Чудо любви. Истории о Ним Кароли Бабе

Угощайся чаем

― Пей чай.

― Но, Махараджи, я уже попил чая.

― Пей чай.

― О 'кей

― Пойди возьми канну (еду).

― Махараджи, я поел только час назад.

― Махараджи хочет, чтобы ты взял канну сейчас.

― О 'кей.

― Махараджи послал эти сладости тебе.

― Но я не могу больше ничего съесть.

― Махараджи желает, чтобы ты взял эти сладости.

― О'кей.

― Махараджи послал меня угостить тебя чаем.

― О, нет! Больше не надо!

― Я лишь исполняю свой долг. Это желание Махараджи.

― О 'кей.

― Только что прибыл преданный из Дели с большой корзиной сладостей. Махараджи сейчас раздаёт их. Он хочет, чтобы ты пришёл.

― О, Боже, я лопну.

― Это прасад.

― Спасибо, Махараджи. О, нет, не надо ещё и яблок! О, спасибо, Махараджи».

Тогда как многие во время даршанов испытывали на себе такие качества Махараджи, как любовь или безвременность, каждый, кто оказывался перед ним, ощущал его обеспокоенность по поводу того, чтобы все были накормлены. Очень часто ещё до того, как вы успевали занять своё место, он настаивал, чтобы вы «приняли прасад». Никто никогда не уходил от него голодным.

Я остановился у заправочной станции в Беркли (шт. Калифорния), принадлежавшей одному сикху. Я думал, что смогу попрактиковаться с ним в хинди. Когда он узнал, что я останавливался в храме в Каинчи, первое, что он сказал, было: «О, ты связан с этим Бабой. Я был у него.

Он дал мне пурис (жареный хлеб). Больше никто не даёт тебе еду просто так, ни за что».

Многие бедняки, проживавшие в окрестностях храма или совершавшие паломничество, приходили, чтобы получить здесь еду; но у остальных из нас такое обильное кормление и постоянная обеспокоенность по поводу пищи вызывали предположение, что еда символизировала собой нечто большее.

Первое, что поразило меня, это обилие еды. Я только что прибыл из Непала, где длительное время выполнял строгую буддийскую медитационную практику, а здесь я вижу, как все эти люди сидят и наедаются до отвала! Я подумал: «О, они не знают, что делают. Ну и обжоры!» Затем я тоже сел, чтобы поесть... и через несколько дней я уже сам объедался до отвала. Никогда раньше я ничего подобного не испытывал. Я буквально не мог наесться. Казалось, будто я вскармливаю свой дух.

*

Он предложил мне съесть полученную им в качестве подношению перу (сладость), но, как ни странно, я отказался. Я тогда подумал, что я совершенно сыт и лучше, если кто-то другой съест это. И он отдал угощение кому-то другому.

Во время другого даршана он наполнил мои руки сладостями, которые я тут же съел. Вскоре он стал давать мне ещё одну огромную горсть сладостей, но на этот раз я отказался, так как посчитал, что свою долю я уже получил. Сидевший за мной индус расстроился и сказал мне, что я никогда не должен отказываться от прасада Махараджи, что я должен всегда принимать всё, что он мне даст. И тогда я почувствовал себя очень неловко. Когда Махараджи в следующий раз предложил мне горсть сладостей, я с радостью принял их.

*

Я прибыл в храм в ноябре и жил там безвыездно до самого конца марта. Всё это время меня каждый день очень хорошо кормили и ни одного пенни не попросили в качестве компенсации. Я не мог этого понять. Я — относительно богатый житель Запада, а индийцы переживают экономически трудные времена и не принимают никакой оплаты. И я продолжал украдкой бросать деньги в ящик, находящийся в храме. Р Д

*

Я пытался спрятаться где-нибудь около храма, подальше от дверей, из которых он выходил. И когда он вышел, люди толкнули меня так, что я оказался прямо у тукета. Я всегда старался держаться поодаль и спрятаться, поэтому, когда меня подтолкнули к нему, я тут же попытался спрятаться за колонну, но люди всё толкали и толкали меня. Я был перепуган и начал плакать. А Махараджи дал мне грушу. Когда я ел эту грушу, у меня было такое ощущение, что я весь заполнился водой, снизу доверху. Я чувствовал, будто поглощаю саму любовь. С того дня эта груша постоянно в моей памяти, и ничего из того, что я когда-либо испытал, не может сравниться с этим переживанием. С тех пор я не съел больше ни одной груши.

*

Однажды, когда моя дочь была ещё совсем юной и жила с нами, мы направлялись в Каинчи, чтобы получить даршан, и по пути остановились в Бховали. Она хотела джелеби (сладости), но у нас не было с собой ничего. Я сказал ей: «Когда мы доберёмся до Каинчи, там мы отыщем для тебя сладости». Но когда мы приехали на место, то обнаружили, что это был день индуистского поста — Экадаши (букв, «одиннадцатый день» лунного месяца), — поэтому подавали только варёный картофель. Когда мы были в комнате Махараджи, к нашему большому удивлению, вошёл человек с большой корзиной, полной джелеби.

Махараджи сказал: «Дайте вначале немного этой девочке», и показал на мою дочь.

Он знает всё!

*

Однажды в храм явился некий садху и набросился на Махараджи с руганью: «Ты ничего не делаешь для людей. Ты их не кормишь и не помогаешь им».

Махараджи сказал: «Дайте ему комнату, еды и денег», хотя единственным желанием преданных было как следует проучить этого садху. Они окружили его в углу, намереваясь осуществить своё намерение, но Махараджи сердито закричал на них. После того как садху поел, он стал очень тихим и спокойным, а Махараджи сказал: «Вы, люди, не понимаете, что он голоден. Он не ел три дня. Что ещё он мог сделать, кроме того, что сделал?»

Однажды я сказал: «Зачем вы кормите так много людей и так обильно? Я мог бы съесть четыре чапатти (хлебные лепёшки), и мне бы хватило, чтобы прожить».

Махараджи ответил: «В нас есть внутренняя жажда пищи. Мы об этом не знаем. Даже если у тебя нет желания есть, твоя душа жаждет пищи. Бери прасад!»

Следует особо сказать о той пище, которая подавалась в ашраме Махараджи, ибо, хотя она и давала удовлетворение нашим душам, наш ум часто приходил в ужас. Обычный рацион в храме состоял из белого риса, пури и картофеля (и то и другое в жареном виде), а также из сладостей, изготовленных из почти чистого белого сахара. Диета, таким образом, была такова: крахмал, жир, сахар и много чёрного чая. Наша чувствительность, пробужденная западной обеспокоенностью диетой, просто вопила от такого рациона. И всё же, это был «прасад». Вы отвергали прасад или отказывались от своих пищевых пристрастий? Что вам делать, если любовь приходит в виде крахмала, жира, сахара и чая? Жирный картофель — это одно, благословение же гуру — это совсем, совсем иное.

Раньше я считал, что святой должен соблюдать какие-то ограничения по отношению к пище. Я также никогда не пил ни кофе, ни чая и следовал очень простому скудному рациону. Я никогда не принимал лекарств и удивлялся, как люди могут пить такое огромное количество таблеток. После отъезда Махараджи я простудился. Вначале доктор подумал, что это грипп, но потом мне сказали, что это более серьёзная болезнь. И мне приходилось ежедневно принимать пятнадцать таблеток, чтобы вылечиться. Это всё была игра Махараджи. Врачи также сказали мне, что мне необходимо набрать вес, так что я ел с 6 утра до 10 вечера. Я сам удивлялся — как я могу столько есть, если раньше мне хватало двух чапатти на один приём пищи. Все мои старые представления исчезли.

Подобное случилось, когда я приехал в Каинчи (до этого я никогда не пил чай). В первый день я не пил его, а на второй, когда Махараджи спросил меня, выпью ли я чая, я не ответил. На третий день утром он спросил меня: «Хочешь чая? Ты не хочешь его. Вот, ты должен выпить этот чай. Здесь холодно!» И на этот раз я выпил чай. С того самого дня я пью всё — чай, кофе, что угодно.

Когда Махараджи говорил о диете, он обычно игнорировал вопросы, связанные с питательной ценностью пищи, которые так волновали некоторых из нас, но он советовал нам «есть простую еду». Также он советовал нам есть пищу из местных продуктов. Затем разным преданным он давал индивидуальные указания насчёт диеты, советуя одному избегать вина, мяса, яиц, острых специй, «поскольку они препятствуют чистоте сердца». Другому же он говорил: «Что за беспокойство по поводу того, что является мясом, а что нет? Если вы можете жить без мяса, хорошо. Если вы не можете жить без него, тогда вы должны есть его». Некоторым он давал совет «принимать пищу в одиночестве, молча или вместе с несколькими людьми», его указания другим основывались на необходимости три раза в месяц соблюдать пост, хотя, если вы были рядом с ним, он прерывал любой пост, который вы намеревались предпринять. Такое разнообразие указаний приводило большинство из нас к выводу, что он просто советовал нам полагаться на собственную интуицию, а не слепо следовать правилам. По крайней мере, именно это мы хотели услышать. Из-за того, что он так щедро кормил нас любовью и вниманием, а также пищей, мы искали способы отплатить ему тем же. Однако его жизнь отличалась такой простотой, что давать ему было совсем нечего, поэтому большинство людей приносили ему цветы или пищу, особенно фрукты и сладости. И тогда он раздавал их своими собственными руками или же касался пищи, и затем её раздавали присутствующим. Такое касание, или благословение, таким существом, как Махараджи, на уровне вибраций превращало пищу в прасад. В отсутствии физической формы существа подобного Махараджи, преданный предлагает пищу перед принятием в качестве подношения в сердце и уме. Если подношение отличается чистотой, существа, которым пища предлагается, принимают её сущность, а мы едим то, что остаётся, становящееся прасадом. На Западе это подобно произнесению молитвы перед принятием пищи.

Махараджи также постоянно проявлял заботу в отношении качества пищи, приготавливаемой на кухне храма и раздаваемой людям. Он вызывал к себе поваров и проверял пищу. Если она была приготовлена плохо, он начинал кричать; если она была излишне изысканной, он также кричал.

Когда я жил на горе в маленькой кути (хижине), Махараджи каждый вечер давал мне коробку с пищей. Но, давая её мне, он всегда проверял всю коробку целиком, ощупывая её руками.

*

Махараджи говорил женщинам, что те вибрации, которые присутствуют во время приготовления пищи, обязательно сказываются на состоянии ума. Он говорил, что, если вы действительно превращаете свою пищу в прасад, она очищает вас. Но даже у очень чистого человека, если он ест пищу, приготовленную без должного настроя ума, она вызовет замешательство ума. Он говорил, что принятие пищи, приготовленной с необходимой чистотой, делает йогина великим.

*

Я купил на базаре ягоды, чтобы преподнести их Махараджи. Они были довольно грязные, и я вымыл их, после чего положил обратно в сумку. Но вы знаете, как часто бывает с индийскими сумками, — она порвалась, и ягоды высыпались на землю. Так что' я снова тщательно вымыл их, ягода за ягодой. Наконец я принёс их Махараджи; все остальные, конечно, также принесли фрукты. Как только я положил их перед ним, Махараджи, как мне показалось, очень разволновался. Он внимательно осмотрел их и много съел сам, после чего оставшуюся часть раздал присутствующим как нечто особо ценное. Я подумал, что он почувствовал ту любовь и заботу, с какими я готовил эти ягоды.

*

Какое-то время Махараджи принимал лишь пищу, приготовленную одной Ма. Она рассказала мне, что если случалось так, что она была очень занята и кто-то другой помогал ей с приготовлением пищи, он отказывался есть её. Она сказала, что иногда даже пыталась обмануть его, чтобы он съел эту пищу — она говорила, что готовила её сама, без посторонней помощи. Однако он всё равно отодвигал её в сторону. Похоже, что он мог почувствовать разницу.

Мой дедушка — брамин по традиции принимал пищу в одиночестве. Моя жена специально готовила для него. Когда прибыл Махараджи, он уже начал свою трапезу, поэтому отец велел приготовить ещё еды. Моя жена решила приготовить для Махараджи особое блюдо, которое она только что сделала для дедушки. И она немного дала Махараджи попробовать. Отец очень рассердился.

«Как ты можешь давать Махараджи не свежеприготовленную пищу?» — спросил он.

Тогда Махараджи подозвал его и сказал: «Свежеприготовленная пища была съедена садху. Особое блюдо, предложенное с такой чистой любовью, было съедено Богом».

Обычно Махараджи принимал пищу в одиночестве, а то, что мы, преданные, приносили ему, раздавал присутствующим. Но самым заветным желанием каждого из нас, когда мы приносили фрукты или иную пищу, было, чтобы Махараджи съел какую-то её часть сам. И когда он это делал, это было самым бесценным моментом, ибо Махараджи принимал знак вашей любви.

*

Однажды я принёс мягкое яблоко, очистил его от кожуры, разрезал на части и поднёс Махараджи, как это делают индийцы. Он протянул руку и взял несколько кусочков с моей ладони... и я ощутил тот экстаз, который вы могли испытать, когда к вам подходил дикий олень или подлетала птица и ела с вашей руки. (Р. Д.)

*

Однажды днём мы сидели с Махараджи в его ашраме в Каинчи и предлагали ему гранатовые зерна, большинство из которых он одно за другим съедал; остальные же он раздавал сидящим вокруг него людям. Один индиец начал некоторые из зерен возвращать ему обратно. Махараджи рассеянно продолжал съедать их и раздавать другим. Люди передавали зерна под его тукетом обратно, чтобы я мог продолжать кормить ими Махараджи. Так он съел все зерна, многие из которых обошли несколько кругов по рукам. Мы все тайно радовались своему заговору и тому, что нам удалось «провести» его..

Я купил дюжину апельсинов, чтобы отнести их Махараджи. Когда мы приехали в храм, то увидели, что он сидит в своей комнате, уже забитой до отказа многочисленными индийскими преданными. Как только стало известно о нашем прибытии, нас вытолкнули прямо к деревянному столу, на котором сидел Махараджи. Я предложил ему апельсины в качестве подношения. На столе уже лежало много фруктов и немного сладостей. Но затем случилось нечто, что очень меня удивило. Махараджи набросился на мои апельсины, как будто он никогда раньше не видел еду. Он хватал каждый очищенный апельсин и очень быстро съедал его. И на моих глазах он съел таким образом сразу восемь штук. Оставшимися четырьмя по настоянию Махараджи меня накормил один из преданных, занимавший пост директора школы.

Позже я спросил своего близкого друга-индуса К. К., как можно объяснить такое необычное поведение Махараджи. Он объяснил мне, что Махараджи «брал на себя мою карму», и он часто делал подобное именно таким способом. Р Д

Выражение «брать на себя карму» означает, что существо очень высокого духовного уровня, такое, как Махараджи, может работать с тонкими вибрациями и брать у преданных те вибрационные рисунки, в которых они оказались запутанными в этой жизни или в течение многих своих предыдущих жизней. Например, такое существо может взять у вас вашу печаль или ваше невезенье.

Этот процесс, который известен среди индийских святых, а также среди колдунов и знахарей всего мира, может совершаться различными путями. Часто знахарь работает с локоном волос или с фекалиями и мочой человека, страдающего от воздействия каких-то негативных сил, находящихся внутри или вне его. В Индии такие кармические целители часто работают с вещами, которые им даёт сам преданный. Ширди Саи Баба, величайший святой Индии, просил у своих преданных анны, мелкие монеты, имеющие стоимость меньше одного пенни. Он постоянно что-то делал с ними, пока, наконец, не переносил негативные факторы с преданного на самого себя. Затем он мог очистить себя от этого негативного материала другими йогическими методами. Другой известный индийский гуру просит у своих преданных сигареты и курит их с утра до вечера, из года в год, иногда по три-четыре штуки сразу. Метод Махараджи состоял в том, что он съедал карму, и, казалось, этой его способности не было пределов. Одна женщина, многие годы являвшаяся его преданной, рассказала такую историю:

Это случилось в Бхумнадхаре, где Махараджи остановился на ночь. Мы Все поужинали и в 10:30 вечера легли спать. Около часа ночи Махараджи начал громко кричать, что он страшно голоден и ему нужен дал (чечевица) и чапатти. Я проснулась и напомнила ему, что он уже поел. Но он настаивал на том, чтобы ему дали дал и чапатти. Кто может понять действия такого существа, как он? Тогда я разбудила Брахмачари Бабу (священнослужителя), он разжег огонь и приготовил пищу. Было уже почти два часа ночи, и мы наблюдали, как Махараджи поглощает еду с огромным аппетитом. Затем мы все снова легли спать. Около 11 часов утра прибыла телеграмма, извещавшая о том, что этой ночью, примерно в 2 часа, в долине (в 150 милях от Бхумнадхара) умер один из давних преданных Махараджи. Когда телеграмму прочли Махараджи, он сказал: «Видите, зачем мне нужны были чапатти и дал?» Эти слова возбудили наше любопытство, так как мы совсем ничего не видели. Мы настаивали на том, чтобы он объяснил нам всё, но он ни сказал больше ни слова. Наконец через два или три дня наших настойчивых просьб он сказал: «Разве не понятно? Он (умерший) хотел чапатти и дал, а я не хотел, чтобы он умер с этим желанием, иначе оно повлияло бы на его будущее рождение».

Иногда, когда он ходил по домам, он подходил к двери и, говоря, что очень голоден, просил поесть. В очень бедных домах, где могло совсем не быть никакой пищи, он говорил, что его мучит жажда и просил воды.

В Лакнау Махараджи отвёз на машине нескольких чиновников, занятых в социальной сфере, в самые бедные районы города, где эти чиновники не уделяли должного внимания дорогам и санитарно­гигиеническому состоянию жилья. Махараджи вызвал из одной лачуги некого мусульманина (которого он называл «Мусульман»), они обнялись, и Махараджи сказал: «Я очень голоден».

― Но, Махараджи, у меня нет еды.

― А! Злодей! У тебя на крыше спрятаны две роти (плоские лепёшки)!

Мужчина удивился, что Махараджи знает о лепёшках и принёс их. Хотя и Махараджи, и чиновники только что поели, он съел одну с большим удовольствием сам, а другую протянул чиновникам, среди которых был и индус-брамин, никогда не принимающий пищу, приготовленную мусульманами, и сказал: «Берите прасад!»

Когда Махараджи в последний раз прибыл в храм Лакнау, каждому, кто приходил к нему (если человек мог это сделать), он говорил: «Пойди и принеси сладости!», и когда они возвращались со сладостями, он раздавал их присутствующим (в тот день он их раздал почти на полторы тысячи рупий). Один врач купил сладостей на целую тысячу рупий, и все его проблемы, вызывавшие беспокойство, были разрешены.

Когда в период 1939-1949 гг. Махараджи прибывал в такой город, как Наинитал, все женщины начинали готовить пищу в надежде, что он посетит их дом. Они делали это как в качестве служения и проявления любви, так и с осознанием того, что накормить такого святого является великим благословением. А К. К., который неотступно следовал за ним с раннего утра до позднего вечера, однажды наблюдал, как Махараджи за один день двадцать раз принимал пищу. Другой преданный рассказывал, что видел, как он съел десять порций подряд. А если вы были в Индии и знаете щедрость индийского дома, где к гостю относятся как к Богу, то вы поймёте, какими огромными бывают порции и с какой настойчивостью кормят гостей. Индийский обед более чем обилен для обычного человеческого существа.

Но, вероятно, огромные вместительные способности Махараджи были связаны с чем-то другим, нежели с диетическими потребностями.

Однажды утром Махараджи сказал находящимся в ашраме посетителям: «Вы, люди, не можете кормить меня и проявлять заботу обо мне. Я ухожу к Ма. Она будет кормить меня». И он отправился в ашрам Ананды Майи Ма, великой женщины-святой из северной Индии. Всю дорогу он твердил: «Она накормит меня. Я увижусь с Ма. Она накормит меня». Затем он подобно пятилетнему ребёнку ворвался в комнату для даршанов; при этом его одеяло развевалось во все стороны. Ананда Ма сидела в комнате, а он начал просить: «Ма! Накорми меня. Накорми меня, Ма!» Она громко рассмеялась. Ему принесли огромную порцию пищи, и они оба раздали её всем преданным.

Снова и снова Махараджи наставлял нас «кормить людей». И он не просто заботился о своих собственных преданных, его забота распространялась на всех, кто испытывал голод. Он говорил: «Бог является голодным в форме пищи». А поварам он говорил так: «Приготовление пищи — это служение Богу. Людям нужна пища, чтобы жить».

Он часто повторял, что нужно служить всем, каждому существу. «Это всё является творением Бога. Служите всем, будь это дакойт (вор) или кто-то ещё. Если к вам приходит голодный, накормите его». И очень часто он говорил: «Каждый имеет право быть накормленным».

Поведение самого Махараджи служило для нас исключительным примером. Кроме того, что он кормил каждого, кто приходил к нему на даршан, он постоянно устраивал большие бхандары (празднества, заключавшиеся в бесплатной раздаче пищи всем, кто на них является, включая богачей, бедняков, нищих и прокаженных). Людей кормили сразу же, как только они появлялись, ибо Махараджи наставлял: «Голодающий не должен ожидать. Такого человека нужно накормить, когда он голоден».

Многие преданные боролись за право помогать в приготовлении и раздаче пищи во время этих великих бхандар, на которых часто присутствовала тысяча человек и больше. Здесь можно было видеть как все — судья и торговец, учитель и политик — чистят картошку, помешивают еду в огромных горшках, раскладывают по тарелкам халву или рис огромными ложками.

Кумбха Мелы были ещё большими праздниками. На них собирались сотни тысяч садху, святых и ищущих, прибывших со всех концов Индии, чтобы совершить омовение в месте слияния трёх рек — Ганги, Ямуны и Сарасвати, священной подземной реки, — в астрологически благоприятный момент. Этот праздник подобен огромной духовной ярмарке, длящейся месяц и более. Во время проведения Кумбха Мел шатер Махараджи обычно обслуживал от 250 до 500 людей в день по меньшей мере в течение месяца. Сколько же картофеля нужно было почистить!

Во время проведения этих празднеств Махараджи требовал от своих преданных напряжённой работы, и многие рассматривали это как обучение дисциплине. Один преданный так описывает свои воспоминания:

Во время мелы было приготовлено кхичри (блюдо из риса и дала), но ложка для раздачи была слишком тяжёлой, и вскоре те, кто был занят этим делом, устали и начали накладывать маленькие порции. В результате нищие снова и снова становились в очередь, чтобы наесться досыта. Наконец один из преданных Махараджи очень рассердился, и как раз в это время Махараджи прибыл из Читракута (места, священного для преданных Рамы). Он накричал на них и сказал, что нельзя раздавать пищу в гневе и что они должны давать всем большие порции.

Другой преданный, указывая на то, что работавшие даже не получали похвалу за свой тяжёлый труд, рассказывает:

Как бы напряжённо люди ни работали во время бхандар и мел, Махараджи говорил: «Вы, люди, просто забавляетесь и слоняетесь без дела. Вы всё время спите».

Хотя люди постоянно приносили Махараджи пищу, которую он раздавал другим, иногда получателей было больше, чем дающих. И именно в эти моменты острый глаз ухватывал проявление им того, что известно как «сиддхи (сила) Аннапурны». Аннапурна — это Богиня Зерна, кормящая всю вселенную, аспект Божественной Матери. Тот, кто обладает сиддхами Аннапурны, может раздавать пищу постоянно, и её запасы никогда не оскудевают.

Однажды, когда я был ещё совсем юным, в день празднества в храме раздавали особые сладости. Махараджи дал мне небольшую, сделанную из листа чашу с конфетами, которые он берёг специально для меня.

Потом он сказал: «Дай эти конфеты обратно мне». И я отдал их ему обратно, так как я относился к нему с безграничным доверием. Он засунул эту чашу из листьев к себе под одеяло и начал раздавать конфеты из-под него. Я не знаю, как он это делал, но он дал по горсти каждому человеку из огромной толпы, состоявшей по меньшей мере из тысячи человек. Я был поражён. Я не мог понять, как он раздаёт конфеты в количестве, намного превосходящем то, которое я ему дал, и я, будучи ещё ребёнком, засунул руку ему под одеяло и вытащил оттуда чашу, чтобы посмотреть. Махараджи повернулся ко мне и сказал: «Всё, волшебство закончилось».

*

Один человек принёс Махараджи несколько апельсинов и положил их в пустую корзину, стоявшую рядом с ним. Махараджи начал раздавать апельсины преданным, сидящим в комнате, а затем — другим, находящимся в храме. Тот человек принёс восемь апельсинов, а Махараджи раздал сорок восемь.

*

Во время мелы многие люди приходили к шатру, и Махараджи велел нам готовить чай для каждого. Никто не хотел говорить Махараджи, что закончилось молоко. Наконец, один из нас доложил ему об этом, и Махараджи сказал: «Пойди и принеси воды из Ганги, но накрой сосуд тканью». Весь тот день до самой полуночи у нас было много хорошего чая с молоком.

*

Махараджи подозвал меня к себе, чтобы я сидел рядом с ним, пока он разбрасывал прасад (подношение в виде пищи). Он ел небольшие печенья из маленькой тарелочки, на которой лежало всего несколько штук. Затем он начал давать печенья мне, беря их из тарелки, которую он держал в руке. Он всё вынимал и вынимал их, пока обе мои руки не оказались заполненными прасадом до такой степени, что я не мог их разнять. Перед этим я был расстроен, наблюдая за Махараджи и думая: «Прасад нужно давать, а не бросать». Он знал это, поэтому подозвал меня к себе и начал давать прасад прямо мне в руки.

*

Однажды Махараджи позвонил мне в Аллахабад и сказал, что он приехал во Вриндаван. Когда я прибыл во вриндаванский ашрам, там было всего несколько человек. Одна женщина пришла на даршан, принеся с собой сумку великолепных яблок. Вы не можете себе представить, какими большими и аппетитными они были. Махараджи начал раздавать их, и я, конечно, подумал, что достанется одно и мне. Но не досталось. Он дал несколько штук другим преданным, а оставшиеся вернул обратно женщине. Но и она не дала мне ни одного. О, она так крепко завязала свою сумку с яблоками!

Через некоторое время Махараджи перешёл через двор, вошёл в комнату и в одиночестве сел на свой тукет. Затем он позвал меня, одного, и когда я вошёл, он положил свою руку на тукет, а после протянул мне яблоко — ещё больше и аппетитнее тех, что принесла ему женщина. Потом он дал мне ещё одно яблоко. Я не знаю, откуда они взялись, так как я собственными глазами видел, что он вернул их все до единого, ничего не оставив!

*

Я сопровождал Махараджи в поездке из Аллахабада во Вриндаван, и на станции, когда мы только собирались садиться в поезд, я увидел большие, великолепные сочные апельсины. В какой-то момент меня охватил соблазн остановиться и купить несколько штук, но я прошёл мимо. Когда мы уже были в поезде, я на короткое время отвлёкся, а когда взглянул на Махараджи снова, то увидел, что рядом с ним стоит огромная корзина с апельсинами! Я не знаю, откуда они взялись, но они были лучше тех, что я видел на станции.

Когда Махараджи дал мне один апельсин, я положил его в правый нагрудный карман. Второй апельсин я положил в левый карман. Они так оттопыривались, что я стал похож на женщину! Затем он дал мне третий апельсин, и я положил его в карман брюк, четвёртый — в другой карман. А он всё давал и давал их мне, и мне пришлось укладывать их под рубашкой — спереди и сзади. Он дал мне столько апельсинов, что я едва мог двигаться! И я начал раздавать эти сладкие апельсины другим, говоря: «Это самый лучший прасад, который я могу предложить сегодня». По сей день я понятия не имею, где он раздобыл те апельсины.

*

Во время Кумбха Мелы в 1966 году Махараджи сидел на берегу Ганги с двумя или более садху. Он велел нам принести лоту воды из Ганги, затем он подержал её немного в руках и велел нам раздать напиток. Это было настоящее молоко.

Перед всеми, кроме ближайших преданных, Махараджи обычно маскировал эти свои способности и часто сочинял какую-нибудь историю, чтобы казалось, будто он не имеет совсем никакого отношения к дополнительной пище.

Когда Махараджи открыл храм Ханумана на месте, которое раньше было кладбищем, была устроена большая бхандара, чтобы отпустить на свободу «неприкаянных духов». Поздно вечером оказалось, что закончился запас гхи (очищенное топленое масло). Человек, заведовавший продуктами, пошёл к Махараджи и сказал ему, что масла осталось очень мало, а людей на бхандару придёт ещё много. Что делать? Махараджи ответил: «Сходи и просмотри пустые канистры, там найдёшь одну полную». Хотя этот преданный точно знал, что все канистры пусты, поскольку он лично проверил и пересчитал их, он сделал так, как ему было велено. И действительно нашёл среди пустых канистр полную.

*

Один человек долгое время жил рядом с Махараджи, в некотором роде прислуживая ему. Он следил за одеждой Махараджи, помогал ему принимать ванну, приносил воду и т. п. Он выполнял множество обязанностей и спал у ног Махараджи, чтобы в нужный момент быть рядом с ним. Практика этого преданного состояла в том, что по вторникам он постился, пил одно только молоко. В один из вторников Махараджи предложил ему пищу, но он отказался, сказав, что выпьет молока. Прошёл весь день, но молока ему не дали.

Поздно вечером Махараджи спросил его, ел ли он что-нибудь или пил. Тот ответил, что постится, но пил молоко. Махараджи закричал: «Ты врешь! Скажи мне правду! Никто не давал тебе молока». Махараджи расспросил повара и оказалось, что никто не помнил, чтобы этому преданному давали молока. Махараджи поднялся и пошёл к себе в комнату. Затем он позвал к себе преданного, велел ему закрыть дверь на замок и спросил который час. Было уже после полуночи, и Махараджи сказал: «Ты не ел целый день. Сейчас уже перевалило за полночь. Ты можешь поесть сейчас? Сегодня среда». Преданный ответил утвердительно. Махараджи засунул руку в своё дхоти (полоска ткани, прикрывающая нижнюю часть мужского тела) и вынул оттуда пять паратх (жареный хлеб) с двумя видами овощей, после чего сказал: «Это прасад Бога, прасад Рамы». Преданный, взяв пищу, собрался уходить, чтобы съесть её снаружи, но Махараджи остановил его и велел есть прямо в комнате. Когда преданный всё съел, Махараджи достал немного кира (сладкого рисового пудинга). Преданный съел и его, после чего направился из комнаты за водой. Махараджи снова остановил его: «Куда ты идёшь? Вот вода». Вода стояла у кровати Махараджи, чтобы он мог пить ночью, но преданный отказался использовать посуду Махараджи. Тогда Махараджи налил ему воду прямо в рот. Ещё он просил его никому не рассказывать о том, что происходило в этот вечер.

Часто этот процесс маскировки включал в себя сцену невероятного «разноса», когда Махараджи громко кричал на преданных и бранил их (отвлечение внимания, как это делают все хорошие кудесники), в результате чего у них возникало чувство огромной вины, будто действительно это их небрежность привела к такому подлогу с едой. Потом он был очень нежен с ними, и они чувствовали, что он использовал их, но не обидел.

Однажды в Хануман Гхаре закончилось масло гхи, и Махараджи попросил одного преданного набрать ведро воды и оставить его в лесу. Затем в своей обычной непосредственной манере он объявил, что идёт в туалет и вышел. Вернувшись, он начал распекать садху за то, что тот не следит за запасами пищи. Он сказал, что воры собрались украсть у них гхи и спрятали его в лесу. И тогда из леса принесли ведро, полное масла.

*

Один преданный прислуживал во время проведения бхандары в Каинчи. Малпуа (сладкие пури) подходили к концу, так как праздник длился уже десять дней. Приходящим людям начали давать только чапатти и дал без малпуа. Но вскоре из далёких деревень прибыли шестьдесят или семьдесят женщин, которые не столько хотели увидеться с Махараджи, сколько поесть малпуа. Махараджи сказал: «Дайте им малпуа». Тогда один преданный ответил, что они закончились, и Махараджи принялся бранить его: «Ты вор, их было достаточно. Ты их украл. Заберите у него ключи. Я не хочу, чтобы он оставался в храме. Ключи от кладовой не должны храниться у него. Он, наверное, спрятал малпуа где-нибудь». Когда проверили в кладовой, там оказалось очень много этих сладких лепешек. Позже Махараджи был предельно нежен с этим подвергшимся обвинению преданным.

*

Я был в Аллахабаде с Махараджи во время проведения мелы. Махараджи сказал, что из Наинитала прибыло несколько Ма и предложил: «Давай поедем и найдём их». Мы взяли такси и, как только приехали на место, Махараджи отпустил машину. Было уже темно, на празднике собралась огромная толпа в несколько тысяч людей. Махараджи отправил меня и моего друга поискать Ма, но мы боялись потерять его и, совершив лишь беглый осмотр, примчались обратно, сказав, что не смогли их найти. Тогда Махараджи сказал, что пойдёт сам, и в третьем же шатре, в который он наведался, он нашёл их. Они как раз заканчивали пуджу в честь Махараджи. Ма совершали эту пуджу ежедневно в течение тридцати дней, надеясь на этот даршан. Это был как раз последний день. Они даже сделали себе изображение Махараджи.

Махараджи вошёл внутрь и стоял, наблюдая, в задней части шатра, после чего отвёл всех этих Ма в дом одного преданного, а нас послал за молоком и сладостями. Мы были тогда студентами, и нам не хотелось тратить все свои деньги, поэтому мы решили: «В конце концов, сколько Ма могут выпить?» Мы принесли совсем немного сладостей и молока, за что Махараджи обругал нас и прогнал прочь. Полные раскаяния, мы сидели на крыльце. Через некоторое время он позвал нас в свою комнату и спросил: «Вы думаете, вы были мне так нужны, чтобы достать сладостей?» В комнате стояло множество корзин со сладостями, и Махараджи заставлял нас есть и есть их.

Управляющий тюрьмами в Лакнау, очень старый человек, давно на пенсии, рассказывает о своих переживаниях, связанных с Махараджи. Эта история особенная, так как в ней нашла отражение вера его жены, достаточно сильная для того, чтобы сиддхи Аннапурны, обладателем которых был Махараджи, могли через неё проявиться.

Он сваливал на вас вину, захватывал вас врасплох, а затем выручал. Однажды вечером в Наинитале, мы вернулись к себе домой, чтобы поужинать, после того, как провели днём много времени с Махараджи. Нас было четверо, и моя жена приготовила еды как раз на всю нашу семью. И тут моя маленькая дочь услышала голос Махараджи, раздававшийся с улицы. Выбежав на улицу, она воскликнула: «Махараджи, мы здесь живём. Заходи к нам».

Я позвал её, увещевая: «Не беспокой Махараджи. Мы сегодня провели с ним много времени». Я также подумал о том, что у нас мало еды.

Но Махараджи возразил: «Нет, я должен посетить ваш дом», и он вошёл, а вместе с ним — ещё человек двадцать. Через пару минут он сказал мне: «Эти люди голодны. Накорми их». Я не мог отказать ему, так как я знал его силу и отправился на кухню. Махараджи закричал мне вслед: «И поторопись!» На кухне я шепотом изложил жене дилемму, в которой мы оказались. У нас было только немного овощей в небольшом горшке, как раз на четверых, а базар находился далеко от дома и был уже закрыт.

Моя жена, обладавшая большей верой, чем я, сказала: «Не волнуйся. Махараджи позаботится об этом. Вот, возьми этот горшок (она его накрыла), не снимай крышку и не заглядывай вовнутрь. А вот ложка, которой ты будешь раскладывать пищу. Я же приготовлю пури». Я сделал так, как она велела. Это всё было так странно.

Каждому из присутствующих я давал одну-две полные ложки, а затем спрашивал: «Хотите ещё?» Некоторые говорили «да», и я накладывал им ещё. Все получили столько овощей и пури, сколько хотели.

Махараджи улыбался. Затем он сказал: «Все поели. Все сыты. У нас здесь большой пир».

До нас дошло много историй о Махараджи, относительно достоверности которых трудно сказать что-то определённое. Вот один такой прекрасный пример.

Деревенские дети со всей округи часто приходили к озеру, где пасли своих коров и коз. Однажды, видя, что никого из посторонних вокруг нет, они повесили свои узелки с едой на низкие ветви деревьев и отправились играть. Когда они вернулись, то обнаружили, что их еда исчезла, а под деревом сидит Махараджи. Он улыбнулся детям, и в обмен на их еду достал из-под своей одежды пури и ладду (конфеты, которые особенно любил Хануман). Дети наелись вволю.