Дети с улицы Мапу

Шуля выполняет задание

Шуля выслушала Васькин рассказ, и в глазах ее заблестели слезы.

— Шуля, ты сможешь нам помочь? Ты ведь работаешь в больнице. А доктора Квятковского нам не удалось найти.

— Попробую пойти к нему домой. Увидимся завтра в это же время.

Шуля и не заметила, что уже совсем поздно. Так хорошо ей было с друзьями. Она не переставая расспрашивала и рассказывала им о себе. С горечью рассказала о Ривкеле Виленской, которая стала в монастыре Бируте Магдаленой и ненавидит евреев. В глазах Шмулика вспыхнули злые огоньки.

— Я должен повидать ее! Не может быть! Ты не ошиблась?

Он решил пойти завтра вечером к воротам монастыря. Шуля постарается выманить Бируте Магдалену во двор.

Когда Шуля подошла к воротам монастыря, было уже около полуночи. Привратник посмотрел на нее подозрительно и удивленно. У двери спальни Шуля столкнулась с сестрой Фелицией.

— Где ты была так поздно?

— Задержалась в больнице. Один мой больной в тяжелом состоянии. Я сидела возле него.

Сестра Фелиция взглянула ей в лицо, повернулась и ушла, ничего не сказав.

В комнате все уже спали. Шуля глянула на кровать соседки: Бируте Магдалена лежала с закрытыми глазами, но Шуле показалось, что ресницы ее дрогнули. Она притворяется, — мелькнула мысль. Шуля подошла к кровати Бируте и тронула ее за руку.

— Ривкеле, слушай, я сегодня встретила на улице Шмулика.

Девочка вздрогнула, ее глаза широко раскрылись, и Шуля опять увидела в них испуг загнанного зверька.

Девочки смотрели друг на друга. Лицо Бируте Магдалены то краснело, то покрывалось бледностью. Приподнявшись, она со слезами и злостью прошептала:

— Что ты ко мне пристала? Что я тебе сделала? Не знаю я никаких Шмуликов. И вообще не знаю жидов. Если не отстанешь, пожалуюсь матери-игуменье, расскажу ей, что ты по ночам шляешься с жидами. Я…

Но на этот раз Шуля почувствовала, что ее взяла. Бируте Магдалена говорила уже не так уверенно, как прежде. Ее голос дрожал.

— Ривкеле, слушай, война вот-вот кончится… Тебе больше не придется притворяться. Шмулик очень хочет видеть тебя. Выходи завтра в 10 вечера во двор, к воротам…

— Нет, нет! Не хочу я видеть никаких жидов. Я их ненавижу! Отстань от меня! Я добрая католичка и хочу остаться монахиней. Она повернулась к Шуле спиной и натянула одеяло на голову.

Назавтра, возвращаясь с работы, Шуля свернула в боковую улочку, на которой жил доктор Квятковский. Но в квартире уже жили другие люди. Даже табличка с его именем исчезла.

Дурную весть принесет она друзьям. Где же достать нужные лекарства? В больнице, где она работает, они выдаются старшей сестрой по распоряжению хирурга. А в продаже их нет.

Тут Шуля вспомнила, что однажды она видела эти лекарства в изоляторе монастыря, но аптечка закрыта на ключ. Может, ключ от аптечки воспитанниц подойдет к ней? Но ключ у Бируте Магдалены. Где она его держит?

Утром Шуля взяла нож и резанула большой палец. Держа перед собой палец, с которого капала кровь, она подошла к Бируте Магдалене и попросила у нее йод и бинт.

— Как раз сейчас, когда нужно спешить на работу, — буркнула девочка. Возьми сама. Не хочу я из-за тебя опаздывать…

— А где ключ?

Бируте Магдалена бросила ей ключ и вышла.

Шуля направилась в изолятор. Комната была пуста. В углу стоял шкаф с дорогими лекарствами. Она с опаской сунула ключ в замочную скважину. Легкий нажим — и замок открылся. Вот и желанные лекарства. Шуля поспешно рассовала их по карманам платья и вышла.

Глаза ее блестели от радости, когда она передавала сокровища Анатолию. С гордостью рассказала она, как ей удалось их раздобыть.

Услышав о ее последнем разговоре с Бируте Магдаленой, Шмулик рассердился.

— Не может быть, чтобы Ривкеле Виленская так говорила, — уверенно заявил он. — Ты, наверно, ошиблась. Я должен повидать ее, но как?

— Подожди нас на улице, когда будем вечером возвращаться с работы, увидишь ее.

— Нельзя, — возразил Анатолий. — Нам нужно скорей в отряд, принести лекарства. Каждый час дорог.

— Возвращайся ты один, а я еще останусь.

Шмулик забыл в эту минуту, что стоит перед своим командиром, и видел в нем только друга-еврея. Прощаясь, Анатолий крепко пожал ребятам руки. На этот раз он не обнял и не расцеловал Шулю, как при встрече. Перед ним была уже не девочка Оните. За это время Шуля выросла, выражение лица ее стало серьезным, взрослым и в то же время сохранило детскую чистоту.

Шуля и Анатолий стояли и смотрели друг на друга. На щеках Шули проступил румянец, Анатолий казался ей таким мужественным и красивым. У него загорелое лицо, а в больших глазах светятся ум и чистосердечие. Еще взгляд, еще рукопожатие, и Анатолий исчез в ночной темноте.

Вечером, когда девочки возвращались из больницы, улицы были полны прохожих. Рабочие шли с работы, у магазинов стояли очереди, на тротуарах и в палисадниках гуляли матери с детьми. Легкий ветерок, разогнавший дневную жару, ласково трепал платья женщин.

Несмотря на шумное движение, улица казалась усталой и безжизненной. Иногда проходила элегантная дама в сопровождении мужчины в военной форме. Бируте Магдалена медленно шла рядом с Шулей, с трудом переступая усталыми ногами. Взгляд Шули лихорадочно перебегал с одного тротуара на другой: придет ли? Сердце колотилось от страха: а вдруг его поймали? Из бокового переулка навстречу им вышел трубочист с покрытым сажей лицом. На спине он нес лестницу, на руке у него болтались ведро, метелка и веревка.

— Встреча с трубочистом — дурная примета, — сказала Бируте Магдалена, бросив мрачный взгляд на Шулю.

Та не ответила, стараясь выглядеть спокойной.

Они уже прошли главную улицу и свернули на боковую, ведущую к монастырю. Дома уже казались накрепко закрытыми, и жизнь пряталась за их стенами. Лавок здесь мало, очередей нет. По обе стороны улицы палисадники, широколистные каштаны покачивают ветвями.

Возле маленького магазина игрушек стоял босоногий мальчишка и смотрел на выставленных в витрине деревянных коней и кукол. Когда девочки приблизились, он обернулся к ним.

— Бируте, посмотри на этого мальчишку. Не узнаешь? — потянула Шуля спутницу за руку, глядя на нее в упор.

Лицо Бируте Магдалены чуть дрогнуло, но она тут же надела маску равнодушия и ответила:

— Что в нем особенного? Босяк из какой-то деревни.

Сердце Шули залила горькая обида, но ей было ясно, что Бируте узнала Шмулика, и ей захотелось сломить упрямство девочки.

— Бируте, ведь это Шмулик! Разве ты его не узнаешь?

Девочка покраснела, в глазах появились злые слезы.

— Опять ты ко мне пристаешь? Если не отстанешь, я сегодня всем расскажу, что ты водишься с жидами! Я знаю, ты бегаешь к нему ночами. Ты врешь сестре Фелиции, жидовка!

Всю бурю чувств, охвативших Бируте, девочка изливала в потоке брани, обрушившемся на Шулю. Шуля видела, что бедная Ривкеле не в силах удержать слезы. Вдруг Бируте, бросив ее, побежала к монастырю.

— Она может и в самом деле донести на меня, — испугалась Шуля.

Да, это Ривкеле Виленская. Шмулик сразу узнал ее.

— Вечером приду к воротам монастыря, — шепнул он Шуле, проходя мимо.

— Есть хочешь? — спросила Шуля.

— Да.

— Принесу.

Шмулик свернул к развалинам. Его мучил голод. Еда, принесенная из леса, кончилась. С нетерпением ждал он назначенного часа. — Почему я, дурак, не попросил Шулю, чтобы сразу вынесла мне кусок хлеба, — ругал он себя. Чего ради мне шататься по улицам и рисковать? Зачем мне эта Ривкеле, никого не признающая, от всего отрекшаяся? — горько размышлял он. Однако чем больше он размышлял, тем ясней ему становилось, что не ради одной Ривкеле остался он в городе. Ведь он все равно ничего не сможет сделать для нее. Напротив, лучше ей пока оставаться в монастыре.

Перед его глазами снова встала нынешняя Шуля: в сером длинном монастырском платье, с густыми локонами, выбивающимися из-под шапочки и падающими на серые глаза.

Картины счастливых лет детства приходили на память вместе с образом Шули. Как хорошо было держать ее за теплую руку, заглядывать в милые глаза. Погруженный в раздумья, Шмулик залез в развалины, где скрывался уже два дня.

Семь часов. Целых три часа еще мучиться, голодному и усталому, в этих развалинах. Если б хоть можно было прилечь, закрыть глаза и поспать! Может, пойти в городской сад и лечь там под деревом?

Он уже собрался отправиться на улицу Погулянка, ведущую к саду, как вдруг его взгляд встретился с пронзительным и наглым взглядом молодого парня. Шмулик остановился у какого-то двора — парень тоже.

«Следит за мной, — Шмулика охватил страх. — Сейчас подойдет и заорет: «Жидас, держи его!"

Шмулик ускорил шаги в сторону развалин, но чувствовал, что парень не отстает. На лбу выступили капли пота, на губах чувствовался соленый привкус. «Если не удастся избавиться — застрелю», — решил Шмулик, нащупав пистолет в кармане.

Вдруг в его мозгу мелькнула мысль. Он остановился, оглянулся по сторонам, как бы ища что-то, и торопливо вошел в полуразрушенный дом. Позади послышался задыхающийся голос парня, кричащего по-литовски:

— Эй, стой, стой! А то полицию позову!

Не задумываясь, Шмулик расстегнул штаны, как будто по нужде.

— Не удерешь от меня, жид проклятый, — снова услышал он голос литовца, и его голова показалась в дверях.

— Почему в этом проклятом городе нет уборных? — обратился к нему Шмулик по-белорусски, стараясь придать голосу особую деревенскую интонацию.

Парень озадаченно остановился.

— Ты, что, тоже не здешний? Пришел сюда нужду справить? — продолжал спокойно Шмулик.

— Пошел ты к черту, заср…! — выругался парень, плюнул Шмулику под ноги и ушел.