Жестяная королева

Глава 9

Нова

Что я делаю?

Я долго рассматривала себя в зеркале в ванной. Пар из душа поднимался над моей головой, запотевая по краям стекла.

Что я делаю?

На прошлой неделе я задавала себе этот вопрос бесчисленное количество раз. Помешало ли это мне вернуться к Эмметту? Нет. Вот я стояла, смотрела на себя в его зеркало, позволяя стенам рухнуть всего на мгновение. Позволяла сомнениям закрасться и завязаться неприятным узлом в моем животе. Они кричали на меня, кричали так громко, что это было все, что я могла слышать.

Мои внутренности, казалось, были скручены постоянно, и моя единственная передышка была с Эмметтом. Его рот, его руки, его тело, соединенные с моими, были единственным временем, когда я могла заглушить шум в своей голове.

Что я делаю?

— То, что нужно, — прошептала я.

Ради папы.

Ради Ти Джея.

Я с трудом сглотнула и пошла в душ, зайдя внутрь и встав под струю.

Душ Эмметта сам по себе был убежищем, и на прошлой неделе я старалась принимать здесь душ при каждой возможности.

Двери не было, просто широкий проем. С потолка свисали две большие лейки, и стоять под ними было все равно что быть под теплым ливнем. Одна стена была отделана грубым коричневым камнем. Остальные были выложены гладкой плиткой цвета слоновой кости.

Я запрокинула голову и позволила воде стекать по моему телу.

У меня защипало в носу и защипало глаза, но я крепко зажмурила их, потому что не могла заплакать. Это был мой выбор.

Таков был мой план.

Действуй медленно. Методично. Получи доступ к жизни и дому Эмметта. Вот только мой план начинал рушиться.

Я приехала в Клифтон Фордж, думая, что смогу разделить секс с Эмметтом и месть. Возможно, если бы это был другой мужчина, но там, где дело касалось Эмметта, не было такого понятия, как разделение. Он преодолел их все.

Мое сердце сжалось от такой боли, что мне захотелось свернуться калачиком и утонуть.

Эмметт был хорошим человеком.

Он не должен был быть хорошим человеком.

Почему он не мог быть мудаком? Со сколькими придурками я встречалась в своей жизни? Почему тот, кого мне нужно было держать на расстоянии, должен был быть тем, кто мне искренне нравился?

Как мне избавиться от этих чувств?

Держаться от него подальше было невозможно. Не только потому, что это не входило в планы, но и потому, что я жаждала его. Четырехдневный перерыв, который я взяла на прошлой неделе, не принес ничего, кроме того, что заставил меня скучать по нему еще больше.

Искушение победило, и я сдалась. Я пришла к нему домой, молясь, чтобы он уже не нашел кого-нибудь другого, и с тех пор я проводила здесь каждую ночь в течение прошлой недели.

Мы все еще не делились никакими важными личными подробностями, но сегодня вечером я чуть не сорвалась. У меня был дерьмовый день на работе, и когда я пришла, все, что я хотела сделать, это сказать ему, что бывают дни, когда мне не нравится быть юристом.

Я ненавидела высокомерных и грубых клиентов. Я провела свой день, составляя деловые документы для богатого человека в Миссуле. Он расширял свою империю и основывал новую корпорацию. Мужчина выкрикивал приказы, и три раза, когда я встречалась с ним лично, он общался с моей грудью, а не лицом. Сегодня он звонил мне четыре раза, каждый раз меняя свое мнение, заставляя меня переделывать работу, которую я уже сделала.

Меня не беспокоило, когда клиенты меняли свое мнение — больше оплачиваемых часов. Что меня беспокоило, так это высокомерное отношение этого парня и язвительный тон, как будто я была недостаточно компетентна, чтобы даже дышать в его сторону.

Возможно, мне следовало отослать его к Брендону и умыть руки, но это было похоже на увольнение, и, черт возьми, я не была лодырем.

Но когда я ехала сюда сегодня вечером, я была на грани слез. Это работа не была моей мечтой. Черт возьми, я даже не знала, о чем мечтаю.

Мне никогда не давали шанса придумать свою собственную.

Юридическая школа была не моей идеей, а папиной.

Разговор с отцом сегодня был таким же ясным, как и в семнадцать лет. Я просматривала рекламные листовки колледжей, сужая свои возможности. Шелби осталась учиться в Миссуле, но я хотела уехать. Я хотела расправить крылья и исследовать мир.

Больше всего я хотела в Джорджию и Западную Вирджинию.

Когда я рассказала о них папе во время одного из его редких визитов, я ожидала, что он поможет мне определиться. Может быть, предложит отправиться в поездку по кампусам. Вместо этого он сказал мне, что важно оставаться поближе к дому. Что он не сможет навещать меня, если я буду жить так далеко.

Его завуалированный смысл был кристально ясен. Если я перееду, то потеряю отца. Когда он спросил меня, чем я хочу заниматься, я пожала плечами. Я ходила на общие занятия. Но папа предложил мне заняться политологией. Сказал, что из меня получился бы отличный юрист, потому что я такая умная. И что однажды, возможно, я смогла бы работать с ним, если бы была адвокатом.

Отчаявшиеся дочери созданы для того, чтобы осчастливливать своих отцов.

Я не ненавидела учиться. Я преуспела, и после того, как устроилась на работу к Брендону, моя зарплата смягчила большинство моих жалоб. И, в конечном счете, я была рада тому, что училась в колледже в Миссуле.

Я была рядом с мамой, когда умер Ти Джей.

«Тин Джипси» украли мечты моего брата. Вот почему я это делала, верно? Ради Ти Джея.

Может быть, когда все закончится, я уволюсь с работы. Я могла бы продать свою квартиру и убраться к черту из Монтаны.

Потому что, как только все закончится с Эмметтом и «Тин Джипси», я не была уверена, что смогу жить здесь и не думать о нем. Даже после того, как я покину Клифтон Фордж, я никогда не смогу, увидев хоть участок шоссе Монтаны, не подумать о часах, проведенных на заднем сиденье байка Эмметта.

Каждый вечер на этой неделе мы отправлялись кататься. Сезон менялся, и в воздухе чувствовалась свежесть осени. Мы катались час, любуясь цветами — округ изобиловал золотым, оранжевым, красным и зеленым. Потом возвращались к нему домой, и он готовил мне ужин, прежде чем мы удалялись в его спальню и проводили остаток ночи обнаженными.

Он полностью обнажал меня.

Снимал одежду. Обувь. Мою защиту.

Обычно после нескольких оргазмов я теряла сознание в его объятиях. Но сегодня вечером опустилась темнота, и я не смогла избавиться от сомнений. Поэтому я выскользнула из его объятий и убежала в душ.

Я вдохнула аромат его мыла, пряный и мужской, подставляя лицо воде. Утром мои волосы будут в беспорядке без кондиционера, но я не могла заставить себя забрать свою косметичку из арендованного дома.

Шампунь. Кондиционер. Лосьон. Крем для лица. Взять все это с собой было бы слишком интимно. Завтра утром я заново вымою волосы и потрачу время, необходимое, чтобы вычесать крысиное гнездо. Это будет моим наказанием за то, что я была такой чертовски слабой.

Потерявшись в воде и паре, я ахнула, когда пара мозолистых рук коснулась моих бедер, скользя вниз.

Жар от груди Эмметта просочился под мою кожу, и мгновенный треск между нами заставил меня откинуться назад. Этот мужчина был магнитом, а я — дешевым металлом, беспомощным против притяжения.

Он припал губами к моему плечу, прикосновение его бороды оставило покалывание, когда он провел ртом по моей шее. Казалось, нет предела тому, как сильно я желала его.

Это чувство было взаимным, потому что мы были ненасытны. Неважно, сколько раз мы были вместе, этого было недостаточно. Секс вышел за рамки физического соития. Между нами возникла связь, мы выучили язык.

Он был так же созвучен моим потребностям, как я — его.

Я положила ладони на его костяшки, переплетая свои пальцы с его более толстыми. У Эмметта были великолепные руки. Они были достаточно большими, чтобы обхватить ладонями мои груди и помять изгибы моей задницы.

Я потянула его руки вверх, позволяя им скользить по коже моего живота и подниматься к грудям. Затем он сильно сжал их. Шершавые подушечки его больших пальцев нашли мои соски и безжалостно щекотали их, в то время как его рот продолжал свое путешествие по моим лопаткам.

Что я делаю?

Возбуждение Эмметта прижалось ко мне, и сомнения исчезли. На их месте пульсация в моей сердцевине превратилась в острую потребность. Боль, которую только он мог облегчить.

— Туз, — простонала я. — Внутрь.

— У меня закончились презервативы.

Сегодня вечером мы использовали три. Позже я отчитаю его за плохое планирование.

Его рука выскользнула из моей, оставив мою грудь, чтобы спуститься вниз по животу. Затем он прижался к моему лону, один палец скользнул по моим гладким складочкам. Эти большие руки означали, что его ладонь могла массировать мой клитор, пока его палец проникал внутрь.

Но этого было недостаточно.

— Мне нужно больше. — Я потянулась за спину, нашла член и крепко сжала его.

Он зашипел.

— Я чист.

Это заставило меня открыть глаза. Вода прилипла к моим ресницам, пока он продолжал свою восхитительную пытку.

Презервативы были еще одним барьером. Еще одной защитой. Еще одной стеной, разрушенной Эмметтом.

— Я принимаю таблетки. Я чиста. — Я высвободилась из его объятий, любуясь видом его тела. Все эти мускулы, блестящие от воды. Похоть в его глазах, вероятно, соответствовала моей собственной. — Если мы сделаем это, ты мой. Только мой.

Возможно, он был с другими женщинами с тех пор, как у нас все началось. От приступа ревности у меня сжался желудок, и, если бы я спросила его, это выдало бы слишком многое. И, возможно, я не хотела знать ответ. Возможно, это было бы слишком больно.

Он потянулся ко мне, его губы коснулись моих.

— То же самое. Только моя.

Я кивнула ему, и тогда он рванулся, поднимая меня, поворачивая нас обоих так, что моя спина ударилась о гладкую плитку. Мои ноги обвились вокруг его бедер, и он без колебаний вошел в меня.

— Туз, — вскрикнула я, откидывая голову назад, когда он растягивал меня. У меня болело после вчерашнего. У меня болело неделю. Он был большим, и неважно, сколько раз мы были вместе, я все еще не приспособилась. Но это было невероятное растяжение, которым я наслаждалась каждый раз.

Это была боль, которую я получала вместе с удовольствием от мужчины, который вскоре возненавидит меня.

— Черт, Нова. — Он вышел и снова вошел в меня. — Господи, как же хорошо чувствовать тебя без всего, детка.

Мы должны были делать это с самого начала. Он был совершенством, бархатным и твердым. Его бедра чувствовались волшебно, когда он трахал меня у стены, пар клубился вокруг нас, как облако.

Я вцепилась в его широкие плечи, затем наклонилась, чтобы завладеть его ртом. Его вкус был опьяняющим, и я разрешила себе помнить об этом. Когда все будет сделано и моя игра будет раскрыта, я буду вспоминать Эмметта внутри себя.

Он схватил меня за задницу, крепко прижимая к себе, пока вбивался в меня, удар за ударом, пока на меня не накатил оргазм и мои стоны эхом не отразились от стен.

— Черт, — простонал он, когда я запульсировала вокруг него. Затем он прижался ртом к моему плечу, его зубы крепко впились в мою кожу. В то время как моя одержимость оставляла следы ногтей на его плечах и груди, его оставляли вмятины от зубов.

Мы отмечали друг друга.

Буду ли я смотреть в зеркало в ближайшие годы и видеть эти отметины? Часть меня не хотела, чтобы они исчезли.

Эмметт кончил с ревом, его тело содрогалось, когда он изливался в меня, долго и сильно. Затем он прижался своим лбом к моему, удерживая меня, пока мы оба спускались с высоты.

Когда звезды рассеялись у меня в голове, он поставил меня на нетвердые ноги и, взяв за руку, снова завел под воду. Мы вымыли друг друга, и когда я вышла из душа и завернулась в полотенце, которое он протянул мне, от меня пахло его мылом.

Я вытерла свое тело, затем встала обнаженной перед зеркалом, вытирая полотенцем волосы, в то время как он стоял позади меня, великолепный в своей наготе.

— Что это? — Я провела кончиком пальца по татуировке на его запястье. Это была черная птица с широко распростертыми крыльями.

Он потянулся мимо меня к верхнему центральному ящику и открыл его, вытаскивая расческу с широкими зубьями. Я подумала, что он расчешет свои волосы, но вместо этого он взялся за кончики моих.

Мурашки бегали по моей коже, пока он расчесывал, время от времени его костяшки пальцев касались моего плеча. Я закрыла глаза, низкий гул удовольствия вырвался наружу, когда он начал расчёсывать от кончиков до кожи головы.

— Моя мама хотела сделать одинаковые татуировки, поэтому на мой восемнадцатый день рождения мы пошли в местный салон, и она выбрала именно это. Что меня чертовски удивило. Я подумал, что выйду оттуда с сердечком, бабочкой или чем-нибудь изысканным. Но ей понравилась эта птица. Она сказала, что она подходит нам обоим.

Она действительно шла ему. Это было смело и напористо. Но в этом было и что-то женственное. Изящные кончики крыльев. Взмах птичьего хвоста.

Эмметт закончил с моими волосами, затем быстро расчесал свои собственные. Отбросив расческу в сторону, он подошел к встроенному шкафу рядом с ванной и появился оттуда с двумя парами спортивных штанов, одной футболкой и одной толстовкой.

Я взяла большую часть одежды, в то время как он надел только пару брюк. Одевшись и вдыхая чистый запах толстовки, я последовала за ним на кухню, где он достал из холодильника два пива.

— Гостиная или веранда?

— Веранда. — Без вопросов. Я любила сидеть на улице, даже если было холодно и темно.

Он открыл дверь и вышел наружу, устраиваясь в своем шезлонге. Я решила сесть рядом с ним, между его раздвинутых ног, чтобы прислониться к его груди.

На полу рядом с нами лежала книга, которой вчера там не было.

— Что ты читаешь?

— Просто книга, которую мне отдала мама. Это была книга моего отца. Она подумала, что мне понравится.

Его отец был мертв. Что-то, чего я не должна была знать, потому что он мне этого не говорил.

— Твой отец…

— Умер, когда мне было двадцать шесть.

Я молчала. Нормальной реакцией было бы сказать, что мне жаль, но я знала, что подавлюсь словами.

Отец Эмметта, Нил Стоун — или Стоун, единственное имя, которым папа когда-либо называл его, — убил Ти Джея.

Папа отомстил. Воины устроили засаду на Стоуна в «Бетси» и убили его.

Мое сердце учащенно забилось, потому что я не хотела говорить о Стоуне. Это была личная территория, а мы не были близки.

— Мама рылась в его вещах, — сказал он. — Она отдала мне ее в пятницу на прошлой неделе.

В пятницу вечером он написал мне смс и сказал, что вернется домой поздно, что напишет мне, когда будет в пути. Мы встретились после девяти, и не расставались до утра понедельника.

Я заперлась, отгородилась от реальности и притворилась, что часы не идут.

— Ты уже прочитал ее? — спросила я, поворачиваясь, чтобы видеть его лицо.

— Нет, но она прочитала. Ей понравилось.

Его мать, вероятно, будет опустошена, если Эмметт попадет в тюрьму. Но в этом и был смысл, не так ли? Причинить этим людям такую же боль, какую они причинили нам?

Эмметт опустил глаза и мгновение пристально смотрел на меня. Его взгляд был почти нечитаем в темноте. Мог ли он видеть чувство вины, ползущее у меня под кожей? Оно было черным и переплеталось с моими венами, темнее, чем любая из его татуировок.

Я первой оторвала взгляд, повернувшись, чтобы посмотреть на черные деревья. Полумесяц сиял над нами в безоблачном небе и освещал верхушки самых высоких вечнозеленых растений.

Что я делаю?

Этот вопрос пронесся у меня в голове, и слабость разлилась по моим костям. Папе бы не понравилась моя слабость. Папе бы не понравилось, что мою слабость зовут Эмметт Стоун.

Я сделала большой глоток пива. Если бы папа догадался, что у меня были сомнения, он бы бесконечно отчитывал меня. Он бы посоветовал мне работать лучше.

На самом деле, он бы заменил меня.

Он бы устроил так, чтобы кто-нибудь другой пришел за «Тин Джипси». Может быть, он связался бы с другим клубом, с тем, который ворвался бы в Клифтон Фордж и оставил за собой след из мертвых тел.

Единственное, что сдерживало смерть, была я.

Мое сердце колотилось так громко, что Эмметт мог его услышать, поэтому я сделала глубокий вдох, придавив его своим весом, и опустошив легкие, я усилием воли заставила себя успокоиться.

Его пальцы нашли кончики моих влажных волос, накручивая прядь на один из своих пальцев, когда он поднес к губам свою бутылку пива.

Он возненавидит меня.

Месяц назад я надеялась на ненависть. Я надеялась, что он сгниет в тюремной камере, проклиная мое имя. И если бы все пошло по плану, я была бы свободна, упиваясь своей победой.

Какой же дурой я была.

— Нова.

— Да.

Эмметт наклонился и поцеловал меня в висок.

— Что происходит у тебя в голове?

— Ничего, — солгала я. — У меня был дерьмовый день на работе. Вот и все.

— Хочешь обсудить это?

— На самом деле мы не можем, не так ли? — Мы не можем.

Он прижался бородатой щекой к моим волосам.

— Да, думаю, не можем.

Мы сидели там, пока наше пиво не опустело, а мои щеки не порозовели от холода. Эмметт повел меня внутрь, выключил свет и включил сигнализацию, прежде чем мы вернулись в его кровать, где он прижал меня к себе.

Я расслабила свое тело, но сохраняла бдительность. Бодрствуй. Его дыхание выровнялось. Хватка, которую он держал на мне, ослабла. И пока он дремал, я боролась с тяжестью в своих веках.

Пришло время двигаться вперед. Пришло время действовать. Пока мой отец не счел меня недостойной. Пока у меня окончательно не сдали нервы.

Я отодвинулась от Эмметта и лежала совершенно неподвижно, а когда убедилась, что он не проснулся от моего движения, я слезла с кровати.

Его комната, как и весь остальной дом, была заставлена прекрасной мебелью. Я прошла мимо комода с шестью выдвижными ящиками, мои ноги утонули в плюшевом ковре в ацтекском стиле, который покрывал большую часть деревянного пола и исчезал под его массивной кроватью королевских размеров.

Мои шаги были медленными, задержав дыхание, я на цыпочках вышла из комнаты и направилась по темному коридору.

Эмметт доверял мне. Ошибка с его стороны. Еще один укол вины с моей. Я проглотила его и поспешила по коридору мимо гостиной.

За время, проведенное здесь, я часами просиживала в гостиной и на кухне. Я ела за обеденным столом, и в спальне Эмметта не было ничего, чего бы я не видела. Но другая часть дома была загадкой. Мы ведь не были той парой, которая рассказывала о своих днях, поэтому экскурсию по дому он мне тоже не устроил.

Я прокралась мимо кухни, бросив последний взгляд через плечо, чтобы убедиться, что Эмметт не проснулся. Затем просунула голову в первую комнату, мимо которой прошла. Это была гостевая спальня, шкаф в ней был почти пуст. Кровать была застелена, и под ее рамой ничего не было спрятано. Ящики прикроватной тумбочки тоже были пусты.

Прачечная была следующей. Шкафы над стиральной машиной и сушилкой были полны моющих средств и смягчителей. У Эмметта был утюг и бутылка крахмала, которыми, как я подозревала, почти не пользовались. Там была упаковка электрических лампочек и запас чистящих средств.

Я не ожидала найти что-либо на виду. Эмметт не стал бы хранить компромат в высоком узком шкафу, в котором хранился его пылесос. Поэтому я ощупала внутренние стены, чтобы убедиться, что там нет отделения или чего-то спрятанного.

Мой отец хранил видеозаписи, которые сделал с Воинами, в сейфе, который он спрятал под своим холодильником. Я должна была отдать должное ФБР. Их обыск в доме отца был ничем иным, как тщательным.

Я бесшумно двинулась к следующей двери в холле, той, что вела на черную лестницу. Я крепко ухватилась за перила, пальцами ног нащупывая ступеньку за ступенькой, слишком боясь включить свет.

Когда я, наконец, добралась до самого низа, я вздохнула, радуясь, что в подвале было светло, потому что лунный свет проникал через раздвижную стеклянную дверь, которая открывалась во двор. Помещение было огромным, занимало всю длину и ширину дома.

У Эмметта здесь был бильярдный стол. Я пошарила в карманах и на зеленом войлоке, ощупывая края в поисках чего-нибудь, что могло бы открыться. Я сделала то же самое со столом для настольного футбола у стены. Затем я осмотрела большой развлекательный центр и секции, расположенные на другом конце помещения.

Он ни разу не приводил меня сюда смотреть телевизор, хотя диван и телевизор здесь были явно лучше. Мы всегда оставались наверху и смотрели телевизор над камином в гостиной. Почему? Было ли здесь что-то такое, чего он не хотел, чтобы я видела?

Еще одна комната была оборудована под домашний тренажерный зал. Она находилась достаточно далеко от окон, поэтому в комнате было темно, так что мне придется проверить ее позже. Там была еще одна гостевая спальня с ванной комнатой. И последняя дверь открывалась в кладовку. Ее полки были упорядочены и заставлены пластиковыми контейнерами.

Их тоже придется просмотреть позже. Сегодняшняя ночь была просто для того, чтобы наметить, где мне нужно провести больше времени.

Закрыв за собой дверь кладовки, осторожно, чтобы она не стукнула, я бросилась вверх по лестнице. На лестничной площадке я зашла в последнюю комнату.

Бинго. Офис. Широкий рабочий стол стоял в центре комнаты, его поверхность была заставлена ноутбуками и мониторами. Оружейный сейф находился в углу рядом с окном и книжной полкой. Готова поспорить, что внутри было не только оружие.

Прежде чем обеспокоиться о том, как его взломать, я бы начала с ноутбуков. Эмметт не станет раскрывать информацию о «Тин Джипси», но на одном из этих ноутбуков может быть что-то, что укажет мне правильное направление.

Беспокоясь, что меня не было слишком долго, я попятилась от офиса и повернувшись врезалась лицом в стену мышц.

Я ахнула, когда руки Эмметта обхватили меня за плечи, удерживая на ногах.

— О Боже, ты напугал меня.

— Что ты делаешь?

Я прижалась лбом к его груди, мое сердце стучало у меня в ушах.

— Я не могла уснуть и не хотела тебя беспокоить, поэтому спустилась в холл, чтобы найти тихий уголок и почитать в телефоне.

Ложь показалась мне кислой на вкус, но, если Эмметт что-то и заподозрил, то не подал виду. Он просто заключил меня в объятия, проводя руками вверх и вниз по моей спине.

— Почему ты не могла уснуть?

— Не знаю. — Я вздохнула, надеясь, что мое дыхание выровняется. — Иногда мне трудно отключить свой мозг.

— Да, у меня тоже иногда такое бывает.

— Я увидела это, — я указала на офис позади меня, — и начала задаваться вопросом, кем ты работаешь.

— Я механик, — сказал он. — Но у меня есть несколько объектов недвижимости, сдаваемых в аренду, и инвестиции по всему городу.

— А. Отсюда и офис.

Он кивнул, взял меня за руку и повел в другой конец дома. Он тянул с достаточной настойчивостью, либо был измотан и хотел снова лечь спать, либо не хотел, чтобы я находилась в его кабинете.

— Почему механик? — спросила я, надеясь, что мое любопытство не вызовет никаких тревожных сигналов.

— Мне нравится чинить. Нравится разбирать вещи и собирать их обратно. Мой папа был таким же. Он научил меня разбираться в автомобилях и мотоциклах, когда я был маленьким.

Мы прошли мимо гостиной, и он замедлил шаг. Зевок растянулся на его красивом лице.

— Извини, что разбудила тебя, Туз. Надеюсь, ты не возражаешь, что я прошлась по коридору. Я собиралась уйти, но ты включил сигнализацию, и я не хотела открывать дверь, чтобы она сработала.

— Не беспокойся. И я рад, что ты не ушла. — Он отпустил мою руку, обнял меня за плечи и притянул к себе, когда мы вернулись в его спальню.

Я забралась в кровать и свернулась калачиком в его объятиях. Растительность на его груди щекотала мой подбородок, и я провела рукой вверх по его животу, пропуская пальцы сквозь жесткие волоски.

— Тебя беспокоит, что ты не знаешь моего имени? — вопрос сорвался с моих губ прежде, чем я смогла отбросить его в сторону. В тот момент, когда он прозвучал, я поняла, как отчаянно хотела получить ответ. Потому что, если бы я не знала его настоящего имени, это сводило бы меня с ума.

— Да.

— Нова, — прошептала я, вздергивая подбородок, чтобы встретиться с ним взглядом.

— Серьезно?

Я кивнула.

— Да.

Он усмехнулся и поцеловал меня в волосы.

Для него было безопасно называть меня Нова, потому что Новы Талбот не существовало. С другой стороны, Джун Джонсон… это была личность, о существовании которой он никогда не мог знать. Именно по этой причине у моей машины были поддельные номерные знаки.

Поиск по ним завел бы в тупик, но тупик вызвал бы подозрения. На тот момент я была почти уверена, что Эмметт не проверял мои номера. Иначе он вел бы себя по-другому по отношению ко мне, верно?

Верно. Он никак не мог знать, что я Джун Джонсон, дочь Дженьюари Джонсон. Отец Джун был неизвестен. Но у Джун Джонсон был младший брат, Ти Джей Джонсон.

А Ти Джей, пусть даже на короткое время, много-много лет назад, но был Воином. Это стало бы связующим звеном. Это был факт, который он никогда не должен был обнаружить.

Лучше было сказать ему, что меня зовут Нова. Возможно, это даже помогло бы мне сохранить его доверие.

— Хочешь знать, как меня зовут? — спросил он.

Я покачала головой, наклоняясь, чтобы запечатлеть поцелуй на его губах.

— Нет. Мне нравится называть тебя Туз.