Чудо любви. Истории о Ним Кароли Бабе

Ключ к уму

Истории, демонстрирующие глубокую заботу Махараджи о своих преданных и его покровительство являются свидетельством невероятной силы ума. Казалось, что он знает всё о своих преданных, независимо от того, были мы рядом с ним или далеко от него. Неудивительно, что мы действительно могли обрести бесстрашие, зная, что он буквально наблюдает за нами.

Я был рядом с Махараджи во время отделения Пакистана, и из этой страны было столько беженцев, что не было места, куда можно было бы свободно поставить ногу. Махараджи и я продирались сквозь толпу, и одна женщина подошла к нему и, поклонившись, попросила, чтобы он благословил новорождённого ребёнка, который в тот момент находился на некотором расстоянии от нас. Махараджи согласился.

Позже женщина стала горько сокрушаться по поводу разрушения Лахоры. Махараджи немедленно упрекнул её риторическим вопросом: «А разве святой в Лахоре не предупреждал вас шесть месяцев назад, что это произойдёт?»

*

Иногда, когда к нему приходило много людей, он рассказывал личную историю каждого из них, включая то, чем занимались его предки, как будто он был знаком с каждым человеком очень долгое время.

*

Поскольку Махараджи иногда не позволял нам, западным преданным, приходить к нему до наступления полудня, однажды утром мы собрались и отправились в крошечный ашрам, в котором жил один великий святой этой части Индии — Сомбари Махарадж. Наша поездка удалась.

На обратном пути наш автобус не смог подняться на один из холмов, и мы почти все вышли из него, чтобы подтолкнуть, кроме Двух молодых женщин из нашей группы, которые решили не утруждать себя этим занятием.

Мы легко толкали автобус до вершины холма, но мне не Давал покоя тот факт, что эти две молодые женщины нам не помогали. Я был слишком воспитан, чтобы сказать что-либо по этому поводу, но внутри я был страшно зол и молчал всю оставшуюся часть пути. Когда мы зашли в храм, Махараджи сказал: «Рам Дас гневается». Но я так хорошо спрятал своё чувство, что все возразили Махараджи: «Напротив, он очень приветлив». Его это, однако, не убедило. «Нет, — сказал он, — Рам Дас сердится. Из-за того, что женщины не вышли из автобуса и не стали толкать его». Р Д

*

Однажды в комнате без единого окнах Махараджи воскликнул: «О, сюда идёт такой-то и такой-то». Через несколько минут названный человек действительно вошёл в комнату.

*

Махараджи говорил мне всевозможные вещи. Однажды он сказал:

«Ты играл в хоккей с Матерью». Он имел в виду тот факт, что когда я некоторое время жил в ашраме Шри Ауробиндо, я играл в хоккей с Матерью.

*

Это произошло в 40-х годах. Сын одного чиновника индийской гражданской службы учился в Англии. Однажды с ним случился сердечный приступ, и его мать отправилась к нему. В то время Махараджи гостил у одного преданного, который никогда ни о чём его не спрашивал, но на этот раз преданный решил узнать у Махараджи о мальчике, так как хорошо знал его — эти две семьи дружили между собой. Прежде чем он смог произнести свой вопрос, Махараджи воскликнул: «Что? Он спрашивает о мальчике, который учится в Англии. Что ты хочешь спросить? Его мать улетела к нему. Ты сам провожал её в аэропорту. Как только она прибыла на место, состояние её сына начало улучшаться». Затем Махараджи встал и сказал: «Пойдём. Вот так путешествует ум». (Позже действительно подтвердилось, что, как только мать мальчика прилетела, его состояние начало улучшаться).

*

Махараджи спросил одного свами, видел ли он раньше такое красивое, тихое, идеальное место для медитации, как Каинчи, с его горами, рекой и лесами. Свами ответил, что однажды видел подобное место в Канди (Шри Ланка). К великому удивлению этого человека, Махараджи в мельчайших подробностях описал ему то место, о котором он упомянул.

*

Наша старшая дочь сдавала конкурсные экзамены перед приёмом на работу в правительство Индии. После экзаменов мы поехали во Вриндаван навестить Махараджи. Когда мы делали пранам, Махараджи обратился к нашей дочери со словами: «Ты испортила пять экзаменационных листов!»

Она ответила: «Да».

Тогда Махараджи сказал: «Не переживай. Всё будет хорошо, и ты получишь работу».

И она её действительно получила.

*

Наша семья большая, но не богатая, однако с помощью его благословений мы живём довольно хорошо. Благодаря его милости я получил работу в банке. Перед приёмом на работу я проходил собеседование, а после я отправился навестить Махараджи. Он повторил мне все вопросы, которые мне были заданы, и сказал: «Ты получишь работу». И действительно, я оказался в списке первым.

*

Однажды Махараджи повернулся ко мне и сказал:

― Ты всё ещё продолжаешь посылать деньги тому пандиту (учёному брамину) из Бенареса?

― Да, Махараджи, продолжаю, — ответил я.

Махараджи никогда не встречался с этим пандитом, и я никогда не рассказывал Махараджи, что регулярно посылаю ему деньги. Этот пандит занимался тем, что читал вслух «Рамаяну» и жил на денежные пожертвования от своих слушателей. Махараджи знал всё, и он проявлял заботу даже по отношению к тем, с кем никогда не встречался.

*

Один преданный, работавший на железной дороге, привёз к Махараджи супружескую пару. Это был их первый визит к нему. Когда Махараджи оказался один на один с женщиной, он сказал ей: «Ты помогаешь бедному десятилетнему ребёнку. Это очень хорошо с твоей стороны». Она была в полном изумлении, поскольку никто, даже её муж, не знал о том, что она оказывает материальную помощь этому ребёнку.

*

Прежде чем начать есть, мы предлагаем свою пищу портрету Махараджи. Однажды моя жена забыла положить соль в соус карри. «Я забыла, но Махараджи простит меня». Через пятнадцать дней к нам наведался Махараджи, она сидела у его ног. Первое, что он ей сказал, было: «Ты дала мне карри без соли».

*

Один молодой человек из канпурской семьи участвовал в Китайской войне. Пришла повестка, извещающая о том, что он убит, и его брат отправился к Махараджи, чтобы сообщить ему об этом. Махараджи сказал: «Нет, он не убит». Никто не поверил Махараджи, и через шесть месяцев вдова снова вышла замуж, а архивы военного департамента были закрыты. По прошествии некоторого времени тот человек вернулся домой.

*

Это было в 1968 году. После того как некоторое время я пробыл в храме, мне нужно было возвращаться в Дели. В тот период я пытался быть строгим йогином. В Дели я быстро уладил свои дела, и затем, перед возвращением в горы, у меня осталось время для вегетарианского ланча. В конце трапезы мне подали два печенья с чаем. Я считал, что это не подходящая пища для йогина, но печенья были с кремом, и я не смог от них отказаться. Поскольку я был босой и одет в улфие (одежду садху) и поскольку даже в ресторане ко мне относились как к садху, я съел эти печенья тайком. Когда я вернулся к Махараджи, его первые слова были: «Как тебе понравились печенья?» (Р. Д.)

*

Поскольку я был одним из немногих западных преданных, говоривших на хинди, он часто беседовал со мной. Иногда мы с ним просто болтали, и он говорил вещи, которые поражали меня до глубины души. Он называл кого-нибудь из известных мне людей, о ком я никогда и ни при ком не упоминал, и говорил: «Что же случилось с этим человеком?» Я смотрел на него, широко раскрыв от изумления глаза, а он давился от смеха, глядя на меня, и улыбался. Большую часть времени, которое я проводил с Махараджи, я представлял из себя хихикающего идиота. Я катался от смеха, иногда буквально падая на землю, а он заключал меня в свои крепкие объятия.

Махараджи не только наблюдал за нами, он мог также легко заглянуть внутрь нас. И это было нечто совсем иное.

Осознание того, что кто-то имеет доступ в тайные уголки твоего ума, приводит в замешательство. Это вызывает такой тип близости, который не имеет аналогов в большинстве наших человеческих отношений. Те из нас, кто особо близок с кем-либо, часто ощущают, что этот человек чувствует. При этом он или она может предполагать, что мы способны угадать, что у него или у неё на уме. Но есть такое множество мелких, крошечных мыслей, и многие из них подвергаются цензуре почти в ту оке секунду, как они возникают в уме, поскольку они являются либо социально неприемлемыми, либо неприемлемыми для нас самих, поскольку не соответствуют нашему сознательному представлению о самих себе. Осознание того, что кто- то имеет доступ и к этим мыслям, немедленно ставит вас в крайне невыгодное положение, вызывая ощущение, что оппонент раскрыл ваш шифр. Вы чувствуете себя таким уязвимым. Но, конечно, это вызывает и невероятное изумление, когда вы встречаете другое сознание на таком интимном уровне. А с Махараджи к этому добавлялось ещё и качество ничем не обусловленной любви, как будто он говорил вам: «Я знаю о тебе всё, и я люблю тебя».

Самое бесценное, что было в Махараджи, невозможно описать в историях — как, например, массирование его ног. Если во время массажа у меня появлялась какая-нибудь посторонняя мысль, он отводил мою руку в сторону, а затем, когда я вновь концентрировал мой ум, он клал мою руку обратно. Такими тонкими методами он учил меня.

Впервые моя жена встретила Махараджи в толпе людей у гостиницы «Индия». Махараджи не говорил с ней, и в какой-то момент она подумала, что нужно идти домой и приготовить мне чай, что она делала ежедневно в это время. Махараджи в это время раздавал сладости, внезапно он повернулся к ней и сказал:

— А теперь иди домой. Твой муж ждёт свой чай.

*

Когда я впервые увидел его, у него была только что выбритая голова, и я подумал, как бы мне хотелось поцеловать его прямо в макушку. И вскоре после этого, во время одного даршана, он отвёл меня в свою комнату. Хихикая и смеясь, он наклонился так, что макушка его головы оказалась прямо передо мной. Мне ничего не оставалось делать, как поцеловать её, и в тот момент я понял, что моё желание было исполнено.

*

Я всегда мысленно разговаривал с Махараджи. Когда он приводил кого-нибудь в смущение, я думал: «О, Махараджи, не делай этого». И.тогда он смотрел на меня и отвечал, так что я знал, что он меня слышит.

*

Однажды, когда я сидел возле тукета, ожидая, когда он выйдет и даст даршан, мне в голову пришла мысль, что мне хотелось бы, чтобы моё сердце билось в том же ритме, что и сердце Махараджи. Как только я об этом подумал, изнутри послышался шум, хлопанье дверей и внезапно на крыльцо выскочил Махараджи. Он быстро занял своё место на тукете, сев прямо передо мной; его грудь была всего в шести дюймах от меня. Я ощущал биение своего сердца и некоторое время осознавал, что моё сердце бьётся в такт его сердцу. Хотя Махараджи был тогда очень оживлён и разговаривал со множеством людей, его тело оставалось повёрнутым ко мне. Затем мой ум начал блуждать — и Махараджи тут же передвинулся лицом в другую сторону. Я был потрясён, и в голове у меня промелькнула мысль: «Махараджи, если это действительно произошло, посмотри на меня». Быстро, подобно молнии, он взглянул мне прямо в глаза, а затем вновь отвернулся. Больше он на меня не смотрел до самого конца даршана.

Махараджи так тонко играл с моими желаниями. Я мог заметить яблоко на его скамейке ещё до того, как он приходил на даршан. И я думал о том, как давно я не ел яблок и как мне хочется съесть это яблоко. Затем появлялся Махараджи и, казалось, что он считал своим долгом бросить мне именно то яблоко, которое я хотел. Но, конечно, он бросал фрукты и другим преданным, поэтому нельзя было быть точно уверенным. Я всегда просто думал: «Как всё-таки это интересно!»

*

Однажды я жил высоко в горах за храмом. Там было очень холодно. Я услышал от вновь прибывших преданных о космическом одеяле, которое используют космонавты. Они говорили, что оно очень тёплое и весит всего несколько унций. Сидя в своей холодной хижине, я думал о том, как хорошо было бы иметь такое одеяло. На следующее утро я отправился в храм. Там я задержался попить чаю с одним преданным, который как раз разбирал свой рюкзак. И он бросил мне одну вещь, сказав: «Вот, почему бы тебе не взять это? Это космическое одеяло, которым я не пользуюсь». Когда такие вещи происходили со мной, я думал, что если Махараджи собирается выполнять все мои желания, то мне следует начать просить более интересные вещи, как, например, хоть немного сострадания.

*

Это случилось в Барейлли. Махараджи попросил прийти утром на станцию, чтобы встретить его. Был очень сильный ливень, и я подумал: «Махараджи не приедет, но я всё равно пойду на станцию», но он всё- таки приехал, и первое, что он сказал, было: «Ты думал, что я не приеду из-за ливня».

*

Стоило мне подумать о каком-то преданном, что он не такой уж святой, как он себе это представляет, как Махараджи тут же спрашивал меня: «Такой-то и такой-то не такой уж святой, каким он себя считает, не так ли?»

*

Я сказал своей жене, что не хочу идти к Махараджи, так как он только даёт прасад и затем велит уходить. Но она настаивала, чтобы я пошёл. В тот день он не сказал мне, чтобы я уходил. Он позволил мне остаться до 11 часов вечера. Когда все встали, Махараджи сказал: «С сегодняшнего дня не говорите, что я не позволяю вам оставаться здесь».

*

Я сидел там и молился, чтобы мне представилась возможность уйти с сатсанга и заняться садханой (духовной практикой), когда Махараджи сказал: «Отправляйся в Непал». Оказалось, что срок моей визы истёк за день до этого.

Иногда вы сидели позади него, и он, казалось, не обращал на вас никакого внимания. Затем у вас в уме возникала какая-нибудь мысль, и он отвечал вам на неё либо непосредственно, либо, сделав какой-либо жест, либо, сказав другому человеку что-то такое, что было ответом на вашу мысль. Иногда он находился с вами в комнате, и у вас с ним происходила серьёзная беседа, и вдруг посреди предложения он поворачивался, открывал окно и начинал разговаривать с человеком, находившемся на улице, о том, о чём тот в этот момент думал.

*

Махараджи мог дать вам целое учение посредством одного лишь быстрого взгляда. Вы сидели там, переживая невероятные страдания, а он лишь бросал на вас взгляд, и вся ваша сущность преображалась. Я не знаю, делал ли он что-либо при этом или это было просто воздействие его взгляда, но вы знали, что во Вселенной всё в порядке и что о вас заботятся. В другое время у вас в уме начинались какие-то ментальные отклонения и один-единственный мимолётный взгляд Махараджи сокрушал вас до основания.

Одна супружеская пара рассказывает следующую историю:

Муж: Я работал в Калькутте в рамках программы по борьбе с оспой. Это был один из тех периодов, когда я переживал небольшие угрызения совести. Я ходил по улицам Калькутты, видел всех этих нищих, думал об их страданиях и, как обычно, затевал свой спор с Богом относительно страданий. «В этом действительно нет никакой необходимости», — постоянно говорил я ему.

В то время я читал платоновского «Федона», где Платон описывает обстоятельства смерти Сократа. Книга заканчивается тем, как Сократ обсуждает со своими учениками, стоит ли ему отложить принятие яда. И Сократ велит принести его, поскольку всё это не имеет значения. Ученики плачут, а он говорит им: «Послушайте, есть только две возможности: или после смерти есть что-то, или после смерти нет ничего. Если после смерти нет ничего, тогда, хвала Богу, я смогу, наконец, хорошо выспаться. Если же после смерти есть что-то, то, по крайней мере, у меня есть шанс насладиться прекрасной беседой». И тогда был принесён яд, он принял его и умер.

И я подумал, что если даже Сократ, при всей его мудрости, не знал во время умирания природу жизни, то мне, простой душе, вовсе не стоит унывать по поводу своего непонимания. И я успокоился.

Жена: В то время, как мой муж находился в Калькутте, я была в Дели и разыскивала Махараджи. Наконец мы нашли его в доме семьи Барманов в Нью-Дели (это было его последнее посещение Нью-Дели перед тем, как он оставил тело). Мы сидели вместе с ним в тот день, когда он прибыл. Махараджи посмотрел на меня и произнёс только одно слово: «Сократ». Через некоторое время он вновь взглянул на меня и повторил: «Сократ».

Я обсуждала этот момент встречи с другими преданными, пытаясь понять, что он имел в виду. Может быть, я выглядела как Сократ или я мыслила как он — причину мы так и не смогли понять.

Когда мой муж вернулся из Калькутты, я рассказала ему о встрече с Махараджи: «Ты знаешь, он сказал мне такую странную вещь, что мы до сих пор не понимаем, что он имел в виду. Он посмотрел на меня и назвал Сократом. Как ты думаешь, что это значит?» И тогда мой муж рассказал мне о своих размышлениях, связанных с Сократом. По нашим подсчётам это случилось как раз в тот день, когда Махараджи вспоминал о Сократе.

*

Дада сказал: «Чтение мыслей, предсказание будущего, знание того, что кто-то должен прийти, и так далее — все эти вещи постоянно происходили вокруг Махараджи. И ничего особенного в них не было».

Эта внушающая благоговейный трепет способность знать, что у человека на уме, позволяла Махараджи не только быть в курсе помыслов и действий других, но также, проникая в ум другого человека, производить необходимые изменения изнутри.

Однажды Махараджи сказал мне: «Ключ к уму находится в моих руках, и я могу поворачивать его в любую сторону».

*

Это произошло во время английского колониального владычества. Один англичанин забронировал себе место в купе первого класса. Когда он вошёл в купе, то увидел Махараджи. Англичанин пошёл к проводнику и пожаловался, что в его купе сидит сомнительной внешности человек. Он попросил выдворить его. Проводник зашёл в купе, взглянул на Махараджи и сказал англичанину: «Прошу прощения, но это святой, и я не могу его выдворить».

Тогда англичанин, ещё больше раздосадовавшись, послал за главным проводником. Когда же тот подошёл, он сказал англичанину то же самое, что и первый проводник. Тогда на следующей крупной станции англичанин решил сам выпроводить этого человека из купе. Но как только он вошёл в купе, он забыл о своём гневе и всю оставшуюся часть пути просидел тихо и спокойно. Наконец, Махараджи произнёс: «Вот и моя деревня», поезд остановился, и он со своим сопровождением покинул него.

*

Ма, как их обычно называли, были женщины, чьей самой большой радостью было заботиться о Махараджи. Однажды врач выписал Махараджи таблетки, которые он должен был принимать в 10 часов утра. В то утро Ма принесли лекарство на десять минут позже, и Махараджи свирепо произнёс: «Если вы не будете лучше ухаживать за мной, я поверну ваши умы против меня», — это была самая страшная угроза с его стороны.

*

Я занимал пост начальника станции в Маунтабу, и Махараджи пообещал когда-нибудь приехать. Вне работы я никогда не появлялся на станции, таков был мой принцип. Но в тот день я долго беседовал с одним из своих друзей и, направляясь домой, решил сэкономить время, нарушив свой принцип, срезав путь и пройдя через станцию. Как раз в тот момент, когда я спешно проходил через станцию, прибыл почтовый поезд из Бомбея. В нём сидел Махараджи и стучал в окно.

Мы приехали с Запада в буддийский ашрам в Бодх-Гайе и медитировали. Через какое-то время несколько человек из нашей большой группы решили отправиться в Дели, за несколько сот миль от ашрама, на празднование дня рождения Шивы. Одна женщина, отправившаяся в Индию на зафрахтованном автобусе, сообщила, что водитель автобуса также желает присоединиться к нам. И вот мы, тридцать четыре человека, покинули Бодх-Гайю, сели в Бенаресе на автобус и направились в сторону Дели.

Пока мы медитировали в Бодх-Гайе, один человек из нашей группы по имени Дэнни, на какое-то время прервав ритрит, совершил короткое путешествие в Аллахабад, чтобы побывать на Кумбха Меле. Вернулся он оттуда полный впечатлений и каждому из нас привёз по небольшому медальону с изображением Ханумана.

Когда стало известно, что маршрут автобуса пролегает как раз мимо Аллахабада, Дэнни настоял на том, чтобы мы посетили то место, где проводилась мела. Я начал возражать, говоря, что мела уже закончилась и мы увидим лишь пустой берег реки. Но он утверждал, что это одно из самых священных мест Индии. Некоторые из нас уже устали, так как это была наша первая вылазка в свет после такой длительной медитационной практики, и нам хотелось только одного — поскорее добраться до дхармасаллы, где мы планировали переночевать. Мысль о том, что нужно проехать ещё несколько миль в сторону от нашего пути была не очень привлекательной, но, с другой стороны, это было очень святое место. Я взвесил положительные стороны обеих альтернатив и наконец согласился с тем, что нам следует отправиться к реке для короткого привала и для того, чтобы наблюдать заход солнца.

Когда мы приблизились к месту проведения мелы, которое к этому времени было почти безлюдным, водитель автобуса спросил, где ему остановиться. Дэнни указал на место, которое, по его словам, находилось возле храма Ханумана и где он купил тогда медальоны. Когда автобус уже приближался к указанному месту, кто-то громко закричал: «Вон Махараджи!»

Рядом с автобусом действительно шёл Махараджи и вместе с ним — Дада. Мы все выскочили из автобуса и бросились к его стопам. У меня начался истерический приступ смеха и плача одновременно. Я помню, как целовал его стопы в глубоком блаженстве, и в то же время в мой ум лезли мысли, что от песчаного места, на котором он стоит, идёт сильный запах мочи.

Дада позже сказал нам, что, как только автобус показался на дороге, Махараджи произнёс: «Ну вот, они приехали».

Махараджи велел нам следовать за ним. Автобус поехал за рикшей к дому Дады, который находился на одной из пригородных улиц этого большого университетского города. Не прошло и несколько минут, как нас накормили и разместили в соседнем особняке другого преданного. Мне сказали, что по приказу Махараджи здесь готовили пищу с самого утра — в ожидании нашего приезда. Но если это так, кто из нас считал, что принимает решение в автобусе относительно посещения этого места? По всей видимости, всё было совсем не так, как я себе это представлял.

(Р. Д.)

Только Махараджи знал, почему он вспоминал о том или ином человеке. Однако, по всей видимости, не всё было в его лишь руках, так как многие преданные обнаруживали, что, думая о нём, они притягивали к себе его внимание или даже его физическое присутствие.

Одна Ма сказала так: «Если преданность достаточно сильна, то гуру притягивается преданным».

*

Один француз, живший в ашраме Ананды Майи Ма, расспрашивал X. Р. Д. о Ним Кароли Бабе в надежде получить его даршан. X. Р. Д. сказал, что, если он будет думать о Махараджи хотя бы десять минут, Махараджи может оказаться здесь. Француз закрыл глаза и начал повторять: «Ним Кароли Баба, Ним Кароли Баба», и неожиданно через десять минут Махараджи действительно появился у ворот ашрама Ма. Он подошёл к французу и спросил: «Зачем ты думаешь обо мне? Я явился. Что ты хочешь?»

У меня была привычка вставать часа в 2 ночи и некоторое время медитировать. Я никому об этом не говорила. Однажды утром, когда я пришла на даршан, Ма бросились ко мне и в радостном ликовании начали наперебой рассказывать, что посреди ночи, когда они сидели с Махараджи, он повернулся к ним и сказал: «С. (имея в виду меня) только что проснулась. Она очень интенсивно думает обо мне».

*

Однажды я прибыл из Сноувью в Таллитал в надежде повидаться с Махараджи. Я раздумывал о том, как мне его найти, — ведь он иногда останавливается в одном доме, иногда — в другом. Как раз, когда я проходил мимо дома, в котором он остановился, из него вышел человек и схватил меня. Махараджи знал, что я иду, и послал этого преданного перехватить меня и привести к нему.

*

Однажды, во вторник утром, я собирался посетить Махараджи в Каинчи, но мне позвонили и сообщили, что я должен срочно ехать в Наинитал по делам. Я подумал, что всё-таки успею попасть на последний автобус до Каинчи, но не успел. Примерно в 8 часов вечера меня подбросили до Бховали, но в то время уже никак нельзя было добраться до Каинчи. Я немного расстроился и отправился домой. Дома я сидел и размышлял о своей несостоявшейся поездке, когда послышался стук в дверь. Я велел сыну сказать тому, кто пришёл, что я устал, и узнать его имя. И в это же мгновение я услышал крик: «Я Баба Ним Кароли!» Это было около 9 часов вечера. Махараджи сказал мне: «Ты вечно беспокоишься то об одном, то о другом. Зачем переживать?» Он пообедал у меня, а затем сел в джип и вернулся в Каинчи.

*

Один преданный Махараджи, временно исполняющий обязанности главного офицера полиции, узнав, что его не утвердят на эту должность, очень расстроился и решил уйти в отставку. Часов в 8 вечера он сидел дома со своей женой, когда явился уборщик улиц и сказал: «Там на дороге сидит какой-то человек. Он зовёт вас». Преданный знал, что это Махараджи.

Махараджи сказал ему: «Ты плакал. Ты думал о том, чтобы уйти в отставку. Как глупо».

*

Один пожилой человек, долгие годы проработавший тюремным стражником, сильно заболел. Врач сказал, что ему осталось жить всего двадцать четыре часа. Но этот человек вспомнил о Махараджи, начал медитировать на него и отказался принять смерть. На третий день Махараджи прибыл в этот город и отправился в дом одного преданного. Он сказал ему: «Недалеко отсюда живёт один старик. Он постоянно думает обо мне и очень болен. Мы должны навестить его».

Когда они зашли в комнату больного, они нашли его в очень плохом состоянии. Махараджи поставил ногу у головы умирающего, и тот, совершив пранам, оставил своё тело.

Махараджи сказал: «Он обо мне так часто вспоминал. Даршан был дан, а потом закончился! Конец!»

Где бы Махараджи ни находился, там всегда царили хаос и замешательство. Иногда два человека получали от него одно и то же задание; бывало и так, что одному поручалось переделать то, что второй как раз в это время выполнял. Махараджи мог говорить одному человеку одно, а другому — прямо противоположное; когда же ему указывали на такие противоречия, он всё отрицал. Такая путаница служила нескольким очевидным целям. Во-первых, она была прикрытием его особых способностей, таким образом, никто полностью не был уверен в том, что же на самом деле происходит. Путаница также позволяла каждому человеку услышать то, что ему или ей нужно было услышать среди самой противоречивой информации. Такие противоречия служили освобождению умов преданных от проблем, связанных с отсутствием гибкости мышления, с его косностью. Глядя с другой точки зрения, человек мог понять, что эта путаница является отражением того факта, что Махараджи не является каким-то определённым человеком. Подобно зеркалу, он был отражением того, кто о нём думал, и он сохранял осознание сразу на многих планах. Так, за одним заявлением типа: «Я ничего не могу сделать», могло через несколько мгновений следовать другое: «Я держу ключи к уму в своих руках. Каждый человек — моя марионетка». Осознание этой многомерности Махараджи придавало замешательству восторг и радость.

Два давних преданных Махараджи получили информацию о том, что они смогут его найти в одном храме на берегу Ганги. Они сразу же отправились туда и действительно нашли его там. Он начал делать вид, что никогда раньше не видел их. «Кто вы такие? Откуда вы приехали? Где вы работаете? Зачем пришли сюда?» — спрашивал он каждого из них. Они терпеливо отвечали на все его вопросы, пока он наконец не сказал: «Садитесь!»

*

Махараджи был свободен от каких бы то ни было цепей рабства. Он никогда не следовал ничьим советам, всегда поступая самым неожиданным образом. Если, например, я просил его остаться ещё на какое-то время, он вставал и уходил.

*

Махараджи мог делать предсказания или говорить вещи, имеющие для человека важное значение, как бы между прочим, посреди обсуждения политических вопросов. Часто его предсказания не сбывались. Если вы хотели получить от Махараджи конкретное предсказание, он часто говорил что-то очень неопределённое и никогда не давал относительно своих предсказаний никаких объяснений.

*

Вы можете сказать о нём всё, что угодно, — и вы также можете сказать совсем противоположное.

*

Однажды во Вриндаване Махараджи позвал всех нас к себе. Я шёл впереди группы и, войдя в комнату, почувствовал, будто застал его врасплох. Он увидел меня и смутился. Было такое впечатление, что его поймали за каким-то неподобающим занятием. Он выглядел таким виноватым, а я пытался понять, зачем же таким я его застал. В конце концов, я сдался — должно быть, он в очередной раз просто дурачил нас.

*

Однажды Махараджи с несколькими преданными был на Ганге, и они предложили ему искупаться. Он отказывался, но они настаивали, и в конце концов им удалось опустить его в воду из своей лодки. Вначале Махараджи вёл себя так, будто он тонет, а затем внезапно начал плавать вокруг лодки. Позже, рассказывая об этом случае, Махараджи говорил всем, что его пытались утопить.

*

Однажды, ночью, нас разбудили в ашраме какие-то крики и шум. Люди бегали взад и вперёд, везде горел свет. Мы высунули свои головы из двери и увидели Махараджи. Он хотел роти. Затем он закричал: «В комнате Ма змея!» Когда проверили, то вместо змеи обнаружили верёвку!

*

В Каинчи у него была простая небольшая комната, которую мы называли его «офисом». В ней было окно со ставнями, их он мог открывать и закрывать изнутри. Часто Махараджи сидел возле этого окна, выглядывал из него и давал даршан. Иногда он прыгал по всей комнате, подобно обезьяне в клетке, или прижимал лицо к решётке. А иногда, когда кто-нибудь подходил к окну, чтобы увидеть его, он просто захлопывал ставни.

*

Он мог начинать разговор с одного, а затем к концу мог заявить совершенно противоположное. Однажды Махараджи сказал относительно курения чараса одному западному преданному: «Ты любишь курить чарас (гашиш)? Это хорошо; Шива курит чарас. Это значит, что ты любишь Шиву». Мы все были потрясены, когда это услышали, но затем он начал переворачивать сказанное: «Что лучше из того, что ты делаешь, — курить чарас или есть пищу?», а ещё через пять минут он сказал: «Не кури!»

*

Однажды он сказал: «О, здесь, в Каинчи, так хорошо и спокойно. Когда вы сюда приезжаете, вы можете действительно обрести покой. Шанти митла-хай (покой обретён)». Несколько недель спустя по дороге проехал грузовик, и он сказал: «О, этот Каинчи, такой шумный город, здесь нет никакого покоя, ашанти». В одном и том же месте он находил и шанти, и ашанти (отсутствие покоя).

Иногда было очень трудно понять, что Махараджи говорит. Часто он повторял одно и то же слово раз пять. Одно из его любимых занятий было крутить одну и ту же мысль снова и снова, перефразируя её разными путями, вбивая её в наши головы. Например, если речь шла о чьей-нибудь женитьбе, он говорил: «Ты ведь женился, не так ли? Нет, ты не женился. Или женился? Ты женился». И продолжал в этом же духе. Точно так же он играл и с вещами: брал какой-нибудь предмет, вертел его, подбрасывал вверх тормашками, затем снова подбрасывал. То же он проделывал со словами — брал предложение и перекраивал его на разные лады (а вместе с ним и вашу голову).

*

Однажды, утром, Махараджи поприветствовал своих преданных жалобами на сильную боль в колене. Некоторые восприняли всё это всерьёз и начали предлагать различные методы лечения. Другие отнеслись к жалобе легко и сказали Махараджи, чтобы он излечил себя сам, поскольку он и есть причина недомогания. Тем не менее, на колено были наложены компрессы, масла и бальзамы, но всё безрезультатно. Махараджи настаивал, что все эти средства не помогают и ему нужно одно лекарство, которое он когда-то видел в доме Дады. Он назвал его «усатое лекарство», при этом покрутив собственные усы. Он сказал, что это единственное, что может ему помочь.

Всё это ни о чём не говорило Даде, который не мог вспомнить никакого лекарства в своём доме, которое было бы связано с усами. В тот же день этот преданный отправился на базар, чтобы сделать кое-какие закупки для ашрама. Зайдя в аптеку, он заметил небольшую коробочку с согревающим бальзамом «Слоуна», на которой был изображён мужчина с усами. Он купил это лекарство и отдал его Махараджи. Махараджи воскликнул: «Это оно! Усатое лекарство! Вотрите мне его!» Через несколько секунд, после того как колено смазали бальзамом, Махараджи объявил, что боль прошла и что теперь он чувствует себя прекрасно.

*

Джанаки и Драупади сидели перед Махараджи. Повернувшись к Джанаки, Махараджи спросил: «Кто из вас мне нравится больше — ты или Драупади?»

Джанаки ответила с милой улыбкой: «Ну, Махараджи, вы любите нас одинаково», на что Махараджи возразил: «Нэхи (нет)!

Драупади мне нравится больше!» Это, конечно, очень расстроило Джанаки, и, поднявшись со своего места, она вышла и убежала прочь к вриндаванскому базару! Какой же гуру делает предпочтение? Проходя через базар, она поняла, что всё-таки никак не может убежать. Она купила небольшое медное мурти Ханумана и вернулась в храм, оставив его у себя в комнате.

Сразу же после её возвращения Махараджи поймал её и спросил: «Где ты была? Что ты делала? Что ты купила?» Она рассказала ему о маленьком мурти. Махараджи попросил принести его и затем, подержав какое-то время в руках и рассмотрев со всех сторон, велел ей отдать его мне Я не знаю, то ли она действительно покупала его для меня, то ли всё это было устроено Махараджи. В тот же день, когда у меня возникло желание приобрести небольшое мурти Ханумана, мне его подарили.

*

Я бывал наедине с Махараджи в его комнате и, желая разделить с кем-нибудь свои переживания, говорил ему: «Махараджи, им бы так хотелось войти».

Он спрашивал: «Мне впустить их?»

Я просил: «Да. Позвольте им войти».

Он соглашался: «Пойди, приведи их». Иногда возражал: «Нэхи! Здесь будешь только ты». Или говорил что-то относительно того, что все они бадмаши (плуты). Я начинал спорить с ним, утверждая, что это не так, что некоторые из них, подобно мне, просто находятся в замешательстве. Он соглашался, что это правда, а затем добавлял: «Нэхи, они все бадмаши».

*

Во время проведения большого хавана, огненной церемонии, многие люди заявляли, что они будут соблюдать пост, но через два дня бросали его. А все те, кто говорил, что поститься не собираются, в конце концов начинали пост.

Однажды одна сикхская семья, жившая в Аллахабаде, решила устроить обед для всех, собравшихся на сатсанг в их доме, а затем устроить какие-нибудь развлечения. Я захотел остаться с Махараджи, поэтому забрался на крышу, куда никто не ходил, и спрятался там. Все остальные собрались и отправились на прогулку. Когда все ушли, я испугался. «Что Махараджи сделает, когда узнает, что я всё ещё здесь?» — подумал я. И я спросил Диди (жену Дады), что Махараджи сделает, когда обнаружит меня.

Она сказала: «О, поговори лучше с Дадой».

Тогда я отправился к Даде: «Дада! Что Махараджи сделает?»

И он ответил: «А кто знает?»