Чудо любви. Истории о Ним Кароли Бабе

Великий побег

Тот день, который оказался последним днём Махараджи, проведённым в Каинчи, прошёл в пении бхаджанов и молитвах. Махараджи также давал даршан. Собрались как индийцы, так и западные преданные. Махараджи спрашивал обо всех, кто находился в храме и в других местах. Дважды он ввел одного из своих индийских преданных в самадхи и вывел из него, набросив на голову этого человека своё одеяло. Он даже сказал собравшимся: «Он — ваш гуру. Он молод, а я стар. Он будет жить, а я умру!» Все тогда засмеялись. Затем он попросил западных преданных спеть в честь Ханумана. На глазах у него были слёзы. Индийская женщина совершила перед ним арати, после чего на лоб каждого из присутствующих был нанесён тилак.

Затем он отправился искупаться и поесть, намекнув, что уходит на четыре или пять дней. Выйдя из своей комнаты, он направился в храм и минуты две-три молча стоял перед мурти Ханумана со сложенными у груди ладонями. После этого он обошёл все другие мурти в храме, также выразив им своё почтение. Проходя по мосту, который уводил с территории ашрама, Махараджи встретил своего давнего преданного- фотографа. Дав ему свою старую фотографию, он велел сделать с неё копии, а затем бесплатно раздать их преданным. После этого он дал указание прекратить ежедневную раздачу пищи и отвезти всех Ма в Наинитал. Затем он тихо произнёс: «Сегодня я освобождаюсь из центральной тюрьмы навсегда». Когда он подошёл к машине, которая должна была везти его на железнодорожную станцию, одеяло соскользнуло с его плеч и упало на землю. Один преданный попытался поднять его, но Махараджи сказал: «Оставь его. Не нужно ни к чему привязываться». Другие преданные свернули одеяло и положили в машину.

Как только Махараджи сел в машину, из соседней деревни Бховали пришла пожилая женщина. Махараджи сказал: «Ма, я ждал тебя». Он коснулся её головы и произнёс: «Яухожу». Он был весел и всё время шутил.

Водителем машины был другой давний и верный преданный. Он рассказывал, как по дороге на станцию он вдруг почувствовал, что стопы Махараджи стали громадными. «Я испугался», — сказал он.

Махараджи продолжал повторять, обращаясь к нему: «Что такое судьба? Что случится с нами?Мы даже не знаем, что будет завтра».

На станцию они прибыли задолго до отправления поезда, поэтому они ещё два часа просидели в машине. Махараджи показал на красивую радугу и сказал: «Взгляните на эту природную красоту. Как прекрасно творение Бога, человек никогда не сможет создать такое чудо».

Купили два билета до Агры — для него и для Рави, молодого преданного. В поезде Махараджи за всю ночь ни разу не сомкнул глаз и постоянно будил своего попутчика словами: «Я не устал, поговори со мной». Рави попросил его попить молока, которое Ма передали в термосе, но оно испортилось. «Вылей его, — сказал Махараджи. — И термос тоже выбрось». Рави не хотел этого делать, тогда Махараджи выбросил термос сам, сказав: «Он мне больше не понадобится». В течение ночи он говорил о многих вещах и многих людях. В том числе он произнёс такую фразу: «Яявился на Землю, чтобы распространять дхарму».

Когда они прибыли в Агру, Махараджи быстро соскочил с поезда, а Рави тащился сзади с багажом. Вместо того чтобы идти по платформе, Махараджи спрыгнул с неё и, перейдя через шесть путей, вспрыгнул на главную платформу. Рави догнал его уже возле контролёра, который остановил Махараджи, потребовав у него билет. Затем Махараджи начал торговаться с водителями рикш: один хотел три рупии (около тридцати центов), а Махараджи стал спорить, утверждая, что это слишком дорого. Наконец они сошлись в цене и отправились в путь, маршрут которого был известен одному только Махараджи. По дороге Махараджи указал на один из домов, мимо которых они проезжали, и сказал: «Их сын уехал в Америку, и семья очень печалится. Сыновья больше не служат своим отцам». Когда они прибыли на место, он велел Рави отдать водителю рикши наполненное водой Ганги молочное ведро, которое Махараджи всегда возил с собой. И снова он произнёс: «Не нужно ни к чему привязываться».

Махараджи находился в доме С. с 6 утра до 9 вечера, отлучившись только на час, чтобы посетить врача-кардиолога (он жаловался на боли в груди). Врач сказал, что сердце Махараджи находится в прекрасном состоянии и ему нужно просто отдохнуть. В 9 часов вечера он отправился на станцию, чтобы сесть на поезд, который должен был отвезти его к подножию Гималаев, в Катгодам. Его сопровождали Рави и ещё один преданный, Д. Через некоторое время после посадки на поезд Махараджи попросил Рави пойти в соседнее купе и посидеть там. Рави отправился туда, но пассажиры этого купе приняли его за вора и, нажав на стоп-кран, вызвали остановку поезда. Рави схватили и поместили в полицейский фургон, который был частью состава. Ему удалось уговорить полицейских на следующей станции спросить Махараджи, действительно ли Рави едет вместе с ним. Махараджи был очень нежен по отношению к Рави и сказал: «Мы выйдем в Матхуре, позвоним заместителю главного полицейского инспектора и всё уладим». В Матхуре, что недалеко от Агры, они сошли с поезда. Некоторые люди кланялись им. На станции Махараджи, облокотившись о двери туалета, сел на ступени. Д. отправился искать такси. Рави остался ждать с Махараджи. Вскоре Махараджи уже лежал на ступенях, у него начались судороги. Глаза его были закрыты, а тело похолодело и покрылось потом. Д. дал ему проглотить какие-то таблетки, и Махараджи сказал: «Выключите свет». Затем он попросил дать ему воды и отвезти в расположенный рядом с Матхурой Вриндаван. Его отнесли к такси на носилках и уложили на заднее сидение. В течение всего пути Махараджи, казалось, находился в бессознательном состоянии, хотя время от времени он бормотал какие-то вещи, которые никто не мог разобрать. Его отвезли в больницу и поместили в палату экстренной помощи. Врач сделал ему несколько уколов и надел на лицо кислородную маску. Персонал больницы объяснил преданным, что у Махараджи диабетическая кома, но пульс прекрасный. Придя в сознание, Махараджи стянул с лица кислородную маску, снял с руки ленту манометра и произнёс: «Бекар (бесполезно)». Затем он попросил воды из Ранги. Поскольку в больнице такой воды не было, ему принесли обычную воду.

Он несколько раз повторил — каждый раз всё более низким тоном: «Джайя Джагадиша Харе (Хвала Господу Вселенной)». Его лицо стало очень спокойным, все признаки боли исчезли. Он был мертв. Никто из находящихся в больнице не узнал его. Персонал покинул палату, а Рави и Д. вынесли тело из здания, положили в такси и отвезли в храм Ханумана. Это было примерно в 1:15 дня 11 сентября.

X. С. рассказывал, что в сентябре 1973 года, незадолго до махасамадхи Махараджи, он ощутил глубочайшее желание увидеть его. Он и его жена отправились в Каинчи за два дня до ухода Махараджи. В этом не было ничего странного — никакого чуда — так он сказал об этом совпадении. Но позже он глубоко задумался о случившемся и решил, что этот случай был «чем-то исключительным».

Во время этого визита Махараджи сказал ему: «Проси что хочешь», а затем: «Мне нужно уходить». X. С. сказал, что в тот момент всё, что было у него в уме, испарилось. Он не попросил ничего, и намека он тоже не понял.

*

О, Махараджи говорил нам, что собирается покинуть этот мир. Однажды он сказал, что когда он уйдёт, то заставит нас всех смеяться! Затем он добавил, что, когда он покинет Сиддхи Ма, она будет плакать. Как только он это произнёс, Сиддхи Ма начала плакать. Но Махараджи сказал ей, чтобы она не переживала, — он никому не позволит причинить ей вред, и что она будет излучать его любовь.

*

Друг X. С. сказал, что Махараджи и ему ясно намекал о предстоящем махасамадхи. Махараджи объяснил ему: «Что я могу сделать, если Бог призывает меня обратно?»

*

Д. говорит, что он ощущал, что последние два года Махараджи постоянно пребывал в состоянии глубокого самадхи, полностью забывая об окружающем мире. Общение с людьми происходило автоматически, пока сам Махараджи отсутствовал в этом мире. Он даже забывал о телесной необходимости посещения туалета и мог весь день обходиться без этого. Когда ему, наконец, напоминали об этом, он мчался в туалет бегом, иногда мочась прямо на ходу. Его одеяло и дхоти небрежно сидели на нём, хотя раньше он был очень аккуратен.

*

В субботу, перед своим уходом, он сказал мне: «Это план духов. Все должны умереть. Люди плачут из-за своего эгоизма. Даже умирающий человек плачет из-за своей семьи. Это всё пустое, глупость».

*

Миссис С. очень переживала по поводу состояния сердца Махараджи. И тогда Б. решил узнать всё у самого Махараджи. Когда они оказались вдвоём в машине, Б. «залил» карбюратор и сказал: «Махараджи, машина «залита», и потребуется одно из ваших чудес — или я задам вам вопрос, и если вы ответите на него прямо, машина, возможно, заведётся. Вы действительно больны?»

— Нет, я не болен.

Тогда Б. сказал: «Сделайте мне одно одолжение. Если вы заболеете, скажете мне об этом?» В ответ Махараджи положил свою руку ему на голову.

Ровно за месяц до того, как Махараджи оставил своё тело, он сказал группе преданных: «Вчера ночью моё сердце остановилось». Он повторил это дважды, и кто-то даже хихикнул. Это рассердило Б., и он не стал уточнять у Махараджи, что случилось. Тогда Махараджи сказал это в третий раз, но вокруг него царила атмосфера такой бурной деятельности, что Б. не смог спросить его о самочувствии и на сей раз. Затем Б. уехал в Европу по делам и вернулся лишь за несколько дней до того, как Махараджи оставил тело. Он собирался пойти на даршан и вдруг вспомнил, что обещал помочь одному человеку. Он подумал, что если Махараджи оказывает помощь тысячам людей, то он может помочь этому одному человеку. Он пошёл к нему вместо даршана — и так и не увидел Махараджи перед его махасамадхи.

*

В тот последний день Махараджи позволял всем мыть ему ноги и пить оставшуюся воду, кто сколько хочет. Он был очень доволен. Затем он сказал: «Я сегодня не еду», — но после получасового отдыха изменил решение: «Нет, я еду. Давайте машину». Тогда Т. сказал, что должен проверить пульс Махараджи, на что Махараджи отреагировал вопросом: «Ты тоже становишься врачом?» Т. попытался найти пульс, но не смог. И тогда он сказал: «Махараджи, если вы будете продолжать свои фокусы...»

Махараджи ответил: «Хорошо, пятнадцать секунд, не более». На этот раз пульс был абсолютно в норме. В тот последний день он выглядел очень счастливым и радостным, в то время как раньше он часто покидал ашрам, делая вид, что никого из присутствующих не знает.

Т. и Д., беседуя между собой, даже отметили: «Он выглядит чересчур счастливым. Это странно».

Махараджи сказал: «Когда вы возвращаетесь домой, вы всегда ощущаете счастье».

В 1971 или 1972 году Махараджи подарили дневник, и с тех пор он ежедневно исписывал две страницы именем «Рам». Он попросил, чтобы этот дневник хранился в его комнате. Каждое утро его оставляли на час одного, и он заполнял свой дневник. Во время путешествий он брал дневник с собой. 9 сентября, в свой последний день в Каинчи, он заполнил страницу, затем на следующей странице написал дату — 10 сентября — и слово «Рам». И наконец, на чистой странице он сделал надпись: «11 сентября», но слова «Рам» на ней не написал. Затем он отдал книгу С. М. и сказал ей: «Теперь это твоя книга. Теперь ты пиши в ней».

*

Б. записал на магнитофонную ленту песнопения в исполнении Махараджи, но Махараджи сказал ему: «Ты не должен никому давать её слушать в течение двух лет». Это случилось ровно за два года до его смерти.

*

За несколько дней до отъезда из Каинчи Махараджи сказал С. М.: «Храм должен находиться внутри ашрама».

Он ответила: «Зачем Вам ещё один храм. У вас уже есть здесь пять храмов». Он только рассмеялся. Сейчас во дворе, где западные преданные обычно исполняли киртан в честь Махараджи, расположен храм Самадхи.

*

Утром 8 сентября Махараджи вызвал меня к себе. Мы проговорили с ним на различные темы три четверти часа. После этого я видел его снова в четыре часа в его комнате в присутствии двух или трёх преданных. Он говорил нам: «Все, кто приходит в этот мир, должны уйти. Никто здесь не останется. Все должны уйти. Почему, зная это, люди во время смерти рыдают? Они должны уходить с радостью. Они должны уходить со смехом. Они не должны плакать». После небольшой беседы общего характера он сказал: «Теперь я ухожу. Я не останусь здесь, и я больше никому не буду давать даршан».

Один преданный спросил: «Махараджи, куда вы можете уйти, что мы не сможем получить ваш даршан?»

— О, очень далеко! Очень далеко! — ответил Махараджи.

— Куда? — снова спросил всё тот же преданный.

— О, туда... недалеко от реки Нармады, — сказал Махараджи. (Река Нармада берёт своё начало в Амаркантаке; традиционно считается, что она течёт из горла Шивы.) Вскоре после этого пришёл водитель автобуса, чтобы развезти по домам людей, живущих в других местах. Пришёл какой-то человек и выразил пожелание получить персональный даршан, но Махараджи сказал: «Баба Ним Кароли мертв! С кем вы теперь будете беседовать?» Тот человек засмеялся и ответил: «Хорошо, если вы приказываете мне уходить, я уйду, но я вернусь завтра в восемь утра и тогда поговорю с вами!»

Махараджи сказал: «Хорошо. Приходи. Если я буду жив, то поговорю с тобой».

Во дворе ашрама западные преданные исполняли песнопения, и они начали выкрикивать в унисон традиционное приветствие: «Шри Шри Шри Тысяча восемь раз Ним Кароли Баба Санта Махарадж ки джай!» Махараджи, сидя в своей комнате, комментировал: «Баба Ним Кароли мертв! Теперь их голоса должны будут быть направлены туда», — сказал он, указывая пальцем на небеса.

*

Махараджи сказал мне: «Дада, я убегу. Что такое привязанность для святого?»

*

За несколько дней до того, как он оставил тело, в ашраме кипела бурная деятельность. Он всем говорил «Джао». Я находилась возле Ханумана, исполняя песнопения, а когда оглянулась, то увидела, что все преданные покинули храм. Может, им всем было сказано «Джао», или они ушли в заднюю часть ашрама, но храм был пуст. Я увидела сидящего в одиночестве Махараджи, подошла к нему и выполнила пранам — и, конечно, услышала от него в ответ «Джао». Но никогда раньше такого сладостного «Джао» я ещё не получала. Это было сладчайшее «Джао» в мире. Он назвал меня «дочь моя» — «хамари бети». И взгляд его был переполнен любовью.

«Дочь моя...». Я не могла встать на ноги, мне потребовалось несколько минут, чтобы подняться. Он больше не повторил своё «Джао», его взгляд, исполненный безграничного сострадания, проник мне глубоко в душу. Я почувствовала, что за эти последние дни он взял на себя огромную тяжесть кармы. На его лице отражалась такая сильная боль.

Эти последние дни были весьма странными. Приходил один индус и выполнял пуджи, и пока он распевал «Рам», терял сознание. Однажды днём Махараджи сидел в комнате этого человека. Там была такая толпа, что я не видела, что происходит, но слышала, как этот индиец кричал голосом, исполненным глубокого страдания: «Натх! Натх! (Господь! Господь!)» Я не знаю, что это было. Может быть, он предчувствовал то, что скоро должно было произойти. Пока этот человек кричал, Махараджи просто сидел рядом. Мы знали, что что-то происходит, но не понимали, что это на самом деле.

*

Дварка Шах спросил меня, был ли я в Каинчи на последнем даршане, и, поскольку я там не был, он рассказал мне о своих личных переживаниях в тот день. После того как Махараджи удалился в свой «кабинет», чтобы отдохнуть, Дварка, почувствовав непреодолимую сонливость, уснул прямо за его дверью. Проснулся он оттого, что Махараджи резко открыл дверь и закричал: «Дварка! Вставай!» Махараджи взял его за руку, а другой преданный, Рави, взял Махараджи за другую руку, и они вместе отправились в храм Ханумана. Здесь Махараджи несколько минут стоял в полном молчании со сложенными в знак приветствия ладонями. В это время его одеяло упало на пол. Дварка, подняв его, обернул его вновь вокруг Махараджи. Затем Махараджи перешёл к Лакшми-Нараяне, после этого — к Шиве, каждый раз стоя какое-то время в полном молчании. Затем он быстрым шагом покинул храмовую территорию, и, когда он переходил через мост, одеяло снова соскользнуло с его плеч. На этот раз он не разрешил возвращать его на плечи. Он сел в ожидавшую его машину, взяв с собой Рави, а Дварка остался.

*

Когда мы расставались, Махараджи сказал мне: «Если я не встречу тебя в этой форме, то встречу в другой».

*

Летом из Дели приехал врач, специалист по аюрведе, чтобы посетить Махараджи и провести две недели в Каинчи. Не успел он распаковать свои вещи, как Махараджи безо всяких объяснений отправил его домой. Он засунул в машину врача, пять ящиков с яблоками и сказал: «Езжай немедленно». Врач был сердит и очень смущён. Махараджи также сказал ему: «Это последний раз, когда я вижу тебя». Вернувшись домой, врач неожиданно получил возможность заработать семь тысяч рупий как раз за тот период, когда он мог находиться в Каинчи. Но он боялся, что скоро умрёт, ведь Махараджи сказал, что они больше не увидятся. Поэтому он написал завещание и постарался уладить все свои дела. В сентябре он узнал, что умер Махараджи. Позже, во время посещения храма в Дели, он потерял сознание, так как вместо мурти Ханумана он увидел Махараджи. Такое случилось с ним дважды.

*

Во время последнего группового даршана он сидел на тукете, раскачиваясь вперёд и назад, как будто собираясь вставать, а мы думали: «О, нет, не нужно вставать», и он снова садился, а мы думали: «О, хорошо». Когда он вновь делал попытки уйти, мы молили: «О, нет! Не уходи!» Он снова садился, и можно было почувствовать наполнявшие воздух мысли: «О, хорошо, он ещё остаётся». Это был долгий даршан. Когда Махараджи наконец поднялся и стал удаляться, что-то в его походке говорило о том, что ему не хочется этого делать. Помню, что после этого даршана мы чувствовали себя очень изможденными.

*

После того даршана объектив кинокамеры Драунади был устремлён ввысь, к небу, к вершинам храмов, к тому, что было выражением состояния наших душ в тот момент. Нам хотелось вскинуть руки вверх. Это было ощущение глубочайшей радости, хотя и чрезвычайно утомительное. После этого наступил полнейший покой. Я редко сплю днём. Но тогда мы все заснули. Проснувшись, мы обнаружили, что Махараджи ушёл. По-моему, Джанаки сказала, что она видела, как перед уходом он совершал пранам перед всеми мурти.

После смерти Махараджи во Вриндаване, его тело уложили на большой кусок льда на веранде ашрама. Вечером его на носилках положили на крышу машины и провезли по улицам. Тысячи людей наблюдали эту процессию, которую сопровождал духовой оркестр и факельное шествие. Примерно в 9 часов вечера тело Махараджи возложили на погребальный костер.

Из газетной статьи, вышедшей во Вриндаване 12 сентября 1973 года:

«Церемония кремации земного тела известного «чудотворца» и святого, Бабы из Ним Кароли, была совершена со всеми необходимыми религиозными почестями в ашраме, где он прожил многие годы, на площадке напротив храма Шри Ханумана.

По дороге из Агры в Наинитал у него внезапно ухудшилось самочувствие, после этого сердце его остановилось.

Перед кремацией по городу прошла прощальная процессия, во время которой мёртвое тело Бабы везли на украшенной цветами машине. Вопрос относительно места проведения последних ритуалов был решён Пагал Бабой (Шри Лила Нанд Тхакур). Он сказал, что Вриндаван является царём всех священных мест и что для данной церемонии лучшего места быть не может. Одна пожилая Ма, прибывшая из ашрама в Каинчи, настаивала на том, чтобы произвести кремацию либо в Каинчи, либо в Харидваре.

Погребальный костер горел до трёх часов утра. К этому времени на месте кремации собралось большое число преданных, прибывших для оказания последних почестей Бабе. Ашрам был погружен в атмосферу глубокого траура. Преданные всё продолжали прибывать.

В 6 часов утра во Вриндаван прибыл президент Комитета Всеиндийского Конгресса д-р С. Д. Шарма. Он провёл некоторое время, сидя возле места кремации. Он был преданным Бабы с 1957 года. С. Д. Шарма выразил пожелание, чтобы ашрамиты начали собирать литературу о жизни Бабы. Был организован комитет, который назначил день бхандары — 22 сентября. Пепел решено было не бросать в Ямуну. Он будет погребен в его храме. Некоторая часть пепла была отложена для погребения в других местах паломничества.

Существуют значительные разногласия относительно возраста Бабы. Люди говорят, что ему могло быть от 250 до 300 лет.

Жители Вриндавана всегда были настроены против него. Они обращались к нему — «Чаматраки Баба» (чудотворец).

Как только известие о смерти Бабы достигло Америки, оттуда стало поступать множество телефонных звонков.

Высокопоставленные официальные лица Индии направляются во Вриндаван, чтобы выразить своё почтение ушедшему.»

*

В какой-то мере мы просто оцепенели. Мы прибыли во Вриндаван в 8 вечера. В это время процессия как раз возвращалась после парикрамы (обхода Вриндавана). Я видел только его тело на крыше машины. Затем его сняли, чтобы все могли взглянуть на него в последний раз, перед тем как оно будет возложено на погребальный костер. Мы подошли, чтобы коснуться его стоп. Что-то во всём этом казалось каким-то далёким. Не было ощущения того, что что-то изменилось, — то, что случилось с его телом, казалось просто нереальным.

Он ввел нас в какое-то оцепенение. Мы чувствовали сильнейшее горе и мы плакали, но какая-то часть нас просто не могла в это поверить.

Лишь по прошествии времени мы начинали понимать, что, хотя Махараджи по-прежнему с нами, его тело ушло от нас. Но в то время даже тот факт, что его тело ушло, казался нереальным.

Для прощальной процессии тело Махараджи, покрытое цветами, поместили на крышу «плимута» 55 года. Во время следования процессии по узким улочкам города люди бросали монеты из окон домов. Дети бежали вслед за машиной, ловя монеты или поднимая их с дороги. Оркестр играл громкую музыку. Мы ощущали оцепенение и замешательство. Но, когда машина проезжала мимо нас, мы заметили в правом углу заднего стекла три переводные картинки: одну — с Микки Маусом, другую — с Дональдом Даком и третью — с Гуфи. Это сразу же изменило восприятие всего происходящего. Мы вспомнили, как наш друг Вейви Грейви всегда говорил, что смерть — это Дональд Дак. И у нас появилось такое ощущение, что это мы получили секретное послание от Махараджи.

*

Один старый преданный провёл всю ночь, сидя у костра, где сжигалось тело Махараджи. Он во весь голос распевал «Шри Рам, Джай Рам». Преданный сказал, что видел сидящего над огнём Махараджи, а по бокам у него Раму и Шиву. Они лили ему на голову масло гхи, чтобы он лучше горел, а сверху его засыпали цветами всевозможные дэвы (божества). Все были так счастливы!

Одна Ма смотрела на огонь и увидела, что Махараджи сел и направил на неё свой взгляд, указывая пальцем и облокотившись на локоть, что было его характерным жестом.

Мне и раньше приходилось переживать смерть близких, но сейчас это было нечто совсем иное. Присутствие Махараджи было намного более сильным. В тот вечер и на следующую ночь мы совершили парикраму вокруг Вриндавана, но мы чувствовали себя как-то очень странно. Я не мог ни есть, ни спать. Я бродил по городу, ожидая, что он вернётся к жизни, и я увижу его идущим по улице или сидящим на своём тукете.

*

С. сказал, что смерть была лилой Махараджи, и никто во время его смерти не додумался, что, если бы они с глубочайшим почтением и от всего сердца обратились к нему со словами: «Вставай, Махараджи, ты не мертв», он бы так и сделал.

Известие о смерти Махараджи с невиданной быстротой достигло тех из нас, кто покинул Индию, и реакция на неё была так же разнообразна, как любой другой аспект его лилы.

Летом 1973 года я жил на ферме отца в Нью-Гемпршире. Я был там в сентябре, когда прибыла телеграмма. Мой отец и мачеха встретили меня с глубоким беспокойством, когда я вернулся из деревни, где делал покупки. Отец сказал: «Только что пришла телеграмма из Индии. Я не понимаю, о чём в ней идёт речь, но я переписал её слово в слово, как мне передал оператор».

«11 сентября в 1:15 Бабаджи оставил свой бодтхай во Вриндаване...»

В телеграмме содержались дальнейшие подробности. Отец спросил: «Что это значит?»

— Это значит, — ответил я, — что Махараджи умер.

Они тут же принялись утешать меня и выражать соболезнования, но их слова звучали для меня как-то бессмысленно, потому что я не ощущал абсолютно ничего — ни печали, ни счастья. Не было чувства потери. Наверно, я просто оцепенел. Меня ждала пара, у которой были проблемы в семейной жизни, и я отправился к ним и начал помогать им разбираться во всех хитросплетениях их отношений. Время от времени мой ум отвлекался от обсуждения, и я думал: «Махараджи больше не находится в своём теле. Разве это не странно?» или «Что же теперь будет?» Но я отгонял эти мысли и заставлял своё внимание возвращаться к тому, чем я был занят в тот момент, ведь что бы ни ожидало нас в будущем, не было смысла в том, чтобы прекращать служение другим людям.

В течение всего того дня и множество раз после этого я вспоминал слова великого Раманы Махарши. Он умирал от рака, хотя в прошлом демонстрировал способность исцелять других. И преданные умоляли его вылечить самого себя. Он всё отказывался, а они все плакали: «Не оставляй нас, не оставляй нас», на это он ответил: «Не будьте такими глупыми. Куда я могу уйти?»

В конце концов, куда мог уйти Махараджи? Он был у меня в сердце. Каждое мгновение жизни я был вместе с ним, хотя и не в его физическом присутствии — так какая же разница? Я точно не знал.

Когда супружеская пара ушла, я начал звонить другим преданным из Соединённых Штатов и Канады и просил их в свою очередь сообщить это известие другим. Было решено, что те, кто находится от меня в радиусе трёхсот или четырёхсот миль, присоединятся ко мне в Нью- Гемпшире. К полудню следующего дня нас собралось около двадцати человек. Это была уникальная встреча. Мы все были потрясены и многие плакали, но в то же время мы были счастливы, что собрались вместе и очень сильно ощущали присутствие Махараджи рядом с нами. Мы приготовили много еды и ели её, сидя вокруг костра. Но прежде чем приступить к принятию пищи, мы поднялись в комнату, где посидели перед столиком для совершения пуджи, помедитировали и провели арати.

В то время как мы распевали древнюю санскритскую молитву, мы по очереди делали подношение света (в форме пламени), раскачивая масляную лампу перед портретом Махараджи. Выполнив свою часть церемонии, я отошёл назад и стал наблюдать. В отражении пламени я видел на лицах моих духовных братьев и сестёр выражение любви и чистоты сердца. И тогда я наконец смог заплакать — не от горя и боли потери, а скорее от присутствия той чистой и совершенной любви, воплощением которой является Махараджи и которую я так глубоко ощущал на этой встрече сердец. (Р. Д.)

Получив это известие, я пережил множество различных реакций. Одна из них, как ни странно, была такой: «О, бедный Махараджи». Самой первой моей реакцией было горе, которое тут же сменилось осознанием того, что ничего не изменилось («О чём горевать?»). Затем я пережил другие реакции, такие как «Что это всё значит? Если он не есть тело, то почему я — тело? Почему я всё ещё играю в эту игру, которая сосредоточена вокруг него? Если его больше нет, я не хочу продолжать играть».

*

Когда он оставил своё тело, я был в лесу, на горе Шаста. Там был ещё один человек, которого я встретил на даршане. Известие о смерти Махараджи распространилось с быстротой молнии, так что мы все знали о происшедшем.

Тот человек отправился в город, чтобы позвонить, и, узнав эту новость, принёс её мне, хотя я был далеко в лесу. Я говорил со многими людьми, которые в то время были в Америке, — с ними всё произошло подобным образом, — где бы они тогда ни находились, все узнали о случившемся почти сразу же.

*

Всё то лето я провёл путешествуя, однако в конечном итоге я решил вернуться в Америку. Первого сентября я приехал в Сан-Франциско из Британской Колумбии, чтобы встретиться со своей суфийской семьёй, с которой я общался в прошлые годы в Калифорнии. Через день или два я почувствовал недомогание и подумал, что это, возможно, рецидив гепатита, который отослал меня из Индии домой. Но у меня не было ни лихорадки, ни каких-либо следов желтухи, ничего такого — я просто ужасно себя чувствовал. Поскольку я находился в доме Саула, который был хакимом (целителем), мне уделили много внимания и уложили в постель. Примерно через неделю моя «болезнь» исчезла таким же таинственным образом, как и появилась. Через два дня позвонила близкая мне Гурубахина (духовная сестра по линии гуру).

— Сожалею, что именно мне приходится сообщать тебе это, — сказала она. — Махараджи оставил своё тело.

В тот момент я почувствовал только досаду и изумление — он снова сбежал!

— Ну и негодник! — это всё, что я мог сказать.

Как только я повесил трубку, вошёл Саул. «Махараджи оставил своё тело», — сказал я ему.

*

— Хвала Богу! — закричал он и крепко обнял меня.

Трудно объяснить, какое воздействие на меня оказало это сообщение. Это было похоже на то, что вы чувствуете, оказавшись жертвой воров в Индии: вместо того чтобы испытывать возмущение и гнев, вы просто принимаете всё случившееся. Позже у меня возникли и другие чувства.

Ещё до того, как он оставил тело, я испытал очень сильное ощущение. Это было во Вриндаване, когда Махараджи всех отсылал. Перед тем как сказать всем своё «джао», он объяснил нам, что мы заняты тем, что поклоняемся глиняному горшку. «Что произойдёт, когда глиняный горшок разобьется?» — спросил он. Он отсылал нас в разные места, мы плакали, и я чувствовал, что Махараджи просто хочет сбежать, что его пребывание в теле закончено. Я чувствовал, что это должно произойти в тот день, поэтому, когда он оставил тело, это не было для мне неожиданностью. Это была очень сильная вещь, чтобы вызвать просто какую-то внешнюю реакцию.

Сожжение тела Махараджи произошло так скоро после его смерти, что мало кто из преданных успел добраться к месту кремации вовремя, поэтому многие из них решили посетить похоронную бхандару, которая должна была состояться через одиннадцать дней во Вриндаване, Около тридцати западных преданных решили прилететь в Индию на эту церемонию, чтобы доставить некоторую часть пепла в ашрам Каинчи.

К тому времени, когда мы прилетели из Америки, во Вриндаване уже собрались сотни людей. Глубина любви и открытость всех преданных были просто поразительны. Все мелкие различия между преданными были забыты, так же как и различия между Востоком и Западом. Все проявления зависти и осуждения, которые были в нас по отношению друг к другу и которые сам же Махараджи создавал и усугублял на каждом шагу, снова и снова демонстрируя нам наши мелочные отражения в своём огромном зеркале, в тот момент исчезли. У нас была общая потеря и, что более важно, мы поняли, что нам всем крупно повезло, — ведь мы получили даршан Бога на земле. (Р. Д.)

*

Одна из самых поразительных вещей произошла во время похоронной бхандары, ведической церемонии, проводимой через одиннадцать дней после смерти. По традиции считается, что душа к этому времени проходит через всё бардо (планы существования) и наконец обретает свободу.

Весь двор был заполнен палатками. В одном конце двора водрузили небольшую платформу, на которой должен был быть разожжен жертвенный огонь. Как раз в тот момент, когда разжигали огонь, с востока, прямо среди ясного неба, появилась большая чёрная туча. Она двигалась очень быстро. По мере её приближения ветер усилился, и брезентовые крыши начали вздуваться и хлопать. Помню, что в это время я подумал: «Махараджи, если это знак от тебя, то этого недостаточно». Даже если он явился в какой-то другой форме, я всё равно хотел полного погружения, я желал получить полный даршан.

Туча всё приближалась, а ветер всё усиливался — и неожиданно мы оказались в центре мощного урагана! Брезент рвался в клочья, поддерживающие навесы жерди ломались пополам, священный огонь взвивался высоко в небо. Всё это было настолько захватывающим, настолько экстатичным, что люди прыгали, обнимались и плакали. Все поняли, что это благословение Махараджи. После того как ураган прошёл и церемония возобновилась, я всё ещё был настолько взволнован, что помчался в одну из комнат в задней части ашрама. Я не знаю, почему я туда пошёл, но, вбежав в комнату, я разбудил Молли Скотт. Она только недавно приехала и никогда не видела Махараджи живым. Я ворвался, бурля от волнения, вызванного ураганом, и разбудил её. Позже она мне сказала, что проснулась как раз в тот момент, когда в её голове звучала песня. «Смерти нет. Я ощущаю присутствие вас всех вокруг себя. В каждом вдохе я буду с вами. В моём сердце, в моём уме, в цветке, в ребёнке, в дожде, в ветре (и так далее — все куплеты разные), вы рождаетесь заново. Вы рождаетесь заново». Это была песня, пришедшая с ураганом.

Махараджи так часто говорил с нами о смерти, что у нас есть его собственные слова, с которыми мы можем работать.

Махараджи часто говорил, что тела следует кремировать, для того чтобы свести к минимуму стремление души вернуться обратно. Устраняется последний объект собственности.

*

Однажды Махараджи спросил преданного: «Что такое это тело? Из чего оно сделано? Что происходит, когда вы умираете?» И затем сам же ответил на свой вопрос: «Тело состоит из пяти элементов. Тело умирает, душа — нет. Атман, истинная сущность человека, не умирает».

Махараджи часто говорил: «Тогда придёт время», имея в виду час своей смерти. Но в других случаях он говорил так: «Разве я умру? Никогда! Я неумирающий».

Существует множество историй о том, как Махараджи предсказывал смерть своих преданных или как он реагировал на эти сообщения.

Махараджи сказал об одной женщине из Алморы, что она умрёт, но её врач, также преданный, настаивал на том, что она пребывает в добром здравии. Тогда Махараджи и этот врач отправились к ней домой. Во время приёма пищи хозяйка отправилась на кухню, подавилась и умерла. Махараджи плакал, не переставая.

Однажды Махараджи беседовал с господином Тевари, стоя на парапете у Хануман Гарха. Вдруг Махараджи поднял глаза вверх, закрыл их на какое-то мгновение и сказал Тевари, что одна из его преданных, жившая в долине, только что умерла. Затем он начал хихикать и безудержно смеяться. Тевари, знавший Махараджи много лет, был ошеломлён. «Вы бездушный! Как вы можете смеяться над смертью человеческого существа?» — воскликнул он. Махараджи с удивлением взглянул на него и сказал: «А ты бы хотел, чтобы я притворился одной из марионеток?»

*

Однажды Махараджи сказал, что мы совершаем длительное путешествие: от одного рождения — к другому, третьему и так далее. В каждой жизни мы встречаемся именно с теми людьми, с кем нам суждено встретиться.

Предопределённым является и то, как долго вы будете с тем или иным человеком, поэтому вам не нужно привязываться, пытаясь удержать его или испытывать печаль по поводу потери. Осознайте, что однажды вы расстанетесь, и тогда вы избежите этого переживания боли.

*

Сидя в компании нескольких преданных, Махараджи неожиданно спросил: «Кто пришёл?» — Никто, Махараджи.

— Нет, кто-то пришёл.

Через мгновение вошёл слуга одного из его преданных. Прежде чем он успел что-то произнести, Махараджи сказал: «Я знаю, что он болен, но я не пойду». Слуга был потрясён, так как его хозяин заболел всего несколько минут назад, он и послал его за Махараджи. Все стали просить Махараджи пойти, но он был непреклонен. Наконец он сказал: «Вот, отнеси ему этот банан. С ним будет всё в порядке». Слуга помчался домой с бананом, ибо все знали, какой силой Махараджи часто наполняет плоды. Банан размяли и дали больному. Как только тот проглотил последний кусочек — он сразу умер.

*

Одна женщина привела Махараджи к своему находившемуся в бессознательном состоянии мужу и попросила его положить руки ему на голову. Махараджи явно колебался и спросил её, что она хочет.

— Вашего благословения! — ответила она.

— Ты хочешь, чтобы я дал благословение?

Он повторил этот вопрос три раза с небольшими паузами. «Ма хочет, чтобы я дал благословение. Что мне делать?» — спросил он стоявшего рядом преданного. Преданный сказал, чтобы он дал благословение. «Хорошо, я дам благословение». Махараджи встал со стула — и в этот момент погас свет, и дом погрузился в темноту. Хозяйка побежала за фонарём. Махараджи повернулся к преданному и сказал: «Если Бог дал этому дому тьму, как я могу дать свет?» После чего побежал прочь из дома. Женщина пыталась остановить его, но он сказал: «Я ещё приду. Я ещё приду». И удалился. Тот человек умер в ту же ночь. Никогда раньше Махараджи так долго не препирался относительно благословения. Тому человеку было суждено умереть, а его жена пыталась заставить Махараджи дать ему благословение, чтобы он жил.

*

Однажды к Махараджи пришёл старый лесничий и со слезами на глазах сказал: «Мой сын умер. Что мне теперь делать?» Махараджи сказал, что у его сына был рак и что это была воля Бога. «Но вы могли бы спасти его», — сказал старик.

То, что повелевает Бог, должно произойти, — сказал Махараджи. Когда посетитель ушёл, он сказал: «Если человек совершил зло, карма должна вернуться — может, отец или дети, но кто-то должен заплатить».

Отказ Махараджи вмешиваться в карму смерти явно не имел исключений.

Поздно ночью я сидел с Махараджи у края дороги, рядом с храмом в Бхумнадхаре, что недалеко от Наинитала. Вдруг на дороге появился странного вида человек в лохмотьях и пепле, который начал выкрикивать оскорбления в адрес Махараджи. Я подумал, что он пьян. Он очень долго изливал свои обвинения в том, что Махараджи слишком покровительствует своим преданным. «На этот раз, — кричал он, — ты зашёл слишком далеко! Через шесть дней я доберусь до него». Махараджи казался очень взволнованным и велел мне пойти в храм и принести незнакомцу еды. Я побежал за едой, а когда возвращался обратно, увидел, как тот человек перешёл через дорогу и будто бы растворился, поднявшись в воздух. Махараджи кричал: «Посмотри, куда он ушёл, посмотри куда он ушёл!» Но я больше не видел его. Затем Махараджи сказал мне, что этим незнакомцем была Смерть. А через шесть дней умер один из самых близких преданных Махараджи.

И всё же сам он предпочёл умереть так же, как он и жил — способом, который не представлял из себя ничего особенного.

Он делал всё согласно природе. Ребёнок живёт, молодой человек много путешествует, старик умирает. Он действовал в соответствии с законами природы. Если бы он только захотел, он мог бы изменить природу для себя, но я не думаю, что он это делал. Когда он был болен, он просил лекарства, когда он уставал, то отдыхал. Когда же он состарился, он умер.