Дети с улицы Мапу

Васька знакомится с партизанами

Однажды утром, когда Васька проснулся, он увидел сверкающий белоснежным покровом мир. Васька вскочил и подбежал к окну. Двор был весь белый и чистый. Нога человека еще не коснулась белизны. А снег сыпал и сыпал.

Васька обмотал ноги портянками, которые высохли возле печи, засунул ноги в деревяшки, которые смастерил ему Афанас, и выскочил во двор. Только теперь он заметил, что постель хозяина пуста. Неужели старик опередил его? Не может быть… В последнее время Афанас вставал поздно. У него побаливала спина. По утрам он любил поваляться в постели, понежить немного старые кости.

Руки Васьки коснулся холодный и мокрый нос Цыгана. Собака уже привыкла к нему и сопровождала его, куда бы он ни шел.

— Цыган, где хозяин, а? — спросил пса Васька, гладя его по черной спине.

Пес заворчал, вильнул хвостом и посмотрел в лицо мальчика своими умными глазами.

— Не знаешь, Цыган, сам тревожишься, верно? — продолжал Васька разговор с собакой.

Вдруг пес радостно залаял, рванулся и побежал к лесу. Приставив ладонь козырьком ко лбу, Васька всмотрелся и увидел на дороге, ведущей из леса к деревне, приближающуюся фигуру. Он сразу узнал в ней Афанаса в его овчинном тулупе. Снег блестел у него на волосах, выбивавшихся из-под меховой шапки, на усах и бороде. Хозяин вошел во двор, увидел Ваську и остановился. Мальчик понял, что Афанас недоволен этой встречей.

— Ты чего тут? — сердито прикрикнул он на мальчика. — Кой черт тебя на двор понесло.

Ворча, стряхнул с шапки и тулупа снег и вошел в дом. Показав Ваське знаком, чтобы тот молчал, Афанас быстро разделся и забрался в постель. Васька удивился, но не решился ни о чем спрашивать.

— Васька, эй, Васька! — услышал он Ванькин голос. — Выдь ко мне за сарай.

— Сейчас, погоди чуток.

Васька быстро закончил работу, сгреб в сторону навоз, рассыпал возле коров свежую солому и вышел. Ванька ждал его у плетня.

— Иди сюда, есть что рассказать. Я ночью партизан видел.

— Партизан?

Блестящие, горящие любопытством и волнением глаза Васьки устремились на друга.

— Настоящих партизан? Взаправду?

— Правда, правда, ей Богу… С винтовками и красными звездочками на шапках.

— Где видел?

— Приходили ночью к нам на двор. Деда подняли. Только под утро вернулся, ругается почем зря. Говорят, прошлой ночью партизаны были на хуторе Феофила, забрали у него свинью и овцу.

— Да разве партизаны грабят?

— Дед Кароль говорит: что немцы, то они — и те берут, и эти. Только я думаю, что это не так.

— Почему? — спросил Васька.

— Потому что немцы чужие, враги, а партизаны свои, по-русски говорят.

— То-то и оно, партизаны же в лесу живут, и если сами не возьмут, кто им поесть даст?

Весь тот день Васька ходил как очумелый. Значит верно, поблизости есть партизаны. Летом он много слышал о них. Не раз мужики разговаривали между собой об операциях, проведенных поблизости партизанами: о поезде, шедшем к Минску на фронт, который они пустили под откос; о том, как они отомстили мужику, сын которого служил в полиции… Обо всех этих случаях рассказывали потихоньку, на ухо, иногда со страхом, иногда с уважением. Васька знал, что партизаны — враги немцев и борются против них по эту сторону линии фронта. Есть, стало быть, люди, которые не боятся немцев, которые ходят свободно с оружием в руках. И они живут в лесу, в том самом лесу, где он чувствовал себя таким одиноким и заброшенным. Как ему хотелось увидеть своими глазами этих удивительных партизан!

Иногда ему казалось, что это просто сказки, которые крестьяне рассказывают длинными зимними вечерами или летом в ночном, просто так, от скуки. Но ведь Ванька и вправду видел их! Значит, они действительно существуют!

— Ванька — зашептал Шмулик на ухо другу, и лицо у него вспыхнуло, где их можно увидеть?

Ванька пожал плечами и ответил с важным видом:

— Это страшный секрет.

Ему льстило, что Васька, который защищал его своими кулаками от ребят посильнее, и даже умеет читать и писать, теперь обращается к нему за советом.

— Как, как их найти? — не отставал от него Васька. — Скажи, ведь ты же поклялся, мне, что мы друзья, что мы как братья.

— Тихо, нельзя об этом говорить. И у плетня есть уши! Дед Кароль страшно сердится, когда их поминают; и вообще лучше не болтать, — добавил Ванька и заскользил по снегу назад к дому.

Одно стремление было теперь у Васьки: увидеться с партизанами, с глаз на глаз, и поговорить с ними. Партизаны грезились ему днем и ночью. Иногда, когда он, стоя за сараем возле плетня, вглядывался в заснеженные поля и в дорогу, ведущую в лес, ему казалось, что среди черных деревьев поблескивают на солнце ружья партизан. Бывало, он просыпался ночью, торопливо одевался и выходил на дорогу: авось повезет и как раз проедут партизаны.

Иногда он приходил в отчаяние: ведь он еще мал, партизаны и внимания на него не обратят.

Работы на дворе давно закончились. Уже и стадо перестали выгонять. Шмулик ходит с Афанасом в лес, вдвоем они рубят деревья, пилят их, грузят дрова на сани и везут в город на продажу. Васька редко сопровождал Афанаса в его поездках в город. Обычно он возвращался домой, а хозяин продолжал путь один. Когда они забирались в глубь леса — рубить деревья крестьянам запрещалось, — в Васькином сердце пробуждалась надежда: авось на этот раз повезет? Но в лесу не было ни души, только удары их топоров гулко разносились вокруг.

— Васька, Васька, вставай, вставай же!

Мальчик почувствовал, что чья-то рука трясет его за плечо. Открыл глаза: перед ним стоит хозяин, тулуп накинут поверх нижнего белья, видно, только что встал с лежанки.

— Пришел в толк, аль еще спишь? — насмешливо спросил Афанас. — Можно с тобой говорить-то?

Васька смолчал, лишь удивленно посмотрел на старика.

— Васька, умеешь ли ты держать язык за зубами? — неожиданно спросил Афанас. — Ты ж еврей, должен уметь тайну хранить.

— Могу, — кивнул Шмулик головой и глаза его вспыхнули любопытством и волнением.

— Вот тебе записка, — Афанас сунул ему в руку сложенный листок бумаги. — Пойди в лес, на то место, где мы с тобой в первый раз встретились. В стволе ивы, возле которой мы сидели, найдешь дупло, положи туда записку. Помнишь место?

— Ясно! — ответил Васька.

— Ты ведь ненавидишь немцев? — продолжал старик.

Шмулику не надо было отвечать: его лицо сказало все.

— И ты хотел бы навредить им?

Васька кивнул головой, и его глаза блеснули в темноте.

— Тогда не побоишься сбегать один ночью в лес. Давай, живо, и тут же возвращайся. Не мешкай там, понял?

Начиная с той ночи, в жизнь Васьки вошел иной мир. Он чувствовал, что участвует в каком-то большом деле. Особенно его радовало доверие хозяина. Внешне в их отношениях ничего не изменилось: Афанас по-прежнему был хозяином, а он, Васька, одиноким мальчишкой, нашедшим убежище в его доме.

Но иногда Афанас многозначительно подмигивал ему, и Шмулик знал, что между ними заключен союз и они оба причастны к тайне.

Отныне Афанас начал посылать его с разными поручениями то в город к незнакомому человеку передать ему устно несколько слов, то в соседнюю деревню.

Однажды ночью Ваську разбудил лай Цыгана. Стучали в окно. Афанас уже стоял у двери.

— Кто там?

— Открой, свои.

Афанас достал из-за печи сухую лучину и засветил ее. Выглянул в окошко и, довольный увиденным, поспешил открыть дверь.

В комнату ввалились трое мужчин в полушубках и сапогах. Один был вооружен автоматом, два других — винтовками. Все трое были подпоясаны кожаными военными ремнями, за которыми торчали пистолеты.

Человек с автоматом взял у Афанаса лучину и посветил перед собой.

— Здоров, хозяин! Чужих у тебя тут нету? А это кто? — повернул лучину в сторону, где лежал Васька.

Афанас воткнул горящую лучину в стенную щель и пожал вошедшему руку.

— Как живешь, Колька? Не бойся, это свой. Есть добрые вести?

— Вести добрые, очень добрые, хозяин. — И лицо Кольки расплылось в улыбке. — Утром услышишь про нас.

Он стряхнул снег с шапки и с плеч, снял автомат, взял его в руки и опустился на лавку, прислонившись спиной к стене. Товарищи его уселись рядом, поставив винтовки между колен.

— Издалека пришли, хозяин, больно устали. Зато фрицы… Ха-ха-ха громко расхохотался он, — не скоро нас забудут. До следующего посещения, — и он снова закатился смехом.

Васька быстро соскочил с постели, натянул брюки и сунул ноги в деревяшки. Так вот они, значит, какие, — партизаны. Он хотел подойти поближе, дотронуться до них рукой, но не посмел и только смотрел издали на их покрасневшие от ветра и мороза лица и не мог насмотреться.

— Где ж хозяйка? — спросил Колька, очевидно, их командир. — Голодные мы.

— Сейчас подниму свою старуху.

Клава неохотно сползла с лежанки, посмотрела на незваных гостей и заворчала:

— Нет от них человеку покоя ни днем, ни ночью; то немцы, то партизаны. Ты трудишься в поте лица, а они все забирают.

— Эй, хозяйка, брось ворчать! — засмеялся командир. — Затопи-ка печь да испеки нам блинов. Только пожирнее, чтоб сало по бороде текло. Старуха твоя не очень-то нам рада, хозяин, — обратился он с усмешкой к Афанасу. Что ж делать, мы бы тоже лучше лежали на горячей печи, чем шастать ночью, в дождь и вьюгу.

— Что ж делать, что ж делать? — повторил вслед за ним Афанас. — Такая доля. А ты, мил друг, не обращай внимания. Такая уж натура у моей старухи, любит она поворчать. Да она у меня не злая, совсем не злая. Увидишь сейчас, Колька, каких блинов она вам напечет!

Скоро изба наполнилась запахом жареного сала. Партизаны стащили сапоги и принялись сушить у огня портянки.

Снаружи донеслись людские голоса и яростный лай Цыгана. Шмулик открыл дверь и выскочил наружу. На дороге, ведущей в деревню, он заметил несколько фигур в белых маскировочных халатах. На фоне заснеженной земли черным пятном выделялся пулемет. «Охраняют подход к деревне», — смекнул Васька.

Он еще стоял, прислонившись к стене хаты, глядя на шевелящиеся фигуры, как вдруг из соседнего двора донесся громкий смех и пение.

Из двора Кароля выехали запряженные парой лошадей сани, в которых Васька разглядел несколько вооруженных людей. Сани остановились возле дома Афанаса, и веселая компания со смехом и песнями ввалилась в дом.

«Поют себе во весь голос, не боятся немцев», — обрадовался Васька. Он вернулся в избу, которая была полна дыма и запаха свежеиспеченных блинов, уселся на краю печи и стал наблюдать за шумными гостями.

На столе стояли бутылки водки, которую гости разливали в большие стаканы или пили прямо из горлышка бутылок. Васька внимательно прислушивался к разговорам, и, хотя не все понимал, ему было ясно, что выпивка устроена в честь удачной операции.

Засерело небо. Партизаны вышли из Афанасовой избы, кое-как разместились на двух санях и исчезли в лесу. Долго еще стоял Васька у плетня и провожал партизан завороженным и завистливым взглядом.

На следующий день крестьяне из соседних деревень рассказали, что предыдущей ночью был пущен под откос поезд, шедший по главной магистрали на Минск. Спустя два дня разнесся слух, что погибли сотни немецких солдат, отправлявшихся на фронт, и что уничтожено много вагонов с боеприпасами и снаряжением.

После той ночи партизаны зачастили в деревню. Они появлялись также днем, прогуливались себе средь бела дня по селу с оружием за плечами, беседовали с крестьянами, шутили с девушками. А партизан, которого называли Колькой, стал совсем своим в Афанасовом доме. Он появлялся неожиданно в сопровождении всего лишь одного товарища, просил приготовить баню и чистое белье. Оба они отправлялись мыться и выходили спустя некоторое время красные, распаренные. Иногда Афанас посылал к ним на помощь Ваську. Колька забирался на верхнюю полку, а товарищ его хорошенько хлестал его веником. Вдруг он соскакивал с полки, вываливался за дверь, катался разгоряченным телом по снегу и возвращался в полную пара баню. А Васька прислуживал им, плескал воду на раскаленные камни, подбрасывал сухих дров в печь или подавал попить.

Теперь уже Васька не боялся разговаривать с партизанами. Когда они приходили, он усаживался вместе с ними за стол, и они угощали его самогоном. Когда Васька в первый раз глотнул напиток, ему показалось, будто опрокинул в горло огонь и все внутренности у него пылают. Потом привык. Старался быть таким же, как они. Иногда ему разрешали взять в руки ружье. Васька научился разбирать и собирать затвор. С особым удовольствием он вынимал магазин, полный блестящих патронов. Он усердно чистил винтовки партизан и возвращал их владельцам, сияя от гордости.

Тогда Колька по-дружески хлопал его по спине и говорил:

— Ты уже настоящий партизан, коль научился чистить ружье и пить самогон.

Однажды, когда Шмулик остался в комнате с Колькой сам на сам, а Афанас с Клавой вышли во двор, он осмелился:

— Колька, возьми меня с собой в лес… Я хочу быть настоящим партизаном.

Колька уставился на него и расхохотался:

— А что ты, малыш, будешь в лесу делать?

— Бить немцев.

— Только этого нам не хватает, — засмеялся Колька, — детдом открыть в лесу. Сиди пока что, дитя, под материнской юбкой. Года через три, когда подрастешь, тогда возьмем тебя. Потом добавил уже всерьез:

— Партизанская жизнь в лесу не забава, не для детей она. Сегодня ты жив, а завтра — труп.

Васька отошел, с трудом удерживая слезы.