Естественная история

Книга XXXIII. Металлы [компиляция фрагментов][2973]

I.1. Теперь речь пойдет о металлах, в которых и состоит само богатство и в которых выражаются цены вещей. Предприимчивость ведет всяческие поиски в недрах земли: где-то ее копают ради богатства, в поисках золота, серебра, электра[2974], меди, где-то — ради роскоши, в поисках гемм[2975] для пальцев и красок для стен, где-то — ради безрассудства, в поисках железа, которое в войнах и убийствах милее даже золота. Мы проходим по всем жилам земли и живем над выдолбленной нами землей, удивляясь тому, что порой она разверзается или сотрясается, — словно это, действительно, не может вызываться негодованием священной родительницы.

I.2. Мы проникаем в ее внутренности и ищем богатства в обиталище духов усопших, как будто она недостаточно благодатна и плодоносна там, где ступают по ней. И при этом меньше всего мы ведем эти поиски ради целебных средств, — в самом деле, многие ли копают ее ради врачевания? Хотя и это она предоставляет на своей поверхности, как плоды, щедрая и доступная во всем том, что приносит пользу.

I.3. То губит нас, то влечет нас в преисподнюю, что она укрыла глубоко, то, что рождается не вдруг. И пусть ум, устремляясь до пустого пространства, вычислит, за сколько всего веков наступит конец исчерпания ее, докуда проникнет алчность. Какой безвредной, какой счастливой, мало того, даже изысканной была бы жизнь, если бы желанным было только то, что есть на поверхности земли, и коротко говоря, только то, что есть у себя!

II.4. Из земли выкапывают золото и вместе с ним хрисоколлу, за которой название закреплено по золоту, чтобы она казалась ценнее[2976]. Мало ведь было бы найти одну эту чуму для жизни, если бы не в цене было и это гнилостное выделение золота[2977]. Алчность искала серебро, а тем временем удовольствовалась тем, что нашла миний и придумала применение этой красной земли[2978]. О неистощимая изобретательность! Сколькими способами мы увеличили цены вещей! Вдобавок появилось искусство живописи — и мы сделали золото и серебро еще дороже благодаря чеканной работе[2979]. Человек научился бросать вызов природе. Порочные соблазны поощрили и искусство: понравилось чеканить на кубках похотливые сценки и пить из непристойных изображений[2980].

II.5. Потом перестали увлекаться и стали пренебрегать ими, так как золота и серебра стало слишком много. Мы выкапываем из той же земли муррины[2981] и хрусталь, которым придает ценность сама их хрупкость. Признаком богатства, истинной славой роскоши стало считаться обладание тем, что может вмиг погубиться целиком. Но и этого оказалось недостаточно. Мы пьем из груды гемм и сплетаем из смарагдов кубки[2982], и нам нравится ради опьянения держать в руках Индию[2983]. Золото здесь уже придаток.

III.6. О, если бы оно могло быть совсем изгнано из жизни, — проклятая жажда, по выражению знаменитейших авторов[2984] — поносимое нападками всех лучших людей и найденное на погибель жизни! Насколько счастливее было то время, когда одни вещи обменивались на другие, как это, по Гомеру, делалось и в троянские времена! Именно так, полагаю я, ради средств существования были установлены сношения.

III.7. Он передает, что одни покупали вещи на бычьи шкуры, другие — на железо и пленных[2985]. Хотя сам он уже восхищался золотом, он оценил вещи на скот, говоря, что Главк обменялся золотыми доспехами стоимостью в 100 быков на доспехи Диомеда стоимостью в 9 быков[2986]. По этому обычаю и в Риме пеня в древних законах состоит в скоте[2987].

IV.8. Самое худшее преступление в жизни совершил тот, кто первым надел его на пальцы, но кто это сделал, не передается. Что касается Прометея, все это, по-моему, баснословно, хотя древность и его наделила железным кольцом, которое истолковала как оковы, а не украшение[2988]. Ну, а кольцо Мидаса, при поворачивании которого носивший его становился невидимым для всех, кто не признает еще более баснословным?[2989]

IV.9. Главнейшее значение отвели золоту руки, безусловно левые[2990] однако ж не римлян, у которых в обычае были железные кольца как знак отличия воинской доблести[2991]. Относительно римских царей я затрудняюсь сказать. Статуя Ромула на Капитолии — без всякого кольца, так же и статуи других царей, кроме статуй Нумы и Сервия Туллия[2992], и даже статуя Луция Брута[2993]. Особенно удивляюсь я отсутствию колец у Тарквиниев, которые по происхождению были из Греции[2994], откуда перешел к нам этот обычай носить кольца, хотя в Лакедемоне кольца даже сейчас носят железные.

IV.10. Но известно, что самым первым наградил золотой буллой Тарквиний Приск своего сына, когда тот в свои годы ношения претексты убил врага, откуда установился обычай, чтобы сыновья тех, кто служил в коннице, носили буллу как знак отличия, а остальные — лорум[2995]. Поэтому я и удивляюсь тому, что статуя этого Тарквиния — без кольца. Однако и в самом названии существуют, как я вижу, колебания. Греки дали ему название по пальцам, у нас в старину называли его унгулом, потом и греки и наши — символом[2996].

IV.11. Совершенно очевидно, что даже римские сенаторы долгое, во всяком случае, время не носили золотых колец, поскольку кольца давались от имени государства только тем, кто отправлялся в качестве посла к иноземным народам, потому, думаю, что так опознавались почетнейшие иноземцы. Не было обычая, чтобы их носили и другие, кроме тех, кто получил их по указанной причине от имени государства, и обычно триумф справляли так, и хотя сзади над головой держали этрусский венок из золота,[2997] однако кольцо на пальце было железное как у триумфатора, так и у раба, державшего венок.

IV.12. Так справил триумф над Югуртой Гай Марий,[2998] передают, что он надел золотое кольцо не раньше своего третьего консульства[2999]. К тому же, получавшие золотые кольца для участия в посольстве носили их только в общественных местах, а дома носили железные[3000], поэтому даже сейчас невесте в дар посылают железное кольцо, причем без геммы. Как вижу, и в илионские времена не было никаких колец[3001]. Во всяком случае, Гомер нигде не упоминает о них[3002], хотя говорит и об отправлении табличек, служивших письмами[3003], и о складывании одежды и золотых и серебряных сосудов в ларцы, которые скреплялись, однако, отметкой узла, а не кольца[3004]. Кроме того, как он передает, вожди при вызове их на единоборство бросали жребий не кольцами[3005], и даже бог кузнечного мастерства вначале изготовлял заколки и прочие женские украшения, как, например, серьги, но упоминания о кольцах здесь нет[3006].

IV.13. И кто бы ни завел их первым, он сделал это с осмотрительностью: он надел кольцо на левую руку,[3007] на ту, которая бывает скрыта[3008], тогда как, если бы это было безопасной честью, оно должно было бы красоваться на правой руке. Ведь если бы в нем могли усматривать какую-то помеху, то позднее и принято было бы носить кольцо на основании этого соображения: она была бы большей на левой руке, в которой держат щит[3009]. У того же Гомера, однако, волосы у мужчин перехвачены золотом[3010], поэтому не знаю, женщины ли стали раньше носить его.

V.14. В Риме долгое время золота даже не было, за исключением очень незначительного количества. Во всяком случае, когда галлам, захватившим Город, платили выкуп за мир, то не смогли набрать больше тысячи фунтов[3011]. И мне небезызвестно, что в третье консульство Помпея из трона Капитолийского Юпитера исчезло 2000 фунтов золота[3012], укрытых там Камиллом, и поэтому многие считают, что было собрано 2000 фунтов. Но то, что прибавилось, было из добычи от галлов и было растащено ими из храмов в той части Города, которую они захватили.

V.15. О том, что галлы обычно сражались в золотых украшениях, свидетельством служит Торкват[3013]. Следовательно, ясно, что золота от галлов и из храмов было столько же, и не больше. Это-то и было воспринято как благоприятное знамение, поскольку Капитолиец вернул вдвойне. Здесь уместно сказать попутно и о том, — возвращаясь к речи о кольцах, — что, когда храмовый служитель хранения этого золота был задержан, он разломил во рту гемму кольца и тотчас испустил дух, и так уличение оказалось невозможным[3014].

V.16. Таким образом, в 364 году, когда Рим был захвачен, самое большее было только 2000 фунтов золота[3015], хотя по поголовному цензовому учету свободных было уже 152 573 человека. В том же городе через 307 лет золота, которое из Капитолийского храма после пожара[3016] и из всех остальных святилищ Гай Марий сын вывез в Пренесту, было 14000 фунтов; все это Сулла провез под тем предлогом во время своего триумфа, и еще 6000 фунтов серебра. Он же накануне провез из добычи от всей остальной победы 15000 фунтов золота, 115000 фунтов серебра[3017]. (...)

VI.21. (...) Большая часть народов и людей, даже тех, которые живут под нашей властью, и сейчас не носит вообще никаких колец. Не пользуются печатками ни на Востоке, ни в Египте, даже сейчас довольствуясь только подписью[3018].

VI.22. Роскошь внесла в это, как и во все прочее, много всяких разнообразий, вправляя геммы с изысканными сверканием и унизывая пальцы богатым состоянием, как мы будем говорить в томе о геммах,[3019] затем и вырезая на них разные изображения, так чтобы ценность заключалась где в искусстве, где в материале. Потом она сочла нечестивым нарушать некоторые геммы резьбой и, чтобы не усматривали в них назначения для печатей, надела их цельными[3020].

VI.23. А некоторые геммы она даже с той стороны, где они скрываются пальцем, не закрыла золотом и сделала золото дешевле множества каменьев. И напротив, многие не допускают никаких гемм и ставят печать самим золотом. Это придумано во время принципата цезаря Клавдия[3021]. И рабы тоже уже обхватывают железо золотом (прочее они украшают самим по себе чистым золотом), — происхождение этой разнузданности самим названием говорит о том, что это установлено на Самофракии[3022].

VI.24. Вначале принято было носить кольца на одном пальце — ближайшем к мизинцу[3023]. Это мы видим на статуях Нумы и Сервия Туллия[3024]. Впоследствии их стали надевать на ближайший к большому пальцу, даже на изображениях богов, потом понравилось надевать и на мизинец[3025]. (...)

XII.41. (...) Но уже начинают носить на пальцах мужчины тоже и изображения Гарпократа[3027] и статуй египетских божеств[3028]. Было во время принципата Клавдия и другое необычное отличие для тех, кому его вольноотпущенники разрешили доступ к нему, — право носить на пальце изображение принцепса из золота, что часто служило удобным случаем для обвинений; спасительный приход императора Веспасиана к власти положил конец всему этому, сделав доступ к принцепсу открытым одинаково для всех[3029]. О золотых кольцах и пользовании ими сказанного достаточно. (...)

XVIII.57. Лаквеарии[3035], которые теперь покрывают золотом и в частных домах, впервые были позолочены в Капитолии после разрушения Карфагена[3036], во время цензорства Луция Муммия[3037]. Затем они перешли также на своды и на стены, которые уже тоже, словно сосуды, покрываются золотом, а между тем суждения о Катуле в его время, по поводу того, что он позолотил медные черепицы Капитолия[3038], были различны.

XIX.61. (...) И ничто другое не растягивается шире и не разделяется на большее число частей, чем золото: из одной унции его можно сделать семьсот пятьдесят и даже больше листков в четыре пальца с каждой стороны[3044]. Самые толстые из них называются пренестинскими, до сих пор сохраняя свое название по добросовестнейшим образом покрытому золотом изображению Фортуны в Пренесте[3045].

XIX.63. И сверх всего, золото волочится в нити, и из них ткут, как из шерсти, — даже без шерсти. Веррий[3049] сообщает, что Тарквиний Приск[3050] справил триумф в золотой тунике. Мы видели Агриппину, супругу принцепса Клавдия, сидевшую рядом с ним во время устроенного им зрелища морского сражения, облаченной в тканый, без другого материала, золотой военный плащ[3051]. А вотканье золота в атталийские ткани придумано уже давно царями Азии[3052].

XX.64. На мрамор и на все то, что нельзя раскалять, золото накладывают с помощью яичного белка, на дерево — с помощью определенного состава клея, который называют левкофором (что он собой представляет и как его приготовляют, мы скажем в своем месте[3053]). Покрывать золотом медь полагалось с помощью ртути или, по крайней мере, гидраргира, вместо которых, как мы скажем при описании их природы, придумали поддельную замену[3054].

XX.65. Медь сначала подвергают сильному огню и, раскалив ее, гасят солью, уксусом, квасцами, затем очищают от крупинок, а достаточно ли она прокалена, показывает блеск,[3055] потом еще раз обдают огнем[3056], чтобы, после обработки ее смесью пемзы с квасцами, на нее могли наклеиться покрытые ртутью листки золота. (...)

XXII.79. Получить золото можно еще одним способом — из аурипигмента, который выкапывают для живописцев в Сирии из верхнего слоя земли; у него цвет золота, но он ломкий, как слюда[3078]. (...)

XXIV.82. Говорят, что самая первая золотая статуя без всякой полости и еще до того, как из меди стала создаваться вообще какая-нибудь, которую называют олосфиратос[3086], была поставлена в храме Анаитиды, в той области, которая, как мы указали при описании земли, названа ее именем, самого почитаемого у тех народов божества[3087].

XXIV.83. Эта статуя была расхищена по частям во время парфянского похода Антония[3088], и рассказывают об остроте одного из ветеранов на званом обеде в честь божественного Августа в Бононии[3089]: когда его спросили, знает ли он, что тот человек, который первым осквернил это божество, испустил дух, пораженный слепотой и параличом, он ответил, что Август как раз обедает от ее ноги и что он и есть тот самый человек, а все состояние его — из этой добычи. Цельную золотую статую человека первым поставил Горгий из Леонтин самому себе в храме в Дельфах около 70 олимпиады. Такие деньги давало обучение ораторскому искусству[3090]. (...)

XXVI.86. Хрисоколла — это жидкость, стекающая по жилам золота в шахтах, о которых мы говорили[3091], и при зимних морозах загустевающая илистой массой до твердости пемзы. Установлено, что более ценная хрисоколла получается в медных рудниках, следующая по ценности — в серебряных. Встречается она и в свинцовых рудниках, но еще менее ценная, чем хрисоколла из золотых рудников[3092]. Однако во всех этих рудниках она получается и искусственным способом, намного уступая естественной: на жилы всю зиму до июня месяца пускают слабой струйкой воду, затем в течение июня и июля вода высыхает. Таким образом, совершенно понятно, что хрисоколла — это не что иное, как разложившаяся жила[3093].

XXVI.87. Естественная хрисоколла в особенности отличается твердостью. Ее называют гроздью[3094]. Однако и ее тоже окрашивают травой, которую называют лутум[3095]. Хрисоколла обладает свойством, так же как лен и шерсть, впитывать сок. Ее толкут в ступке, потом просеивают через частое сито, после этого размалывают и затем просеивают через еще более частое сито. То, что не пройдет через сито, снова толкут в ступке, затем размалывают.

XXVI.88. Порошок всегда раскладывают по мискам и смачивают уксусом, чтобы исчезла всякая твердость, потом снова толкут, затем промывают, высушивают в раковинообразных сосудах, и тогда окрашивают квасцами схистос[3096] и упомянутой выше травой, то есть хрисоколла красится, прежде чем сама станет красить. Важно, насколько легко она способна впитывать. Если она не поглощает краску, то добавляют еще скитан и турбист, — так называются эти средства, способствующие впитыванию[3097].

XXVII.89. Уже окрашенную хрисоколлу живописцы называют оробитис[3098] и ее производят в двух видах: промытую[3099], которая хранится в виде ломента, и разведенную, когда шарики ее уже растворены жидкостью[3100]. Оба эти вида производятся на Кипре. Однако больше всего славится хрисоколла из Армении, после нее — из Македонии[3101]. Больше всего ее в Испании. Высшее отличие ее в том, чтобы цветом она была как можно более схожа с весело зеленеющей на корню нивой.

XXVII.90. И видели даже, как на представлениях принцепса Нерона арена цирка была усыпана хрисоколлой, когда сам он должен был править колесницей в одежде такого же цвета[3102]. Несведущая толпа ремесленников разделяет хрисоколлу на три вида: грубую, которая оценивается по 7 денариев за фунт, среднюю, по 5 денариев, растертую, которую называют и травяной, по 3 денария. Под песчаную[3103], прежде чем наносить ее, накладывают атрамент и паретоний[3104].

XXVII.91. Это и прочно держит ее и не влияет на ее цвет. Паретоний, краска по своей природе самая жирная и благодаря гладкости самая цепкая[3105], покрывается атраментом, для того чтобы белизна паретония не придавала хрисоколле бледности. Считают, что лутеа названа по траве лутум[3106]. А сам лутум, растертый с лазурью, применяют вместо хрисоколлы, — это самый дешевый и самый поддельный вид[3107]. (...)

XXIX.93. Хрисоколлу и золотых дел мастера считают собственно своей, которую применяют для паяния золота, и говорят, что по ней были названы все другие хрисоколлы, оттого что они такого же зеленого цвета[3108]. А приготовляют ее смешивая медянку кипрской меди с мочой не достигшего зрелости мальчика, добавляя нитр[3109], и растирают пестиками из кипрской меди в ступках из кипрской меди. У нас ее называют сантерной. Так паяют золото, которое называют среброносным. Признаком его служит то, что от сантерны оно начинает блестеть. Напротив, медноносное золото от нее сморщивается и тускнеет и паяется с трудом. Для него припой приготовляют добавляя к указанному выше золото и одну седьмую часть серебра и растирая все вместе[3110].

XXX.94. Здесь уместно сказать также и об остальных подобного рода особенностях, чтобы природа всеобщее вызывала восхищение. Для золота скрепляющим веществом служит приведенное выше, для железа — глина[3111]. для кусков меди — кадмея[3112], а для пластинок — квасцы, для свинца и мрамора — камедь; черный свинец соединяется с белым[3113], а сам белый с собой — оливковым маслом, кроме того, стагн[3114] — медными опилками, серебро — стагном. (...)

XXXII.100. (...) Когда покрывают золотом медные изделия, ртуть, нанесенная под золотые листки, очень прочно прикрепляет их, однако появление бледности выдает, обыкновенные ли это листки или слишком тонкие. Поэтому занимающиеся таким мошенничеством стали подменять ртуть яичным белком, а затем и гидраргиром, о котором мы скажем в своем месте[3124]. (...)

XXXVI.111. В серебряных рудниках встречается также миний, который и сейчас относится к числу очень ценных красок[3125], а раньше имел у римлян не только величайшее, но даже священное значение. Веррий[3126] перечисляет авторов, которым следует верить, сообщающих о том, что был обычай окрашивать минием в праздничные дни лицо изображения самого Юпитера[3127]и тело справлявших триумф, что так справил триумф Камилл[3128],

XXXVI.112. что в силу этого священного обычая он добавлялся еще и в умащения для триумфального обеда и что цензорами прежде всего сдавался подряд[3129] на окрашивание минием Юпитера. Меня лично удивляет причина этого, хотя известно, что и сейчас он необходим народам Эфиопии, и предводители их окрашиваются им целиком, что там это краска для изображений богов[3130]. Поэтому мы подробнее расскажем все о нем.

XXXVII.113. Теофраст передает[3131], что миний был открыт за 90 лет до архонтства в Афинах Праксибула[3132] (это время приходится на 349 год нашего Города[3133]) афинянином Каллием[3134], который сначала надеялся из красного песка в серебряных рудниках выплавить золото[3135]; что так появился миний, однако что уже тогда его находили в Испании, но твердым и песчаным,

XXXVII.114. а также у колхов на какой-то неприступной скале, с которой его сбивали дротиками[3136]; что этот миний не настоящий[3137], а самый лучший — в находящейся выше Эфеса Кильбийской области[3138] в виде песка цвета червеца[3139]: его растирают, затем порошок промывают, а то, что оседает, снова промывают, и различие в способе приготовления заключается в том, что одни считают миний готовым после первой промывки, для других такой миний несколько светел, а самый лучший — после второй промывки[3140].

XXXVIII.115. Меня не удивляет то, что этот цвет давно заслужил признание. Ведь уже в троянские времена ценили рубрику[3141], как об этом свидетельствует Гомер, который отличает корабли, окрашенные ею[3142], хотя вообще редко упоминает о красках и живописи[3143]. Рубрику греки называют мильтос[3144], а миний — киннабаром[3145].

XXXVIII.116. Это оказалось источником заблуждения, вследствие названия «индийский киннабар».[3146] Ведь так называют они кровь змеи, раздавленной тяжестью умирающих слонов, когда кровь обоих животных уже смешалась, как мы сказали,[3147] и нет другой краски, которая с такой особенностью передавала бы кровь в живописи.[3148] Этот киннабар очень пригоден для противоядий и лекарств. Но, клянусь Геркулесом, медики, так как миний называют киннабаром, пользуются именно минием, который, как мы скоро скажем, представляет собой яд.[3149] <...>

XXXIX.117. Киннабаром в старину писали картины, которые еще и сейчас называют монохромными[3150]. Писали и эфесским минием, от которого отказались, так как дело с ним требовало большого труда[3151]. Кроме того, обе эти краски считались слишком резкими. Поэтому перешли к рубрике и синопской, о которых я скажу в своем месте[3152]. Киннабар подделывают козьей кровью или тертой рябиной. Цена настоящего — 50 сестерциев[3153].

XL.118. Юба[3154] передает, что миний рождается и в Кармании[3155], Тимаген[3156] — что и в Эфиопии. Но ни из того, ни из другого места к нам его не привозят, а привозят почти только из Испании — из знаменитейшего миниевого рудника Сисапонской области в Бетике[3157], одного из источников доходов римского народа; и ни за чем иным не следят тщательнее, чем за этим. Там не разрешается обрабатывать его и прокаливать. Жилу под печатью доставляют в Рим, около двух тысяч фунтов в год, а в Риме промывают[3158]. Для продажи законом установлена цена, которая не должна превышать 70 сестерциев за фунт. Но его подделывают многими способами, благодаря чему компания откупщиков наживается[3159].

XL.119. Дело в том, что во всех почти серебряных, а также свинцовых рудниках есть другого рода миний, который получается при прокаливании камня, встречающегося смешанным с жилами, не того камня, выделение которого мы назвали ртутью[3160] (его тоже прокаливают для получения серебра[3161]), но другого, встречающегося вместе. В нем не содержится даже свинца. Его определяют по одному лишь цвету[3162] — он становится красным только в печах[3163]. После прокаливания его толкут в порошок. Это второсортный миний, что известно весьма немногим, значительно уступающий тем натуральным пескам[3164].

XL.120. Так вот, им и подделывают миний в мастерских компании откупщиков. Его подделывают также сирийской. Как получают сирийскую, мы укажем в своем месте[3165], а накладывать сирийскую под миний подсказывается корыстными соображениями[3166]. Миний дает живописцам возможность для плутовства и иным образом, поскольку они то и дело промывают кисти, полные минием: он осаждается в воде и остается у плутующих.

XL.121. У настоящего миния должна быть яркость червеца[3167], а блеск второсортного на стенах подвержен ржавчине, хотя сам он представляет собой некую ржавчину металла[3168]. А в Сисапонских миниевых рудниках своя жила песка, без серебра. Ее прокаливают, как золото[3169]. Миний испытывают раскаленным золотом: поддельный чернеет, настоящий сохраняет цвет. Я узнал, что его подделывают и известью и что проверяют его, если нет золота, таким же образом раскаленной железной пластинкой[3170].

XL.122. На нанесенный миний оказывает вредное действие солнце и луна. Средство против этого заключается в том, что, когда высохнет стена, на нее нужно нанести малярными кистями горячий пунийский воск[3171], растопленный с оливковым маслом, и опять разогревать его поднесенными к стене галловыми углями до появления испарины, после этого полировать свечами[3172] и потом чистым полотном, так же, как и придают блеск мраморным статуям[3173]. Обрабатывающие в мастерских миний не туго повязывают лицо пленкой из мочевого пузыря, чтобы при дыхании не втягивать в себя губительную пыль, и в то же время чтобы смотреть через нее[3174]. Миний применяют также в рукописях, и он придает большую отчетливость буквам будь то на золоте[3175], будь то на мраморе, даже на надгробиях.

XLI.123. Из второсортного миния жизнь придумала получать и заменяющий ртуть гидраргир[3176], о котором немного раньше обещано было сказать[3177]. Получают его двумя способами: миний растирают с уксусом в медных ступках медными пестиками или кладут в железном раковинообразном сосуде на глиняные блюда, покрывают его чашей и замазывают сверху глиной, затем разводят под блюдами огонь, непрерывно поддерживая его мехами, и, наконец, снимают с чаши испарину, которая получается цвета серебра и жидкой, как вода. Он тоже легко разделяется на капли и стекается вместе скользкой жидкостью[3178].

XLI.124. Так как установлено, что миний представляет собой яд, то все, что передается о его применении в медицине, я считаю безрассудным, за исключением, может быть, того, что, если помазать им голову или живот, он останавливает кровь, только бы он не проник как-нибудь во внутренности и не попал на рану. Иным образом применять его, по моему личному мнению, не следовало бы.

XLII.125. С помощью гидраргира теперь покрывают золотом почти только серебро, тогда как таким же образом следует покрывать и медные изделия[3179]. Но тот же обман, который проявляет предельную изобретательность во всех областях жизни, придумал более дешевое средство, как мы уже указывали[3180]. (...)

XLV.130. (...) И чтобы закончить в этом месте все о зеркалах[3187]: самыми лучшими у наших предков были брундисийские, из сплава стагна и меди[3188]. Предпочтение получили серебряные; первым сделал их Пасител, во времена Помпея Великого[3189]. Недавно стало считаться, что изображение получается более четким, если с обратной стороны наложено золото[3190].

XLVI.131. В Египте серебро раскрашивают, чтобы смотреть на своего Анубиса на сосудах[3191], то есть расписывают, а не чеканят, серебро[3192]. Отсюда это перешло и на триумфальные статуи. И удивительно — ценность серебра возрастает от его тусклости. А делается это таким образом: с серебром смешивают одну третью часть тончайшей кипрской меди, той, которую называют коронной[3193], и столько же самородной серы, сколько серебра, и плавят в глиняном сосуде, закрытом глиной, плавить нужно до тех пор, пока крышка не раскроется сама Оно темнеет и от крутого яичного желтка[3194], однако такое потемнение удаляется уксусом и кретой[3195].

XLVI.132. Триумвир Антоний примешал в денарий железо, примешивают медь в фальшивую монету, другие убавляют вес, тогда как из одного фунта серебра полагается чеканить 84 денария. Так вот, было создано искусство испытания денариев, и закон об этом настолько понравился народу, что Марию Гратидиану весь народ посвятил в каждом квартале статуи[3196]. (...)

XLIX.139. Непостоянство человеческого нрава удивительно разнообразит сосуды из серебра, никакой из мастерских не оставаясь долго довольным. То стараемся мы приобрести фурниевские сосуды, то клодиевские, то грациевские[3198] (мы ведь выбираем для столов мастерские), то с рельефами и с шероховатой поверхностью вокруг изображений[3199],

XLIX.140. а теперь уже мы и столы ставим на репоситории для держания снеди, иные сосуды мы прорезываем так, чтобы напильником было удалено как можно больше серебра[3200]. Оратор Кальв[3201] громко жалуется на то, что из серебра делаются кухонные сосуды, а мы придумали украшать чеканным серебром карруки[3202], и в наше время Поппея, супруга принцепса Нерона, велела подковать своих особо любимых мулов даже золотом[3203]. (...)

LII.145.

LIII.147. И не только ради обилия серебра неистовствует жизнь, но чуть ли не пуще ради изделий из него, и причем уже издавна, так что мы можем простить себе это. У Гая Гракха были дельфины, купленные им по пяти тысяч сестерциев за фунт[3204], а у оратора Луция Красса[3205] — два кубка, чеканенных рукой художника Ментора[3206], купленные им за 100000 сестерциев, однако, по его признанию, он никогда не осмеливался ими пользоваться из благоговения перед ними. У него же были сосуды, купленные им по 6000 сестерциев за каждый фунт. (...)

LIV.151. Неправильно считают, что применение серебра на статуи распространилось впервые из-за лести во времена божественного Августа[3207]. Ведь уже во время триумфа Помпея Великого[3208], как мы узнали, была пронесена серебряная статуя Фарнака, который был первым царем Понта[3209], а также Митридата Эвпатора[3210] и колесницы, золотые и серебряные. (...)

LV.154. Удивительно, что чеканкой по золоту никто не прославился, а по серебру — многие. Но больше всех славится Ментор, о котором мы говорили выше[3211]. Им было создано всего четыре пары кубков[3212], однако говорят, что уже не существует ни одной из-за пожаров в храме Дианы Эфесской[3213] и в Капитолии[3214].

LV.155. Варрон пишет, что у него была и медная статуя работы Ментора[3215]. Следующими после него по славе были Акрагант[3216], Боет[3217] и Мис[3218]. Произведения их всех существуют сейчас на острове Родосе: Боета — в храме Минервы Линдии[3219]; Акраганта — в храме Отца-Либера в самом Родосе[3220], чеканные кубки с кентаврами и вакханками; Миса — в том же храме, с силенами и купидонами. Большую известность приобрели и кубки Акраганта, на которых изображена охота.

LV.156. После них славится Каламид[3221], а также Антипатр, скорее поместивший на фиале сатира, отягощенного сном, чем вычеканивший, как сказано о нем[3222], затем Стратоник из Кизика[3223], Тавриск[3224]. Славятся также Аристон и Эвник, митиленяне, Гекатей[3225], приблизительно во время Помпея Великого Пасител[3226], Посидоний из Эфеса[3227], Гедистрахид[3228], который чеканил сражения и вооруженных, Зопир[3229], который вычеканил на двух кубках, оцененных в 1200000 сестерциев, ареопагитов и суд над Орестом[3230]. Был еще Пифей[3231], фиала которого в две унции была продана за 10000 денариев, на эмблеме[3232] фиалы были изображены Улисс и Диомед, похищающие Палладий[3233].

LV.157. Он же создал и поваров, названных магирискиями, на крохотных питьевых сосудах, с которых нельзя было даже сделать копии — настолько опасно было повредить такую тонкую работу[3234]. Прославился и художник по накладным работам Тевкр[3235]. И вдруг это искусство пришло в такой упадок[3236], что чеканные работы уже ценятся по одной только их старинности и достоинство их состоит в том, чтобы чеканка была стерта от употребления до неузнаваемости изображения.

LV.158. Серебро тускнеет от лечебных вод и от соленых ветров, как, например, в внутренних областях Испании[3237].

LVI. В серебряных и золотых рудниках рождаются еще и[3238] пигменты охра[3239] и лазурь[3240]. Охра представляет собой, собственно, ил[3241]. Самая лучшая охра — та, которая называется аттической[3242]; цена ее 2 денария за фунт. Следующая — мрамористая[3243], ценой наполовину меньше аттической. Третья разновидность — темпая[3244], которую некоторые называют скирской, с острова Скира[3245],

LVI.159. а теперь и из Ахайи[3246]; ею пользуются для передачи теней в живописи[3247], цена ее — два сестерция за фунт. А на два асса меньше стоит та, которую называют светлой, привозимая из Галлии[3248]. Ею и аттической пользуются для передачи света[3249]. Для абаков[3250] пользуются только мрамористой, так как содержащийся в ней мрамор защищает от едкого действия извести[3251]. Охру выкапывают и около 20-го камня от Города[3252], в горах; затем подделыватели прокаливают ее и выдают за темную[3253]. Но то, что это поддельная и прокаленная, ясно по ее едкости и по тому, что она рассыпается в порошок[3254].

LVI.160. Писать охрой первыми начали Полигнот и Микон[3255], только — аттической[3256]. В последующее время ею пользовались для передачи света, а для теней — скирской[3257] и лидийской. Лидийскую охру покупали в Сардах, теперь ее уже нет[3258].

LVII.161. Лазурь представляет собой песок. Исстари было три разновидности ее: египетская, которая ценится больше всего; скифская — она легко разводится, и по мере растирания изменяется в четыре краски: светлую и темную, густую и тонкую; и еще, предпочитаемая ей, кипрская[3259]. К ним добавились путеольская[3260] и испанская, после того как там начали приготовлять этот песок[3261]. Однако всякую лазурь окрашивают, варя в соответствующей траве[3262], сок которой она впитывает. Дальнейшее изготовление ее таково же, как и хрисоколлы[3263].

LVII.162. Из лазури получается так называемый ломент, который изготовляют промывая и растирая ее[3264]. Он светлее лазури. Цена его — 10 денариев за фунт, лазури — 8 денариев. Ее[3265] применяют на грунте из креты; извести она не переносит[3266]. Недавно добавилась и весториевская, названная по ее изготовителю. Она получается из тончайшей части египетской; цена ее — 11 денариев за фунт. Так же применяют и путеольскую[3267], и кроме того — для окон; ее называют килон[3268].

LVII.163. Не так давно стали привозить и индийскую, цена которой — 7 денариев[3269]. Она служит в живописи для разграничений[3270], то есть отделения теней от света. Есть еще самая дешевая разновидность ломента, который называют тертым[3271], ценой в пять ассов. Настоящая лазурь при испытании ее на углях должна гореть пламенем. Ее подделывают, отваривая в воде сушеную фиалку и процеживая отвар через полотно на эретрийскую крету[3272]. (...)

LVII.164. (...) Нам небезызвестно, что те цены, которые мы повсюду приводим, в разных местах бывают разные и меняются почти каждый год: они устанавливаются в зависимости от судоходства или от того, как кто-то сделал закупки, или от того, что какой-нибудь крупнейший скупщик вздует рыночные цены, и мы не забыли о том, как вся Сепласия[3273] во время принципата Нерона обвиняла Деметрия[3274] перед консулами. Однако привести обычные в Риме цены было необходимо, для того чтобы дать представление о ценности вещей.