Дети с улицы Мапу

В партизанских лесах

Что произошло со Шмуликом после того, Как партизаны подобрали его на опушке леса?

Глотнув водки, которую ему протянул один из парней, Шмулик заснул глубоким сном. Когда проснулся, обнаружил, что лежит в бревенчатой землянке. В центре землянки стояла железная бочка, распространявшая вокруг себя жар. Сквозь маленькую дверцу в бочке был виден пылающий огонь. «Партизанская печка», — улыбнулся мальчик счастливой улыбкой, глядя на скачущие по полу красные отблески.

Блаженное тепло распространилось по всему телу. После тяжелых месяцев, проведенных в деревне, он наслаждался теперь теплом и покоем.

Сначала он боялся пошевелить рукой или ногой, чтобы не растаял чудесный сон и он не оказался один-одиношенек под студеным зимним небом. Однако чем больше он осматривался вокруг, тем крепче становилась уверенность, что это не сон и не привидение. Осторожно вытащил он из-под тулупа руку и дотронулся до стены. Самая настоящая, реальная стена. Сосновое бревно, можно даже отколупнуть с него ногтями кору. А вот и окошко, правда, совсем крошечное — форточка, но и сквозь него проникает внутрь свет. Глаза ищут вход в землянку.

Сбоку от крошечной форточки Шмулик рассмотрел несколько земляных ступеней, ведущих вверх, но входа так и не увидел.

Усталость овладела им, и он снова уснул.

— Эй, парень, сколько же ты собираешься спать? Партизанка не для сонь! — вдруг услышал он над собой насмешливый голос.

Шмулик проснулся, открыл глаза и рывком сел на постели.

— Чего испугался? Ты что — трус? Перед Шмуликом стоял тот самый усатый смуглолицый парень, которого товарищи называли «Толик».

— Как дела, милок, — ласково спросил он. — Ну, успел отдохнуть малость? Вот я принес тебе обед.

Он протянул Шмулику жестяной походный котелок, полный густых щей, в которых плавали куски мяса. Улыбаясь, он смотрел на мальчика, поглощавшего еду с голодной жадностью.

— Пойдем, парень, представлю тебя командиру, — сказал он.

Шмулик растерялся.

— Что мне сказать командиру? Не выгонит он меня?

— Будем надеяться, что нет. Анатолий опять улыбнулся.

Шмулик было собрался слезть с постели, но едва высунув ступни ног, скривился от боли: отмороженные пальцы ног отогрелись под одеялом и теперь горели огнем.

— Что с тобой, малыш? — заботливо спросил Анатолий, всматриваясь в лицо мальчика.

— Ноги отморожены, не могу встать.

Анатолий взглянул на его ноги и ничего не сказал. Быстро вышел из землянки и вскоре вернулся с еще одним партизаном.

Шмулик широко раскрыл глаза: из-под теплой кубанки на воротник полушубка падали каштановые локоны.

— Лиза, посмотри-ка ноги мальчугана, — обратился к ней Анатолий, становясь на колени, чтобы снять с ног Шмулика тряпки, прилипшие к ранам. Лиза раскрыла полевую сумку и достала из нее несколько бутылочек, ножницы и бинт.

— Мне нужна теплая вода, — сказала она, глядя на прилипшие тряпки, каждое прикосновение к которым причиняло Шмулику боль. Мальчик терпеливо сносил мучение.

— Ничего, я сам сниму, — сказал он и потянул за тряпку. Тряпка отодралась вместе с кожей, открыв глубокую рану, гноящуюся и дурно пахнущую.

Лицо Лизы потемнело.

— Плохо дело, — сказала она. Промыв и забинтовав рану, она велела Шмулику оставаться в постели.

— Когда же я смогу встать? — спросил он с беспокойством. — Не годится мне отлеживаться здесь, я хочу воевать с немцами.

Лиза и Анатолий, глянув на Шмулика, прыснули со смеху. Шмулик покраснел.

— Что они смеются надо мной? — подумал он. — Разве я сказал глупость?

— Ничего, друг мой, еще навоюешься, — Лиза похлопала его по плечу. Через два дня я приду менять повязку. До тех пор лежи тихо и не мочи ноги, слышишь?

Шмулик посмотрел на девушку. Она показалась ему очень юной. «Не намного старше меня, — подумал он, — а уже настоящая партизанка. А я?..»

Он, не отрываясь, смотрел на Лизу. Если бы не ее длинные волосы, она, высокая и стройная, выглядела бы совсем как парень. Мужская одежда шла ей.

— Будь здоров, браток, поправляйся скорей, — повторила она, и Шмулик уловил тень беспокойства на ее лице.

— Кто она, эта еврейская девушка? Как она попала в партизаны? размышлял он, оставшись один.

Почти две недели Шмулик был прикован к постели. Ногти на пальцах ног слезли, и раны заживали медленно. Когда Анатолия не было в землянке, ухаживали за Шмуликом Лиза и друзья Анатолия.

Шмулик уже успел познакомиться со многими евреями-партизанами, а также и с неевреями. В землянке кроме Анатолия жило еще трое парней: двое русских и один еврей. Но лишь изредка случалось им собираться вместе. Всегда кто-нибудь отсутствовал: то уходил на задание, то стоял на посту.

В отряде было четырнадцать евреев-партизан. Анатолий командовал взводом. Из евреев-партизан особенно привязался Шмулик к Гедалье и Ошеру двум неразлучным друзьям. Они вместе ходили на задания, вместе возвращались в землянку отдыхать, вместе являлись на кухню обедать. Но постоянно вели между собой громкие бесконечные споры.

Внешне они были разные: Гедалья — высокий, широкоплечий богатырь, с большой круглой головой на короткой шее. Он славился в отряде как отличный пулеметчик. Говорил он сдержанно, глубоким приятным баритоном. Он не любил рассказывать о своем прошлом. Но все знали, что до войны он учился в ешиботе.

Как-то партизаны начали подшучивать над бывшим ешиботником, Гедалья встал и, не говоря ни слова, исчез в лесу. Вернулся он лишь на заре, когда его взвод должен был принять охрану лагеря.

Его друзья-евреи знали, что если в канун субботы Гедалья был свободен, он исчезал на часок в чаще леса. Он уединяется, чтобы «чуток» помолиться, шептались ребята.

Командир ценил его смелость и не раз после вылазки объявлял ему благодарность в приказах по отряду и представлял к награде.

Гедалья любил петь. Вечерами у костра плыл над лесом глубокий его баритон. Друзьям-евреям иногда удавалось уговорить его затянуть «а земерл», и тогда звучали в землянке задушевные хасидские мелодии, молитвы или народные песни.

Но Гедалья редко доставлял им это удовольствие. Чаще всего он обрывал их уговоры русской партизанской песней.

Ошер был совсем другой. Маленький и щуплый, с мелкими чертами лица, он выглядел рядом с Гедальей как мальчишка порывистый и нервный. Он ходил мелкими быстрыми шажками, как барышня. Волосы у него были гладкие, редкие. Разговорчивый, он много рассказывал о своем местечке и о семье, о своем детстве и о своих подвигах. Иной раз он, забывал, что рассказывал раньше, и придумывал новый вариант, отличавшийся от предыдущего.

Товарищи подшучивали над ним, но любили его слушать. Ошер был мастер рассказывать. Особенно удачно он описывал быт местечка, рассказывал анекдоты из местечковой жизни. Слушатели были довольны, смеялись и на какое-то время забывали, что все это уже ушло далеко в прошлое.

Но еще больше удовольствия рассказы доставляли его русским друзьям. Они не были знакомы с еврейским бытом, и наивно верили его побасенкам.

До войны Ошер был портным, но теперь он остерегался вспоминать об этом. Когда друзьям хотелось подразнить его, они звали его «портняжка». Ошер обижался, огрызался сердито, но быстро отходил и вновь принимался рассказывать.

Теперь он исполнял обязанности «второго номера» в пулеметном расчете Гедальи, т. е. носил пулеметные диски. Он привязался к Гедалье и ходил за ним как тень. Ошер не отличался храбростью, но в час опасности не отставал от Гедальи. И не раз друг спасал пулеметчика от смерти.

Среди русских партизан особенно полюбился Шмулику Алешка — «хохол». Высокий парень с густой светлой шевелюрой, озорные волосы падали на лоб, доставая до маленького вздернутого носа, Алешка попал сюда с севера. Родом он был, собственно, из-под Ленинграда, и товарищи его, как и он сам, не знали, почему пристала к нему кличка «хохол».

Алешка был душой отряда. Веселый и живой, всегда готовый поддержать песню или пуститься в пляс. Он играл на баяне, который раздобыл в одной из вылазок. В любом походе, даже во время утомительного отступления при облавах, которые немцы частенько устраивали, он нес баян на плече вместе с винтовкой.

Алешка был во взводе Анатолия. Он тоже привязался к молчаливому Гедалье и жил вместе с двумя друзьями в одной землянке.

Когда ноги Шмулика зажили настолько, что он уже мог ходить, к нему пришел Анатолий, хлопнул его по плечу и сказал:

— Хватить бездельничать, парень, пришло твое время!

Шмулик вскочил.

— А винтовку мне дадут? — поднял он на Анатолия блестящие от радости глаза.

— Не спеши, парень, — усмехнулся тот, — винтовку так быстро не дают. Да зачем тебе оружие? Тебя в хозвзвод назначили. Пойдешь на кухню помогать Гале-поварихе.

Мальчик насупился. Грустно поплелся он за Анатолием, который, почувствовав, что парнишка повесил нос, стал его утешать:

— Ты, друг, не волнуйся. Это временно, пока совсем не выздоровеешь. Да и босой ты. Сначала нужно раздобыть тебе сапоги. Он показал на ноги Шмулика, все еще обмотанные кусками брезента, чтобы не промокали в талом снегу.