День исповеди

152

В кабинете Фарела творилось нечто неописуемое. По телефону звонил начальник пожарной службы, он орал, требуя, чтобы ему объяснили, что за чертовщина творится в Ватикане, и жаловался, что давление в водопроводе упало настолько, что из всех кранов вода не льется, а еле-еле капает, и в этот момент перед зданием пожарной команды взорвалась первая бомба. Пожарный сразу сменил тон. «Это террористический акт?» — спросил он. Он не станет посылать своих людей против вооруженных террористов. Это дело Фарела.

В отличие от пожарного Фарел отлично знал, что происходит, и уже отправил свою чернокостюмную гвардию к музеям на помощь вышедшим туда в полном вооружении швейцарцам, оставив лишь шестерых, в том числе Томаса Добряка и Антона Пилжера, в засаде возле башни. И тут взорвалась вторая зажигательная бомба.

Полагаться на удачу и дальше было нельзя. Вероятно, это Аддисоны, а если нет?

— Вода — это ваша проблема, capo.[41] — Фарел провел вспотевшей ладонью по гладко выбритой голове и заметил, что его хриплый голос стал звучать басовитее, чем обычно. — Vigilanza и швейцарская гвардия обеспечат безопасность публики. А у меня одна забота — жизнь и здоровье святейшего отца. Все остальное не важно. — С этими словами он бросил трубку и направился к двери.

Геркулес видел, как занялся четвертый костер, разожженный Гарри. А потом увидел и его самого — как он, возникнув из-за дымного облака, побежал в сторону башни, нырнул за ряд древних олив и вновь исчез.

Обхватив двумя оборотами веревки железный поручень перил на крыше башни и крепко взяв оба конца в кулаки, Геркулес сполз по крутому скосу крыши к самому краю и выглянул. Футах в двадцати под собой он увидел крохотный балкончик комнаты, ставшей для Марчиано тюремной камерой. Оттуда до земли было еще футов двадцать-тридцать. Ничего сложного, правда, если по тебе не стреляют…

Вот за дорогой загорелся еще один костер. И еще один; густой дым закрыл солнце, и все сразу приобрело кроваво-красноватый оттенок. Пожары, устроенные Гарри, дым, валивший от музеев, и совершенно неподвижный, по крайней мере в последние несколько минут, воздух совместными усилиями накрыли Ватиканский холм чем-то вроде зловещего магического покрова, удушливой призрачной завесы, где предметы утрачивали форму и словно распадались на части, где вряд ли можно было рассмотреть что-то, находящееся дальше чем за несколько футов.

Под собой Геркулес слышал разноголосый хриплый кашель. Когда же дым на несколько мгновений рассеялся, он увидел, что двое «черных костюмов», карауливших возле двери, быстро перебежали через дорогу, туда, где скрывалась вторая пара, рассчитывая, что там воздух будет хоть немного почище.

В ту же самую секунду через дорогу мелькнула фигура, человек двигался в направлении Ватиканского вокзала и скрылся в высоких кустах на той стороне. Сдернув с плеча костыли, Геркулес поднялся на колени и помахал костылями над головой. Через мгновение из кустов показалась голова Гарри. И Геркулес указал костылем туда, где затаились четверо «черных костюмов». Гарри помахал в ответ, и опять все заволокло дымом. Через пятнадцать минут на том месте, где он только что находился, вспыхнул ярко-красный огонь.

Роскани, Скала и Кастеллетти стояли возле синего «альфа-ромео» и, как очень многие римляне, смотрели на дым. По рации в своей машине они прослушивали все подробности информации, которой обменивались ватиканские полицейские и пожарные со своими городскими коллегами. Они узнали, что Фарел лично вызывал вертолет для того, чтобы вывезти Папу, но не на вертолетную площадку, расположенную в дальнем углу ватиканских садов, а прямо на крышу папского дворца.

И сразу же после этого старенький маневровый тепловоз тоже пыхнул дымом. Затем еще раз, и грязно-зеленая коробочка поползла по рельсам к воротам в стене Ватикана. То, что эвакуировали Папу, а с ним и важнейшие ценности Святого престола, никак не влияло на полученное железнодорожниками задание. Рядом с путями огня не было, и приказ никто не отменял. И потому машинист двинул локомотив вперед, намереваясь, несмотря ни на что, вывезти с территории Священного города ржавый грузовой вагон.

— У кого есть сигарета? — вдруг спросил Роскани, повернувшись от удалявшегося тепловоза к своим помощникам.

— Отелло, а стоит ли? — осведомился Скала. — Бросил — значит, бросил, и нечего начинать снова…

— Я же не сказал, что собираюсь ее закуривать, — огрызнулся Роскани.

Скала не мог решить, как ему поступить. Впрочем, беспокойство Роскани нельзя было не заметить.

— Ты переживаешь из-за этой истории. И боишься за американцев, да?

Роскани несколько секунд смотрел на Скалу. Потом, чуть заметно кивнув, бросил: «Да» — и отошел в сторону. Остановился возле полотна железной дороги и уставился на тепловоз, медленно подползавший к стене Ватикана.