Первые пять минут ехали молча. Ситора, устроившись на заднем сиденье, грустно смотрела в окно. Без брата всё казалось ей серым и унылым. Эсми отвечала на рабочие сообщение, которых за пару часов накопилось много — внезапно она понадобилась всем и сразу. Муслим же следил за дорогой, был серьезен и собран, но мысли его все равно были не здесь. Он пожалел, что был резок с Севиль, но она по сей день наступает на старые грабли, когда подчеркивает, что Эльчин может что-то купить или купил для Лейли. Они ведь это уже тысячу раз обсуждали и всё равно. После их короткого диалога, он отошел к окну и наблюдал за тем, как его любимая женщина и бывшая жена осторожно друг с другом знакомятся. Севиль ни о чем не догадывалась, а вот дочь Эсмигюль несколько раз странно взглянула на него, будто обо всем догадалась. Теперь же она притихла, как мышка.
— Ситора, ты молодец, что сразу вызвала скорую, — сказал он. Эсми посмотрела на него и сразу же убрала телефон в сумку.
— Это не я. Я растерялась. Когда они упали, к нам подбежали прохожие. Руфик уже лежал без сознания и какой-то мужчина позвонил.
— Ты была в шоке. Это совершенно нормальная реакция организма.
— Вы же врач? Лейли говорила, что ее папа — врач.
— Да, я отоларинголог: ухо, горло, нос.
— Классно, — ровно ответила Ситора. — А с мамой на родительском собрании познакомились?
Муслим плавно притормозил перед зеброй, пропуская пешеходов. Они с Эсми переглянулись и она легонько помотала головой, призывая его к молчанию. Но она не учла, что ее девочка давно не маленькая и уже вычислила все иксы в уравнении.
— Мы с твоей мамой соседи. Ее магазин и мой медцентр разделяет одна стена. Так мы и познакомились, — спокойно признался Муслим.
— Неожиданно, — сцепив пальцы в замок пробубнила Ситора. — Мам, когда я тебе звонила, я ведь слышала дядю Муслима?
В горле Эсми пересохло. Она нервно сглотнула перед тем, как ответить:
— Да, — отпираться уже было бесполезно.
— Вы были вместе?
— Да.
— Мы встречаемся с твоей мамой, Ситора, — Мамедов взял все в свои руки. — Как пара.
— Цветы, значит, ваши мама домой приносила?
— Мои.
— У вас хороший вкус, — неожиданно похвалила школьница.
— Ситора, — предупреждающе начала Эсми.
— Я догадывалась, что у мамы кто-то есть, — продолжала она говорить с Муслимом. — Этот внезапный блеск в глазах, задумчивость, улыбка до ушей. Но она молчала, как партизан на допросе, как говорит Сонечка. Вы знаете Сонечку?
— Это сестра моя, — уточнила Эсми. — Я рассказывала тебе про нее.
— Это у которой кот гулящий? — усмехнулся Муслим.
— Да, — тихо засмеялась девочка. — Как говорит Соня, Кеша любит женщин и детей. Но женщин все-таки больше.
— Ситора, — Эсми повернулась полубоком и посмотрела на дочь, — только ты Руфату пока ничего не говори. Я сама.
Девочка ничего не ответила, но поджала губы.
— Ситора?
— Прости, мам, но я еще в больнице всё ему написала. Он знает.
— Ситора, — протянула Эсмигюль, приложив ладонь ко лбу.
— Теперь и Лейли узнает, — Муслим свернул в переулок. — Но это к лучшему. Пора поговорить с детьми. Разве мы не этого с тобой хотели?
Они вновь встретились взглядами, и Эсми увидела в его глазах решимость и удовлетворение.
Разговор состоялся на следующий день. Навестить детей можно было в приемные часы с пяти до семи. Муслим знал, что Севиль собирается к дочери пораньше, поэтому они с Эсми и Ситорой приехали в шесть и условились, что сначала поговорят с каждым по отдельности, а потом, если получится, то вместе. Лейли и Руфат лежали в одном отделении, только в разных палатах. Из-за сотрясения мозга юноше прописали постельный режим и вставал он только справить нужду. Эсми приготовила ему любимые манты, испекла пирог с яблоками и печенье с шоколадной крошкой, которое он с детства обожал. Он полулежал на кровати и смотрел, как мама вытаскивает из пакеты контейнеры с едой.
— Мам, ну что ты так много наготовила, — пожурил ее сын. — Я не съем всё.
— Поделишься с соседом.
— Его выписали.
— Медсестер угостишь тогда. Или Лейли. Давайте тебе подушку поправлю, — Эсми взбила ее, после чего пригладила непослушную копну сына и поцеловала его в лоб.
— Ты ничего не хочешь мне рассказать? — взмахнув ресницами, он поднял на нее глаза.
— Ну…раз ты уже всё знаешь, то подтверждаю, — вздохнула мама. — Я встречаюсь с отцом Лейли.
— Ты… — мальчик замялся и здоровый рукой коснулся пальцев матери. — Любишь его?
— Да.
— А он?
— Говорит, что тоже.
— И долго вы встречаетесь?
— Почти месяц.
Ситора, сидевшая на соседней кровати, присвистнула.
— Ничего себе партизаны. Почти месяц и ты молчала, — воскликнула Ситора.
— Мы собирались с вами поговорить, но ваше падение всё ускорило.
— Не благодарите, — съязвил Руфат, кривовато усмехнувшись.
— Мы, вернее я, боялась вашей реакции.
— Со мной всё нормально, — хохотнула Ситора, растопырив ладони. — Я рада, что у тебя отношения, ма. Честно.
— И я, — просипел Руфик. — Только как мне теперь быть? Лейли мне очень нравится, мам.
Ответить Эсмигюль не успела, потому что в дверь палаты кто-то постучал и тут же открыл ее.
— Можно к вам? — спросил Муслим, уже вошедший вовнутрь. Его дочь робко заглянула в дверь и тихо поздоровалась.
— Заходи, Лейли, — позвала Эсми.
— Я тут постою, тетя Эсми, — скромно проговорила она. Тут нельзя, чтобы было много людей в палате, — объяснила она, стоя на пороге. Если у Руфата была загипсована правая рука, то у Лейли левая.
— Я выйду, — Ситора спрыгнула с кровати. — Все равно уже всё слышала.
— Мам, ты тоже иди. Я хочу поговорить с Муслимом Магомедовичем.
Эсми с опаской посмотрела на сына, перевела взгляд на любимого мужчину, который одним легким кивком успокоил ее. Выйдя в коридор, она прикрыла за собой дверь и тяжело вздохнула. Ей самой предстояло познакомиться и поговорить с Мамедовой-младшей, и как только она увидела девчонок, сидящих на диванчике в холле, она внутренне успокоилась и отметила, что Лейли похожа не только на мать, но и на отца.
А в это время двое мужчин остались один на один в маленькой палате. Муслим сел на стул рядом с кроватью, уперся локтями в колени и соединил руки в замок.
— Я знаю, вы злитесь на меня из-за того, что случилось.
— Откуда знаешь? — спокойно спросил доктор.
— Чувствую. Да, это всё я. Не надо было вообще брать эти электросамокаты.
— Поразительно, — усмехнулся Муслим. — А у моей дочери другая версия.
— Это она меня выгораживает.
— Я заметил. Но на самом деле, я не злюсь.
— А выглядите страшно, — он запустил пальцы в волосы и зачесал их набок. — То есть я не имел в виду, что вы страшный. Просто грозный. Блин…
— Расслабься. Я тебя понял.
— Просто я хотел попросить вас разрешить нам дружить. Встречаться.
Муслим помолчал, прочистил горло и посмотрев глаза Руфату, ответил вопросом на вопрос:
— Тогда я тоже хотел попросить тебя разрешить встречаться с твоей мамой.
— Не вопрос. Только не обижайте ее. Я ее очень люблю.
— И я ее люблю.
Муслим встал, подошел к пацану и пожал ему здоровую руку.
— Выздоравливай. И пусть это останется между нами. И да, мою девочку тоже не обижай.
— Конечно.