День исповеди

105

Роскани, в рубашке с расстегнутым воротником, без куртки, окинул взглядом просторный бальный зал. Весь костяк его группы находился на местах, как и до полуночи, когда он, поскольку никаких событий не происходило, отпустил часть людей поспать на второй этаж, где поставили походные койки. Поисковые отряды уже вышли на местность, Кастеллетти с первыми лучами солнца возобновил облеты окрестностей на вертолете, а Скала чуть позже отправился в пещеру в сопровождении двух ищеек породы малинуа с проводниками, поскольку уверенности в том, что накануне удалось обыскать все, пока что не было.

В два часа ночи Роскани потребовал по телефону прислать еще восемьсот солдат и отправился спать. В три пятнадцать он поднялся, сполоснулся под душем и напялил ту же самую одежду, в которой ходил последние два дня. А к четырем решил, что с них, пожалуй, хватит.

В шесть утра по местному радио и телевидению транслировалось объявление, которое повторили на утренней службе в близлежащих церквях. Ровно через два часа, в восемь утра, итальянская армия начнет повальный обыск во всем районе. Обоснование было коротким и четким: беглецы где-то здесь и должны быть найдены, любой, кто их укрывает, будет признан сообщником преступников и предстанет перед судом вместе с ними.

Действия Роскани были не просто угрозой. В первую очередь они являлись попыткой обмануть беглецов, заставить их надеяться, что у них будет шанс выбраться, если они двинутся с места до объявленного срока. Поэтому полицейские и армейские силы, подчиненные Gruppo Cardinale, заняли свои позиции за добрых полчаса до объявления; они тихо выжидали и наблюдали, надеясь, что кто-нибудь из преследуемых или все они покинут свое убежище и пустятся в бега.

6.57

Роскани взглянул на изящные часы в стиле рококо, висевшие над эстрадой бального зала Эроса Барбу, потом на мужчин и женщин, которые сидели за компьютерами и перед телефонами, перераспределяя поступавшую информацию и координируя действия полевых отрядов Gruppo Cardinale. Потом он допил холодный сладкий кофе и отправился на улицу, по дороге еще раз окинув взглядом помещение, где кипела работа.

Вода в озере Комо и воздух над ним были совершенно неподвижными. Подойдя к воде, Роскани обернулся и посмотрел на внушительное здание. Как человек мог заставить себя поселиться в таком месте да еще вести такой образ жизни, как Эрос Барбу, не укладывалось в мозгу, особенно в мозгу полицейского. И все же он не в первый раз задумался, каково это — быть частью подобного мира. Получать приглашения послушать здесь музыку живого оркестра, потанцевать и даже, он улыбнулся, позволить себе немножко декадентства.

Погрузившись в глубокое раздумье, скорее даже медитацию, он шагал по усыпанной гравием дорожке, тянувшейся вдоль озера, и его мысли вновь вернулись к полученной от Интерпола папке, из которой он так ничего и не узнал о блондине, питающем нездоровое пристрастие к колющим и режущим предметам. В то же самое мгновение он ощутил сильный аромат ночных цветов. Запах был не столько приятным, сколько резким, и неожиданно Роскани перенесся памятью на четыре года назад, когда его прикомандировали к отделу по борьбе с мафией Министерства внутренних дел, расследовавшему тогда серию убийств на Сицилии. Вместе с несколькими другими следователями он неподалеку от Палермо осматривал труп фермера, лежавший ничком в канаве. Дело происходило таким же ранним утром, как и сейчас, так же резко пахли цветы. Перевернув тело и увидев, что горло перерезано от уха до уха, местные следователи в один голос назвали имя. Они точно знали, кто был убийцей.

— Томас Добряк, — вслух произнес Роскани и почувствовал, как по всему его телу пробежал озноб.

Томас Добряк. До сих пор он даже и не вспоминал о нем. Террорист не давал о себе знать самое меньшее три года, если не больше; считалось, что он или заболел, или отошел от дел, или и то и другое и ведет относительно безопасную жизнь в Судане.

— Господи!

Роскани резко повернулся и бегом устремился к вилле. На часах было без двадцати восемь утра. Через двадцать минут должен был начаться повальный обыск домов.