Отношения между гуру и преданным, возникающие на самом тонком плане, во многом зависят от веры. Чем глубже вера и доверие, которые преданный питает к своему гуру, тем больше вероятность, что гуру пробудит в нём духовные качества.
В духовной литературе часто упоминается, что истинное отдавание себя — это в действительности не отдавание себя, то есть, ученик раскрывается — через веру и доверие — определённому методу (и такому, как гуру) только в том случае, если его вера входит в резонанс с истиной, коренящейся в глубине его сущности. Тогда есть готовность к открытию. Если же человек по-прежнему пребывает во власти интеллекта или эмоций, то любой акт самоотдавания будет лишь ещё одним актом эго и, будучи основанным на неверном суждении, может привести к ужасающим последствиям. Так что нельзя принять решение отдать себя во власть гуру. Но когда происходит встреча преданного и гуру в глубинах существа, тогда такое самоотдавание в действительности является не отдаванием себя на милость другого человека, а отдаванием себя своей собственной Божественной природе.
Преданные Махараджи часто рассказывают о самоотдавании историю, связанную с другим святым, Самбари Махараджем, который жил в прежние времена. Махараджи очень высоко почитал его.
Как-то Самбари Баба дал одному из своих преданных две картофелины и велел их съесть. Это указание было очень строгим. Преданный отправился к ручью и принялся есть одну из картофелин. Но тут рядом оказался очень бедный старик, он стал просить вторую картофелину. «У тебя есть еда, а у меня — нет». Преданный не мог отказать бедняку и отдал ему вторую картофелину. Когда он вернулся, Самбари Махарадж как следует отругал его за то, что он не сделал так, как ему было велено. Его речь закончилась словами: «Значит, это была не твоя бхагья (больше чем удача; возможно, судьба) съесть вторую картофелину». Позже этот человек достиг больших успехов в мире, но не смог добиться успехов в своих духовных устремлениях, ибо это и была его вторая картофелина.
Эта история, в которой благодеяние противопоставляется отдаванию себя во власть гуру, является отражением сурового учения. Однако в конечном счёте мы должны отказаться от эгоцентрированной благотворительности, для того чтобы стать самой этой благотворительностью.
Некоторые истории, отражающие абсолютную веру и основанное на ней самоотдавание со стороны индийских преданных Махараджи, вызывают благоговейный трепет, так же как и истории, повествующие о недостатке веры. Махараджи никому из нас, преданных, не облегчал жизнь, постоянно сея сомнения по отношению к себе и тем самым, подрывая те проблески веры, какие могли в нас зарождаться. И всё же мы наблюдали, как наши сомнения постепенно поглощаются всё углубляющимся доверием к нему. Казалось, он вёл нас к осознанию того, что Рамана Махарши однажды выразил словами: «Бог, Гуру и «Я» — едины». Таким образом, мы обнаруживали, что доверие и открытость по отношению к Махараджи вела нас лишь в глубину нашего собственного существа и к более глубокой вере в самих себя.