорная труба.
«А то тебе, старому козлу, не видно», — мысленно огрызнулся Бобби.
Дверь бесшумно отворилась, и Бобби шагнул в царящую за ней темноту. Невидимые руки тут же ощупали его, после чего дверь захлопнулась.
— Иди, все уже собрались, — пробурчал стоящий на стреме одноногий инвалид Глендейл.
— Фараоны на Дюрвард-стрит прикопались, — принялся оправдываться Бобби.
Глендейл его не слушал. Скрипя поршнями пневматического протеза, он проковылял к табуретке у амбюшура. Там же находилась смотровая труба, зеркальца в которой были так хитро сориентированы, что показывали входную дверь с нескольких ракурсов.
Бобби пробрался по темному коридору и нащупал ручку следующей двери. Он оказался в заставленном стеллажами зале, освещенном газовыми рожками. Народу внутри было полно, большинство сидели на полу или опирались на стеллажи. В основном присутствовали рабочие в разноцветных робах, означавших принадлежность к фабрике. Но Бобби заметил нескольких человек в униформе мелких чиновников и даже пару неброско одетых барышень, по которым видно было, что рабочие робы они в жизни не носили.
В центре зала на дубовом кресле восседал сам Ланселот, раскуривавший вересковую трубку. Он уставился на Бобби колючим пронзительным взглядом, но вот в глазах мелькнуло узнавание, и взгляд опального рыцаря потеплел.
— А вот и наш брат Бобби Монтег, — Ланселот улыбнулся и аристократическим жестом поправил свою седую гриву. — А мы уж думали начинать без тебя… Что ты принес нам, брат Бобби?
— Я, это, ну я… — Бобби стушевался и полез за пазуху. — Выменял у одного пьянчуги с Картер-стрит. Вроде как ему от отца досталась…
Бобби достал завернутую в тряпье книгу и продемонстрировал ее окружающим. Обложка почти развалилась, страницы держались на честном слове, но это была настоящая книга, «Одиссея» в переводе Чапмена.
— Передай ее брату библиотекарю, — Ланселот кивнул в сторону Фрэнка Пенроуза. — И присоединяйся к нам. Хоть ты, брат Бобби, и далеко шагнул по пути просвещения, я думаю, тебе будет полезно послушать это еще раз.
Бобби кивнул и послушно уселся на пол.
— О чем он сегодня говорит? — шепотом спросил он у соседа, рыжего Майка Бейтмана с Пелхем.
Майк недавно вошел в ряды Просвещенных, и только-только выучил алфавит, но брат библиотекарь Пенроуз считал, что у парня хороший потенциал — Майк был молод и его кровь еще не пропитала отрава иероплазмы.
— Сегодня привели троих новичков, — шепнул Майк. — Видишь двух чувих? Они и еще один хмырь с Собачьего острова. Ланселот снова завел песню про Артура, Бэббиджа и Грааль.
— Итак, братья… — Ланселот бросил быстрый взгляд на девушек. — И сестры. Многие из вас уже знают, что Чарльз Бэббидж в тысяча восемьсот пятьдесят первом году от рождества Христова построил свою богомерзкую аналитическую машину, увы, не без помощи вашего покорного слуги, в то время еще носившего имя Джозефа Клемента. Если бы тогда я знал, к чему это приведет, я бы сделал все, чтобы разрушить этот адский аппарат. Однако же прошлого не воротишь, и тогда я этого не сделал…
Бобби пристроился поудобней и закрыл глаза. При всем уважении к Ланселоту, он слышал эту историю не в первый раз.
— Тогда я попал под влияние одного из величайших алхимиков того времени, Артура Айкина, — Ланселот откинулся на спинку кресла. — Айкину машина Бэббиджа была необходима для герметических расчетов по созданию новых эликсиров. Он исследовал кровь людей всех профессий и с помощью все более мощных аналитических машин рассчитывал составы эликсиров, способных дать человеку знания и навыки, которых у него раньше не было, или заставить его видеть картины несуществующего и переживать их как спектакль на сцене театра. Так появилась иероплазма. Айкин и Бэббидж решили, что с помощью иероплазмы они изменят мир — построят новую экономику и придадут Британской империи безграничную мощь, ведь теперь для подготовки любого специалиста достаточно было правильно подобрать состав иероплазмы. Не нужно ни дорогостоящее обучение, ни даже обыкновенная грамотность, которая, зачастую, приводила к тому, что человек начинал слишком много думать и сомневаться в необходимости вкалывать на хозяина до полусмерти. Жаль, что последнее я понял не сразу, будучи захвачен видениями будущей безграничной мощи своей страны. И, чего уж греха таить, я ни за что тогда не отказался бы от эликсира бессмертия, которым Айкин снабжал своих сторонников.
Ланселот прикрыл глаза тонкой кистью, покрытой сетью морщин.
— Бэббидж, Айкин и я построили машину под названием Грааль, тот самый Грааль, из чрева которого по стране растекаются потоки иероплазмы. Мы запустили его, и все шло хорошо, пока мы не решили, что королевская семья не готова идти в ногу со временем, а точнее нашими идеями. И в тысяча девятьсот первом году мы произвели переворот, свергли королеву и назначили Айкина регентом. Страну возглавил Совет Круглого стола, Айкин, естественно, остался Артуром, я стал Ланселотом, а Бэббидж — Гавейном. Мы установили в Британии новый порядок, завязанный на Граале.
Взор Ланселота устремился вдаль. Бобби приоткрыл глаза и тихо хмыкнул. На этом месте Ланселот всегда оказывался погружен в события почти столетней давности. Или делал вид, что погружен. На Бобби в первый раз произвело впечатление, вряд ли с нынешними новичками будет иначе. Но он-то теперь знал, что сила Ланселота отнюдь не в его недюжинном актерском искусстве.
— Как мы все помним, — заговорил рыцарь после паузы, — у иероплазмы есть один существенный недостаток. Человек способен использовать закодированные ей навыки, только пока эликсир поступает в кровь. Но вскоре после переворота выяснилось, что с точки зрения Артура это отнюдь не недостаток. В стране были закрыты школы, библиотеки, перестали выходить газеты. Кое-кто из ваших дедов, возможно, еще помнит, как на Трафальгарской площади отряды регентских паладинов жгли книги… Лондон, а потом и всю страну, оплела тянущаяся от подземных цистерн под башней Грааля паутина труб, доставляющая в каждый дом создаваемые Морганой грезы. Страна погрузилась в пучину невежества. Людям стало ни к чему уметь читать и писать, достаточно было лишь знать немного цифры, чтобы рассчитываться в кабаках. На работе же ими заправляла иероплазма, но стоило отсоединить баллон, как они снова становились никем. И именно этот мнимый недостаток иероплазмы превратил Британскую империю в то, что мы видим сейчас — это страна рабов Грааля, над которыми властвует бессмертный Совет Круглого стола и горстка обученных грамоте герметистов-фабрикантов.
Разыгрываемый Ланселотом монолог подошел к кульминации.
— Признаюсь — я прозрел не за один день, и даже не за год. Но теперь я здесь, с вами. Сейчас мы пестуем зерна революции — учим читать и писать, собираем сохранившиеся книги, ибо только те, кто сами владеют грамотой и отдают отчет своим действиям, могут изменить судьбу страны. Здесь, в этих стенах, я вижу рождение будущего, в котором нет места тирании Артура и его чудовищного детища, Грааля, в котором вернется исконный порядок вещей и каждый будет волен сам выбирать свое будущее!
Ответом, вполне ожидаемым, на проповедь Ланселота стали восторженные выкрики и свист публики.
Совокупились в них добро и зло,
Враждебные друг другу: их союз
Безумный порождает сыновей,
Чудовищных и телом и душой,
Подобных тем гигантам-силачам,
Издревле славным, ибо в оны дни
Лишь грубой силе воздадут почет,
Ее геройской доблестью сочтут
И мужеством. Одолевать в боях,
Народы покорять и племена,
С добычей возвращаться, громоздя
Как можно больше трупов, — вот венец
Грядущей славы. Каждого, кто смог
Достичь триумфа, станут величать
Героем-победителем, отцом
Людского рода, отпрыском богов
И даже богом, но они верней
Заслуживают званья кровопийц
И язвы человечества; но так
Известность обретётся на Земле…[92]
Пламя на огарке свечи дернулось, и по сырым кирпичам заметались суматошные тени. За спиной у Бобби захрипело, по стояку прокатился спазм. Блюдечко ржавой воды в очке между ног покрылось рябью и заволновалось.
Бобби захлопнул книгу и принялся заворачивать ее в непромокаемую бумагу. Глаза слезились и болели, и даже золоченые буквы на обложке расплывались в нечеткие кляксы.
Впервые Бобби попал в тайную библиотеку, когда ему было девятнадцать и он работал крановщиком на лаймхаусском пирсе. К Просвещенным его привело осознание беспомощности, наступавшее после отключения баллонов с иероплазмой. Несколько минут назад он гонял огромный паровой кран по запутанному лабиринту портовых рельс и расставлял контейнеры согласно выданным бригадиром схемам, а теперь стоял и пялился на возвышающегося над ним многорукого гиганта, не в силах вспомнить даже, как подать флогистон в топливопровод. Отца у Бобби, чтобы задать ему эти вопросы, не было — он погиб много лет назад, управляя шагоходом где-то во Франции, а матери и вовсе дела ни до чего не было, кроме как вечером после смены присосаться к эликсиру искусственных грез Морганы. Так что неудивительно, что вскоре Бобби Монтег оказался на собрании одной из Ист-Эндских ячеек братства Просвещенных.
Бобби сунул сверток с книгой за бачок, в углубление от вынутого кирпича.
С того дня, как он впервые вошел в убежище Просвещенных в Уайтчепеле, минуло шесть лет. Речи опального Ланселота раскрыли Бобби глаза на происходящее в стране. Библиотека оказалась лишь первой ступенью на пирамиде, ведущей к знаниям. И хотя Бобби был еще далек от вершины, он уже твердо уяснил, почему Совет и герметисты со Стрэнда живут под стеклянными куполами Сити, а такие, как он, — в пропитанном смогом Ист-Энде. Бобби понял, что, как и другие, он является лишь расходным материалом, топливом для работающей на мировую войну индустриальной машины империи. Сегодня он крановщик, завтра, возникни у Фостеров нужда в новых фрезеровщиках, он станет фрезеровщиком. А может — заготовщиком гомункулов на консервном заводе — достаточно будет лишь поменять состав эликсира…
Натянув штаны, Бобби спустил воду и вышел из толчка. В узком коридоре было темно хоть глаз выколи, немного света пробивалось лишь из комнаты. Впрочем, смотреть-то особо было не на что — обшарпанный деревянный пол с торчащими шляпками гвоздей, стены в бумажных обоях, цвет которых надежно скрывал многолетний слой грязи. Через открытую форточку на кухне в квартиру врывался заунывный вой фабричных сирен.
Бобби заглянул в комнату, освещенную ядовитым хлорным пламенем газового рожка. На диване развалилась его мать, Беатрис Монтаг, в дырявом домашнем халате — вылитый мертвец, кабы не подрагивающие обвисшие складки на шее и непрерывно пережевывающая табачную жвачку челюсть с тянущейся вниз ниткой слюны. Подсоединенный к ошейнику, в такт движениям челюсти бился шланг иероплазмы. Как и миллионы других обитателей Британской империи, мамаша Монтаг погрузилась в ежевечерние химические грезы, поставляемые из бездонных цистерн Морганы. Достаточно было выбрать подходящий конгломерат эликсира, а дальше особые соединения возбуждали нужные участки мозга, и каждый получал грезы на свой вкус, именно то, что желал увидеть…
Бобби в сердцах сплюнул и поплелся на кухню. Не зажигая свет, он водрузил чайник на плиту и зажег газ.
За окном, освещенный прожекторами, возвышался огромный адамантовый Артур, установленный в Гайд-парке. Далекий скрежет поворотных механизмов напоминал горожанам, что регент бдит за каждым из них. За сутки колосс совершал полный оборот вокруг своей оси, успевая заглянуть своим немигающим взором во все окна…
От первого удара в квартирную дверь сердце у Бобби едва не выскочило из груди. За ним последовали второй, третий, четвертый… Затем пауза, и в дверь забарабанили по новой, на этот раз без перерывов.
— Бобби, открой, это я, Хортон Конвей!
При этих словах Бобби вскочил и кинулся открывать дверь. Конвей входил в заводскую ячейку Просвещенных и вряд ли он забежал в такое время стрельнуть денег на пиво.
Из щели между косяком и полотном содрогающейся от истеричного стука двери извергались облачка пыли. Бобби рывком распахнул дверь и оказался нос к носу с братом Конвеем. Тот уставился на Бобби вылезающими из орбит глазами, попытался что-то сказать, но поперхнулся и часто-часто задышал, опираясь на косяк. Красную рожу Хортона покрывали крупные бисерины пота, грудь под фуфайкой ходила ходуном.
— Святый боже, Хортон, да что с тобой?! — Бобби отступил на шаг, намереваясь пропустить кореша в квартиру.
— Фараоны! — выпалил Конвей, как только к нему вернулась способность говорить.
Внизу, на первом этаже, хлобыстнула входная дверь, загрохотали стальные сапоги, вверх по лестничным пролетам заметались лучи фонарей.
Глаза Конвея забегали по сторонам.
— Вот, держи! — Конвей сунул в руки опешившему Бобби сложенную в несколько раз бумажку. — Спрячь и передай Ланселоту!
С этими словами он толкнул Бобби в грудь, отчего тот ввалился в квартиру и плюхнулся на зад. Конвей схватился за ручку и захлопнул дверь.
Удаляющиеся быстрые шаги подсказали, что Конвей бежит наверх, на крышу. Вот только жилая высотка, в которой обитал Бобби, стояла на отшибе, и не входила в лабиринт пристроенных друг к другу многоэтажных хибар Уайтчепела. Сбежать верхом было невозможно.
Бобби уставился на бумажку в своих руках. За дверью раздался топот и лязг, гулкие окрики и тяжелое, усиленное матюгальниками, дыхание фараонов.
Бобби поднялся с пола и как зомби поплелся на кухню.
На плите засвистел чайник, но Бобби не обратил на него внимания. Он сел на табурет и разложил на столе скомканный лист плотной бумаги с вензелями.
За окном промелькнула тень, мгновение спустя раздался глухой удар.
Вздрогнув, Бобби вжал голову в плечи. Чайник по-прежнему надрывался, его пронзительный свист проник, наконец, даже в одурманенные эликсиром мозги мамаши Монтаг, заставив ту беспокойно заворочаться.
Вскочив, Бобби ухватился за ручку чайника и, естественно, обжегся. Он запрыгал на месте, тряся обожженной рукой, потом набросил на чайник полотенце и переставил его.
В подергивающихся отсветах конфорки теперь ясно различались стройные ряды знаков — глифов и цифр, покрывающих листок. Даже среди Просвещенных далеко не каждый мог понять, за что погиб Конвей. Но Бобби уже видел эти обозначения — их рисовал Ланселот, когда рассказывал о таблицах алхимических кодов для Грааля.
Бобби затянул гайку на шатуне и отшвырнул ключ. Недовольно звякнув, тот врезался в стенку поршня. Руки от напряжения чудовищно болели, в горле пересохло, а сердце колотилось словно в грудь вставили копер. А всего-то и делов было заменить вкладыш-подшипник… Мелочь, казалось бы, ан нет — целая конвейерная линия встала. А на ней, ни много ни мало, собираются пневматические узлы для боевых шагоходов «Марк XII», воюющих где-то в далекой Индии. На пропагандистских пятиминутках, когда на завод притаскивали кинопроекторы, Бобби не раз видел съемки с боевых дирижаблей, демонстрирующих сорокафутовых человекоподобных гигантов, изрыгающих угольный дым и пламя, которые преследовали разбегающихся в ужасе сикхов в руинах Лахора или русских казаков на заснеженных полях Смоленщины.
Отсидевшись, Бобби подобрал ключ и сунул его в патронташ на поясе. Выбравшись из поршня, он запер технический люк. Пат Браун, стоявший дежурным на пульте, вопросительно уставился на Бобби. Тот махнул рукой — мол, все, пускай.
Мгновение спустя шатуны пришли в движение, и, спускаясь по лестнице, Бобби почувствовал нарастающую вибрацию.
Рабочие вдоль конвейера, лениво точившие лясы на нежданном перерыве, вернулись на свои места, схватили инструменты, и цех наполнился визгом сверл и дисковых пил. Процесс до того напоминал по слаженности и монотонности работу механизма, что казалось, будто вдоль конвейера стоят не живые люди, а автоматоны, движениями которых управляет пар.
Бобби скрутил вентиль баллона на поясе, прекратив доступ иероплазмы в кровь. В последнее время, из-за вторжения в Россию, квоты на профессиональную иероплазму урезали вдвое за счет военных, и на заводах ввели режим нещадной экономии. Снова, как и много раз до этого, накатило неприятное чувство внутренней пустоты.
Одновременно с конвейером проснулись и рупоры под потолком. Скрип иглы по граммофонной пластинке прозвучал так, словно игла царапала внутреннюю стенку черепа Бобби. Голова отдавалась глухим звоном — накатывала абстиненция после отключения подачи эликсира.
Выплеснувшийся вслед за игольным скрипом из репродукторов штормовой вал «Правь, Британия», окончательно превратил голову в отбивающий полночь Биг-Бен. Бобби скривился и полез в карман за аспирином. Рука наткнулась на сложенный вчетверо листок с таблицей кодов. Пальцы обожгло, по спине пробежала холодная струйка пота.
Оставить таблицу дома, в тайнике для книг, Бобби опасался, но и бежать с утра пораньше в убежище братства не рискнул. Человек в заводской робе, шатающийся днем по городу, вызывает слишком много подозрений у фараонов. Вот и пришлось тащить опасную передачку на работу. Вечером, когда со смены все массово пойдут накачиваться дешевым элем, он улучит возможность добраться до убежища.
Пока же надо выжидать. Бобби оторвал пальцы от бумажки и вытянул жестяную коробку с желтоватыми шариками аспирина.
Набравшая полную мощь паровая машина конвейера заглушила, наконец, назойливый оркестр, по-прежнему наяривавший гимн. Из-за адского грохота цеховой трансмиссии Бобби не сразу заметил, как рядом объявился Джордж Дин из соседнего цеха.
— Что-что?! — переспросил Бобби, обнаружив, что тот пытается перекричать шум.
— Я говорю — облава! — проорал ему в ухо Джордж. — Фараоны проверяют всех, завод оцеплен, никого не выпускают!
Одновременно, убедившись, что на них никто не смотрит, Джордж показал Бобби скрещенные особым образом пальцы обеих рук, тайный знак Просвещенных. Бобби автоматически ответил ему тем же. Он никогда не подозревал, что тщедушный и скрытный Дин входит в Просвещенные. Очевидно, другая ячейка — и кто-то решил пойти на серьезный риск расконспирации.
— Таблица с тобой?! — прижавшись к уху Бобби проорал Джордж.
— Угу, — сердце Бобби екнуло.
— Надо что-то делать, пока они сюда не добрались. В первом цеху всем, кого подозревают в связи с людьми Ланселота, вкололи мозгокрут. Боюсь ячейкам из Степни конец.
Бобби вздрогнул. Мозгокрут, вколотый через ошейник, за несколько минут превращал любого в слюнявого идиота. Но в течение этих нескольких минут фараоны вытаскивали из головы все, что им было нужно, а пускающую слюни оболочку человека отправляли в Бедлам.
Господи, что ж такого важного в этой таблице могло быть, что Ланселот (а кто еще мог дать приказ Дину раскрыть себя?) так старается вытащить Бобби?
Из коробочки с аспирином на ладонь высыпалось несколько пилюль. Будучи тут же проглоченными, они утихомирили звон внутри черепной коробки. В мысли Бобби вернулась ясность.
— Может отсидимся в угольных бункерах? — предложил он.
— Не, они по журналу смены проверят, — покачал головой Дин. — Даже если Скотланд-Ярд нас с тобой не подозревает, как только выяснится, что нас нет, легаши прочешут весь завод, не пропустят ни одной щели.
Взгляд Бобби лихорадочно заметался по цеху и остановился на аварийном щите, а точнее на висящих там газовых масках.
— Сливные трубы! — осенило его.
Бобби сорвал маску с крюка и бросил ее Дину.
— Надевай! — он принялся натягивать вторую маску на себя.
— Ты что собрался делать? — Дин ошеломленно воззрился на Бобби.
— Перекрою подачу стоков из тиглей, в трубах будет только остаточный газ, — Бобби затянул ремешок на подбородке потуже. — По трубам доберемся до канализационных коллекторов, а оттуда к станции Уайтчепел. Там рядом убежище!
Не дожидаясь Дина, Бобби кинулся к цеховому пульту. Без иероплазмы подписи к тумблерам и данные на блинкерах простой рабочий прочитать не мог, но Бобби-то был братом Просвещенным!
— Эй, ты чего? — Пат Браун недовольно уставился на появившегося Бобби.
— Извини, Пат, — Бобби со всего размаху засветил Брауну в глаз.
Охнув, тот сполз на пол, и Бобби вырвал у него из ошейника трубку. Иероплазма пульсирующим потоком полилась на рифленое железо.
Бобби быстро пробежался глазами по надписям. Выбрав нужные тумблеры, он повернул их и, для надежности, вырвал из гнезд.
После этого он скользнул вниз по лестнице, где его уже ждал Дин.
Вдвоем они подбежали к техническому люку, ведущему в стоковую трубу. Навалившись на изрядно проржавленный штурвал, Бобби и Дин начали вращать его. Зазвенел сигнал тревоги, вырвав из трудового транса добрую половину рабочих в цехе. Люди заозирались по сторонам, их руки все еще двигались автоматически, но в мозг уже закрадывалось понимание, что обычный рабочий порядок нарушен.
Штурвал совершил последний оборот, боковые штифты, удерживающие люк закрытым, окутались паром и вылетели из пазов. Люк вздрогнул и откатился в сторону.
— Лезь быстрей, — крикнул Бобби Дину.
Из провала потянулось щупальце зеленоватого тумана, за ним еще и еще. Над головой Бобби лопнул газоанализатор, и сирены завыли вдвое истошней.
Ядовитый газ, пар и сирены, наконец, сделали свое дело — люди запаниковали.
Дин и Бобби нырнули в темноту трубы. Благодаря панике в цеху их хватятся нескоро.
Бобби поджег фитиль прихваченной вместе с масками лампы, свет которой выхватил покрытые слизью стены трубы и ползущий по дну туман. То там, то сям светились лужи ядовитого конденсата.
Обходя лужи, Бобби и Дин пустились в путь.
— Братья! Теперь у нас в руках есть настоящее оружие для свержения власти Артура и Совета! Оно во много раз сильней пушек и шагоходов, хотя именно с их помощью мы вырвем нашу победу!
Ланселот выглядел устрашающе. Стареющий франт и грустный учитель обычно, сегодня он облачился в отделанные золотом и серебром рыцарские доспехи, ослепительно сияющие в газовых огнях. В топке доспехов полыхал флогистон, искры снопами летели из радиаторов. В ногах у Ланселота стоял устрашающего вида цепной меч, поднять который без пневматических приводов доспеха обыкновенный человек был не в состоянии.
— Наши братья, рискуя жизнями, вырвали из логова Совета главный секрет — вот эту таблицу! — Ланселот поднял руку с принесенным Бобби листом. — Это не просто таблица кодов для Грааля, это то, что дает Совету власть над всеми вами, даже теми, кто обучился грамоте в наших ячейках. Ведь даже вы, братья Просвещенные, никто без иероплазмы, дающей вам знания о том, как управлять машинами и вести расчеты — ведь знания эти улетучиваются, стоит вам отключить подачу эликсира! День, когда мы отринем рабские оковы алхимических тинктур, еще не наступил, но я верю, что вы будете последним поколением, которое вынуждено прибегнуть к изобретению Артура Айкина! Пока же нам придется пойти на беспрецедентный шаг — мы вольем знания всем жителям Лондона, а затем и всей Империи!
— Но Ланселот, они же все забудут, как только отключат подачу иероплазмы! — раздался чей-то голос из толпы.
— Теперь уже нет! — победно улыбнулся рыцарь. — Этой таблицы нет в библиотеке кодов Грааля, ей владеет лишь горстка приближенных к Артуру — это код Закрепителя!
В библиотеке царил форменный хаос. Люди вокруг вооружались, расхватывая винтовки, защитные нагрудники и шлемы. Не все, на самом деле, слушали Ланселота, однако каждый знал — день, которого все так ждали, настал. Революция вот-вот должна была выплеснуться на улицы!
— Стоит сотворить в атаноре Грааля малую толику этого вещества, — продолжал Ланселот, — и соединить его с иероплазмой, как эликсир начнет кодировать белки организма на постоянную память! Иначе говоря, — Ланселот обвел взглядом притихшую на мгновение толпу. — Никто больше не потеряет ни крохи того знания, что мы дадим им сегодня! Но не забывайте, что наша цель — научить людей добывать знания самим и передавать их другим как когда-то, от человека к человеку! Мы откроем для всех библиотеки, столетиями копившие знания, которые до этого дня лишь позволяли жиреть толстосумам из Сити!
В ответ толпа взорвалась восторженными воплями. Какой-то идиот даже шарахнул в потолок из только что полученной винтовки, но его быстро утихомирили тумаками соседи.
— А теперь, братья, — Ланселот взял со стола перед собой баллон иероплазмы. — Дадим Совету отведать его же оружия!
Все находящиеся в зале уже получили фляги с боевой иероплазмой. Ее годами, рискуя жизнями, по капле крали в войсках члены ячеек — солдаты, обслуживающий персонал, проститутки.
Бобби посмотрел на сосуд в руке. За свою жизнь он поменял множество работ, в его крови побывали десятки составов иероплазмы, включая ту мерзость, что несла в дома Моргана. Но теперь он держал нечто иное — концентрированное знание о том, как убивать. Лишать людей жизни. Бобби разговаривал с ветеранами, входившими в братство, и знал, что под действием боевой иероплазмы не испытываешь страха, боли или угрызений совести. Ты можешь только убивать ради достижения цели — и алхимии совершенно все равно, делаешь ли ты это во имя справедливости или потому, что капрал приказал тебе сжечь из огнемета мешающую продвижению шагоходов деревню.
Товарищи Бобби, в глазах которых горел огонь праведного гнева, не задумываясь подключали баллоны. Две девицы, которых привели в ячейку в тот день, когда Бобби с книгой тормознули фараоны, уже вкатили эликсира по полной, и теперь потрясали автоматическими винтовками. Рыжий Майк Бейтман, роняя брызги слюней, выкрикивал угрозы Совету. Таких как Бобби, сомневающихся, были единицы.
Бобби перевел взгляд с баллона на новехонькую автоматическую винтовку «ли-энфилд». В книгах, которые он прочитал, ее сородичей частенько называли «орудием убийства». Но если подумать, а кем станет он, Бобби, под влиянием плазмы — не орудием ли? А винтовка будет лишь стальным к нему придатком, извергающим из чрева раскаленные пули.
— Я вижу, ты тоже сомневаешься, брат Бобби?
Бобби поднял голову и оторопел. Над ним возвышался сам Ланселот. Вблизи было хорошо заметно, насколько потрепаны его адамантовые доспехи.
— Я… я… — промямлил Бобби. — Я верен делу Просвещения…
— Не надо этих штампованных лозунгов, — на лице Ланселота появилась грустная улыбка. — Я не скрою — мне больно от того, что здесь происходит. И если бы был другой путь…
Старый рыцарь покачал головой.
— Но другого пути нет. Без оружия и боевой иероплазмы войска Совета раздавят нас как кухонных тараканов.
— Я понимаю, сэр, — вздохнул Бобби и потянулся к вентилю.
— Не торопись, — закованная в адамант ладонь Ланселота легла на дрожащую и потную руку Бобби, едва тот начал поворачивать вентиль. — Я воевал и до того, как Совет вышвырнул меня из Вестминстера, и как рыцарь Круглого стола я делал это без иероплазмы. Меня обучили убивать, и я понимаю, как важно принимать ответственность за свои поступки. Так что посмотри на меня, Бобби Монтег — я иду в этот бой без иероплазмы. Но не потому, что умею сражаться, а потому, что я готов ответить за каждую погубленную мной жизнь. Сейчас твои товарищи охвачены революционной горячкой, но давай посмотрим правде в глаза — как только все закончится, они вернутся к своей обычной жизни. И муки совести за злодеяния, истинно совершенные во благо, им будут ни к чему.
Ланселот отпустил руку Бобби.
— Я призываю тебя, Бобби, последовать моему примеру — я помню твою тягу к знаниям, вижу в тебе большое будущее. Ты один из немногих, кому я безоговорочно доверяю. И от того, как ты себя поведешь сейчас, в бою, будет зависеть твоя дальнейшая судьба — вернуться к жизни заводского наладчика или присоединиться ко мне и людям вроде брата Пенроуза, тем, кто будет стоять у кормила новой империи.
Мгновение или два Бобби пребывал в нерешительности, а затем завернул едва отвернутый вентиль на баллоне.
Непрерывный грохот винтовок, из которых Просвещенные обстреливали защитников Грааля, сливался в ушах Бобби в однообразную барабанную дробь, в которую изредка врывались удары литавр — это неуязвимые для витриоли шагоходы лупцевали стальными кулаками по воротам башни. Тяжелые осадные орудия повстанцы направили на Букингемский дворец и Тауэр, опасаясь повредить Грааль. По приказу Ланселота, в ход не пускали даже пулеметы, да, впрочем, и нужды в этом не было. Оставшиеся в башне гвардейцы Гавейна не представляли серьезной угрозы для бронированных гигантов.
Согласно плану Ланселота, несколько часов назад в доках Собачьего острова вспыхнули первые огни восстания. Совет бросил туда почти все полицейские силы и квартирующийся в предместьях города Лондонский полк. Но стоило силам Совета увязнуть в боях на Собачьем острове, как из тоннелей метро и канализации хлынули Просвещенные во главе с Ланселотом. За ним проминая мостовую до плюющихся кипящими фонтанами труб, шествовали новехонькие, только что с конвейера, шагоходы. Повстанцы перекрыли улицы заранее подготовленными мобильными баррикадами, за которыми установили пушки и пулеметы, а основной отряд, почти не встречая сопротивления, достиг башни Грааля.
Город словно вымер от сотрясающих стены шагов шагоходов и боевых кличей братьев Просвещенных.
Все это время Бобби ни на шаг не отставал от Ланселота. Хоть ему и не пришлось ни разу выстрелить, винтовка в его руках ходила ходуном и сделалась скользкой от пота. И даже теперь, стоя по правую руку от Ланселота, он даже не пытался направить ствол винтовки в сторону башни.
С протяжным стоном, одна из створок дрогнула и лениво откатилась в сторону. Шагоходы прекратили молотить по воротам, ухватились за створки и растащили их в стороны.
— Вперед, братья! — воскликнул Ланселот.
Цепной меч в его руке взвыл, и рыцарь бросился в открывшийся проем. Выстрелы обороняющихся высекали из его брони фонтанчики искр, одна из которых чиркнула Бобби по щеке, словно полоснув ножом.
Толпа штурмующих расступилась, пропуская набирающего скорость рыцаря, и тут же сомкнулась за ним, а затем ощерившаяся дымящимся ружейным железом людская волна хлынула за предводителем. Бобби едва успевал бежать за Ланселотом, о том, чтобы стрелять, как остальные, он даже не думал — винтовка стала бесполезным, тяжким грузом, оттягивающим руки.
Тем временем Ланселот ворвался башню. В сияющих доспехах, с цепным мечом в одной руке и изрыгающим теплородные флюиды крафтганом в другой, он выглядел как спустившийся с небес Марс, бог войны. Казалось, никто и ничто внутри башни не сможет противостоять ему — в своей рыцарской броне Ланселот был неуязвим. Но только он.
Внутреннее устройство башни проектировалось с учетом возможности ее захвата. Наверх, к машине, кодирующей иероплазму, вела лишь одна спиральная лестница, на которой защитники соорудили баррикаду и даже установили крупнокалиберный пулемет, зашедшийся в надсадном лае, стоило появиться первым нападающим. Пули злобными шершнями из амальгамы загудели, наполнив воздух брызгами крови, осколками костей, и криками боли. Они прошивали повстанцев как бумажных человечков, за каждым убитым падали еще двое-трое. Люди вокруг Бобби, его товарищи по оружию, валились один за другим, словно старуха-смерть, пойдя, наконец, в ногу со временем, заменила свою привычную косу индустриальной циркулярной пилой.
Атака, казалось, захлебнулась. Бобби, которого пули миновали чудом, застыл, не в силах пошевелиться.
Вокруг него кошмарным ковром, который мог выткать разве что Иероним Босх с его апокалиптическими видениями, валялись истерзанные трупы, невидящими глазами пялящиеся в потолок.
Время замедлило свой бег, грохот пулемета растянулся как каучуковая лента ременной передачи в отдельные удары. Мимо, словно завязшие в прозрачном желе, вяло шевелились люди — те, кто выжил под шквальным огнем, бежали прочь. Мир вокруг превратился в вырванный из головы фрагмент сна, когда ты понимаешь, что все не по настоящему, но в тоже время веришь в происходящее.
И тут взгляд Бобби остановился на Ланселоте. А Ланселот забирался на баррикаду, его меч рассек одного из гвардейцев пополам, второго превратил в кучу окровавленного тряпья выстрел из крафтагана. Ланселот был единственным, кто выглядел в этом застывшем кошмаре реальным.
И Бобби сделал шаг вперед. И еще шаг. А потом поднял винтовку, и выстрелил. Конечно, он ни в кого не попал, но мир вдруг завертелся с прежней скоростью, а из-за спины донесся дружные рев нескольких десяток глоток. Ланселот, отбросив бесполезный крафтган, разил мечом направо и налево, пулемет заглох, а стрелок повис на нем с огромной дырой в спине. Баррикада взорвалась миллионами щепок — ее смел залп подходящего подкрепления Просвещенных.
— За Ланселота!!!
Яростный крик прокатился под сводами холла, и Бобби не особенно удивился, когда понял, что орет во всю глотку вместе со всеми. Они побеждали!
Однако узкая спиральная лестница башни идеально подходила для обороны. Прорвавшись за первую баррикаду, Просвещенные теряли бойцов, расплачиваясь десятками жизней за каждые несколько футов, приближавших их к машине. Гвардейцы Гавейна, повинуясь зову иероплазмы, стояли насмерть — Ланселот сразу предупредил, что вынудить их сдаться невозможно.
До вершины башни добрались немногие.
Стены верхнего этажа занимали стеллажи с томами кодов для Грааля, вид которого, впрочем, не произвел на Бобби ни малейшего впечатления — всего-навсего обычная конторка в центре зала, с пюпитром для книг и клавиатурой из потемневшей слоновой кости. Зал по кругу огибали рельсы с застывшими механическими руками для подачи томов с полок. Свет поступал через стеклянный купол, венчавший башню.
Но не успел Ланселот сделать и пары шагов по направлению к машине, как купол взорвался мириадами осколков, и сквозь звонко осыпающийся дождь стекла с небес на пол зала рухнула окутанная дымом и пламенем фигура.
— Ну, предатель, ты наконец выполз из городской утробы! — раздался громовой голос.
Из клубящегося облака дыма навстречу Ланселоту шагнул исполин в рыцарских доспехах, только с крыльями как у серафима за спиной. С крыльев стекали сполохи огня, мгновение назад несшего их обладателя по воздуху.
— Артур! — прорычал Ланселот, перехватывая меч двумя руками.
— Так я и думал, что ты попытаешься урвать этот кусок, — регент небрежным взмахом меча отшвырнул ринувшегося на него повстанца. — Никак не можешь простить мне то, что я попросил тебя прочь из нашей милой компании?
Артур оглядел сгрудившихся за спиной Ланселота повстанцев.
— А эти, надо думать, из тех, кто всерьез поверили в твои сказки, что избавившись от меня и Грааля, они заживут славно, как в старые добрые времена?
Регент поднял забрало шлема и впился взглядом в сгрудившихся за спиной Ланселота людей.
— Эй, идиоты! — крикнул он. — Вы и вправду верите, что если все вернуть как было, станет лучше? Старик научил вас читать, но не захотел научить думать? Неужели вы не понимаете, куда он вас тащит? Поразмыслите-ка вот над чем — сейчас, для того, чтобы получить работу и стать инженером, наладчиком или даже простым писарем, вам нужно лишь впрыснуть в кровь чуток эликсира, и неважно насколько ты туп. А ваш драгоценный Ланселот хочет, чтобы вы не просто имели работу и кусок хлеба, а учились долгие годы, чтобы, в итоге, заняться тем же, чем занимаетесь сейчас. И ведь еще не каждый это сможет…
Ответом Артуру стала тишина.
— Я вижу, что твоим друзьям, как обычно, объяснять что-либо бесполезно, — вздохнул регент, и бросился на Ланселота.
Одновременно ожили винтовки в руках Просвещенных, но доспехи Артура были неуязвимы для пуль. Он и Ланселот закружились в яростном вихре схватки, и Артур не собирался терпеть назойливую мошкару, отвлекающую его от поединка со старым врагом. Он выхватил крафтган и выстрелил. В огненной вспышке исчезли сразу трое повстанцев и сотня-другая таблиц, взвившихся в воздух хлопьями тлеющей сажи.
Второй выстрел отшвырнул Бобби к стене, на него обрушилась лавина книг, что, скорее всего, спасло его от печальной участи всех, добравшихся до купола Просвещенных. За несколько мгновений Артур превратил зал в руины — в шкафах зияли дыры, из которых наружу вылетали тлеющие листы. В отличие от Ланселота, Артур не заботился о сохранности Грааля.
Вскоре в живых остались только сам Артур, бьющийся с ним Ланселот, и Бобби, которого никто не замечал под грудой книг. И Ланселот сильно уступал своему противнику — он уже многие годы не принимал эликсир бессмертия, да и доспехи у Артура были куда лучше. Впрочем, в бою пострадали оба рыцаря — когда Бобби очнулся, в левом наплечнике доспехов Артура открылась зияющая прореха, через которую были видны дергающиеся стальные тросики и поршневые усилители. Кирасу Ланселота усеивали рубцы и вмятины, продырявленный котел чадил, замедляя движения и без того уставшего рыцаря.
Ланселот шаг за шагом отступал от разящих ударов Артура, уходя в глухую оборону.
— Ну что ты, Джозеф, опять впросак попал? — в голосе Артура, когда он обращался к рыцарю по его настоящему имени, звучала издевка. — Сперва увел у меня жену, теперь решил урвать самый жирный кусок — власть в империи?
— Когда-то мы решили, что она принадлежит Совету, а не одному только регенту, — меч Ланселота с жутким визгом проскреб зубьями по тарчу Артура. — А после смерти Гавейна все пляшут под твою дудку…
— Вы все и плясали изначально под мою дудку! — рявкнул Артур, зацепив своим мечом меч противника. — И ты это прекрасно понимал все эти годы! А потом ты вдруг решил, что мы все сделали не так? Что не так, Джой? Разве жизнь была лучше до того, как изобрели иероплазму? Теперь никто не сидит без работы, а вечером всем обеспечен свой кусок счастья.
— Ты сделал из людей стадо послушных животных!
— А ты хочешь это изменить? Ты уверен, что им это надо? Что ты наплел этой публике, что сейчас дохнет за тебя в доках? Не любишь ты их, Джой, такими, как они есть. Хочешь им жизнь по-другому устроить. А ты спросил у них, хотят ли они по-другому? Те, которые сейчас по углам жмутся, и ждут грез от Морганы как манны небесной?
— Захотят, — прорычал Ланселот. — Все захотят, как только я завладею Граалем! Я сумею изменить всех в нужную сторону!
— Ну вот, хоть слово правды, старый козел! — Артур всадил ревущий меч в полку, едва не располосовав бок Ланселоту. — Грааль нужен тебе так же, как и мне, только ты с его помощью хочешь построить все чуть-чуть по-другому. Но вот не выйдет, знаешь ли! Мордред сегодня в дурном настроении, да и «Авалон» с Персивалем уже на подходе.
Смысл сказанного дошел до Бобби не сразу. И не сразу он понял, что Артур и Ланселот считают его покойником, иначе он не услышал бы этих слов.
Стараясь не делать резких движений, он положил руку на вентиль фляги с боевой иероплазмой и повернул его. Эликсир насытил его кровь, но прошло еще несколько тяготящих душу мгновений, прежде чем в голове Бобби завертелись хорошо смазанные шестеренки аналитической машины, смолов все эмоции.
Словно прозрев, Бобби увидел бегущую по корпусу заспинного котла доспехов Артура трещину. У него появилась цель, и он знал, как ее достигнуть.
Артур очередным выпадом меча проткнул кирасу Ланселота. Из дыры ударили пламя и дым, рыцарь выпустил меч и рухнул на колени. На лице Артура играла кривая усмешка. Он поднял ногу и уперся сапогом в охваченные огнем латы Ланселота, чтобы вытащить из раны меч, и именно этот момент выбрал Бобби, чтобы, выпростав из груды книг винтовку, выстрелить.
Начиненная разрыв-травой пуля прошила заспинный котел Артура, выбив из него фонтан кипящего пара. Регент успел обернуться и посмотреть на выбирающегося из книжного завала Бобби.
— Вот же ж сучий ты потрох все-таки, Джой… — успел произнести Артур, прежде чем взрыв флогистона разорвал его на части.
Ланселот опрокинулся на спину. Меч Артура торчал у него из груди как надгробный крест. Бобби вновь очутился на груде книг. Сверху посыпались остатки уцелевших стекол.
Зато стало тихо, и теперь лишь с улиц доносились отдаленные выстрелы и крики.
Бобби поднялся и ощупал флягу с иероплазмой. Цела. Он подобрал винтовку и, прихрамывая, направился к Ланселоту. Старик был еще жив, хотя его окружало море крови, смешанной с машинным маслом.
— Бобби, выслушай меня, — закашлялся Ланселот.
— Все это и в самом деле для того, чтобы ты заменил Артура? — безжизненным голосом спросил Бобби. — Чтобы устроить все по-своему?
— Брат Бобби, — Ланселот попытался сесть, но из-за меча в груди лишь нелепо заскреб руками по полу. — Кто-то же должен был пустить процессы в нужное русло…
— Так ты собирался дать всем остальным свет просвещения, или просто поменять нам один ошейник на другой?
— Черт тебя дери, Бобби, да выслушай же меня! — захрипел Ланселот. — Империю нельзя оставить без руководства, она рухнет! Пойми, я не зря звал тебя и таких, как ты, с собой! Нельзя враз изменить людей просто дав им халявный способ знать буквы! Почему, ты думаешь, я вас учил?!
— То есть мы должны были просто стать новым Советом при короле Ланселоте, — Бобби наклонился к поверженному предводителю и вытащил из сумки на его поясе мятый лист с кодами. — А ведь рыцари Круглого стола испивают из кубка, принося присягу своему вождю, так ведь? Что же ждало нас в этом кубке, а Ланселот?
Из Ланселота при этих словах словно воздух выпустили.
— Если бы был другой способ… — простонал он.
— Он есть, — Бобби расправил бумажку. — Это и в самом деле Закрепитель?
— Да… Бобби, еще не поздно…
— Нет, брат Просвещенный, для тебя — поздно, — покачал головой Бобби и поднял винтовку, дуло которой смотрело теперь в лицо Ланселота.
— Бобби, ты, ты… — лицо Ланселота исказил ужас. — Ты все-таки накачался эликсиром? Господи, что ты наделал!..
Сухо щелкнул выстрел. Бобби стер с лица кровь, перевесил винтовку за спину и медленно начал обходить стеллажи. Нужный ему том уцелел, но доставать его пришлось вручную — после устроенной рыцарями бойни механические руки не действовали.
Он перенес фолиант на пюпитр, открыл на нужной странице и принялся методично набирать код на потертой клавиатуре. Наборные диски справа управляли доступом к сети Морганы, и Бобби закодировал и распределил новый эликсир в потоки грез, бег которых не прекращался, несмотря на уличные бои. Затем он приладил на раскрытые страницы уже порядком засаленный лист с кодом Закрепителя и ввел его. Под пюпитром защелкали шестеренки и в подземных лабиринтах башни механические клешни лихорадочно заметались, опуская компоненты для творения нового эликсира в кипящий атанор Грааля.
Бобби опустил гудящие руки. Его товарищам не обязательно знать, как погиб Ланселот и чего он добивался на самом деле. Старый рыцарь поднял знамя революции, найдутся те, кто его подхватит и понесет. Ланселоту же лучше остаться легендой. Мертвой легендой.
Бобби подошел к стрельчатому окну, разделявшему секции шкафов. Через разбитое стекло ветер нес привычную химическую фабричную вонь и запах гари — то там, то сям над Лондоном вспухали черные облака. Над Собачьим островом тучи окрасились багровой вспышкой, вслед за ней до Бобби докатился раскат грома. Нет, в доках собралось не просто пушечное мясо. Кажется, Мордреду пришло время познакомиться с перетащенными на берег со стоящего на ремонте «Дредноута» трехсотмиллиметровыми пушками.
На улицах тоже то и дело возникали перестрелки, постепенно перемещающиеся в сторону Мэйфэра. Букингемский дворец пылал. Из прорех в куполе над Сити валили столбы дыма.
Бобби сел на пол перед окном, скрестив ноги и положив на них винтовку. У него на глазах творилась история.
После дождя на улицах образовались лужи жидкой грязи, в которых застревали даже паромобили. Бобби измерил глубину одной из них собственной персоной, когда едва не провалился в оставленный открытым каким-то идиотом канализационный колодец. Лишь после того, как он обтер со своей драной робы вонючую слизь, то понял, что, скорее всего, колодец стоит открытым со дня мятежа, и через него покидал подземное убежище один из отрядов Просвещенных.
Мятеж был подавлен на третий день, уже после того, как Просвещенные захватили одну из основных целей — закрытые библиотечные фонды Лондонского университета. Мордред на Собачьем острове действительно был разгромлен, но прибывший спустя несколько часов «Авалон» смешал снятые с броненосца пушки и повстанцев с прибрежной глиной в считаные минуты. Теперь окутанная паром воздушная крепость нависала над городом, держа его под прицелом своих теплородных излучателей.
Впрочем, то, что они проиграли, Бобби понял еще тогда, когда освободился от влияния плазмы. Бросив винтовку и избавившись от доспехов, он выбрался из башни Грааля, до которого еще никому не было дела.
Теперь Бобби бродил по улицам, спал в подворотнях, питаясь с полевых кухонь, которые расставили по городу по приказу Персиваля — в городе не осталось продуктов, почти во все дома Ист-Энда не поступало отопление и газ. Время от времени патрулирующие улицы солдаты хватали очередного бедолагу, которого по каким-то причинам причислили к Просвещенным, и уволакивали его на «Авалон». Чаще всего, эти люди были абсолютно ни при чем. Но на улицах поговаривали, что обратно не вернулся никто.
Зато теперь большая часть города могла вполне сносно написать собственное имя и прочитать немногочисленные городские указатели без дополнительной порции иероплазмы. Жаль, что Бобби, в отличие от Ланселота, не догадался добавить в эликсир еще кое-какие компоненты — например, вызывающие приступы симпатии к Просвещенным и отвращение к старой власти.
Часть штурмовых отрядов Просвещенных успела вынести из закрытых библиотек книги. Теперь они валялись в грязи, и лондонцы использовали те из них, что были относительно сухими, для растопки печей. На этот раз даже не понадобились отряды паладинов. И никто не собирался читать книги — все разговоры по-прежнему вращались вокруг того, когда в дома вернется тепло, газ и иероплазма, а также не урежут ли из-за мятежа продпайки на фабриках.
По ночам, когда Бобби, ворочаясь, засыпал в проулке на Филдгейт в окружении рваных и грязных книг, которые он успел собрать на улицах, ему снилось, как он стреляет в Ланселота.
Мимо прошел военный патруль — тяжелобронированные морпехи Персиваля. Они мало обращали внимания на уличный сброд, но Бобби инстинктивно вжался в стенку. Хотя Просвещенных стало теперь пол-Лондона, за книгу в руках могли без разговоров поставить к стенке.
Стоило патрулю скрыться за углом, как из скобяной лавки выскочили двое мальчишек с ведром краски и принялись что-то выводить на стене. Буквы были узнаваемые, но корявые — знание о том, что писать, у лондонцев появилось, а навыка еще не было. Вскоре под глухо занавешенными окнами жилого дома появилась надпись яркой желтой краской: «Персиваль — мурло!».
Бобби отклеился от стены, наклонился и поднял из грязи книгу без обложки. Первые листы превратились в сплошное месиво, но ближе к середине текст был вполне различим. Сбросив со спины рюкзак, Бобби уселся на ступеньки у входа в подъезд и раскрыл книгу посередине.
— Дядя, а что вы делаете?
Бобби поднял взгляд. Напротив него стояла девочка лет семи, в латаном пальтишке и чудовищно грязных башмаках, с тряпичной куклой в руках.
— Читаю.
— Книгу?
Бобби кивнул.
— А мне мама говорила, что читать умеют только прихвостни Сатаны.
— Я думаю, твоя мама преувеличивает.
— Она говорит, что Ланселот и его приспешники были дьявольскими отродьями, и наслали на нас сатанинский соблазн… Ну как когда змей предложил Еве вкусить плод познания с райского дерева. Кто поддастся искусу — тот попадет в ад, поэтому она не выходит из дома. А меня, так как я слишком мала, чтобы сама сопротивляться соблазнам, защитили Господь и сэр Персиваль.
Ошейника на девочке не было. Его вешали в десять лет.
— И ты в это веришь?
— Ну не знаю, — девочка вдохнула с той умилительной непосредственностью, что свойственна лишь детям. — Мой дядя Клифтон наоборот говорил всем, что им дали шанс прозреть. А потом его забрали солдаты Персиваля. Мама говорит, что он уже не вернется. Только я думаю, что никакой он не грешник — он всегда выгонял папу, когда тот меня бил пьяным. А маме и дела до меня тогда не было, она по вечерам ничего кроме эликсиров Морганы знать не хочет…
Девочка шмыгнула носом и уставилась на книгу в руках Бобби.
— Ну а это что у вас там такое?
— А ты послушай.
Бобби разгладил смятый лист и продекламировал:
Так — в каждом деле. Завтра, завтра, завтра, —
А дни ползут, и вот уж в книге жизни
Читаем мы последний слог и видим,
Что все вчера лишь озаряли путь
К могиле пыльной. Дотлевай, огарок!
Жизнь — это только тень, комедиант,
Паясничавший полчаса на сцене
И тут же позабытый; это повесть,
Которую пересказал дурак:
В ней много слов и страсти, нет лишь смысла[93].
— Здорово, — сказала девочка, и тут же добавила — Только я не все поняла.
— Ничего, я тоже не сразу все понял… Как тебя зовут?
— Джейн. А тебя?
— Бобби. Хочешь, я научу тебя писать твое имя?
— Без дьявольского эликсира? — глаза ребенка загорелись интересом.
— Ну да. Меня самого как-то так научили. — Бобби вывел палкой на грязи букву. — Вот смотри, это «Д».