Гниющий Змей. Книга 1

Глава 14

— Куда мы бежим? — сбивчиво крикнула я, совсем запыхавшись.

— Там впереди лестница! — не оборачиваясь, бросил мой спаситель.

— Я ничего не вижу!

— Так темно, с-с-смотри внимательнее! Ступени скоро покажутся!

И тогда я заметила: из мрака действительно проступили каменные ступени. Они поднимались ввысь и, не имея никакой опоры, непременно должны были рухнуть под собственным весом, но материя сновидений позволяет такие выкрутасы.

Мы взбирались по этой немыслимой лестнице, будто поднимались из преисподней обратно в мир живых. В легендах на такие случаи всегда дают совет: не оборачивайся. Да я и не собиралась. И вниз тоже предпочитала не смотреть.

Перед глазами маячила спина нахаша, перетянутая ремнём с продолговатой кожаной втулкой. Я могла рассмотреть каждую складку на тёмном сукне хатана, каждую чешуйку на затылке ящера. Боковые гребни плавно сходили на нет, а центральный переходил в полосу, внахлёст прикрывающую хребтину. Шею змеелюда по-прежнему охватывал сброшенный с головы отрез ткани. Засунутый за кушак фальшион не бился о бедро, как то случается при использовании свободной ременной перевязи, однако придерживать его рукой было бы удобнее, но та охватывала моё запястье, а правая держала древко глефы.

Никто не может владеть двумя священными клинками, второй просто не запечатлеется с тобой. Но ведь это сон, здесь всё возможно. И даже можно вытянуть из-за спины такую орясину, не сбросив портупею с плеча — что этот рептильный парень и проделал совсем недавно.

Мы вырвались на поверхность из глубокой дыры в земле. В небе горела полная луна — а какой ещё она может быть в мире грёз? Только вечное полнолуние, разумеется. Либо вообще ничего, так что даже этому мёртвому светилу стоит порадоваться.

Рухнув на колени от изнеможения, я наблюдала, как расщелина со скалистыми обрывами смыкается. Твердь гудела и вибрировала подо мной, осыпалось каменное крошево. Я заметила лёгкую зыбь в закрывающейся яме — будто нагретый воздух или мерцающие тени. Вот, провал затянулся, сомкнулся заживающей раной.

— Никакой лестницы ведь не было, да? — я подняла взгляд к нахашу. — Пока ты не сказал о ней, её не существовало? — проговорив это, я сразу поняла, что несу чушь. Ведь здесь всё не настоящее. Просто кажется таким реальным...

— Конечно, мы её выдумали, — он опустился рядом, положил глефу в серую пыль и повернул ко мне жёлто-оранжевые глаза. От скудного света зрачки расширились и казались почти круглыми, как у человека. — Строго говоря, здесь ничего не с-с-существует. И одновременно очень даже существует. Ты, похоже, новенькая. Потому дам совет: когда прос-с-снёшься, напейся отвара полыни. И пей его каждый раз перед сном, тогда мозговые полипы к тебе не полезут, а если окуришься дымом, то и с остальными прощ-щ-ще общ-щ-щаться будет.

— Мозговые полипы? Эти ползучие куски желе?

— Да, да, эти самые, — с некоторой весёлостью кивнул нахаш и опёрся когтистой рукой о твёрдую почву, чуть откинувшись спиной назад и согнув ногу в колене. Поди вообще бы развалился, да места не располагали: серая пустошь, только низкие горы вдоль горизонта. — Если это желе заползёт тебе в голову, то пос-с-елится там, как дома.

Я невольно прыснула.

— Согласен, забавно звучит. Но результат будет с-с-совсем не весёлый. Лучше ис-с-спользовать зачарованную полынь, но сойдёт любая.

— Какие дивные сны мне сняться... — ладони приняли лицо в чашу, но стереть наваждение не получилось.

— Ага, и я тоже просто плод твоего сновидения, — в голосе рептилии прозвучала едкость. — Будешь? — мне протянули невесть откуда взявшуюся флягу.

Самую обычную: из лакированного дерева, с притёртой пробкой.

Выдернув её, я нюхнула содержимое. В нос ударил мощный спиртовой дух с непонятными колкими нотками. Я уже на собственном опыте убедилась, что обоняние и вкусовые ощущения здесь очень даже работают, так что отпила с опаской.

Единого глотка хватило, чтобы горло обожгло расплавленным свинцом, а голова превратилась в колокол, по которому хорошенько вдарили билом. Чудовищная жгучесть почти превратила меня в огнедышащего дракона, я хваталась за грудь, из глаз брызнули слёзы.

— Ох, ты ж... зараза... — скрючившись перечным стручком, я вернула отраву хозяину.

— Не проснулась, — выдохнул тот, а на лице появился оттенок усмешки, что в исполнении рептилии выглядело жутковато.

— Так ты опять пытаешься меня разбудить? — я возмущённо подняла на негодяя покрасневшие глаза. Тот спокойно отхлебнул из баклаги, да втиснул пробку на место.

Меня от одного вида передёрнуло. Сивуха оставила во рту горькое послевкусие и незатихающий пожар, а на лице — подобающую гримасу.

— Это какое-то ваше национальное пойло?

— Обыкновенная перцовка, — пожал нахаш плечами. — Хор-р-рошая, забористая.

Как бы сейчас пригодилась крынка молока... Собственно, а почему нет? Если получилось создать лестницу, то почему бы не выдумать и глиняный сосуд с белым наполнением? Да и фляга у змеелюда в руках возникла из ниоткуда, и теперь так же пропала.

Я зажмурилась и представила желанное, даже руки перед собой выставила, как бы ощупывая изгиб посудины. Силилась, тужилась, да так и не разродилась.

— Практики маловато, — прицокнул ящер. — Ну, пошли, что ли. Прогуляемся, раз ты упорно собираешься спать дальше. Вставай, крас-с-савица, сидеть на холодных камнях вредно, придатки застудишь.

— Ты же не собираешься сбросить меня с обрыва или разбудить ещё каким-нибудь интересным способом? — я поднялась вслед за вооружённым нахашем и отряхнулась.

— Нет, так точно не попытаюсь, — в усмешке рептилии блеснули конические кончики клыков. — Если не ус-с-спеешь проснуться и погибнешь, то в реальном мире у тебя сердце остановится, мозговое кровоизлияние пр-р-роизойдёт или ещё что. Короче, не выдержит твой мозг такого испуга, и ты помрёшь. Так что соблюдай осторожность, будто всё происходит наяву, ясно? Это второй тебе совет.

Нельзя сказать, что слова нахаша испугали меня. Ведь это просто сон. Всё, что говорят его персонажи — такая же часть спектакля, как и декорации вокруг. Серые, пустынные, унылые. И совсем непонятно, куда мы идём.

— Я Осса, — вспомнились мне правила вежливости.

— Совет номер три, — вздохнул змеелюд, — не называй своего имени посторонним скитальцам. Его можно ис-с-спользовать, чтобы призвать тебя. Мы же в пространстве мысли, здесь символизм имеет огромную силу. Ладно, фиг с ним, ты меня и так каким-то образом призываешь, хотя вроде не ведьма. Я Гхар.

Чудесное имя, как харчок. Интересно, откуда мой мозг его выкопал? Собственно, а как он сконструировал вкус этой гадкой перцовки, ведь я никогда её не пробовала. Об этом я нахаша и спросила.

— Так ведь я знаю, каким он долш-ш-шен быть. Сейчас я сплю, а в сумке у меня под головой лежит именно эта фляжка. Разумы скитальцев переплетаются, это же очевидно. Не пугайся, я не смогу прочесть твои мысли, если ты не позволишь, но мы касаемся друг друга так же, как это место касается нас всех.

— И что это за место? Страна грёз? Потусторонний мир?

— Можно назвать и так. В каком-то смысле.

— А если поточнее?

— Не нужна тебе такая точность, уж поверь. Просто знай, что сейчас ты уже не в своём кошмаре. Видела пелену, когда мы выбрались из подземелья?

— Ты про тёмную воздушную зыбь?

— Да, именно про неё. Попадая сюда, ты создаёшь вокруг себя некий кокон — плод твоего собственного мышления. Скорлупа, только совсем не прочная, если тебе снится кошмар, а не лютики-цветочки. Через неё легко просачивается всякая дрянь, сплетаясь с твоими собственными страхами. Другие скитальцы могут войти в твой сон, как и местные обитатели.

— Типа тролля?

— Кого? А, точно, помню. Мёртвая туша, насаженная на скалу. Видел таких пару раз, но название не придумал. Тролль, забавно. Уверен, ты не первый человек, кому в голову приш-ш-шло это сравнение. Здоровенный, ныкается по пещерам — однозначно тролль. Нет, этот — скиталец. Мозговые полипы и хохотуны — вот они местные.

— Подожди, как это, скиталец? То есть, это чудище гороподобное — тоже просто спало и видело сон? Это живое существо?

— Ну, уже не очень живое, ты ведь его убила, — янтарные глаза задорно прищурились, а острые зубы слегка оголились. — Где-то в реальном мире, в уютном логовище помер настоящий тролль. И та тётенька с муш-ш-шиными глазами, которую я порубил для тебя в прошлый раз — тоже была настоящая.

Я остановилась и больше не могла сделать ни шагу.

Нахаш обернулся, склонил голову на бок и сказал:

— Дай угадаю, ты видела нечто подобное наяву? Полагаю, одну из жужжалок. Этот крылатый переросток тебя напугал, затем тебе прис-с-снился кошмар с тварью, похожей на человека, но с чертами той же мухи. И ты решила, что твой разум просто соединил образы в одну кучу. — Получив от меня кивок, он продолжил: — Отчасти так и есть. Но на слепленный из твоих страхов образ откликнулос-с-сь то, что больше всего ему соответствовало. Детишек Архудерана вообще затянуть в сон проще, чем человека или нахаша. Ведь они хотят этого, ищут добычу наяву, продолжают рыскать и во сне.

— Но это же не серпентоморфы... — прошептала я, не в состоянии поднять голос до более разборчивого тембра. — Они похожи на людей...

— Да, точно, как это я забыл, — ящер усмехнулся, растягивая губы из жёстких чешуек, да воткнул торец глефы в почву. — Подойди-ка сюда. Не бойся, не укушу — честно-честно.

Опасливо переставив ступни поближе, я позволила нахашу коснуться меня. Было нечто животрепещущее в прикосновении мелких чешуек на подушечках его пальцев к коже. Фаланги прошлись по скулам, едва задевая моё лицо когтями. Я обратила внимание, что те длинные и прочные, но вовсе не острые — больше медвежьи, чем кошачьи. Да и зачем им острота? Если дать такой лапой... за счёт одной силы удара бороздки останутся просто замечательные.

Но нахаш вёл себя культурно и пока ещё никого не царапал — просто шинковал металлом.

Да, ещё я только сейчас заметила, что у него на руках всего по четыре пальца: без противопоставленного большого не обошлось, а вот для мизинца места не осталось, хотя сами ладони были достаточно крупными, совсем как у человеческих мужчин, правда за счёт когтей казались более вытянутыми.

Волнительный момент заставил сердечко делать тук-тук быстрее.

Боги, о чём я думаю? И зачем он остановился на моих висках? Теперь ещё и голову ко мне склонил... что...

Когда его зеленоватый лоб коснулся моего, всё закружилось и пропало. Вихрь образов пронёсся у меня в голове. Я захлебнулась в потоке ужасных картин. Пасти мерзких тварей клацали передо мной зубами, меня пытались рвать когтями, запутывать в паутинные коконы, хватали подобием щупалец или лиан. В моих руках сверкал клинок, рубил, пронзал и полосовал. Кровь, чёрная гниль, выбухающие наружу кишки...

Хуже всего, что многие твари очень походили на людей.

Не помня себя, я отшатнулась и едва устояла на ногах. От нахлынувших запахов тошнило, а увиденное превосходило все кошмары, которые мне довелось пережить во сне или наяву. В горле пересохло, и я судорожно глотала воздух, да упиралась перепачканными руками в колени под тонким муслином.

— Зачем... — кое-как смогла выдавить я. — Зачем ты мне это показал?

Как именно ему это удалось, я не спрашивала, потому что плевать...

— Теперь ты знаеш-ш-шь, что порождения Великого Змея бывают очень разнообразными, — он пожал плечами и, жестом фокусника, достал из воздуха шерстяной плащ, который набросил на мои плечи.

Только сейчас я ощутила, что действительно озябла. Плотная ткань пропахла дымом от сожжённой полыни и выглядела весьма поношенной.

— Твой? — я подняла глаза на нахаша.

— Конечно, прямо сейчас я им укрываюсь, так почему бы тебе не с-с-сделать то же самое? Пойдём, я расскажу тебе, как обстоят дела на материке, сиаранка.

Осмотревшись, я не заметила перемен в пейзаже. Серая пустошь, потрескавшаяся земля, горные хребты на горизонте — они нисколько не приблизились. Возможно, эти пики просто чудовищно высокие и до них многие дни пути или же...

— Куда мы вообще идём? — спросила я с недоверием.

— Никуда, — был мне ответ. — В этом пространстве, чтобы куда-то прийти, нужно наметить цель. У нас её нет, мы просто прорабатываем идею движения, чтобы уменьш-ш-шить шанс встретиться с кем-то ещё. Символизм, помнишь?

— Эти существа, человекоподобные... — начала я с содроганием. — Но это же невозможно, личинки вызревают в людях и животных... они вылупляются... — Мне подумалось, что многие такие плоды имеют очевидные сходства с привычным зверьём, только со змеиными чертами. Так что, если... — Неужели из заражённого может вылезти тварь, похожая на младенца? — закончила я мысль вслух.

— И что в этом удивительного? — покосился нахаш лукаво. — Ах, да, как это я забыл. Вы же, люди, ставите себя выше животного царства. Хотя и наши грешат тем же, чего скрывать. Я не наблюдал лично процесс появления на с-с-свет каждой дряни, которую прибил, но тварей много, постоянно появляется нечто новое и занятное, — последнее слово он произнес совсем не весело. — Про этих вот троллей — без понятия, а вот про мухоглазых могу порас-с-сказать, они часто попадаются, как и сами жужжалки.

Гхар ненадолго замолк и прислушался, озираясь. Глаза рептилии поводили из стороны в сторону, зрачки то и дело посверкивали красным, но щелочки ушных проходов ничего не заслышали, и мой провожатый продолжил мерить бесконечное поле выжженной земли шагами, да вещать:

— Иногда заражение личинками протекает необычно, ос-с-собенно если нет гнили, чтобы убить тебя и превратить мяско в питательный супчик. Чаще эти червячки просто подыхают и всё, но бывает, что зараженец сам начинает меняться. Почему? Кабы я знал! Узнаешь, поделись для общ-щ-щей пользы. Такое безобразие случается даже с растениями, хотя им-то совсем не подобает; а всех тварей, по которым видно человеческое происхождение, мы называем отлюдками — и без разницы, как они вывелись.

— Кто это «мы»?

— Те, кто не сдох, — коротко ответил он, явно не желая вдаваться в подробности. — Мухоглазые продолжают производить личинок, потому распространяются так же быстро, как прочие с-с-серпентоморфы, но большинство переродившихся это замечательное свойство теряют и никого не заражают. Однако пару раз мне встречались их детишки, так что размнош-ш-шаться эти гады умеют. Ну, а травянистые уродцы норовят подсадить в тебя семечко, так что от них тоже лучше держаться подальше.

— Почему на Сиаране про это ничего не знают?

— Кому надо — знают. Просто помалкивают.

— Но ведь люди должны быть в курсе...

— Зачем? — скривился мой спутник, и гримаса вышла препоганейшая. — Вы и так перепуганы до полус-с-смерти. Не думаю, что новость о возможности лично превратиться в чудище как-то поможет общес-с-ственному спокойствию.

Воздух пустоши казался мёртвым. Не застоявшимся, не затхлым, а просто лишённым движения. И вот, впервые с начала нашего похода, моих волос коснулось дуновение ветерка — заодно притащив тихое хихиканье...

Под босыми ступнями ощутилась некая едва заметная вибрация.

Гхар тут же выставил руку, преграждая мне путь. Я остановилась, а нахаш приложил палец ко рту и медленно опустился на одно колено. Его четырёхпалая рука распласталась на потрескавшемся грунте.

— Твою же... — шепнул змеелюд едва слышно. — Нас заметили, бежим! — резко скомандовал он и дёрнул меня за локоть, помогая живее начать движение. — Брось плащ, сконцентрируй внимание на горах! Теперь это наша цель!

Кусок воображаемой материи слетел с моих плеч, а пятки снова засверкали. Хотя нет, они наверняка уже до того почернели, что отсвечивать не могут. Зато крушить сухую корочку на поверхности серой пустоши — очень даже способны. И чувствовать каждую неровность, да камушек — тоже.

Земля начала ощутимо трястись, так что помянутые камушки заплясали, отбивая чечётку. Кишочки скрутились потуже — на всякий случай. В какой-то момент я впервые совершила оплошность, которой прежде старательно избегала — я обернулась.

Позади нёсся горб вспученной породы. Нечто в глубине рассекало эту сухую безжизненную почву, будто акулий плавник воду. Глухой гул нарастал, долина дрожала рвущимся из недр громом. Будто отвечая подземной твари, воздух тоже пришёл в движение, начал подниматься ветер, тучи зашевелились — мрачная картина ожила.

— Дура, не оглядывайся, беги быстрее! — одёрнул меня нахаш.

— Мы не успеем! — отчаянно крикнула я.

— Успеем, расстояние не важно!

Но мы не успели. Тварь сперва скрылась в неведомых глубинах, будто занырнувшая рыбина, а потому вырвалась под холодный свет полнолуния — прямо перед нами. Серебристые блики заиграли на чешуйках, и те шевелились подобно тысячам лапок. Длинное гибкое тело напоминало нечто среднее между змеёй и червём. Я сразу же обозвала эту тварь вурмом, как похожее существо из легенд.

Нахаш прошипел что-то на родном языке: подозреваю, нецензурное.

Через миг тварь бросилась своей округлой пастью вперёд.

Но земля породила вздыбившуюся стену, которая прикрыла нас щитом. Отродье демонической воли впечаталось в эту преграду, что дало нам время развернуться и припустить в другую сторону.

— Это ты сделал? — кричала я на бегу, сбиваясь с дыхания.

— Да! — пальцы змеелюда крепко стискивали древко глефы, и клинок снова укутывало странное багрово-чёрное мерцание.

— Так вырасти нам скалу!

— Она не будет прочной! Нужно нечто более настоящее по меркам этого мира. Думай о цели, не отвлекайся! Горы! Думай о горах!

И горный кряж начал приближаться. К сожалению, тварь — тоже.

Мы неслись наперегонки со смертью — ну, или с пробуждением от страха перед гибелью. Я очень-очень захотела успеть. Нам просто нельзя не успеть. Расстояние стало сокращаться, будто его вырезали кусками, да выбрасывали лишние пласты. Червеподобная дрянь начала отставать, я уже могла разглядеть чёрное подножье скал.

Они начались вовсе не отвесно, так что некоторое время мы взбирались по крутому склону из мелкого щебня и крупных валунов. Постепенно подъём становился всё труднее, уклон увеличивался. Вот, стена стала совсем крутой, а осыпь задрожала...

Тогда у нас под ногами выросла-таки новая скала — прямой столб, вроде тех, что иногда формирует базальт, только широкий. Я пошатнулась, но нахаш схватил меня и не дал грохнуться вниз на корм чудовищу. Пара мгновений, и он дёрнул меня за руку, увлекая на «более настоящий» скальный карниз, а созданный его воображением столб опустился вниз, по пути разрушаясь валунами прямо на высунувшегося из горы щебня червя.

Ветер трепал мои скатавшиеся паклей волосы, а глаза таращились в чудовищный рот: круглый, с влажно поблёскивающей слизистой. Из неё крючьями торчала россыпь роговых клыков. Эта воронка ходила ходуном, будто пытаясь засосать нас, несмотря на расстояние, а в центре зияла глотка с какой-то пакостью внутри, вроде клюва. Надеюсь, эта дрянь не выбрасывается вперёд, как хоботок той мушки.

— И такие монстры водятся на континенте? — я с ужасом перевела взгляд на ящера. Тот всё ещё притискивал меня, а я судорожно цеплялась пальцами за его хатан.

— Водятся, заразы, — с усмешкой подтвердил он. — Это пескоройка. В реальности они не могут ос-с-силить настолько твёрдую почву, но ведь во сне каждый мнит себя круче, чем на самом деле, так ведь? Ну, кроме меня — я исключение, — добавил он с ироничной бравадой.

— Пескоройка? — моя память с удивлением выдала совпадение. — Кажется, так называют мальков круглоротых, ну, миног.

— Так это и есть минога, просто здоровенная и в чешуе. Вон, прис-с-смотрись анфас к этому очаровательному ротику. Настоящие пескоройки живут в илис-с-стых отложениях, а эти пошли дальше, позаимствовали лёгкие у своего пращура Архудерана в дополнение к жабрам, научились выбираться на сушу, стали загребать чешуйками в прибрежных дюнах, да и плавники не потеряли. В общем, жизнь у них налажена. Смотри, какую харю отъела, тварюга. Прибить бы её, пока дрыхнет... Эх, ладно, в одиночку не осилю. Да и вряд ли она действительно такая огр-р-ромная. Наверняка просто воображает себя очень важной, у миног вообще самомнение страш-ш-шно раздутое.

Гхар острил, наверняка пытаясь подбодрить меня, но не выходило.

Под ногтями свербело от набившейся грязи, а руки мелко подрагивали. Они совсем закостенели на суконных складках нахашской одёжки. Меня всю начинало нехорошо колотить и знобить, будто вот-вот развалюсь на осколки, как нафантазированный змеелюдом каменный столб. Ветер гулял в такой вышине на правах хозяина, завывал чудовищным волком, так и не получившим добычи, а муслин совсем не грел, как и мысли в моей воспалённой кошмарами головушке.

— Мне нужно проснуться, я больше не могу...

— Так просыпайся, крас-с-савица.

— Я не знаю как... — шептали пересохшие губы. — Ничего не понимаю... Это же всё просто сон. Этот червяк не настоящий. Эти скалы — не настоящие. И ты тоже — не настоящий.

— О, смотрю, истерика-то совсем близко, — нахаш с лёгкой усмешкой покачал головой, а его коготь скользнул по моей щеке. — Человеческие женщины такие с-с-слабонервные.

— Что ты делаешь? — возмутилась я, когда он подхватил меня под бедро и прижал к неровной поверхности скалы.

На миг янтарные глаза заволокли створки третьего века.

— Это же просто сон, — два когтя сомкнулись на завязке пеньюара, — а значит, всё можно, так ведь? Здесь всё не нас-с-стоящее, и я тоже.

Бантик распустился, и я внезапно поняла, что под муслином больше нет ночной сорочки. Рот нахаша приоткрылся, но дыхание не было противным, просто тёплым. В груди заколотился сгусток страха и совсем иного волнения; я заметила острые зубы, но он не собирался вгрызаться ими в мою плоть.

Показался длинный влажный язык: мясистый и совершенно не раздвоенный.

Его кончик скользнул по моему соску.