Жестяная королева

Пролог

— Нова, не трогай его. — Шелби шлепнула меня по руке прежде, чем кончики моих пальцев успели скользнуть по сверкающему хрому папиного мотоцикла.

— Что? — Я бросила на нее свирепый взгляд и все равно прикоснулась к металлу, почувствовав его тепло от послеполуденного солнца.

Она закатила глаза, когда сетчатая дверь с грохотом закрылась, и папа вышел из дома с Ти Джеем на бедре.

Ти Джею было восемь, и он был слишком большим, чтобы его можно было носить на руках. Мне было десять, и мама сказала, что я росту как сорняк. Но какими бы большими ни были Ти Джей или я, папа все равно носил нас на руках. Кроме Шелби. Ей было тринадцать, и я думаю, папа попытался бы, но ей это больше не нравилось.

Он ей больше не нравился.

Мама всхлипнула, идя за папой по подъездной дорожке, и у меня упало сердце.

Она всегда плакала, когда он уходил. Мы все плакали.

Кроме Шелби.

— Будь хорошим ради своей мамы. — Папа поставил Ти Джея, затем опустился на колени перед моим братом и наклонился, шепча что-то ему на ухо.

Ти Джей кивнул и выпятил грудь.

— Да, сэр.

— Хороший мальчик. — Папа встал и взъерошил темные волосы Ти Джея, затем подошел к Шелби и мне, стоящим рядом с его мотоциклом. Он протянул руки к моей сестре. — Можно обнять тебя на прощание?

Она бросила на него сердитый взгляд.

— Давай, Шелби. Не будь такой.

— Меня зовут Мэй. — Она отступила от него на шаг и скрестила руки на груди.

Я закатила глаза. Папа называл нас средними именами (прим. пер.: среднее имя — имя, которое обычно располагается между личным именем и фамилией. Используется как элемент полного имени и в основном в Европе и западных странах), но в последнее время она хотела, чтобы к ней обращались Мэй. Даже когда я называла ее Шелби, она злилась на меня и щипала за руку.

Моя сестра была сорванцом. Так мы с Ти Джеем называли ее.

Папа пригладил усы на лице, волосы царапали его ладонь. Затем он сделал один большой шаг к Шелби и заключил ее в объятия. По ней было видно, что она не хотела этого, но и оттолкнуть его не пыталась.

Он отпустил ее и подошел ко мне, широко раскрыв объятия.

Я упала в них, уткнувшись лицом в его рубашку и зажмурив глаза, когда обняла его за талию так крепко, как только могла. Может быть, если я обниму его достаточно крепко, он задержится еще немного.

— Тебе уже пора уходить? Ты только что приехал.

Мы не видели его три месяца, а этот визит длился всего два дня. Обычно он оставался на неделю. Иногда на десять дней. Это были лучшие визиты. Это были дни, когда мама улыбалась, Ти Джей смеялся, а я обнимала папу при каждом удобном случае.

— Да, Нова. Мне пора идти.

Маме будет грустно. Ти Джей будет дуться остаток дня и, вероятно, большую часть завтрашнего. Шелби будет сварливой и запрется в своей комнате. А я вернусь к ожиданию, отмечая в календаре и гадая, когда мы снова его увидим.

Я обняла его крепче. Его черная кожаная куртка мягко касалась моей кожи. Он носил ее везде, но только не дома. Под тканью я чувствовала ремни его кобуры и острый металл пистолета, упирающегося ему в ребра.

Папа всегда носил с собой пистолет, чтобы, если придут плохие парни, он мог защитить нас.

— Когда ты вернешься? — спросила я.

— Не знаю. Я надеюсь скоро.

«Скоро» никогда не было достаточно скоро.

Он убрал мои руки и опустился передо мной на колени, как это было с Ти Джеем.

— Помогай своей маме по хозяйству.

— Хорошо.

— Усердно учись.

Я кивнула.

— Так и сделаю.

— Не забывай хранить свои секреты. Могу ли я рассчитывать на тебя?

— Да. — Он всегда мог рассчитывать на меня.

— Ты мне доверяешь?

— Да.

— Это моя хорошая девочка. — Он поцеловал меня в щеку, его козлиная бородка щекотала мой подбородок, затем он встал и достал из-за ворота рубашки солнцезащитные очки. Он надвинул их на свои темные глаза и повернулся, направляясь к маме.

Она прильнула к нему, почти так же, как и я, крепко обнимая, как будто, возможно, могла заставить его остаться.

Он прошептал ей что-то, от чего ее руки опустились. Затем, как и Ти Джей, она кивнула и вздернула подбородок.

Она не будет плакать, пока он не уйдет, потому что папа не любил слабости.

Он отступил от нее на шаг, но мамина рука метнулась вперед, коснувшись его локтя.

— Мы любим тебя, Такер.

— Я тоже вас люблю. Будьте осторожны.

— Всегда. — Она подошла к Ти Джею, прижав его к своей ноге.

Папа забрался на свой мотоцикл. Он посмотрел на Шелби, ожидая чего-то, но она продолжала игнорировать его скрестив руки на груди. Она уставилась на почтовый ящик, на крупные белые буквы на его боку, которые гласили «ДЖОНСОН».

Она написала на нем нашу фамилию пять дней назад. Почтальон точно знал, кто здесь живет, мы прожили здесь всю свою жизнь, так что в этом не было необходимости. Шелби не признается в этом, но я думаю, она сделала это, чтобы позлить папу, потому что Джонсон — не его фамилия.

На самом деле нашей она тоже не была.

Наша была — Талбот. Юридически мы были Джонсонами, но в глубине души мы были Талботами — так объяснила это мама.

Бросив последний взгляд на маму, папа завел двигатель своего «Харлея», и рев заставил меня отступить на шаг, от грохота задрожал тротуар у меня под ногами. Затем он исчез, черная полоса на дороге, которая слишком быстро исчезла за углом.

Мы все стояли там, пока эхо от его мотоцикла не исчезло.

Мама не сказала ни слова, развернулась и скрылась в доме, хлопнув дверью.

— Отлично, теперь она будет плакать весь день. — Шелби пнула камешек на тротуаре. — Я бы хотела, чтобы он просто перестал возвращаться.

— Шелби, — прошипела я.

— Мэй.

— Неважно, — пробормотала я. — Почему ты так жестока к папе?

— Он не любит нас, Джун.

— Это не мое имя.

— Твое. Рано или поздно тебе придется к этому привыкнуть.

— Заткнись, Шелби.

— Мэй, — снова поправила она.

— Папа любит нас.

— Он больше любит свой клуб.

Я открыла рот, чтобы возразить, но остановилась, потому что она была права. Папа любил «Арроухед Уорриез».

Но разве это было так уж плохо? Этот клуб был причиной того, что у нас был такой хороший дом. Он был причиной того, что у нас всегда была новая обувь и одежда, а маме не нужно было работать. Его клуб был его работой. Это не сильно отличалось от нашего соседа через три дома, чей отец служил в армии, и его тоже все время не было дома.

— Я ненавижу его клуб, — выплюнула Шелби.

— Ну, а я нет.

Ти Джей подошел и вложил свою руку в мою.

— Я тоже.

— Потому что вы двое глупые. — Шелби фыркнула и, прежде чем я успела придумать ответ, ушла.

Ее лучшая подруга жила в двух кварталах отсюда. Она ходила к ней и прыгала на их батуте, и они говорили о мальчиках. Шелби притворялась, что ей все равно, что папа снова уехал, и что ей не было больно, когда он уходил.

Шелби лучше всех умела притворяться. Но у нее было больше лет, чтобы попрактиковаться.

— Что тебе сказал папа? — спросила я Ти Джея, когда Шелби отошла достаточно далеко и не могла услышать нас.

— Это секрет.

Папа всегда рассказывал Ти Джею секреты, а Ти Джей никогда не рассказывал мне, в чем они заключались. Это потому, что Ти Джей был мальчиком.

— Я дам тебе пять баксов, если ты мне скажешь.

Ти Джей обдумывал это с минуту, затем покачал головой.

— Нет.

Серьезно? Почему мне не доверяли секретов? Я умела их хранить. Мы все умели.

Потому что от этого зависели наши жизни. Так сказал папа.