— 24 миллиметра. Опухоль уменьшается, — сказал врач и оторвавшись от результатов обследования посмотрел сначала на Эсми, затем на Муслима.
— Это же хорошо, да? — с надеждой спросила Эсми, сжав ладонь мужа.
— Да. Организм реагирует на химиотерапию.
— Да уж, — ухмыльнулась она, вспомнив все ужасы этой самой терапии. — Еще как.
— Потерпите, Эсмигюль, — незаметно улыбнувшись, попросил Нурлан Касымович. — Половина пути пройдена. Осталось ровно столько же. Положительная динамика есть.
— Мне ее удалят? — выпалила Эсми. Этот вопрос вот уже несколько дней крутился в голове.
— Сейчас стараются сохранить грудь, если есть такая возможность. Но всё зависит от того, что мы увидим, когда доберемся до неё.
— Оперировать будешь ты? — включился в разговор Муслим.
— Да, — кивнул доктор.
— Отлично. Тебе я могу доверить самое дорогое, — он посмотрел на жену, которая мгновенно засмущалась и поправила платок.
— Приятно слышать, — посмеялся он. — Пока всё идет по плану. Осталось еще немного.
На словах это звучало очень обнадеживающе. Прямо как в песне: “Еще немного, еще чуть-чуть. Последний бой — он трудный самый”. На деле же оставшиеся четыре химии высосали из нее всю энергию. Она пропустила все большие события: последний звонок детей, рождение Сониных дочерей — Виктории и Елизаветы, роман Кимской с неким “шкафом”, как она сама его называла. Он, как оказалось, тренер по боксу. Однажды Вика прибежала к Эсми, когда та только отошла от восьмого курса, и в красках расписала, что за карнавал теперь творится в ее спокойной, размеренной жизни с появлением неотесанного мужлана.
— Я думала, это просто гора мышц и ноль извилин, — сокрушалась подруга. — А боксерский клуб, оказывается, его! Его, представляешь?!
— Представляю, — улыбнулась Эсми. — И что тебе не нравится?
— В том-то и дело — всё!
— Почему? — выпучила глаза Эсмигюль.
— Мне не нравится его вспыльчивость — он жуткий собственник. Мне не нравится, что он чуть моего бывшего не отправил на тот свет, когда тот снова объявился.
— Ох уж эти бывшие, — покачала головой подружка.
— А еще мне не нравится реакция моего тела на его…на его… — она принялась размахивать руками, рисуя в воздухе нечто непонятное, — Короче, на его….достоинство.
Эсми прыснула в ладошку и чуть не рассыпалась от того, что стало больно смеяться. Но она уже не могла остановиться.
— Какое хоть достоинство? — еле отдышавшись, просипела она.
— Огромное, — закатила глаза Вика.
— Хм, — сдерживая новый приступ смеха, усмехнулась Эсми. — Хорошие сапоги, надо брать.
— Ты не понимаешь! Мы совершенно разные! — воскликнула Кимская. — Я хрупкая корейская женщина. Да, мне 38, но спасибо генетике, я выгляжу на 25. А он…он большой русский медведь, боксер и отец-одиночка.
— Последнее, скорее, большой плюс, — заметила Эсми. — Уважаю таких мужчин.
— Всё не как у людей, — фыркнула Вика.
— А по-моему, ты всё усложняешь. Как ты сказала, зовут твоего мужчину?
— Андрюша, — тут же с придыханием ответила Кимская.
— Ну вот видишь, он уже для тебя Андрюша. Не Андрей, не Андрюха. А Андрюша. Ты что втюрилась?
— Нет! — возразила Вика. — Конечно, нет!
— Конечно, да, — передразнила Эсми. — Послушай человека с раком и после химии: живи здесь и сейчас! Люби так, как велит тебе сердце. Отбрось все свои сомнения. Да, после первого неудачного брака ты боишься снова обжечься. Как и я. Жизнь такая непредсказуемая и короткая. Так почему бы не попробовать?
— Потому что страшно. Ты права, Цветочек.
— Если тебе страшно, посмотри на меня, — она прошлась ладонью по своей лысой макушке. — Сейчас я так рада, что в моей жизни появился Муслим. Хотя тоже жутко боялась. А он ведь каждый день меня спасает. Он и дети вытаскивают меня из этого болота. Каждый Божий день.
Всматриваясь в лицо подруги, Виктория задумалась: а может, плюнуть на все и броситься в омут с головой? Тут на кухню по-хозяйски и походкой богини вошла лощеная кошка золотистого окраса, запрыгнула на колени Эсми и потерлась о ее грудь. Та почесала ей за ушком, получив в ответ довольное мурлыканье.
— О, а это еще что за чудо? — умилилась Вика.
— А это Мими — британская короткошерстная. Я тебе про нее говорила. Представляешь, как-то Муслим пришел с работы с коробкой, в которой лежал котенок. Я так удивилась, а он мне говорит: “Ты же хотела кошку”. Я этого не помню совсем, отвечаю: “Так я, наверное, бредила”. Посмеялись, конечно, но кошку оставили.
— А почему Мими? — разулыбалась Вика, глядя на то, как аристократка ластиться к хозяйке — любит ее.
— А это Ситора придумала. Тискала ее, прижала и приговаривала: “Какая мимишечка”. Так и придумали имя. По-моему, ей подходит, очень по-английски.
— Тоже кошку завести, — задумалась Кимская.
— Мужика заведи, — хмыкнула Эсми. — А желательно Андрюшу.
— Боишься? — прошептал Муслим, поглаживая жену по руке. Ее голова покоилась на его сильном плече, а ладонь лежала на груди. Из открытого окна доносились звуки летней ночи, а легкий ветерок всколыхнул занавески и затих.
— Да, — призналась Эсмигюль. — Но я очень рада, что дошла до этого. Подумать только — завтра уже ложиться на операцию.
— 15 миллиметров. Это победа!
— Победой будет ремиссия.
— А она обязательно будет. Нурик сказал, что динамика положительная, метастаз нет. Нам повезло.
— Везунчики, — усмехнулась женщина. — Будешь по мне скучать?
— Нет, — выпалил Муслим.
— Эй, — она легонько хлопнула по грудной клетке, а он накрыл ее пальцы своими и сжал их. Эсми подняла на него глаза и тут же прикрыла их, когда он нежно поцеловал ее в лоб.
— Конечно, я буду скучать…
Муслим коснулся губами сначала одного закрытого века, затем другого, скользнул к щеке, кончику носа и остановился на губах. От его искренней, тихой, медовой ласки, сердце Эсми завелось и забилось сильнее. Ответив на поцелуй любимого мужчины, она прошлась подушечками пальцев по щетине и поняла, что задыхается от внезапной волны желания, что накрыла неожиданно и с головой. У них давно не было близости, несмотря на то, что сохранились поцелуи и объятия. Но химия отняла столько сил, что думать о сексе совершенно не хотелось. А еще она жутко стеснялась своей болезненной худобы и лысины. Сейчас же она обо всем забыла, потому что внутри от одной искорки разгорелось пламя, поглотившее на своем пути все сомнения, боль, отчаяние, непринятие.
— Надо остановиться, — прерывисто дыша, предостерег муж.
— Да, — отозвалась она грустно, вспомнив, что завтра операция и ей вообще ничего нельзя.
— Ничего, потом наверстаем. Вся жизнь впереди.
— Ты думаешь? — положив голову на его грудь, она слушала как бьется его сердце.
— Уверен.
А утром было долгое прощание с детьми. Они крепко обнимали, целовали, ластились, как котята и не хотели отпускать, прижимаясь к матери. Эсми поглаживала их по волосам, целовала в макушки, твердила себе, что плакать ни в коем случае нельзя. Даже Мими прибежала и устроилась у ног, тихо мурлыча свои заклинания.
— Все будет хорошо, мои хорошие. Если операция пройдет по плану, то через неделю выпишут.
— А мы можем тебя навещать?
— Скорее всего только через окно сможем с вами общаться.
— Мам, — Ситора отстранилась и смахнула соленую влагу с щеки. — А у нас для тебя подарок.
Девочка убежала в комнату и вернулась с красочным картонным пакетом. Эсми открыла его и достала приятное на ощупь, легкое одеяло с фотографиями. Накрыв им свои ноги, она вглядывалась в снимки и прикрыла рот, чтобы не разрыдаться.
— Мы с Руфиком выбирали фотографии. А бабушка помогла с тканью, — объяснила дочь.
Эсми пробежалась пальцами по фотокарточкам и воспоминания мгновенно ожили в голове. Вот двойняшки только начали держать голову, вот она с ними во время купания, кормления, на прогулке, вот она сидит между двумя детскими стульчиками и одновременно протягивает ложки с детским пюре Руфат и Ситорое. Первый класс, первые раз на море, Эсми с родителями, братьями и сестрами, с Сонечкой, с Викой, и наконец, с Муслимом. Фотография у снеговика, где они стоят всей семьей и Эсми еще не знает своего диагноз, снимок со свадьбы, где он в брюках и рубашке, а она в обычном нарядном платье — без пафоса, тихо, по-домашнему.
— Будешь укрываться им в больнице, — сказал Руфат, обняв маму за плечи. — И мы всегда будем рядом.
— Мой лучший подарок от жизни — это вы, — Эсми поочередно поцеловала детей, утешая и благословляя их.
— Нам пора, — в дверях появился Муслим.
— Да, — кивнула она. — Дай нам еще немного времени, — попросила она не столько у мужа, сколько у Всевышнего. Ей нужно еще немного времени на этой земле, чтобы жить, быть любимой и дарить эту любовь тем, кто рядом.
Мои хорошие! Спасибо вам за вчерашние комментарии. Извините, что не смогла ответить на последние, у нас уже был вечер и моим телефоном завладели маленькие ручонки.