Dolgaya_igra

Глава двадцать третья

Шейн даже не осознавал, как вернулся в Монреаль. Он не мог вспомнить ни минуты поездки, настолько его оглушили собственные гнев, шок, страх и стыд.

Я уже выбрал тебя, Холландер.

Эти слова не переставали крутиться в голове, даже когда он зашел в дом, поднялся по лестнице и наконец рухнул плашмя на кровать.

Ему следовало остаться. Остаться и отстоять… или...

Блядь.

Они ссорились далеко не впервые — порой все их отношения казались одной бесконечной ссорой — но только после этой Шейн пребывал в ужасе. Очевидно, где-то он облажался. Он был невнимателен к Илье, толком не задумывался, чем тот пожертвовал ради него, а теперь понял — Илья пожертвовал очень многим. Ради Шейна. Ради них.

Неудивительно, что он злился на Шейна. Илья покинул свою родину, свою семью — пусть и остался у него только брат, которого он терпеть не мог, — свою команду, друзей в Бостоне, да всю прежнюю жизнь, по сути. Он оставил все. Все, блядь.

А тем временем Шейн чувствовал себя комфортно в Монреале, играя в той же команде, в которой начинал. Завоевывая Кубки Стэнли. У него были друзья, с которыми он мог поговорить об Илье — даже один из товарищей по команде — и его родители жили поблизости. Он устроил своего парня в своем родном городе, недалеко от Монреаля, потому что так было удобно для него самого. Все, кого он любил, оказались сосредоточены в аккуратном круге, а Шейн расположился в его центре.

Летом они с Ильей ездили в загородный дом Шейна. Господи, да все их отношения выстраивались по принципу — Илья как можно безболезненнее вписывался в жизнь Шейна.

Но в реальности у Шейна не было никаких оснований полагать, что тот обижался на это. Илья любил их загородный дом, любил родителей Шейна, любил его самого. Илье нравились товарищи по команде в Оттаве, он многократно говорил, что и организация процессов, и вообще атмосфера в Кентаврах были намного лучше, чем в Бостоне. К тому же, еще до того, как они заговорили о каких-то серьезных изменениях в жизни, Илья признался, что хотел стать гражданином Канады. Выбор Оттавы представлялся вполне логичным.

Но даже принимая во внимание все это, Шейн явно упустил что-то важное.

Он не знал, что делать. Первым порывом было вернуться в Оттаву и попросить прощения, но Илья дал понять, что нуждался в личном пространстве. Шейну следовало относиться к этому с уважением. Возможно, им удалось бы поговорить на следующий день. Или этим вечером. Или...

Дерьмо. Шейн нестерпимо хотел позвонить ему, не откладывая. Или хотя бы написать. Стартовал новый сезон, кто знал, сколько они не смогут увидеться? Как минимум неделю, а то и две.

Он набрал сообщение. Прости. Позвони мне, когда захочешь поговорить. Пожалуйста.

Боже, не слишком назойливо? Может, следовало просто оставить его в покое?

Нахуй. Шейн нажал «отправить». Илья мог проигнорировать сообщение, если хотел, но Шейн очень надеялся, что тот этого не сделает.

Он подождал несколько минут, на случай, если Илья решит позвонить сразу. Но тот даже не ответил на сообщение. У Шейна похолодело внутри.

Ему необходимо было с кем-то поговорить, и он позвонил маме.

— Я облажался, — сказал Шейн, как только ее лицо заполнило экран телефона.

— Что? Повздорил с тренером? Сегодня выходной. Как ты мог...

— Нет. С Ильей.

Беспокойство мгновенно исчезло с ее лица. Она даже улыбнулась.

— Ты не мог испортить с ним отношения. Что случилось?

Шейн сел и свесил ноги с кровати.

— Я принимаю его как должное. Все, от чего он отказался, и все, что решился изменить. — Он в отчаянии потер лоб. — Он одинок, понимаешь? А я живу своей жизнью, счастлив как никогда, полагая, что наших редких встреч ему достаточно.

— Он тебе это сказал?

— Типа того. Вернее, нет. Но он сказал достаточно, чтобы я догадался об остальном. — Он вздохнул. — Я худший бойфренд на свете.

— Это неправда. И Илья бы со мной согласился, так что не начинай.

Шейн сжал губы, пытаясь проглотить комок в горле.

— Я его не заслуживаю.

Мама посмотрела на него с раздражением.

— Шейн.

— Он собирается со мной расстаться, — продолжил Шейн с тоской в голосе. — У нас ничего не выходит. Все слишком сложно. Я беру слишком много и ничего не отдаю взамен.

— Он взрослый человек. И он любит тебя. Вопреки всему вы вместе. Я знаю, что это не идеально, но я горжусь тем, как вы оба старались прийти к этому. Это потрясающе. — Она тихо рассмеялась. — Я бы хотела хвастаться этим каждому встречному.

Шейн покачал головой.

— Сейчас нечем хвастаться. Я вел себя как полный придурок. Черт, я такой эгоист. Я думал, если мы будем ближе друг к другу, для нас обоих это окажется лучше, но раньше он был счастливее.

— Тебе нужно поговорить с ним об этом. К слову, ему нравится в Оттаве. Он даже говорил нам, что эта команда ему нравится больше, чем прежняя. Он любит товарищей по команде и нового тренера.

У Шейна немного отлегло от сердца.

— Он говорил, что ему нравится Оттава?

— И не раз. Честно говоря, я думаю, что он готов жить даже на городской свалке, лишь бы поближе к тебе. Он без ума от тебя.

— Но в этом-то и проблема! Если он принимает все решения, исходя из моих интересов, он будет злиться на меня. Он и так уже злится.

— Поговори с ним, — терпеливо повторила мама.

— Он не хочет разговаривать.

— Он так и сказал? Ты пробовал?

— Он проигнорировал мое сообщение.

— Ага, — безразлично ответила мама, явно не впечатленная. — Когда ты его отправил?

Шейн смутился и, должно быть, покраснел.

— Минут двадцать назад.

— Боже мой, Шейн. Он мог быть в душе. Или на беговой дорожке. Или спать. Или поставить на зарядку телефон. Расслабься!

Он фыркнул.

— Ты говоришь, как Илья.

— Потому что у нас взгляды совпадают, когда речь идет о тебе.

— Вы оба считаете меня занудой.

— Мы оба любим тебя до смерти и хотим, чтобы ты был счастлив. И оба знаем, что ты можешь быть самому себе худшим врагом.

— Ну, у меня был другой враг, но потом я в него влюбился.

Мама рассмеялась.

— Поговори с ним. Выдержи паузу, а если он так и не ответит, попробуй еще раз. И, ради бога, внимательно слушай его.

— Да, конечно. А если он не станет со мной разговаривать, я... поеду в Оттаву и буду стоять у его двери, пока...

— Или просто попробуй не дергаться хоть раз в жизни.

От удивления Шейн открыл рот.

— О боже. Илья плохо на тебя влияет!

— Он позвонит. Уверяю тебя. Наберись терпения.

— Хорошо.

— Я люблю тебя.

— Я тоже тебя люблю.

— И Илья тебя любит.

Шейн кивнул, надеясь, что мамины слова по-прежнему соответствовали действительности.

— Спасибо. Пока.

Завершив вызов, он еще несколько минут смотрел на телефон, пытаясь телепатически заставить Илью ответить. Но никаких сообщений не поступило. Шейн открыл инстаграм и пролистал посты Ильи. Он никогда не обращал на них особого внимания, тем более публиковал тот в основном фотографии каких-то случайных вещей, которые ему попадались, и крайне редко — селфи.

Последний пост был размещен накануне — на Рождество — фото настольного футбола, который Шейн подарил ему. Без подписи. Он прокрутил вниз ленту и наткнулся на фотографию фитбола, на котором балансировал в тренажерном зале Ильи… Один из последних пазлов, который тот собрал вместе с отцом Шейна. Татуировка гагары.

Один из двух пластиковых перстней в форме сердца, лежащих на комоде у Шейна.

До Шейна внезапно дошло: большинство постов каким-то странным и загадочным образом были о нем. Весь аккаунт Ильи представлял собой своеобразный дневник их отношений, полный одним лишь им понятных шуток и небольших отсылок.

А Шейн даже не удосужился толком просмотреть его раньше. Внимательно.

Теперь он это сделал. Он скроллил, пока почти не перестал видеть что-либо из-за слез. Он сдался, уткнулся лицом в ладони и зарыдал в голос. Как он мог хоть на секунду усомниться в том, что Илья любил его всей душой?

***

— Это не работает, — заявил Илья, как только Галина закрыла за ним дверь своего кабинета.

— Ты имеешь в виду наши сеансы?

— Да. Я чувствую себя хуже, чем когда-либо. Все полетело к чертям.

Он понимал, что вел себя не слишком прилично, но последние сутки выдались очень тяжелыми, и он едва держался. Накануне, как только Шейн покинул его дом, он отключил телефон. Он пролежал пару часов на кровати, глядя в потолок и пытаясь вздремнуть. Затем спустился в тренажерный зал и интенсивно крутил педали на велотренажере. А после некоторое время молотил по боксерской груше.

Сообщение Шейна он увидел только утром, но так пока и не ответил. Он просто не находил слов. Он был заранее записан на прием к Галине на этот день, поэтому решил поговорить с ней, прежде чем связываться с Шейном. Илью не коробило желание услышать от кого-то совет, как ему поступить, потому что сам находился в полнейшей растерянности.

— Почему бы тебе не присесть? — спокойно предложила Галина.

— Нет, — резко ответил Илья. Он обвинительно направил на нее палец. — Ты сказала, что я почувствую себя лучше. Ты должна меня вылечить.

Галина не отреагировала на гнев в его голосе или на абсурдное тыканье пальцем. Только посмотрела на него с интересом и, возможно, с толикой удивления.

— Ты ходишь ко мне меньше двух месяцев. Я хороший специалист, но не настолько.

Почувствовав себя идиотом, Илья убрал палец, но необходимость донести до нее, насколько ситуация приблизилась к критической, никуда не исчезла.

— Я не могу так жить, вдруг мне станет еще хуже? Я должен сосредоточиться на хоккее, должен быть хорошим бойфрендом, а я не могу делать ни того, ни другого, если никак, блядь, не могу выбраться из тоски!

— Илья, — твердо сказала она. — Сядь.

С тяжелым вздохом Илья уселся.

— Что со мной не так?

Галина опустилась на свой стул и скрестила ноги.

— Ты человек с большим количеством обязанностей и находишься под давлением. Ты зарабатываешь на жизнь, занимаясь физически тяжелым и опасным видом спорта. Ты скрываешь очень большой секрет, при этом живя под пристальным общественным вниманием. Ты влюблен в человека, влюбляться в которого тебе не позволено. Ты несешь груз травмы из детства, с которой никто и никогда не работал должным образом. А еще ты очень глубоко все переживаешь. Глубже, чем кто-либо из окружающих может представить.

Илья моргнул. Он не ожидал конкретного ответа. Особенно такого... подробного.

— Это все? — тихо спросил он.

— Я думаю, у тебя депрессия.

Илья инстинктивно обнял сам себя.

— Как у мамы.

— Не обязательно. Депрессия — это сложное заболевание, которое проявляется по-разному. И существует много способов его лечения.

— Лекарства.

Илья не хотел принимать никаких лекарств. Он избегал таблеток за исключением необходимых иногда обезболивающих. Таблетки способны убить.

— Опять же, не обязательно. В некоторых случаях антидепрессанты могут показать высокую эффективность, но не только они способны помочь. — Она обвела рукой свой кабинет. — Это тоже помогает. Находиться здесь. Разговаривать. Бывают пациенты, которые хорошо реагируют, например, на физическую активность.

Илья фыркнул.

— Я не могу заниматься физическими упражнениями больше, чем уже занимаюсь.

— Это так, — согласилась она, — но ты можешь проявлять физическую активность исключительно для себя. Не для хоккея. Поход в горы или долгая поездка на велосипеде. Игра в теннис с другом. Или что-то подобное.

— В Оттаве? Зимой?

Она улыбнулась.

— Это не обязательно должны быть физические упражнения. Мы знакомы не так давно, но я думаю, тебе нужно больше заниматься тем, что предназначено только для тебя. Твои приоритеты, похоже, ограничиваются хоккеем и твоим парнем.

— Но мне нравится и то, и другое, — возразил Илья.

— Когда мы виделись в последний раз, я предложила тебе поговорить с Шейном о том, чем ты пожертвовал ради него. Ты это сделал?

— Да! — практически крикнул Илья. — Вот почему все полетело к хуям!

— Он негативно это воспринял?

— Мы поссорились. Вчера. С тех пор я с ним не разговаривал, потому что он ничего не понимает. Он спросил, выберу ли я его вместо хоккея, а я поверить не мог, что он вообще додумался такое спросить, понимаешь?

— Что побудило его спросить об этом?

Илья на мгновение прикусил щеку, отчаянно не желая произносить следующую фразу.

— Я первым его спросил, — пробормотал он.

Галина слегка приподняла брови.

— А почему ты его спросил?

— Потому что... — Уф-ф. Отвечать оказалось довольно неловко. — Он обидел меня. Я спросил, не хочет ли он пойти на вечеринку к моему товарищу по команде. — Он вздохнул. — Это было глупо. Конечно, он был прав, отказавшись. Мы никогда раньше не делали ничего подобного, наверно выглядело бы странно, если бы я его туда притащил, но... я очень хотел этого. И очень хотел бы представить его друзьям как своего парня.

— Это стало бы огромным шагом, — прокомментировала Галина. — Я полагаю, перед этим следовало серьезно поговорить.

— Да, конечно... Мы ничего не обсуждали. Я спросил его, он сказал «нет», и я рассердился.

Она сделала несколько заметок, пока Илья пытался справиться со стыдом.

— Я так понимаю, — наконец она подала голос, — что Шейн не готов обнародовать ваши отношения.

— Нет. Я даже не знаю, готов ли я сам. Но иногда мне кажется, что я сойду с ума или умру, если придется дальше хранить этот секрет.

— Он об этом знает?

— Нет. Я... еще не говорил с ним о своем состоянии. Не говорил, что посещаю тебя. — Глаза Ильи наполнились слезами. — Я не знаю, когда снова увижу его. По крайней мере, не раньше, чем через неделю. У нас обоих плотный график и поездки. — Он сглотнул. — Я боюсь. Думаю, я все испортил. Не стоило упоминать про ту вечеринку.

— Думаю, тебе нужно поговорить с ним. По-настоящему поговорить. Готова поспорить, вы скрываете друг от друга важные вещи, потому что не хотите омрачать драгоценное время, которое удается провести вместе.

Илья кивнул.

— Да. Именно так.

Она улыбнулась.

— Возможно, вам придется пережить тяжелый разговор. Но я подозреваю, что после него вы оба почувствуете себя лучше.

Илья знал, что она была права, но не мог представить, как начать такой разговор с Шейном. В то же время он чувствовал сильное желание немедленно покинуть кабинет и позвонить ему.

— Что ты хочешь ему сказать? — спросила Галина. — Мы могли бы порепетировать.

Илья долго размышлял над ее вопросом, прокручивая в голове длинный список всего, что ему, вероятно, следовало бы обсудить с Шейном. Наконец уголки его губ поползли вверх.

— Ты собираешься притвориться Шейном?

Она улыбнулась в ответ.

— Ну почти.

— Хорошо. Но тебе придется стать гораздо более раздражающей.

— Сомневаюсь, что ты хочешь именно это ему сказать.

— А вот и не сомневайся. Я постоянно говорю ему, что он меня бесит.

Галина терпеливо ждала, пока Илья посерьезнеет. Наконец, тот медленно вдохнул, выдохнул, закрыл глаза и начал говорить.

***

Им предстоял матч с Торонто. Шейн уже собирался выходить из дома, чтобы отправляться на арену, когда Илья наконец позвонил.

— О боже. Привет. — Шейн даже не пытался притвориться спокойным. — Илья, послушай, я...

— Все в порядке, — перебил его Илья. — Я должен был позволить тебе остаться. Кажется, нам нужно поговорить.

Шейн вздохнул с облегчением.

— Конечно. Можем поговорить по FaceTime? Я хочу тебя увидеть.

— Да.

На экране появился запрос на видеозвонок, Шейн нажал на него, и только после того, как появилось изображение с фронтальной камеры, понял, что выглядел, вероятно, дерьмово. Он почти не спал, забыл снять очки, а волосы наспех собрал в неаккуратный пучок.

Но он перестал обращать на это внимание, как только лицо Ильи заполнило экран. Тот выглядел сильно уставшим, но в то же время расслабленным. Его губы слегка приподнялись в улыбке, а щеки и кончик носа порозовели, будто он только что пришел с холода.

— Илья, — Шейн не мог придумать других слов.

— Прости, что попросил тебя пойти на вечеринку, — сказал Илья. — И за то, что разозлился, когда ты отказался. Это было... неправильно.

— Нет. Все в порядке. То есть, да, я был удивлен и сбит с толку, но я вел себя с тобой как козел. Ты стольким пожертвовал, а я недостаточно это ценю. Я понимаю это.

— Я бы пожертвовал еще большим, — просто сказал Илья. — Ради тебя. Чем угодно.

— Я не хочу, чтобы ты это делал. Господи, с тобой все в порядке? Я знаю, ты ненавидишь говорить о своих чувствах, но я переживаю.

Илья на мгновение замолчал, будто пытался решить, что сказать.

— Я хожу к психотерапевту.

— О, — Шейн, не знал, считать это хорошей новостью или плохой. — Ты имеешь в виду психолога?

— Да. Но не совсем, не психолога команды. А женщину, которая говорит по-русски. Она хорошая. Думаю, ей удается мне помогать.

— Она говорит по-русски? Это здорово.

— Да. Так гораздо легче разговаривать.

Шейн уже не впервые почувствовал себя ужасно из-за того, что не успел хорошо освоить русский.

— Так что, тебе становится... лучше?

— Думаю, да. Медленно, но лучше.

— Давно ты к ней ходишь?

— Пару месяцев.

Боже. Почему Илья ему не сказал? Шейн хотел спросить, но это, вероятно, прозвучало бы как упрек.

— Я рад, что тебе помогают. Раз тебе это необходимо. И рад, что ты нашел человека, с которым можешь поговорить.

Он не смог скрыть боль в голосе, хотя в реальности у него не было причин чувствовать обиду.

— Шейн, — мягко сказал Илья, — я рассказал тебе вещи, о которых не говорил никому. Ты меня знаешь. Терапия — это... другое.

— Я знаю.

Шейн действительно знал. Он просто злился на себя за то, что порой не вслушивался в слова Ильи, не придавал им значения.

— Я должен тебе кое-что сказать. — голос Ильи вдруг зазвучал нервно. — Она знает. О нас. Я ей рассказал.

Шейн не смог скрыть шока, наверняка тот отчетливо отражался у него на лице.

— Рассказал? Ты упомянул мое имя?

— Да. Прости, но... я не хотел лгать в той комнате, как лгу всем и везде.

Шейн понимал это. Какой смысл ходить к психотерапевту, если приходится тому лгать?

— Окей. Она же, типа, поклялась хранить врачебную тайну или что-то в этом роде. Так что все должно быть хорошо.

— Да.

Он присел на кровать.

— Ты не обязан мне рассказывать, если не хочешь, но что заставило тебя пойти к психотерапевту?

Илья растянул губы в полуулыбке.

— Трудный вопрос.

— Да. Прости. Забудь, что я спросил.

— Нет. Я хочу рассказать тебе все, но... может, не сейчас.

Шейн кивнул.

— Конечно.

— Слишком много всего, понимаешь?

Шейн не понимал, но ответил:

— Да.

— Но мне жаль, что я заставил тебя уехать. Я провел очень приятное Рождество с тобой и твоей семьей, как всегда. Но отнял у нас день и ночь, которые мы могли бы провести вместе.

— Я жалею обо всем, что наговорил. Очень, блядь, жалею. Я люблю тебя.

— Я знаю, любовь моя (последние два слова по-русски — прим. пер.).

Шейн улыбнулся.

— Я уже знаю, как переводятся эти слова.

— Ах, — Илья притворился сокрушенным, — тогда ты знаешь мой секрет.

— Что ты меня любишь?

— Что я очень сентиментальный.

Шейн не сдержал смеха.

— Я это тоже знал. — Он взглянул на часы рядом с кроватью. — Черт. Мне пора.

— Окей.

— Хотелось бы, чтобы наши графики не были такими ебанутыми. Но, может, немного дистанции сейчас нам не повредит?

— Думаю, да. Да. Поговорим, когда снова окажемся в одной комнате.

Они несколько секунд грустно улыбались друг другу. Шейн чувствовал тяжесть на сердце и беспокоился о предстоящем разговоре, но обрел уверенность, что их связь крепка по-прежнему.

— Постарайся не выигрывать слишком часто, — пошутил Илья.

— Ты тоже.

Илья подмигнул.

— Мы никогда не выигрываем.