Роскани разломил плитку шоколада, откусил кусок от половины и закрыл интерполовскую папку.
В первом разделе на пятидесяти девяти страницах описывались двадцать семь мужчин и девять женщин, известных как активные террористы и уже действовавших в Европе. Во втором разделе на двадцати восьми страницах — убийцы, находящиеся на свободе и предположительно обитающие в Европе; этих было четырнадцать, все мужчины.
Каждый из них мог взорвать ассизский автобус. Любому из этих мужчин мог принадлежать обугленный труп, который ошибочно опознали как останки отца Дэниела. То есть каждый из них мог быть хозяином пистолета «ллама». Но интуиция подсказывала Роскани, что ни один из них не обладал такой извращенной, сладострастной и откровенно садистской тягой к убийству, как блондин с расцарапанной рожей, любитель пользоваться острой кухонной утварью и столь редкими в наш век опасными бритвами.
Расстроенный, ругая себя за то, что решил бросить курить, он поднялся, открыл дверь своего тесного святилища и вернулся в огромный бальный зал виллы Лоренци. Прошелся по шумному помещению, посмотрел по сторонам и понял, что ошибался в своих недавних размышлениях. Да, Gruppo Cardinale представляла собой армию. Она была слишком многочисленной. Слишком громоздкой. Привлекала к себе слишком много внимания. Допускала ошибки. Но, учитывая обстоятельства, он радовался, что она существовала. Ведущаяся игра была не из тех, которые можно вести в одиночку, руководствуясь отцовским убеждением, что только он, и никто другой, способен отыскать решение. На этой арене требовалась мощная сила, тысячи глаз, обладатели которых будут смотреть во все стороны, подстраховывая друг друга, которые обыщут, обползают каждую пядь земли. Только таким образом можно было рано или поздно захлопнуть ловушку и гарантировать, что добыча не ускользнет в очередной раз.
Гарри сидел рядом с Дэнни в кабине припаркованной на темной улице машины и ждал Елену. Она ушла уже почти полчаса назад, и он чувствовал нарастающее беспокойство.
Через улицу перешли несколько подростков, они шутили и смеялись, один из них бренчал на гитаре. Немного раньше в том же направлении прошел, что-то напевая себе под нос, немолодой мужчина, державший на поводках двух собачонок. Но вот молодежь удалилась, шум затих, и опять воцарилась тишина, усиливавшая чувство покинутости и нагнетавшая тревогу и опасение, что их вот-вот схватят.
Повернув голову, Гарри посмотрел на Дэнни, который спал на сиденье рядом с ним в позе эмбриона, поджав ноги в синих стеклопластиковых лубках. Во сне он казался совершенно невинным, и не верилось, что он может знать что-то опасное; так смог бы спать и ребенок. Гарри захотелось протянуть руку, потрогать брата и еще раз сказать ему, что все будет в порядке.
Гарри отвернулся от Дэнни и посмотрел туда, где немного выше на холме стояла церковь, надеясь увидеть приближающуюся Елену. Но не увидел ни души, лишь безлюдную улицу с припаркованными по обе стороны автомобилями. Внезапно на него волной нахлынули эмоции. Они были глубокими и исходили из самой сердцевины его существа. И дали ему наконец осознание того, почему он оказался здесь. Это был возврат долга, высвобождение, осуществление кармы.
Он выполнял обещание, которое дал Дэнни много лет назад, в тот день, когда уезжал из дома, собираясь поступать в колледж. В это время Дэнни стал бунтовать больше прежнего, у него почти непрерывно происходили стычки дома и в школе и неприятности с полицией. У Гарри через два дня должны были начаться занятия в Гарварде, и, когда Дэнни вошел, он сидел в прихожей со своим чемоданом, дожидаясь брата, чтобы попрощаться. Лицо Дэнни было испачкано, волосы всклокочены, кулаки в свежих ссадинах после драки. Дэнни взглянул на чемодан, потом на Гарри и, не говоря ни слова, хотел пройти в комнаты. Гарри хорошо помнил, как протянул руку, крепко схватил брата и развернул к себе.
Он, как наяву, слышал свои слова. «Ты только закончи школу, ладно? — требовательно произнес он. — Тогда я приеду и увезу тебя отсюда. Я тебя здесь не оставлю. Обещаю».
Это было не просто обещание, а подтверждение того союза, который они заключили несколько лет тому назад, после того как смерть унесла их сестру и отца, а мать сделала страшную ошибку, чересчур поспешно выскочив замуж, — помочь друг другу развязаться с этой жизнью, с этой семьей, с этим городом и никогда сюда не возвращаться. Это был обет. Присяга. Братская клятва.
Но получилось так, что он не сдержал своего слова. И хотя они никогда не заговаривали об этом — и о том, что обстоятельства переменились настолько, что Дэнни поступил в морскую пехоту на следующий же день после окончания школы, — Гарри знал, что причиной их многолетнего отчуждения послужило то, что он не приехал, как обещал. Он дал слово и не сдержал его, и Дэнни так и не простил ему это. Что ж, теперь он выполняет свое обещание. В конце концов он все же приехал за братом.
10.25
Еще один взгляд на холм.
Улица все так же темна и безлюдна. И тротуары по обеим сторонам. Елены нет.
Внезапно тишину нарушил приглушенный звук мобильного телефона. Гарри тревожно вскинулся, оглянулся, пытаясь понять, откуда он исходит. И лишь потом сообразил, что это его собственный сотовый телефон, лежащий в бардачке, куда он его положил, когда отправился с Еленой в пещеру, к Дэнни.
Телефон немного позвонил и смолк. Потом зазвонил снова. Гарри протянул руку, открыл крышку и достал телефон.
— Да… — негромко произнес он, помня, что лишь один человек на свете знает, как его найти.
— Гарри…
— Адрианна?
— Гарри, где ты?
В ее голосе слышались настойчивость и любопытство. Ни намека на теплоту или какие-то дружеские чувства. Это был деловой звонок. Она вернулась к своему первоначальному плану, в котором были заинтересованы она сама и Итон, — поговорить с Дэнни первыми, пока он не успеет что-либо рассказать другим.
— Гарри?
— Я слушаю.
— Твой брат с тобой?
— Да.
— Скажи мне, где вы.
10.30
Быстрый взгляд вдоль улицы. Елены как не было, так и нет.
— А ты где, Адрианна?
— Здесь, в Белладжио. В «Дю Лак». Том самом отеле, где ты до сих пор числишься постояльцем.
— Итон с тобой?
— Нет. Он едет сюда из Рима.
Внезапно на холме из-за угла ударил свет фар машины, направлявшейся вниз. Полицейские на мотоциклах. Двое. Они ехали медленно — свет редких фонарей поблескивал на шлемах, — разглядывая стоявшие у обочин автомобили. Они искали его и Дэнни.
— Гарри, ты меня слышишь?
Гарри почувствовал, как Дэнни рядом с ним пошевелился. Господи! Дэнни, только не это! Не то, что случилось в пещере!
— Скажи мне, где ты. Я приеду за тобой.
Дэнни опять пошевелился. Полицейские были совсем рядом. Им оставалось проехать всего несколько метров…
— Гарри, проклятье! Говори! Скажи, где ты…
Щелк!
Гарри захлопнул крышку телефона и нагнулся, навалившись на Дэнни, чтобы его не было видно через стекло, молясь про себя, чтобы ничто не нарушило тишину. И тут же где-то под ним вновь зазвонил телефон.
Адрианна пыталась добиться своего.
— Боже! — беззвучно выдохнул Гарри.
Звонок был громким. Резким. Он звучал так, словно шел через усилитель. Беспомощно извиваясь, Гарри пошарил рукой, пытаясь нащупать телефон в темноте. Но тот запутался в складках рубашки где-то между ним, Дэнни и сиденьем. Высвободив руку, Гарри попытался приглушить звук своим телом. Оставалось лишь надеяться, что полицейские не услышат его даже в ночной тишине.
Миновала вечность, прежде чем звон прекратился. И вновь наступила тишина. Гарри хотел выглянуть, убедиться, что полицейские уехали, но не смел. Он отчетливо слышал биение своего сердца. Пульсацию крови в сосудах.
Внезапно в стекло резко постучали. Гарри весь похолодел. Он чувствовал, что не в состоянии двинуться. Стук повторился. Громче.
В конце концов Гарри, перепуганный, покорившийся судьбе, медленно поднял голову.
На него смотрела Елена. А рядом с ней стоял священник, державший за ручки инвалидное кресло на больших колесах.