Даже если ты уйдешь (СИ)

Глава 23. Твоя дочь и мой сын

Муслим давил на газ и крепко сжимал руль. Старался держать себя в руках, успокоиться, но неведение убивало. Еще дома он пытался дозвониться до дочери, но все без толку — она не брала трубку. Тогда Эсмигюль набрала Ситоре и спросила, почему Лейли не отвечает и где она сейчас.

— Я не знаю, — шмыгнула девочка. Эсми вывела ее на громкую связь. — Сначала приехала одна скорая, посмотрела их и тут же вызвала вторую бригаду для Лейли. У нее, кажется, тоже перелом.

Эсми снова бросила быстрый взгляд на Муслима, стиснувшего губы до бледной, почти прозрачной нити.

— Что было потом?

— Руфик очнулся. Лейли была в сознании. Но они уложили их на носилки и увезли.

— Ситора, передай телефон фельдшеру.

Они быстро переговорили с медиком, выяснили, какие травмы у детей и в какую больницу их везут. Сразу же сорвались туда, оставив машину Эсми у дома Муслима. И вот теперь, сидя на пассажирском сидении, она звонила с телефона Мамедова его дочери, но по-прежнему слышала одни гудки. На светофоре он попросил мобильный и одной рукой быстро нашел нужный контакт и приложил трубку к уху.

— Севиль, Лейли тебе не звонила? — Эсми съежилась от его жесткости.

— Нет. А что случилось?

— Она каталась с одноклассниками на самокате и упала. Ее забрали в больницу. Я еду туда…Не плачь, Севиль. Она в сознании.

— В какой больнице? Как она? Я приеду! — взволнованно говорила бывшая жена.

— В первой детской, где она лежала с аппендицитом.

— Выезжаю.

Эсми притихла, погрузившись в свои мысли и переживания. Она уже пару раз вот так попадала с двойняшками в больницу, когда в первом классе Ситору толкнули во время перемены, она ударилась о стену головой и учительница вызвала скорую. А еще Руфат в десять лет упал с дерева в саду родительского дома, когда летом собирал вишню. Эсми помнила каждую их царапину, ушиб, синяк. И когда случалось что-нибудь подобное, она неминуемо винила себя: что плохая мама, что не доглядела, не уберегла.

— Я говорила им не кататься на этих самокатах, — глухо произнесла она, кусая губы. — Я всегда боялась, что что-нибудь случится. Надо было быть жестче.

— Лейли никогда не каталась, — отозвался он и Эсми почувствовала легкий укол в сердце. Подумала, неужели он винит во всем ее сына?

— Ты считаешь его виноватым, — эти слова прозвучали с горечью.

— Я ничего пока не считаю, — сдержанно ответил мужчина.

— Я чувствую по твоей интонации. Ты винишь моего мальчика. Может, и так. Но они еще дети.

Он ничего на это не ответил, но взглянув на него, Эсми заметила как дернулся кадык, а по коже заходили желваки. Наконец, взяв себя в руки, он заявил:

— Сейчас уже бессмысленно искать виноватых. Дело сделано. Теперь надо лечить их.

Эсми стихла на несколько секунд, а когда они остановились на перекрестке в ожидании зеленого, она судорожно вздохнула, опустила голову и закрыла лицо ладонями.

— Пока мы с тобой…

— Мы с тобой не делали ничего плохого, — он по-прежнему говорил серьезно, строго.

— Да, но наша беспечность…

— Глупости, — перебил Мамедов. — Нашей вины здесь нет. Не надо…

Удерживая руль левой рукой, правую он положил на ее ладонь, лежавшую на колене. Эсми повернула к нему голову и посмотрела печальными, полными слез глазами. Как быстро улетучилась эйфория от проведенного вместе времени. Счастье теперь казалось таким призрачным и далеким.

Вбежав в приемный покой отделения травматологии, Эсми сразу же увидела дочь, которая соскочила с кресла навстречу маме. Бледная, трясущаяся тростинка прижималась к ней и всхлипывала.

— Где они? — погладив Ситору по волосам, спросила она.

— Увезли в смотровую. Сказали, как только родители приедут, пусть зайдут. У Руфика рука сломана. И у Лейли тоже.

— Идём, — прохрипел Муслим, стоявший все это время рядом.

Эсми чуть отстранилась, убрала с заплаканного лица дочери прилипшие пряди, поцеловала в лоб и мягко сказала:

— Посиди здесь, мы сходим узнать, как они. Хорошо?

— Да, — протерев нос рукавом свитшота, кивнула она.

— Пошли, — сказала Эсмигюль Муслиму, и они быстрым шагом направились в смотровую, но не дошли до туда, потому что из нее выкатили сначала каталку с девочкой, потом — с мальчиком. Увидев детей, Эсми вцепилась мертвой хваткой в Мамедова.

— Это они! — выдохнула она. — Сыночек!

— Лейли, — крикнул Муслим. — Куда вы их везете?

— В процедурный, — ответил медбрат.

Оба кинулись к каталкам, рядом с которыми стояли медики. У Руфата на голове была большая шишка, под глазами чернели круги, на лбу красовалась уже зашитая глубокая рана. Гримаса боли исказила его лицо, но больше всего он испугался, увидев мать.

— Руфик! Где болит? Что? — склонившись над сыном, Эсми погладила его по голове, едва сдерживая слезы.

— Лейли, гызым! Девочка моя! — Муслим коснулся губами ее лба. Ее нежное, красивое личико было в ссадинах, а на щеке набух большой синяк.

— Мама, прости! Это я во всем виноват. Я управлял самокатом, набрал скорость и не увидел камень.

— Нет! — услышав Руфата, возразила Лейли и посмотрела на отца. — Папа, это я управляла, я была впереди. Руфат дал мне порулить, я сама я его попросила. Он ни при чем. Это я набрала скорость и не смогла сбавить.

— Не слушайте ее, — воскликнул мальчик и сморщился от боли. — Она специально так говорит.

— Давайте не будем искать виноватых, — Эсми сжала ледяные пальцы сына. — Сейчас главное, чтобы вы поправились.

— Всё, родители, нам пора! Пропустите! — приказала бойкая медсестричка. — Как загипсуют, поднимем их в палаты.

— Лейли, ты только не волнуйся! Это не больно! — Муслим напоследок снова поцеловал дочь.

— Папочка, кажется, мой телефон разбился, когда я упала, — успела сказать она.

— Я привезу тебе новый вместе с вещами, — громко пообещал он вслед уезжающей каталке. Эсми стояла в коридоре, зажимая ладонью рот и глотая слезы. Она приобнял ее за плечи, а она повернулась к нему и уткнулась носом в его грудь.

После они вышли в приемный покой, где уже сидела Севиль — мама Лейли. Эсми впервые увидела бывшую жену Муслима и отметила про себя сходство матери и дочери. Такие же пышные, длинные, иссиня-черные волосы, пухлые губы, большие глаза в обрамлении роскошных густых ресниц, белая кожа без намека на изъяны. Если Лейли можно было с уверенностью назвать азербайджанской принцессой, то Севиль вполне походила на королеву.

— Муслим, что сказали? Как моя девочка? Где она? — на мужчину разом посыпались вопросы. Понимая состояние женщины, Эсми прошла за спиной Мамедова и села рядом с дочерью.

— Руку сломала. Сейчас наложат гипс и госпитализируют.

— В больницу положат? Может не надо? Может, лучше дома? — растерянно пролепетала его бывшая жена.

— Надо, — отрезал он. — У нее ссадины и ушибы. Сотрясения нет, но пусть лучше здесь будет под наблюдением.

Она сначала сомневалась, но быстро взяла себя в руки и пробубнила:

— Да-да, наверное, ты прав. Ее можно увидеть?

— Пока нет. Но я предлагаю дождаться, пока их переведут в отделение и поехать за вещами. У Лейли разбился телефон, я куплю ей новый.

— Давай я скажу Эльчину. Пока мы будем ждать, он уже купит и привезет, — предложила Севиль и вытащила мобильный, чтобы позвонить мужу.

— Я сказал, что сам возьму, — его голос прогремел как гром. Эсми испуганно подняла на него глаза и увидела, как сжались его кулаки.

— Хорошо, — сникла бывшая жена. — Только не злись, пожалуйста.