Даже если ты уйдешь (СИ)

Глава 2. Устала

2013 год

Эсмигюль двадцать семь и она очень устала. Устала растить двоих детей сама несмотря на то, что вроде бы замужем. Устала от одиночества в браке. Устала делить мужа с многочисленными друзьями, которых он ставил важнее семьи. Устала от постоянных нравоучений и недовольства свекрови, ведь три года назад они были вынуждены переехать к ней после того, как бизнес Имрана прогорел и ему пришлось продать квартиру, чтобы расплатиться с долгами. Устала от своего отражения в зеркале, от вечно грустной располневшей тетки с хвостикио и мешками под глазами. Устала от того, что муж больше не видел в ней женщину и не хотел ее. Да и она тоже ничего от него не хотела и винила себя во многом, в том числе в своей хронической усталости.

Эсми вышла замуж шесть лет назад. Кажется, совсем недавно это было.

Двойняшкам — Ситоре и Руфату исполнилось пять и они ходили в детский сад. Именно из-за них в этот день Эсмигюль оказалась на барахолке — приехала покупать канцелярские товары для занятий в старшей группе. Алматинская барахолка — это огромный город в городе, поделенный на большие и маленькие рынки. Вдоль широкой улицы тянулись бесконечные ряды с одеждой, обувью, хозяйственными товарами, посудой, коврами.

Стоял невыносимо жаркий август. Эсми вышла из душного автобуса, прижала к груди сумку, чтоб не украли, и пошла на рынок. На ней были светлые льняные брюки и белая футболка с рисунком на груди и удобные шлепки. Волосы, которые теперь прикрывали только плечи, она скрутила в жгут и заколола большим крабом. По дороге Эсми снова сокрушалась, что просила мужа оставить ей машину — так было бы быстрее и удобнее: она бы развезла самсу, которую делала каждый день по магазинам и поехала за покупками. Но утром он, не предупредив, сел а авто и был таков.

После фиаско с перегоном машин из Америки Имран вновь вернулся под крыло мамы, которая доверила ему управление бутиком на барахолке. Одним занимался его старший брат и очень, надо сказать, успешно. Был еще младший сын — отрезанный ломоть, так как учился в Китае и планировал остаться там. Во многом поэтому мать с отцом и приютили семью Имрана, ведь по традициям с родителями должен жить младший. А у них получился средний.

— Альбомы для рисования в какую цену? — спросила Эсмигюль продавца.

— 12 листов или 24?

— 24.

— 300.

— Давайте два, — вздохнула она. — И еще мне нужны краски, цветные карандаши…

— Эсмигюль! Привет! — она вздрогнула от того, что кто-то коснулся ее плеча. Это была Халима — соседка с района, с которой Эсми пересекалась на мероприятиях.

— О, привет! Тоже приехала за канцтоварами?

— Да, мой старший во второй класс идет. Здесь намного дешевле, чем в магазине. Слушай, — оживилась она. — Я вот минут пять назад твоего видела. Он машину еле припарковал.

— Да? А я на автобусе приехала, — усмехнулась Эсмигюль.

— Серьезно? Я думала, вы вместе.

— Он с утра по делам ездил, я не стала его ждать. Но может, хотя бы вместе уедем. Спасибо, что сказала. Сейчас позвоню ему.

— Давай! — Халима снова дотронулась до ее руки. — Потом еще поболтаем.

Отойдя подальше, Эсми начала звонить мужу, но он не брал трубку. До бутика было всего пять минут ходьбы, и она решила идти туда и попросить подождать ее. Семья Юсуповых торговала демисезонными куртками и зимними пуховиками. Летом покупателей было немного, но как начнется сезон, торговля пойдет.

Прозрачные двери в магазин на удивление были закрыты. С другой стороны висела табличка: “Закрыто. Позвоните по номеру 7014158756”. Подняв глаза, Эсми увидела, как колыхнулась тканевая ширма. В груди больно кольнуло и она все-таки дотронулась до ручки, нажала на нее и дверь неожиданно поддалась.

Тихо войдя в магазин, Эсмигюль судорожно вздохнула, сжала и разжала кулаки. Сердце заколотилось как бешеное, пульс бился все сильнее и сильнее. За ширмой стонали. Сладко, протяжно, в два голоса. Пошлые фразы, женский шепот, щелчок ремня.

— Имран, Имран. Скажи, что ты меня любишь…

— Люблю, малыш…

— Уйдешь от нее, да? Пообещай, что уйдешь.

— Уйду.

— Когда?

— Скоро уйду. Скоро.

— Да! Да! Да!

Сгорая от ярости и боли, Эсмигюль порывисто отодвинула серую ширму и увидела, как ее муж прижимает к зеркалу и держит за бедра продавщицу бутика. На ней был только белый кружевной бюстгальтер, а юбка висела на талии.

— Какого хрена? — увидев жену, зарычал мужчина и быстро отпрянув от любовницы, поставил ее на ноги. Она вскрикнула, прикрывая руками лифчик.

— Такого хрена, — процедила Эсми, вошла в небольшую примерочную и уже не помня себя от злости, схватила девицу за длинный черный хвост и потянула на себя.

— Дура! Пусти! — завопила девица, когда Эсми выволокла за волосы в зал и потащила на вы выход. Сначала она хотела просто выкинуть ее из магазина, закрыть дверь на замок и разобраться ужем. Но что-то в ее голове щелкнуло и она, потащила продавщицу по всему торговому ряду.

— Имран! Имран! Сделай что-нибудь.

Но Имран не успел, потому что надевал штаны и застегивал ремень. А в это время его любовница ковыляла за обманутой женой в одном бюстгальтере и юбке. Благо, хотя бы додумалась спустить ее еще в примерочной.

— Ааа, сучка! Больно!

— Больно? Мне тоже больно! — орала Эсми, не помня себя от гнева. Она шла непонятно куда, видела удивленные, озадаченные лица продавцов и покупателей. Кто-то, как ей показалось, даже снимал ее на телефон. А кто-то улюлюкал вслед и что-то выкрикивал. Из крытых бутиков и маленьких рыночных кафешек тоже высыпали люди. Такое шоу невозможно было пропустить.

— Давно ты спишь с моим мужем? — проорала Эсми. — Давно?

— Нет…

— Эсми, ты совсем чокнулась? Отпусти Хабибу! — разъяренный голос мужа за ее спиной заставил Эсми остановиться. Несколько раз она видела, как на его телефоне высвечивалось это имя. Он либо брал телефон и выходил, либо говорил, что перезвонит. На ее вопрос: кто это, Имран как-то ответил, что новая продавщица. И свекровь подтвердила, потому что сама ездила однажды проверять ее.

— Хабиба значит? — процедила она сквозь зубы и со всей силы дернула девицу за хвост.

— Ааай, волосы! Волосы! — истерично завопила любовница.

— Эсми, ты совсем больная? — недовольно бросил ей муж.

Эсмигюль очнулась, опустила глаза и посмотрела на свою дрожащую руку. В кулаке был зажат черный хвост — шиньон, который она сорвала с головы Хабибы. Эсми резко бросила его на землю и взглянула вниз как на нечто мерзкое и ядовитое.

— Ты видишь, что она сумасшедшая! Мои волосы! Посмотри, что она сделала? — истерила девка, прикрывая грудь руками.

— Успокойся, я разберусь, — одернул ее Имран.

— Я сама разберусь, — решительно подойдя к ней, Эсмигюль замахнулась и влепила ей такую сильную, хлесткую пощечину, что та не удержалась на ногах и упала на пятую точку. К ней тут же подбежали какие-то парни и помогли встать, но она скинула с себя их руки, будто прокаженные.

— Ты больная? — заорал на Эсми муж и она повернулась к нему и стала бить кулачками по груди, а он схватил ее за запястья и несколько раз прокричал ее имя прежде, чем она пришла в себя. — Эсми, твою мать!

— Что Эсми? Давно? Месяц? Два? Сколько?

— Успокойся, — стиснув зубы, прорычал он. — Устроила здесь концерт, дура!

— Я — дура? Ты изменяешь, а дура я? — выпалила она ему в лицо.

— Домой иди. Там поговорим, — приказал Имран.

— Ты думаешь я после этого вернусь в твой дом и буду жить с тобой?

Имран обвел взглядом зевак, которые все еще наблюдали за семейной драмой и зацепился с кем-то из толпы, рявкнув ему:

— Камеру убери. Убери!

Эти несколько секунд заминки дали возможность Эсми хотя бы немного прийти в себя. Рядом с Имраном больше не было Хабибы — видимо, убежала одеваться. Эсмигюль посмотрела на мужа и больше и поняла, что это последняя точка в череде бесконечных скандалов. Она поняла, что он ее больше не любит. Хуже всего — не уважает.

— Почему? — всхлипнула она, даже не заметив, что плачет.

Он пожал плечами и насупился.

— Потому что захотел.

— А как же я?

— А ты видела себя в зеркало? В кого ты превратилась?

Кто-то из женщин в толпе ахнул от этого заявления, посыпались проклятия на казахском и уйгурском, но он только поморщился.

Эсми не вытерпела. Подойдя ближе, она занесла руку и дала ему хлесткую пощечину в ответ на унижение. Имран сощурился, потер ладонью щеку и процедил сквозь зубы.

— Езжай домой. Поговорим там.

— Я поеду только, чтобы собрать вещи.

— Просто езжай уже, не еби мне мозг, — выплюнул Имран, развернулся и пошел в сторону своего магазина.

А Эсми осталась стоять. Слезы уже градом текли по лицу и она уже ничего перед собой не видела. Кто-то увел ее с этого места, а она поддалась незнакомке и последовала за ней. Через пять минут уже сидела окружении незнакомых женщин в бутике по продаже джинсов и пила воду из белой жестяной кружки.

— Бедняжка! Бедняжка! — жалели ее продавщицы. — А Хабибка не случайно с гонором. Ну девка.

— Надо уйти, — глухо, глядя в одну точку проговорила Эсми.

— Сейчас в себя придешь, мы тебя на такси посадим, — заявила ей полная женщина.

— Нет, я имею ввиду от него уйти…

— Ааа, — протянула она. — Ну если есть куда идти, то иди.

— Есть родители, — Эсми взмахнула влажным ресницами и посмотрела на нее так, будто ждала ее одобрения или еще одного совета.

— Дети есть?

— Да. Двойняшки. Мальчик и девочка, — всхлипнула Эсми, вспомнив о своих малышах.

— Ну вот, — вдруг улыбнулась незнакомка. — Родители есть, дети есть, здоровье есть! А все остальное, эээх, — махнула она рукой, — ерунда.

Придя в себя, Эсмигюль, попыталась сообразить, что теперь делать? Не то, чтобы она слушала первых встречных, но ее брак с Имраном себя изжил. Эсми понимала: он ее не любит. Потому что тот, кто любит никогда не унизит.

Открыв телефон, она нашла номер двоюродной сестры и позвонила ей, бормоча: “Сонечка, возьми трубку. Сонечка, возьми трубку”.

— Да-да, — нараспев произнесла Софья.

— Сонь, — голос предательски дрожал.

— Что случилось? — сестра сразу же отреагировала и Эсми снова дала слабину, расклеилась, расплакалась, рассказала обо всем.

— Гандон, — подытожила Соня, смакуя каждую букву в нехорошем слове. — Как тебе помочь?

— Я знаю, что ты на работе, но мне некого попросить. Родители на Иссык-Куле с Назимом…

— Что нужно?

— Детей из сада забрать. А дальше я что-нибудь придумаю.

На другом конце провода молчали — шел сложный мыслительный процесс, но Эсми знала: Соня в беде не бросит.

— Давай так: я отпрошусь, сгоняю на тачке за детьми и отвезу их к маме с папой.

— Да, — вздохнула она с облегчением. — Напишу воспитательнице, что ты придешь, потом соберу все, что смогу и приеду.

— Тебя забрать из этого гадюшника?

— Нет, я буду на машине. В конце концов, она тоже моя. Мы вместе покупали.

— Правильно. Но если что — я на старте.

— Я знаю, Сонечка. Спасибо большое, — поджав губу, Эсми пыталась звучать оптимистично, но играла она всегда плохо.

Доехав до такси до дома, Эсмигюль отворила калитку, во дворе было тихо. Свекровь в это время отдыхала у себя, а значит, надо было сделать все тихо. Свёкор …он все равно ничего в этой семье не решает — жена полностью подчинила его себе — такой характер. Войдя в дом, Эсми с порога окинула его богатое в понимании свекрови убранство. Массивная мебель, ковры к месту и нет, тяжелые портьеры — все это сейчас давило на нее. Невестка посмотрела на лестницу, которую драила руками позавчера, потому что Юлтуз считала, что ее надо мыть через день, бросила мимолетный взгляд на белоснежные шторы, что утюжила на выходных. Слишком много сил она отдала дому, в котором никогда не чувствовала себя своей. Лишь только она поднялась на ступеньку, как из кухни вышла мать Имрана и окликнула ее.

— Эсмигюль! Куда ты собралась? — она так быстро дошла до нее, что Эсми усмехнулась: обычно свекровь всем говорит, что у нее больные ноги и ей тяжело ходить. Юлтуз была женщиной среднего роста, полноватой и строгой. Вот и сейчас она смотрела на келин, сдвинув брови к переносице, а губы сжались в тонкую ниточку от которой стрелами отходили крохотные, но вполне видимые морщинки.

— Я пришла за вещами, апа (уйг. — мама. Так называют и родную мать, и свекровь), — ровно ответила она.

— Ты что устроила на рынке? Уятсыз! (Бессовестная). Как ты могла так опозорить мужа?! Меня опозорить?! — вскрикнула она, взмахнув рукой.