День исповеди

138

Томас Добряк, одетый в униформу подчиненных Фарела — черный костюм и белую рубашку, — с коротко подстриженными черными волосами, облокотился на перила наружной галереи, окружавшей купол собора Святого Петра, и смотрел сверху на Рим. Два часа назад он узнал, что осложнение, возникшее в Пекине, благополучно разрешилось и что контракты с Ли Вэнем и Чень Инем можно считать расторгнутыми. Первый контракт аннулировал ничего не подозревавший Чень Инь, а со вторым, не теряя времени, хотя и за весьма солидную цену, разобрался агент из северокорейской тайной полиции, имеющей тесные связи с китайским Министерством общественной безопасности. Ли Вэня привезли на военно-воздушную базу близ Пекина для допроса. Агенту заплатили за то, чтобы он оставил нужную дверь открытой и проследил за прибытием Чень Иня. Чень Инь сделал свое дело и рассчитывал уйти без помех. В этот момент кореец закрыл его контракт, а вместе с ним и все дело.

Теперь осталось разобраться лишь с отцом Дэниелом и его сообщниками. По приказу Палестрины и с благословения Фарела Томас Добряк накануне провел почти весь день с пятью одетыми в черные костюмы представителями ватиканской Vigilanza, которых он подбирал сам. На первый взгляд они мало чем отличались от прочих швейцарских гвардейцев. Были католиками и подданными Швейцарии, но на этом сходство кончалось. Если остальные были в прошлом образцовыми военнослужащими швейцарской армии, то у этих в личном деле после имени следовала расплывчатая формулировка «опыт военной службы». Причину сего проясняли дальнейшие записи. Этих пятерых взял на службу лично Фарел и использовал в качестве телохранителей Палестрины и собственной персоны. Трое из них служили во Французском иностранном легионе и были уволены до истечения пятилетних контрактов по дисциплинарным причинам. Двое были, что называется, трудными подростками, до призыва на службу в швейцарской армии успели побывать в тюрьме и, как и первые трое, были уволены со службы за преступления, связанные с насилием, один из них даже за покушение на убийство. Этим одним был Антон Пилжер. Более того, вся пятерка была переведена из швейцарской гвардии в Vigilanza на протяжении семи последних месяцев, что навело Томаса Добряка на мысль о том, что Палестрина мог предвидеть возникновение нынешних проблем и заблаговременно позаботился об укреплении состава «черных костюмов». Но какими бы соображениями ни руководствовался Палестрина, Добряк мог лишь согласиться с результатами его действий. Так что он встретился с избранной пятеркой и, показав будущим помощникам фотографии братьев Аддисонов, изложил свои планы.

Единственной целью прихода братьев, сказал он, будет освобождение кардинала Марчиано. Суть его плана состояла в том, что башню они будут охранять издалека и позволят братьям подобраться к ней, откуда тем вздумается. А когда Аддисоны окажутся внутри, ловушка захлопнется. Братьев нужно будет расстрелять на месте, их трупы положить в багажник неприметного автомобиля и вывезти на территорию какой-нибудь фермы в окрестностях Рима, где через пару дней их найдут и объявят, что личности убитых установить не удалось.

И сейчас со своего наблюдательного пункта близ вершины купола собора Святого Петра Томас Добряк глядел вниз на пустую пока что площадь. Примерно через час там начнут скапливаться люди. И потом с каждой минутой будет нарастать толпа людей, съезжающихся со всего мира, чтобы посетить это древнее священное место. Любопытно, подумал он, насколько спокойнее, умиротвореннее и в большем ладу с собой он сделался за то короткое время, которое провел здесь. Что, если в здешней атмосфере и впрямь присутствует какая-то святость?

А может быть, дело в том, что он сейчас осуществляет руководство издалека, дирижирует предстоящими убийствами, вместо того чтобы заниматься ими собственноручно? И он углубился в размышления о том, что если вообще перестанет убивать и отойдет от дел, то его здоровье опять придет в норму. Эта мысль пугала его, потому что означала конечное признание того, что он болен, что он пристрастился к самому процессу убийства и испытывает к нему нездоровую тягу. Но как с любым заболеванием или болезненным пристрастием, первым шагом к исцелению является постановка диагноза. А поскольку на свете не существовало такого профессионала, к какому он мог бы обратиться за помощью, ему предстоит сделаться своим собственным врачом и прописать себе необходимое лечение. Подняв голову, он позволил своему взгляду переместиться к видневшемуся поодаль Тибру. План, который он разработал для «черных костюмов», нельзя было назвать блестящим, разве что приемлемым, но вряд ли этим парням доводилось участвовать в сражениях третьей мировой войны, поэтому с учетом обстоятельств и имеющихся людей приходилось поступать именно так, а не иначе. Теперь же оставалось следить и ждать, когда же явятся братья.

И тогда начнется первый шаг к его исцелению — руководство планом, который будут претворять в жизнь другие.