Даже если ты уйдешь (СИ)

Глава 30. Даже если ты уйдешь

Я к тебе приду на помощь, только позови Просто позови, тихо позови Пусть с тобой всё время будет Свет моей любви, зов моей любви, боль моей любви Только ты останься прежней, трепетно живи Солнечно живи, радостно живи Что бы ни случилось, ты, пожалуйста, живи Счастливо живи всегда

Роберт Рождественский

Выплакала всё, что смогла, всё, что сидела в ней с момента оглашения приговора. Именно так ощущался ее диагноз. Приговор. И она еще до конца не знала, что ее ждет, потому что к онкологу записалась на понедельник. Когда слезы высохли, глаза начали слипаться — так бывает после сильного стресса, когда шторм стихает, а тебя укачивает на волнах собственных эмоций. И когда дрожащие веки почти сомкнулись и расслабились, она услышала вдалеке родной голос:

— Цветочек! У тебя дверь открыта? Цветочек? Вас что ограбили? Цветочек! Тебе плохо? Очнись! Очнись!

Эсми уже забыла, что утром звонила Кимская, и она сказала, что заболела. Зная Вику, она могла бы предположить, что та примчится ее лечить.

— Я жива, — простонала Эсмигюль, все еще лежа на полу.

— Слава Богу, — выдохнула Вика.

— Но может ненадолго, — безразлично усмехнулась Эсми. Проскочив стадию торга, она дошла до депрессии.

— Ты что говоришь такое, дурочка?

— Правду.

И только когда Вика помогла подруге перелечь на кровать, она призналась ей во всём — с самого начала до самого конца. Потому что только ей могла рассказать, что у нее творится на душе.

А в это время в доме Мамедовых было неспокойно. В столовой за большим столом, предназначенным для еженедельник встреч с детьми и внуками, сидели трое: Магомед, Мехрибан и Муслим. Отец в молодости был вылитый Муслим, а сейчас поседел, располнел, расслабился. Мать же слыла первой красавицей семьи, и в пятнадцать ее засватали за Магомеда. Она всегда чтила традиции и считала, что сохранение генофонда вдали от исторической родины — дело чести любой семьи. Поэтому всех детей пристроила удачно. Всех, кроме младшего.

— Посадил мать в такси к незнакомому мужчине, а сам вернулся к своей…этой! — восклицала Мехрибан, пока Муслим сидела напротив нее, прикрыв рот кулаком. Локти упирались в стол, вены на руках вздулись от напряжения. — Никакого уважения ни ко мне, ни к людям, с которыми мы договорились.

— Повторяю, — процедил Муслим, — если вы с кем-то о чем-то договорились, это исключительно ваши проблемы. Я просил этого не делать. Сказал, что не женюсь на девушке, не буду портить жизнь ни ей, ни себе. Я вам честно сказал, что люблю другую.

— Да твоя другая, знаешь, как со мной разговаривала? Ни чашки чая не предложила, скалилась, под конец швырнула мне шубу и выгнала.

— Это правда? — грозно спросил отец.

— Нет, — отрезал Муслим.

— Откуда ты знаешь? Тебя там даже не было.

— Я знаю свою Эсми. Мне этого достаточно.

— Нет, ты посмотри на него! Всё ему не так, всё время хочет нам что-то доказать. Брат женат, сестра замужем. Живут же, горя не знают. А ты даже родителей не спросив, развелся. На нас с отцом потом все так смотрели, будто ты гулящий, а это она потом замуж быстро выскочила и года не прошло!

— Только не надо опять приплетать Севиль. Я сделал так, как лучше для нас обоих.

— Для кого лучше? Для внучки, которая живет теперь с отчимом? Чужим мужчиной! Ты лопух, Муслим! Ты дурак! — в голосе Мехрибан появились истеричные нотки. — Я для тебя стараюсь, чтобы ты один не был, чтобы дети твои были наши, — приложила руку к груди. — Хорошую девушку тебе нашла, чистую, нетронутую. А ты связался не пойми с кем! Разведенка с двумя детьми! И до тебя небось шлялась с другими мужиками.

Резкий удар по столу заставил ее подпрыгнуть. Муслим посмотрел на отца, который, собственно, и остановил жену. Магомед, насупившись, перевел взгляд с притихшей жены, на сына и промолвил только одно:

— Говори.

— Я люблю и уважаю вас. Но я никогда не позволю оскорблять женщину, которую люблю, — ответил он уверенно. — Я женюсь на ней с вашим благословением или без него. Если надо, усыновлю ее детей. И дочь свою сватать не дам. Даже не думайте.

— Всё сказал? — пробасил Мамедов-старший.

— Да.

— Тогда иди.

Муслим встал из-за стола, вышел из столовой и прикрыл за собой дверь. Он сделал глубокий вдох и услышал диалог родителей на родном языке.

— Магомед, кого мы с тобой воспитали? — причитала мама.

— Мужчину, — бросил он ей сердито. — Настоящего мужчину.

— Ты знаешь, я всегда на твоей стороне, — Вика погладила подругу по волосам. Вдвоем они полулежали на кровати, и Эсми положила голову на ее плечо. — Но тут ты не права.

— Почему?

— Потому что. Ты же с самого начала все решала на берегу. Где твой берег теперь? Если он не знал, что девушку засватали, если просил этого не делать, значит он не виновен.

— Я не хочу портить ему жизнь, — от слез заложило нос и Эсми загундосила. — Не хочу, чтоб он видел меня беспомощной, лысой, больной.

— Если любит, он всё пройдет с тобой.

— Да? — горечь растеклась по сердцу. — Моему бывшему мужу я здоровая не нужна была. Изменял, потому что я располнела. А кто захочет иметь дело с больной?

— Во-первых, хватит называть себя больной, — строго возразила Вика. — И хватит уже строить из себя умирающую лебедь. Где Эсми, которая ничего не боялась, одна подняла двоих детей и построила бизнес?

— Нет её, — отвернулась к стене и смахнула слезинку. — У меня уже нет сил. Я читала статьи. Американские ученые выяснили, что мужчины в семь раз чаще оставляют своих больных жен.

— Я же видела твоего Муслима. Мне кажется, он не такой, — повернувшись, Вика обняла подругу.

— Такой-не такой. Уже неважно. Я его бросила.

— Ну и дура.

В прихожей раздался звонок домофона. Вика привстала и спросила:

— Это дети?

— Нет. Они написали, что после музея пойдут с классом в кино.

— Кто тогда?

— Наверное, ошиблись.

— Да не похоже, — подруга слезла с кровати и вышла из комнаты, прикрыв дверь. Эсми равнодушно лежала, не в силах пошевелиться. Она смотрела в одну точку, то и дело вытирая щеки. Наконец, дверь открылась.

— Эсми…

Женщина повернула голову и увидела на пороге Муслима. Он выглядел решительно и грозно, но вместе с тем, смотрел на нее с такой любовью, что сердце сжималось от боли. И она снова спряталась, вернулась к этому чертову рисунку на обоях, только чтобы не заглядывать в его глаза и через них — в душу.

— Зачем пришел? Я просила тебя уйти и не возвращаться.

— Скажи ему, Цветочек, — сказала стоявшая позади него Вика. — Если ты не скажешь, я скажу.

— Что? — не понял Муслим.

— Предательница, — процедила Эсми.

— Дура, — ответила ласково Кимская. — Я слетаю в магаз. Чтоб когда я вернусь, вы уже помирились.

Оставив их одних, Вика быстро сбежала, закрыв их на ключ. Пути назад не было. Муслим прошел вглубь комнаты и сел на край кровати. Эсми почувствовала как прогнулся матрас. От его близости всё снова внутри замерло. Хотелось прогнать его, но в то же время попросить остаться и не отпускать.

— Что ты должна сказать? — тихо произнес он, положив ладонь на ее руку.

Эсми медлила, борясь со страхом и неизбежностью. Скажет и всё — назад дороги нет. Спустя несколько секунд она села на кровати, облокотившись о мягкую спинку, вытерла рукавом кофточки мокрый нос и встретившись с ним взглядом призналась:

— У меня рак молочной железы, Муслим.

Его лицо потемнело, а черты заострились точно также, когда он узнал, что дочь в больнице. Уголки губ задрожали, а горло сковал мерзкий спазм, перекрывший кислород. В голове только одна мысль кружила: “он ведь только нашел ее и не может потерять”.

— Ты поэтому хотела расстаться?

— Да, — всхлипнула снова. — Лучше сейчас, чем потом, когда будет тяжело. И я пойму тебя…даже если ты уйдешь сейчас.

— Иди сюда, — он взял за руку, притянул к себе и крепко обнял, позволив ей заплакать на его плече. — Никогда я не уйду, слышишь? Никогда. Это все лечится. Хорошо лечится. Медицина давно шагнула вперед.

Отстранившись, он убрал прилипшие пряди с ее лица, взял его в ладони и большими пальцами стер всю соленую влагу.

— Я люблю тебя, — мужчина принялся нежно целовать щеки, лоб, нос, глаза, в то время, как она сжимала ткань его тонкого свитера. — Никогда больше не прогоняй меня, слышишь? Мы будем бороться вместе.

— Мне очень страшно.

— Родная моя, милая моя…

— Я боюсь умереть.

— Ты не умрешь! Ничего не бойся. Ты справишься. Мы справимся.

Сказал, а сам понял, что боится. Очень боится ее потерять, потому что знает, что такое рак и как он непредсказуем.

Саундтрек к этой главе прекрасная и горячо любимая мной песня "Ноктюрн" в исполнении Муслима Магомаева