Чудо любви. Истории о Ним Кароли Бабе

Ты проходишь через лес,

Идя дорогой в храм,

и поток воды пересекаешь.

Мягкость, такая мягкость...

Может быть, он там, а, может, нет.

В любом случае ты наверняка

получишь сладости и другую пищу,

которая столь много обещает.

И всё здесь подобно твоим сновиденьям,

не нужно даже засыпать; всё даётся бесплатно.

Единственное ограничение — сомнение,

и больше ничего.

Ибо здесь нет нужды в тебе,

свободен приходить и уходить ты.

И видишь ты, как неожиданно меняются все отношения.

Как можно описать то, что случилось?

Вопросов я не задавал.

Не отдыхал.

Нельзя сказать, что я внезапно стал ребёнком.

Когда другие пели,

я наблюдал, сжимая кисти рук.

Если бы меня спросили,

я бы сказал, что ничего не случилось —

совсем ничего.

Не знаю, насколько я был готов:

Он просто на меня взглянул...

И, ветру подобно,

он неожиданно стал всем

и был везде.

Он был скалы отвесной краем,

к прыжку меня манящим.

И сам прыжок —

это шум реки и пространство скал.

Он страхом был и устремленьем,

и колебаньем, и доверьем,

и неподвижностью.

И где бы пи упал я,

он держит меня крепко.

Воистину, так странно

жить на земле с такою лёгкостью,

отбросить своё прежнее имя,

подобно старому листку...

и ощутить, как имя новое

дрожаньем губы охватило...

как голос, спрятанный губами,

внезапно начинает пенье.

Вначале нелегко быть мёртвым.

Мир видится не настолько

сильным, чтоб удержать тебя,

и ты желаешь знать который час

и день,

и его имя.

И тогда он очень нежен с тобой,

и все двери для тебя открыты.

Он позволяет тебе

лелеять без конца твои мечты,

не требуется ничего.

Ты можешь исследовать свой мир,

подобно сломанной игрушке,

в его игривой пустоте.

Возможно, это всё, что тебе нужно,

такой контраст с тем миром, что является твоим...

немного сладостей, место для жилья

и представление, чтоб развлечься...

Довольно для того, чтоб не быть

больше тем, кем был ты.

Довольно —

но путь любви — это тонкость.

Ни вопросов, ни ответов.

И каждый день с ним рядом

имеет собственную силу.

Не хватает одного — начала.

Изменение может быть абсолютным и полным.

Вот где любовь сильней электричества,

и свечи сгорают не так скоро,

как свечи, которые ты знаешь.

Здесь, где дням — дням покоя — нет ни конца ни начала,

нет ни внутреннего, ни внешнего,

ты не с другими, и ты не один.

Так просто. Так странно.

Ты волен уйти, но тебя тянет остаться.

А он может месяцами не глядеть на тебя,

не спрашивать твоё имя и не давать другое.

Твои жаждущие руки могут не поймать

плод, который он бросает так быстро, не смотря на тебя.

И стопы его, кажется, слишком близко к земле,

чтобы тебе целовать их, — но это не имеет значения.

Пребывая с ним, иногда вырастаешь до звёзд,

и утром тёмным ты встаёшь,

чтобы поспешить к нему...

Всё то, что тебя отвлекает,

исчезнет в готовности твоей быть рядом с ним всегда.

Те чувства стыда и надежды,

пробужденные этим желаньем

подобны влюблённым, за которыми ты наблюдаешь

украдкой. Он позволяет тебе наблюдать,

как друг друга они порождают,

в то время как сам он

в таком блаженстве пребывает,

что их различия стираются,

растворяясь в его свете.

И вскоре их власть над тобой

улетает, как плод с его открытой руки,

и стираются они навеки,

как представления твои о самом себе.

Здесь, в этом саду сердец,

он кормит тебя тем, что ты ему приносишь,

хотя и не можешь ты понять,

как это происходит.

Так просто, так странно.

И всё же ты задаёшься вопросом —

Я вновь обманул самого себя?

Чего я хочу и зачем?

Что держит меня здесь —

его так называемая сила?

Если бы я только мог уйти, я ушёл бы.

Возможно, я долго блуждаю средь скал —

возможно, я потерялся...

Что с моим будущим?

Это не то, чего я хочу или то?

Так просто. Так странно.

Он сидел на деревянной кровати

и казался таким нереальным, далёким.

Когда я впервые увидел его,

я смотрел на него, он на меня — нет.

В его мире я не видел различий.

Тогда всё новым было для меня,

и даже его локти вызывали во мне смех.

И его глаза открыто и с любовью

смотрели в мой сокрытый мир.

Ничего не прося, являясь всем.

То были дни блаженства.

Мы ничего не делали.

Он говорил, что мы ни на что не годимся,

кроме йоги пяти ступеней:

есть, пить, спать, болтать и перемещаться.

Одинокие среди друзей, мы ели руками

и тарелки из листьев в реку бросали.

Он был самим собой,

открывая двери,

сидя на своём месте,

бродя то здесь, то там,

говоря всё, что душе угодно,

смеясь, когда смеялся,

и мы смеялись вместе с ним,

позволив всем различиям,

как и своему будущему,

которое до этого маячило, рождая беспокойство,

исчезнуть в складках его одеяла.

Быть рядом с ним — это так много,

его присутствие — это всё.

— Не выбрасывайте никого из сердца своего, —

он говорил нам. — Любите и кормите их.

Так просто. Так странно.

Он позволял нам идти с ним и держать руку его.

Клал нам на головы цветы и дергал за бороды.

Он отсылал нас прочь и звал обратно,

женил нас и давал детям имена —

Кем он мог быть?

О, какой смешной старик,

одежды его ниспадали.

Мы приходили, чтоб быть здесь и сейчас,

а он говорил: «Придёшь завтра»,

Что это, что касается в нас

самой чистой из тайн?

Позволь нам войти туда,

где всё так не похоже.

Это ли истина,

настолько знакомая, что кажется, что она живёт сама по себе?

— напряжённый порыв, которым являются

те, кто влюблён...

пространство между двух мыслей...

и отпускание всего...

И этот дар, что расцветает бесконечно...

И поворачивает нас к любви истокам,

где больше нет нас.

И лишь отсутствие осталось

как напоминанье.

А мысли возникают и уходят.

Нет ничего, что я мог бы делать.

Ни мысли,

ни поступки

спасти меня не могут.

Пою. Танцую,

воздев в благоговеньи руки.

Играю свою роль... все остальные

розданы,

и видимые, и невидимые.

Так есть.

Так будет.

Доверчивое сердце

поглощает всю ложь.

О Возлюбленный,

нет никаких различий,

вся Вселенная нанизана на тебя, как бусины,

Гирлянду эту возлагаю к твоим стопам —

позволь мне одарить тебя цветами...

моё дитя, возлюбленный мой,

ты холодный старый камень, обезьяна-человек.

Нет ничего, что мог бы сделать я, чтобы тебя коснуться.

И всё же я прикоснусь.

Брат среди братьев,

сестра, отец и друг,

зачем ты тянешь своё одеяло из моих рук?

Помочь мне — это же пустяк. А боль невыносима.

Но я её терплю. Я терплю всё. Нет больше ничего.

Позволь мне подарить тебе цветы...

Вовеки пусть любовь моя

неосуществлённой будет,

и буду я вовеки томиться по тебе.

Могу ли я забыть, что никогда тебя не помню?

И тонкость — это путь любви.

Так просто. Так странно.