— И снова здравствуйте! — непринужденно поздоровался он, словно совсем не смутился неожиданной встречей. — Мир, конечно, тесен.
— Не то слово, — улыбнулась Эсмигюль. — Значит, тоже на родительское собрание.
— Да, к дочке.
В груди кольнуло от того, что ее догадка подтвердилась: он женат, еще и дочь есть. Осталось только порадоваться за его супругу, потому что она чувствовала — он хороший семьянин. А то, что Муслим ей понравился, так это ничего страшного, она ведь живой человек, который вот уже десять лет ничего не чувствует.
— А вы? — спросил мужчина.
— Я — к детям. У меня двойняшки. Мальчик и девочка.
“Двойня, — подумал Муслим с досадой. — Наверное, в началке учатся. А по ней и не скажешь, что родила. Такая она стройная, ладная, красивая. Аллах, о чем я только думаю?! Она же чужая женщина”.
— Двойня — это здорово, — вслух сказал он и замолчал, внезапно осознав, как снова не хочет ее отпускать. Весь день о ней думал, всё порывался зайти в магазин, но боялся показаться навязчивым. И вдруг судьба их свела в школе, куда он перевел свою дочь.
— Да, — посмеялась она. — И весело. Ну я пойду?
“Аллах, дай мне уйти спокойно и больше не думать о нем, — сама себя наставляла. — Ну видно же, что женат, почему ты все еще стоишь?”
— Мне тоже пора. Я опоздал на собрание. Пробки.
— И я. Ну тогда до свидания.
— Удачи!
Эсми развернулась и пошла в сторону лестницы, а он неожиданно последовал за ней.
— Вам тоже на третий? — бросила через плечо женщина.
— Да-да. Триста пятый кабинет.
Эсми резко остановилась и развернулась к нему. А он опешил, взглянув на нее снизу вверх, и еще сильнее сжал перила.
— Вы в триста пятый? В 9 “А”?
— Да-а, — протянул он хрипло, отчего у Эсми по коже поползли мурашки. — А что?
— Так и я в 9 “А”.
“Пятнадцать лет? Ее детям по пятнадцать лет? — вспыхнуло у него в голове. — Как так, ей же на вид меньше тридцати?”
— Сколько вам лет? — сорвалось с языка. Муслим мгновенно пожалел об этом и поник головой. — Простите, это глупый, некорректный вопрос, я…
— Мне 38, - перебила Эсмигюль. — Я рано вышла замуж. Ну пойдемте уже, а то собрание закончится.
Она хорошо перевела тему и спокойно продолжила подниматься по лестнице Пока Муслим шел за новой знакомой, он сто раз проклял свой язык и хорошее зрение, позволяющее ему лицезреть потрясающий вид сзади на осиную талию, густые черные волосы, прикрывающие лопатки и округлые, плавно покачивающиеся бедра.
Дойдя до кабинета, Эсми постучала и сразу же открыла дверь. Классный руководитель — пожилая, но бодренькая и стильно одетая женщина лет шестидесяти, посмотрела строго поверх очков на парочку в дверях.
— Опаздываем, — только и сказала она.
— Нина Петровна, извините, пожалуйста. Пробки, — виновато улыбнулась Эсмигюль.
— Хорошо, садитесь, — взглядом она указала на класс, где за партами сидели другие родители.
Эсми с Муслимом сели за предпоследнюю парту в среднем ряду. Для Мамедова она была неудобной, потому как из-за высокого роста он не знал, куда деть свои ноги. Он широко их расставил под столом и невольно задел коленом ногу Эсми. Повернув голову, она посмотрел на него удивленно.
— Извините, — прошептал он, пока учительница рассказывала про новшества этого года.
— Ничего страшного.
Эсми окинула взором присутствующих и заметила, как в их сторону заинтересованно посмотрела председатель родительского комитета. Эсми никогда не была активисткой, но знала, что в чате класса эта мадам постоянно выступала с инициативами и вечно изображала бурную деятельность. Невооруженным глазом было видно, что ее заинтересовал новенький.
“Ах да, она же тоже разведенная, — хмыкнула про себя Эсми. — Я тебя расстрою, дорогая, он уже женат”.
— Как зовут ваших двойняшек? — тихо спросил Муслим.
— Ситора и Руфат. А вашу дочку?
— Лейли.
— Лейли? Вы — папа Лейли? Дети мне сказали, что в классе новенькая. Надо же.
— Кхм-кхм! Галерка! — Нина Петровна грозно на них посмотрела, заставив замолчать.
Эсми с Муслимом притихли и больше не говорили до конца собрания. Когда классная сказала долгожданное “На этом всё”, родители дружно засобирались и высыпали из кабинета со скоростью света. Мамедов хотел проводить Эсмигюль до машины, но пока он отвлекся на сообщение своего сотрудника, она подошла к Нине Петровне. Муслим хотел уже выйти и дождаться ее в коридоре, но дорогу ему преградила незнакомка:
— Здравствуйте, — пропела женщина, делая упор на букву “А”. — Вы новенький, да?
— Папа новенькой.
— Салима, — протянула она свою руку и он, нахмурившись, посмотрел на тонкую женскую кисть и пожал ее. — Председатель родительского комитета.
— Очень приятно. Муслим.
— О, как Магомаев. Вам идет.
Эсми стояла неподалеку и краем уха услышала этот диалог. Оборачиваться не хотелось, поэтому она чуть склонила голову на бок и напряглась, до конца не понимая, что именно ее коробит.
— Давайте я добавлю вас в наш родительский чат. Он у нас есть с учителем и без, — она уже приготовилась записывать его номер, как она сказал:
— Ну хорошо, добавьте меня, пока мама Лейли в командировке. Она у нас занимается школьными вопросами.
— Ах, мама занимается. Тогда пока добавлю вас. Но вы ей потом все передайте.
“Мама Лейли, — повторила про себя Эсмигюль. — Что и требовалось доказать. Он женат. Я была права. И это хорошо. Это очень хорошо”.
И все бы действительно было хорошо, если бы не одно но: впервые за десять лет ее потянуло к мужчине, а он несвободен. Женатые мужчины — это табу. Значит, надо подавить к нему симпатию любым способом. Но что делать завтра, когда она снова придет к нему на прием?