Флетчер и Славное первое июня

21

ЛИЦО: леди Сара.

ВОПРОС: что из этого правда?

ПРЕДМЕТ: противоестественные отношения с сыновьями и между ними? Заговор сына Александра с целью убийства Фл.? Убийства, совершенные сыном Виктором?

ДЕЙСТВИЕ: решить вопрос о дальнейшем собственном участии.

(Расшифровка стенографических записей из блокнота Сэмюэла Слайма за 26 сентября 1793 года).

*

Сразу после наступления темноты вечером 26 сентября 1793 года мистер Сэмюэл Слайм был допущен через парадную дверь в скромный таунхаус адмирала лорда Уильямса в Гринвиче. Дом был не бог весть какой: первый и второй этажи с переплетенными окнами, чердак наверху для сна слуг и подвал внизу для кухонь. Чтобы придать некоторую претензию на элегантность, каждые два соседних дома имели общую двускатную крышу, казалось, поддерживаемую дешевыми имитациями колонн из крашеного кирпича. В доме не было ничего особенного, но сердце Слайма колотилось так, словно его принимал сам король Георг в Сент-Джеймсском дворце. Его снедали любопытство и возбуждение. До сих пор она всегда приезжала к нему сама.

— Мистер Слайм? — спросила служанка, открывшая дверь. — Вас ожидают, сэр. — она взяла его шляпу и указала на дверь. — Сюда, пожалуйста, сэр.

Инстинктивно он огляделся, отметив дешевую обстановку холла, лестницу без ковра и облезающие обои на втором этаже, едва видимые в свете свечи девушки. Похоже, денег в доме было немного. Как всегда, он проверил пути отхода на случай необходимости: три двери плюс парадная вели из холла, с лестницей наверх и одной вниз, в подвал. Дело Слайма зависело от его предусмотрительности в таких вопросах.

Как только он вошел в ярко освещенную комнату, а девушка вежливо посторонилась, его острые чувства уловили три вещи и быстро сделали выводы. Сверху доносился слабый заискивающий голос, который унимал сильный женский голос, словно мать, бранящая ребенка. И еще был тонкий запах болезни. Так! Не ребенок, а больной. Старик. Это, должно быть, старый адмирал. Слайм наводил справки о лорде Уильямсе, и его не видели на публике уже несколько месяцев.

Но тут дверь за ним закрылась, и он остался наедине с леди Сарой. Она раскинулась на кушетке в тонком платье, которое идеально подчеркивало ее фигуру. Ее волосы были распущены, а руки обнажены. Она играла с парой крошечных вышитых туфелек, то погружая в них пальцы ног, то вынимая, словно любопытные рыбки.

— Мой дорогой мистер Слайм, — сказала она с улыбкой, которая согнула бы в коленях бронзовую статую (при условии, что та была бы мужского пола). Она протянула одну руку, и прежде, чем Слайм понял, что делает, он уже стоял на коленях, чтобы взять розовые, изящные пальцы и благоговейно их поцеловать. Он никогда в жизни не делал ничего подобного. Но он и не встречал женщин, подобных ей.

Она снова улыбнулась, и он с изумлением понял, как глубоко вонзился гарпун. Он был человеком чрезвычайно замкнутым, который вел свои личные дела с той же безжалостной тщательностью, с какой он подходил к ослепительной чистке своих сапог или крахмалению своего белья. Сэмюэлу Слайму было сорок лет, и он думал, что его привычки уже устоялись, но теперь он потерял контроль.

В тот же миг, в том же человеке, сердце взмыло к небесам, а холодный, мощный разум наполнился сомнением и страхом. Все тщательно продуманные вопросы, которые он намеревался задать, смешались в кучу, и контроль над беседой безвозвратно ускользнул от него.

Леди Сара все это отметила и была вынуждена жестоко ущипнуть себя за бедро левой рукой, чтобы подавить подступивший смех. Ее единственным недостатком в искусстве обольщения мужчин было ужасное желание смеяться над их нелепым поведением, когда чары обрушивались на них в полную силу: это глупое, восторженное изумление, словно с ними такое случалось впервые, и жалкая готовность угодить. Но рассмеяться в тот момент — значило разбить магию вдребезги, как бокал, уроненный на камень.

— Садитесь, прошу вас, мистер Слайм, — сказала она, указывая на стул, удобно расположенный рядом с ее кушеткой.

Слайм сел, отметив протертую обивку на некогда дорогом стуле.

— Итак, — сказала она, — что вы мне расскажете? Я прочла ваше письмо, но предпочла бы услышать все из ваших собственных… уст.

Легкая пауза перед последним словом и то, с каким смаком она его произнесла, привели Слайма в еще большее замешательство. Но сила привычки пришла ему на помощь. Он достал свой блокнот и начал свой отчет, как делал это множество раз для других клиентов.

— Мэм, — сказал он.

— Мэм? — передразнила она.

— Мэм? — повторил он.

— У меня есть имя…

— Ах! Да, — сказал Слайм, разъяренный на себя за то, что им так легко играют. Он был слишком проницателен, чтобы не видеть ее игры. Но он был как кролик в силке. Чем сильнее он бился, тем крепче его держало. — Леди Сара… — произнес он.

— Леди Сара, — удовлетворенно сказала она. — Продолжайте, мистер Слайм, я с немалым нетерпением жду вашего отчета.

— Из моего письма вы знаете о моих беседах с лейтенантом Солсбери и девицей Кейт Бут. Поэтому я буду краток и перечислю основные пункты. — Он отмечал пункты карандашом: — Первое, — сказал он, — человек по имени Флетчер находится в Лондоне, поклявшись никогда больше не выходить в море. Он пытается заняться делом. Второе — девица Бут влюблена в него и полагает, что он отвечает ей тем же чувством…

— Тем же чувством? — передразнила леди Сара. — Вы классифицируете любовь как чувство, мистер Слайм?

— Ах! — сказал Слайм, сбитый с толку. — Э-э, ну, э-э… да. Чувство. А что же еще?

— Скажите на милость, сэр? — сказала она и достала красивый расписной веер, которым принялась обмахиваться. Слайм прикусил губу. Они были в комнате одни. Его выставляли полным дураком. Но они были одни, и он осмелился надеяться, что… «Черт побери!» — подумал он про себя. — «Черт! Черт! Черт!»

— Третье, — с нажимом сказал он, — и это самое важное — я подозреваю, хотя и не могу доказать, что человек по имени Флетчер совершил убийство на борту вербовочного тендера «Булфрог».

— Расскажите мне, что вы знаете, — сказала леди Сара. На мгновение она перестала играть, и Слайм удивился быстрой перемене в ее манере. — Расскажите мне все, — сказала она.

Слайм дотошно пересказал каждое слово из своих бесед с Кейт Бут. У него была превосходная память, и он дал ясный, точный отчет. Он увидел, как в глазах леди Сары вспыхнула яркая радость при виде этой смертельной слабости в позиции ее врага.

— Значит, — сказала она, — вы подозреваете, что он выбросил этого боцмана Диксона за борт?

— Да, мэм… леди Сара, — сказал он. — Он кажется вполне на это способным. Девица Бут говорит, что он гигант. Невероятно силен.

— Неужели? — сказала леди Сара. — Я слышала это от моего сына Александра. — Ее лицо омрачилось при воспоминании о смерти ее любимца. — Александр был офицером на корабле Флетчера. Но мой сын был убит при попытке подавить мятеж.

Слайм помолчал, прежде чем заговорить.

— Леди Сара, — сказал он, — мне жаль быть тем, кто принесет вам эту весть. Девица Бут узнала это от самого Флетчера. Ваш сын не погиб в бою с мятежниками. Это была выдумка капитана Боллингтона с «Фиандры», потому что он считал, что ваш сын пытался убить Джейкоба Флетчера ради наследства Койнвудов. Боллингтон не хотел, чтобы скандал испортил его победу у Пассаж д'Арон. Правда в том, что ваш сын был убит на борту призового судна «Бон фам Иветт». И убил его Флетчер.

У Слайма поползли мурашки по коже, и волосы встали дыбом от вопля муки, который издала леди Сара. Это был животный звук ярости и горя. Слезы хлынули по ее щекам, она вскочила на ноги, заскрежетала зубами, сжала кулаки, топала ногами, проклинала все на свете и швыряла мебель по комнате. В дверях появилась служанка, испуганная и потрясенная шумом, и бросилась бежать, спасая свою жизнь, когда скамеечка для ног разлетелась вдребезги о дверь позади нее, а в ушах звенела тирада грязной брани. Всю свою жизнь Слайм провел среди самых низших созданий страны. Но даже он никогда не слышал такой гнилой непристойности и злобных проклятий, какие изливала его прекрасная спутница.

— Чтоб мне ослепнуть! — сказал он, когда поток наконец иссяк.

Он с презрением посмотрел на леди Сару, которая сидела, тяжело дыша и вся в слезах, терзая подушки кушетки между пальцами.

— Не просите прощения за мой французский, миссис, потому что я никогда не слышал ничего подобного вашему, даже от двух торговок рыбой с Биллингсгейта в субботний вечер! — Он встал, сунул свой блокнот в карман, аккуратно вложил карандаш в его изящный маленький серебряный футляр с колпачком на тонкой цепочке и убрал и его. Он смахнул воображаемую пыль со своего сюртука и щелкнул по сапогам платком.

— Леди Сара, — сказал он, — мне не особо важно, на кого я работаю. По крайней мере, я так думал, но я человек прямой, и всегда таким был. Но вы и ваша семья, вы для меня слишком крутой замес, со всеми вашими заговорами и двойной игрой. Вы ведь пытались убить этого Флетчера, не так ли? А ваши дела в Лонборо? Либо вы, либо ваш другой проклятый сынок пристрелил человека в Койнвуд-холле. Но это еще не все. Я не верил — нет, я не хотел верить — тому, что говорил о вас этот вшивый хмырь Солсбери. Ему я бы не поверил! Но судя по представлению, которое вы только что устроили, миссис, я думаю, что плясать на одеяле с собственными сыновьями — это меньшее, на что вы способны!

Она даже не моргнула в ответ. Вместо этого остатки чудовищной истерики улетучились, когда она поняла, какую огромную ошибку совершила, и принялась спасать то, что можно. В ее планах для Слайма все еще была очень важная роль.

— Бедный мальчик! — сказала она с горьким сарказмом. — Так вы разочарованы во мне? Все ваши планы по самосовершенствованию рухнули? Вы, значит, оставили всякую надежду стать джентльменом и вращаться в обществе с великой леди под руку?

Укол достиг цели. Слайм и не догадывался, что она так много знает о его тайных желаниях. Он остановился на пути к двери.

— И кто вы такой, чтобы судить о моей личной жизни, мистер сыщик Сэмюэл Слайм? Кто вы, как не сутенер палача? Сколько бедных душ вы отправили на виселицу, чтобы их задушили, и они обмочились в штаны, пока их матери висели у них на ногах, чтобы все закончилось быстрее? И вы когда-нибудь задумывались, были ли хоть кто-то из них на самом деле виновен? И в чем виновен? В краже буханки хлеба, когда они умирали с голоду?

— Тьфу! — сказал Слайм. — Я не занимаюсь такой дешевкой. Вы знаете, каких я привожу. Тех, за кем никто другой не осмеливается идти!

— Верно, — сказала она, — но только потому, что за их головы назначена самая высокая цена; так что не задавайтесь. И не смейте думать, что вы лучше меня! — Она встала и пошла к нему. Она шла медленно, покачивая бедрами, и остановилась в дюйме от него. Она посмотрела ему в глаза. — Вы думаете, я не знаю, чего вы хотите? — сказала она.

Слайм боролся с собой. Это была та же битва, которую он вел с тех пор, как впервые ее встретил. Он точно знал, кто она такая. Он догадался об этом с самого начала, и факты, которые он раскрыл, лишь подтвердили то, что было написано в его уме. Но… но… гнев и ярость ушли. Если уж на то пошло, она выглядела еще более очаровательной, чем прежде. Ее длинные темные волосы выбились из шпилек и висели локонами вокруг лица и плеч. Случайно или намеренно, ее платье соскользнуло с одного плеча, и маленькие пуговицы у шеи расстегнулись, так что тонкая ткань распахнулась, полуобнажая пухлые груди.

— Мой Слайм, — прошептала она, — я должна поведать вам то, чего вы не знаете. То, что принесет мне состояние Койнвудов. Скоро я стану самой богатой женщиной в Англии. Я буду жить в роскоши и наслаждаться обществом самых знатных семейств страны. У меня будут поместья в деревне, великолепный особняк в городе, ложа в опере, и меня будут принимать при дворе.

Слайм слушал, завороженный, пока она дергала за ниточки, которые сильнее всего трогали его сердце.

— Мистер Слайм, — сказала она, — я предлагаю вам вход в это общество. Лучшего шанса стать джентльменом у вас не будет никогда. Это второе, что я вам предлагаю.

— Второе? — переспросил Слайм, и кровь застучала у него в жилах. — А что же первое?

— Вот это, — сказала она и вернулась к кушетке.

Не говоря ни слова, она сбила подушки в стопку у изголовья. Затем она встала, вытянувшись во весь рост, и медленно подняла руки к плечам своего платья. Она потянула что-то с обеих сторон, и все платье водопадом муслина обрушилось на пол.

Слайм понял, что все было подготовлено. Женские платья так себя не ведут. Она оделась для этого случая во что-то особенное, и его соблазняли с большим профессионализмом. Но ему было все равно. Он смотрел на великолепное обнаженное тело, сияющее в свете свечей. Она подняла свои длинные волосы и позволила им рассыпаться по плечам.

— Ну, мистер Слайм, — сказала она, — продолжите ли вы действовать в моих интересах, или же уйдете сейчас? Я, конечно, возмещу ваши разумные расходы до сего вечера…

— К черту разумные расходы! — сказал Слайм и сбросил сюртук, даже не потрудившись его сложить. Затем он опустился на стул и стянул сапоги.

— Я так понимаю, вы остаетесь, сэр? — спросила она, но Слайм был занят своим жилетом и рубашкой, которую он в нетерпении уже наполовину стянул через голову.

Она улыбнулась про себя и осторожно расположилась на кушетке. Эта поза была ее любимой, основанной на знаменитом портрете кисти Франсуа Буше обнаженной Луизы О'Мёрфи, шестнадцатилетней ирландки, бывшей любовницей Людовика XV. Леди Сара лежала лицом вниз, подложив под грудь стопку подушек, так что ее спина изгибалась вверх, а голова была приподнята. Ее ноги были раздвинуты и слегка согнуты в коленях, приглашая джентльмена войти в нее сзади, в восхитительном месте слияния пухлых бедер и округлых ягодиц.

Слайм чуть не задохнулся, увидев это. У него были женщины, но его опыт был опытом человека, который жадно пьет воду после недели в пустыне. Выплеск накопившейся похоти на тело какой-нибудь шлюхи из Ковент-Гардена. Утонченные искусства куртизанки были ему неведомы.

Леди Сара посмотрела на его широкое, квадратное тело. Он уже был в одних бриджах, и узловатые мышцы перекатывались по его торсу. Он не был особенно высок и был широк в бедрах. Его талия не сужалась. Но, к своему удивлению, она почувствовала возбуждение. Она ненавидела дряблые тела и жирные животы у мужчин, а Слайм был сплошь из мышц и костей. Ей это понравилось, и она с удовольствием поняла, что встреча может принести не только долг, но и наслаждение. В любом случае, у нее не было мужчины уже несколько месяцев. По крайней мере, настоящего мужчины.

А Сэмюэл Слайм был настоящим мужчиной. И в большем количестве смыслов, чем ожидала леди Сара. Она была готова к тому, что ее возьмут на абордаж сразу же, пока Слайм будет получать свое удовольствие. Но Сэмюэл был человеком разборчивым и привередливым. Он понимал разницу между хорошим вином и дешевым. И потому уделил этому акту должное внимание.

Он взял по округлому бедру в каждую руку и с жаром поцеловал ее зад. Он провел губами вверх и вниз по ее бедрам и целовал ее спину до самого затылка. Леди Сара вздохнула от неожиданного удовольствия.

— Еще, еще! — сказала она, и Слайм повиновался, пока настойчивые толчки ее ягодиц о его тело не подсказали ему, что пришло время глубоко войти в нее. После этого было бы глупо притворяться, что кто-то из них осознанно контролировал происходящее. Это было больше похоже на дикий пир голодных дикарей. Но в течение следующего часа или двух между Сэмюэлом Слаймом и леди Сарой Койнвуд завязалась связь, более крепкая, чем все, что они знали прежде. Ибо если и были когда-либо мужчина и женщина, созданные друг для друга, то это были они.

*

Часы спустя Слайм и леди Сара лежали вместе в ее постели, перебравшись туда для большего удобства после их яростной любви. Они уютно устроились в обществе друг друга и строили планы.

— Как вы думаете, мы узнаем больше от мисс Бут? — спросила леди Сара.

— Не знаю, — ответил Слайм, — нам придется действовать осторожно. Если она догадается, что мы задумали для ее мистера Флетчера, она намертво замолчит.

— Мой дорогой Сэм, — сказала леди Сара, — приведите ее ко мне в этот дом, и я обещаю, что заставлю ее рассказать мне все, что она знает, а потом вытрясу из нее все, что можно!

— Ха! — сказал Слайм и погладил ее по щеке. — Моя прелесть! Да, ты ведь так и сделаешь, не так ли! Хорошо. Это сэкономит мне дни хождения вокруг да около. Я привезу ее завтра. Она в отеле Уилера на Денмарк-стрит. — Он нахмурился и взял подбородок леди Сары между большим и указательным пальцами. — Только оставь ее в целости, вот и все. И никаких следов, которые нельзя было бы объяснить.

— Я не оставлю следов, — сказала леди Сара, — но вы позаботьтесь привезти ее после наступления темноты и в закрытой карете. Никто не должен ее видеть.

— А как же ваши слуги? — спросил он.

Леди Сара рассмеялась.

— Они в моем полном распоряжении. Есть девушка и миссис Коллинз, та, что присматривает за моим дядей. Они сделают, как я скажу. Я знаю кое-что о них обеих.

— Да ну? — сказал Слайм.

— О да! — ответила она. — Миссис Коллинз делает аборты, а девушка ей помогает. Я могла бы повесить их обеих, если бы захотела.

— Ха! — сказал Слайм. — Весьма приличный дом вы держите, мэм!

— Весьма безопасный дом, — парировала она.

— А что знает ваш дядя? — спросил он.

— Ничего. Он впал в маразм. Его сломила смерть моего сына, Александра.

— Правда?

— Да.

Слайм почувствовал, как в ней поднимается гнев при мысли о том, как погиб ее старший сын. Он счел за лучшее сменить тему.

— Вы сказали, что у вас есть что мне рассказать, мэм, — сказал он, — кое-что о деньгах Койнвудов…

— О да, — сказала она, как говорят, когда на ум приходит какая-нибудь счастливая мысль. — Но сначала я должна убедить вас перестать называть меня «мэм».

Она перекатилась на него и приподнялась на руках, так что кончики ее грудей мягко коснулись его губ.

— Скажи мне, Сэм, — сказала она, — насколько близкой должна стать наша связь, чтобы ты начал называть меня по имени?

— Сара, — сказал он с улыбкой.

— Сара! — сказала она. — Отлично! А теперь подожди, пока я принесу новости. — Она спрыгнула с кровати, откинула одеяло и прошла через спальню. Слайм с изумлением покачал головой. Он никогда не встречал женщину, столь абсолютно непринужденную в своей наготе.

— Вот! — сказала она и прыгнула обратно в постель с газетой. Это был «Горн Севера», главная газета Лонборо. Номер от 25 сентября 1793 года.

— Как вы это достали? — спросил Слайм. — Вам ее специально присылают?

— Да, — ответила она. — Она приходит с почтой и доставляется мне сюда курьером.

— Зачем такие хлопоты, чтобы достать провинциальную газету? — спросил он.

— Смотрите! — настояла она со счастливой улыбкой ребенка, предвкушающего особое угощение. — Прочтите эту статью.

Слайм посмотрел, куда она указывала. Там, между частными объявлениями («Один фунт будет уплачен любому, кто сообщит о маленькой потерявшейся собачке, с одним белым ухом, другим черным, которая откликается на кличку…») и объявлениями о днях местных ярмарок, был напечатан жирным шрифтом заголовок:

«Дерзкая и преступная попытка убийства видного гражданина печально известным мистером Виктором Койнвудом, младшим сыном покойного сэра Генри».

Слайм рывком сел. Он поднял газету, чтобы лучше видеть при свете прикроватной лампы.

— Боже мой! — воскликнул он, быстро пробежав глазами статью. — Его схватили! И, судя по всему, он при смерти… — И тут, увидев довольную улыбку на прелестном лице своей спутницы, он почувствовал, как по спине у него пробежал холодок. — Сара, — сказал он, — это же ваш сын. Ваш Виктор! Почему вы мне не сказали? Что, черт возьми, он пытался сделать?

Она приложила палец к его губам.

— Не говорите «пытался», любовь моя, — сказала она, — ибо это предполагает неудачу. А мой сын не потерпел неудачи.