Правда сперва она потянула за рукоятку саблю, засевшую в приоткрытых челюстях зверя. Для чего наступила лакированным сапогом на чешуйчатую харю. Едва оружие освободилось, как челюсти заклацали капканом — палец в рот этой гадине точно класть не стоит. Циара и не стала, просто замахнулась, вознеся оружие над головой и рубанула, будто топором.
Перерубить позвоночник твари с первого удара не вышло: клинок ударил мимо сочленения позвонков, прямо по кости. Пришлось повторить замах и снова опустить стальное лезвие на визжащую от боли нечисть, которую мне даже стало жаль. Ну, совсем немного: всё же рядом стонал и умирал Аншетиль, и в его сумку я отсыпала больше жалости, хотя та уже ничем не поможет.
Острозаточенный металл блеснул на солнце ещё несколько раз, прежде чем зверюга затихла, а её башка отделилась от туловища. Брызнула тугая струя артериальной крови и спинномозговой жидкости. Шея у рептилии была длинная, так что с обеих сторон осталось по выразительной культе.
Самое жуткое и одновременно печальное, что голова эта не померла сразу. Когда леди Эйнсворт потянулась за стилетом, челюсти сомкнулись, пытаясь ухватить её за пальчики. Те в страхе отдёрнулись, после чего морда никак не подыхающей твари снова поцеловалась с сапогом, а по извлечению клинка — укатилась в траву с пинка. На том жизненный путь хищника завершился.
Время Аншетиля тоже подходило к концу.
По щекам Санды текли чёрные от туши слёзы, а серые глаза казались яркими-яркими, практически голубыми. Умирающий смотрел в её лицо, а девушка читала молитву, чтобы облегчить его отход. Я стояла столбом и изображала коновязь, а вот Циара не теряла времени и очищала оружие пучками травы от крови: спускаться к реке и полоскать она не стала, чтобы не пускать возможную заразу по воде. Перчатки она сбросила и принялась так же чистить руки, которые стали казаться куда грязнее, чем до начала процедуры.
— Вверх по течь... — прохрипел умирающий и закашлялся. — Застава... — договорил он и затих. Пальцы, сжимавшие руку Санды, ослабели, и та залилась слезами пуще прежнего, навзрыд.
— Застава... — задумчиво проговорила суфражистка; если гибель юноши и расстроила её, внешнего проявления это не нашло. — Полагаю, он подразумевал опорный пункт, оставшийся ещё со времён до объединения Сиарана под единой властью. Да, кажется, видела я разок какие-то каменные развалины в этих краях.
— Думаете, нам лучше направиться туда? — повернула я голову к ней.
— От усадьбы мы отрезаны, нужно где-то обосноваться на случай, если эти твари выплывут. Ну-ка, привяжи лошадей вон к той осинке, — скомандовала она мне, а сама направилась к умершему и рыдающей.
Пока я подводила кобыл к дереву, перекидывала поводья и вязала их, леди Эйнсворт вытянула кинжал из ножен на поясе Аншетиля: тот имел более широкое лезвие, чем её узкий стилет. Произведя над оружием прежнюю травяную чистку, женщина направилась ко мне.
Честно признаться, вид приближающейся с клинком в руках Циары заставил мои поджилки чуток, совсем ненавязчиво, скрутиться в клубочек. Просто воспоминания о её цирковом трюке и последовавшей расправе были слишком свежи. Нет, содержимое моей черепной коробки понимало, что леди Эйнсворт совершенно точно не собирается меня потрошить, но...
— Повернись-ка, — велела она и, не дожидаясь исполнения, собрала мои шелестящие юбки и подъюбники в охапку да начала распарывать ткань чуть ниже баски жакета.
— Ох, что вы делаете, леди... — начал лепетать мой голосок.
— Я, кажется, просила называть меня Циарой, — усмехнулась та и продолжила. При этом она касалась руками только нижней, отрезаемой части юбок. — Ты же видела павлинов, девочка? Красивые птицы и хвосты у них точно наши шлейфы: помпезные, величавые и очень осложняющие жизнь. В прежние времена, когда зверьё встречалось не только в зверинцах, хищникам не составляло труда схватить и сожрать павлина, даже если тот пытался улететь. Выживали только самые ловкие и осторожные красавцы. Так вот, мы с вами, девочки, повысим наши шансы уцелеть, если избавимся от хвостов.
— Вы... то есть ты полагаешь, что нас не найдут достаточно долго?
— Я полагаю, что нам следует учесть такую возможность.
— Подождите, у меня же с собой кристалл для связи, — внезапно сообразил мой опустевший от ужаса мозг, а рука полезла в кармашек, спрятанный посреди не полностью отрезанных юбок. Вот только вынырнула она ни с чем.
Друза на цепочке пропала.
По моему ошарашенному виду Циара всё поняла и спросила:
— Что, потеряла?
— Наверное, выронила... эти бесовы скачки... Господин Браден изготовил для меня кулон на цепочке...
— Милая, если тебе вручают магическую безделицу на цепочке, её следует носить на шее, под одеждой, и не снимать — этот пункт очень важен, понимаешь? — она разговаривала со мной, как с ребёнком, а у меня даже на злость сил не осталось. Нахлынула дикая усталость и чувство нереальности происходящего.
Острое лезвие продолжило издеваться над дорогой тканью.
— Ну, вот, — женщина отделила получившийся ворох тряпок, — эти шлейфы никак не помогут нам выжить, оставшись украшением задницы, но мы возьмём их с собой на случай ночлега. Теперь твоя очередь, дорогуша, — это она к Санде обратилась.
Подруга уже перестала реветь. Просто сидела на коленях посреди травы и окровавленных юбок да смотрела на почившего кавалера. Её раскрасневшиеся от слёз губы совсем обметались, потрескались, а измазанное лицо казалось безучастным и безразличным. Когда Циара взяла её под локоть и помогла встать, девушка не сопротивлялась, но и не помогала.
— Не слишком переживайте, дорогие, — начала вроде утешать леди Эйнсворт, работая клинком по васильковой ткани. — Чародеи легко найдут нас даже без магических приспособ.
— Надо мной провели ритуал, который не позволяет использовать мою органику или личные вещи ни для каких чар, — сообщила я. — Так что поисковая магия не сработает. Санда, на тебя господин Браден тоже такую защиту поставил?
Подруга кивнула. Лицо её осталось бледной мраморной маской: тёмные разводы туши только увеличивали сходство.
— Со мной тоже такие обряды проводили, — посетовала суфражистка, — ещё в детстве. Но это ничего, магики исхитрятся: мы же девочки важные. Нас найдут, как только сообразят, что до усадьбы мы не добрались. Так, теперь ты, Санда, давай-ка поработай.
Леди Эйнсворт сунула кинжал моей подруге и развернулась спиной.
— А вам не показалось странным, что несколько зверюг встретили нас на подъезде к резиденции? — припомнила я, поглаживая Кралю по ганашу и отвязывая, чтобы сводить к водопою. Жеребцы уже перестали бояться и напились самостоятельно.
— Да, — кивнула Циара и брови её сошлись к переносице. — Они ждали в засаде. Вряд ли это типичное поведение для этих тварей. Нет, у хищников встречается похожая слаженность действий. Волки тоже могут разделиться на загонщиков и засидчиков, чтобы устроить добыче сюрприз. Но поражает выверенность места для засады. Они действительно будто отсиживались там для страховки, на случай, если товаркам не удастся нагнать нас раньше.
— Вот-вот, — покивала я, глядя на опущенную к воде голову белой лошади. Меня тоже мучила жажда, но припасть на четвереньки я пока готова не была. — Наверняка за рептилиями стоит чья-то злая воля. Уверена, это происки Горданы, — добавила я, со злостью процеживая слова меж зубов.
— Что? — удивилась Циара. — Не думаешь же ты, что графиня Иденская из ревности опустится до попыток убийства?
Я не думала, а точно знала, но прикусила язык, вспомнив, что про орхидеи ни одна из моих спутниц не знает. Поворачиваться к леди-суфражистке я не стала, просто неопределённо передёрнула плечами.
— В любом случае, это невозможно, — покачала головой леди Эйнсворт, пока Санда с силой натягивала и распарывала чёрный атлас. — Волшебники не могут управлять серпентоморфами, в противном случае, мир выглядел бы совершенно иначе. Полагаю, это связано с отпечатком воли Архудерана, но не хочу разводить демагогию. Зато с обычным зверьём магики управляются гораздо сноровистее, так что нас найдут: если не с помощью мумий или ещё чего, то глазами подконтрольного сокола. Потому нам следует держаться открытых мест и соорудить на земле возле заставы сигнальный знак или костёр, чтобы нас точно не пропустили. В общем, по сёдлам девочки.
— Мы бросим его здесь? — Санда впервые подала голос, и глаза её округлились неверием и возмущением.
— Мёртвый груз нам не поможет, извини за сравнение. И его найдут раньше нас. Думаю, нужно оставить указание для поисковиков.
Она сперва написала на песке, куда мы направляемся, а затем распорола одну из чёрных юбок на лоскуты и привязала первый к руке погибшего.
— А вы циничная, — зло проговорила Санда.
— Девочка, я практичная. Но если хочешь, можешь снова поплакать, только, умоляю, делай это потише, чтобы не навлечь незваных гостей. Если эти суки остаются в живых даже с клинком между позвонков, не стоит рассчитывать на утопление. Всё, поехали.
Странно и непривычно ощущала я себя в подрезанной юбке — точнее, в целом ворохе юбок. Они едва прикрывали задницу, а чёрные леггинсы плотно облегали ноги. Жутко неприличный наряд. Если нас спасут, скабрезные истории о нашей троице будут ходить, пока все участницы не разлягутся по склепам, могилами, урночкам — и это в лучшем случае.
Но вынуждена признать, что в седле стало удобнее. Шлейф больше не накрывал кобылий круп, разогревая горячую кровь лошадки сверх меры, ведь денёк и так погожий. Удивительно, какие ужасные события порой случаются под светом такого чудесного, доброго солнышка. Нет, им самое место в глухой ночной час, когда ведьмы, по рассказам, вылетают через дымоход. Забавно, мне сразу представилась Гордана с помелом. Ей бы такое транспортное средство очень подошло, не сомневаюсь.
Спустя без малого час езды, мы заметили на вдающемся в речное русло мысу сильно заросшие развалины. Деревянный частокол развалился и сгнил, та же судьба постигла сторожевую вышку с воротами, подсобные и казарменные помещения. Они не исчезли бесследно, поглощённые лесом, но уже стали его питательным субстратом, как мёртвые тела для личинок серпентоморфов. Сохранился только приземистый каменный донжон. Уж не знаю, возвели его позже или же он изначально предназначался для отсидки, как в замках.
— Да сюда лет двести никто не заглядывал, — пренебрежительно отозвалась Санда, а соловая кобыла под ней, завидев потенциальную конюшню, нетерпеливо переступила с ноги на ногу и всхрапнула.
— О, нет, наверняка здесь периодически кто-нибудь наводит свои порядки. Тати лесные, например, — в голосе леди Эйнсворт слышалась нездоровая весёлость. Она явно пыталась подбодрить нас, хотя сама находилась в таких же смятённых чувствах. — Вперёд, хороший мой, — она подстегнула гнедого жеребца.
Нам пришлось пробираться по самой кромке берега. Копыта лошадей увязали в иле, но берег слишком зарос колючими кустарниками, так что ногавки, предназначенные как раз для защиты от случайных уколов и порезов, основательно промокли и потемнели.
Вскоре мы взобрались на невысокий холм и смогли рассмотреть развалины поближе. Тревожно было проезжать через тёмный въезд, который вёл сквозь наполовину раскатанную вышку. Оставшиеся на месте брёвна почернели: обуглились, что частично защитило их от плесневых грибов, но заодно придало ломкости. Да и внутри, куда не добралось пламя, они наверняка прогнили до полной трухлявости. Другие брёвна покрывали слои мхов; уверена, в самых сырых местах они уже полностью переработались и перестали создавать кочки на ландшафте.
Каменная кладка донжона тоже обильно поросла мхами, а из щелей между блоками торчали куртины камнеломки с нежными цветочками и даже корявые берёзки. Мятлик и одуванчики заселили просветы между плитами, которые вели ко входу в башню.
Тут стало понятно, что слово «донжон» для этого строения слишком громкое, ведь вход располагался низко, у самой земли, а не на высоте нескольких этажей. Нам это только на руку, ведь от деревянной лестницы к этому времени остались бы одни воспоминания, а так мы спешились и смогли войти в тёмные недра. Разумеется, на разведку пошла леди Эйнсворт, как самая отважная.
— Строение ненадёжное, — честно признала она, возвратившись. — Но лучше иметь крышу над головой, если чешуйчатые недобитки вернутся. Лошадей тоже придётся завести внутрь.
Краля не хотела идти: она высоко подкидывала голову, дёргала мордой и фыркала на мои потуги. Пришлось сперва завести жеребцов, только тогда эта красавица согласилась вступить в тёмное помещение, наполненное затхлым, влажным воздухом. Её соловая товарка, пощипав пока травку во дворе, послушно двинулась за наездницей в окровавленном васильковом платье.
Честно сказать, мне здесь тоже не понравилось.
Перекрытия второго этажа наполовину рухнули, оставшиеся лежать на матице балки и доски тоже не внушали доверия. Очаг давно развалился и пугал чёрным зевом. Если это помещение и использовалось какими-то бандюками для хранения товаров, то эти времена давно закончились. Наверное, им тоже прогибающиеся под ногами доски надоели, а укреплять или менять их ребята почему-то не стали. Может, место слишком приметное: с реки отлично просматривается.
— Что за вонь? — Санда зажала носик рукой.
Из подпола шёл неприятный запах, думаю, именно он нервировал лошадей.
— Наверное, припасы сгнили, — Циара убрала ногу с особенно натужно скрипнувшей доски. — Крепость явно покидали в спешке. Не знаю, в каком сражении и в каком году это случилось, но нам повезло, что пожар не затронул это укрепление.
Я опасливо приблизилась к тёмному провалу: часть перекрытий первого этажа тоже не выдержала. Здесь из-за осадков доски казались особенно плесневелыми и ненадёжными. Если честно, выглядели они странновато: края будто не сломанные, а оплавившиеся и почерневшие, но на обугливание пламенем не похоже, не знаю даже...
На какой-то миг почудилось, что внизу перекатывается нечто живое, словно переплетение черноты во тьме... Но толком ничего рассмотреть не вышло: открытая дверь и дыра в крыше не давали достаточно света под нужным углом.
Но стало тревожненько, ой, тревожненько... Да, знаю, я страшная трусиха.
— Осска, не подходи так близко, — Санда дёрнула меня за локоть. — Сверзишься ещё, как вытаскивать будем?
— Всё, идём, — распорядилась леди Эйнсворт, — нужно собрать сушняка, разложить во дворе и поджечь, чтобы нас смогли заметить с воздуха.
Этим мы и занялись. Через полчаса перед фортификационным сооружением появилась сложенная из сухих веток надпись с призывом о помощи. Пока поджигать не имело смысла, но если останемся до ночи, вот тогда Циаре придётся почиркать клинком о камушек, высекая искры и портя заточку.
От нечего делать мы натаскали бурьяна лошадям, а затем...
— Вррря-гхррр! — звук огласил округу, и сосуды под кожей моментально покрылись изнутри ледяной корочкой.
— Брось, — леди Эйнсворт потянула Санду, и девушка выронила душистый пук зелени на дворовые плиты. Мы все тут же отступили за каменную кладку башни.
К нашему счастью массивные окованные двери не успели отвалиться с петель, хотя изрядно скрипели ржавчиной — что, несомненно, ни капельки не привлечёт внимание преследователей. Мы вдвоём с Циарой подняли достаточно крепкую балку, которую отыскали на развалинах казармы. Едва она легла в скобы, дверное полотнище содрогнулось от удара.
Ага, успели в последний момент, называется. Всё по закону жанра, блин.
Лучше бы мы полдня просидели здесь, не высовываясь, как амбарные мыши.
Новый удар сотряс толстые дубовые доски, и они начали казаться мне недостаточно прочными. Всё же столько времени прошло, а это не морёный дуб... Лошади начали неистовствовать от близости хищников. Мы привязали жеребцов к разным опорным столбам, поддерживавшим перекрытия: в них были вбиты сильно закоптившиеся горелки для масла. Кобылам достались ржавые кольца в каменной кладке: к ним когда-то привязывали коз и овец, которых собирались пустить на обед.
Спокойнее всех вела себя соловая лошадка Санды: просто фыркала, вскидывала гриву и немного постукивала передним копытом, будто роя норку в непрочной доске. Краля билась в истерике, как припадочная дамочка, не созданная для таких неурядиц. Жеребцы вовсе подкидывались на дыбы, а копытами рыли так, будто вот прямо сейчас сорвутся на врага и втопчут его в землю по самое темечко: глаза дурные и краснючие, хвосты торчком, губы брызжут пеной. У них разве что дым из ноздрей не валил.
Рокот за дверями стал многоголосым.
Уже несколько опасных монстров собралось на нашем пороге, но встречать гостей совершенно не хотелось. Я выглянула в узкую щель бойницы: сперва ничего не заметила, но вскоре меж выщербленных камней показался жёлто-оранжевый глаз с вертикальным зрачком.
Тварь вякнула и моргнула третьим веком.
— Отойди! — скомандовала Циара и, едва я отпрянула вбок, метнулась вперёд.
Острие сабли прошло в щель. Рептилия истошно завизжала и попыталась убраться прочь, но не смогла сразу освободиться. Чашевидная гарда не прошла в зазор между блоками кладки, так что выдернуть саблю наружу у зверюги не получилось.
Клинок с лязгом рухнул на пол, а я успела заметить фонтан крови, выстреливший из глазницы раненого хищника. К сожалению, мы уже знаем какие эти чудища живучие.
Санда вскрикнула и отшатнулась, когда доски начали трухляво трещать под напором не собиравшихся сдаваться таранщиков. Да ещё кони, что б их приподняло и бросило, проделывали аналогичный фокус с половицами: таранили своими дурацкими подковами!
— Нам нужно выбираться отсюда! — завопила Санда, и я прекрасно понимала подругу. Очень, очень нужно...
— И каким образом? — покосилась на неё леди Эйнсворт, подобравшая окровавленное оружие. — Если умеете отращивать крылышки, лучше признайтесь сейчас.
Её пальцы крепко стиснули рукоять. По всей выправке было видно, что женщина готова принять сражение, хотя нам его не пережить. У меня закралось подозрение, исходя из уже увиденных навыков и того, какую чёткую стойку она приняла, что суфражистка брала частные уроки соответствующего профиля.
Ну, в конце концов, не только же юным ведьмочкам учителей нанимать, правильно? Если есть деньги, почему бы не научиться джигитовке, фехтованию и всякой занятной акробатике, особенно если муженёк уже не может поставить тебя на место, а на мнение общественности тебе плевать.
Услышав треск древесных волокон, Циара Эйнсворт всё же отступила и бросила:
— Отвязывайте лошадей, девочки. Будем прорываться, и да поможет нам Троица.
Мы уже бросились к импровизированной коновязи, когда снаружи что-то изменилось. Эти рокочущие твари будто переговаривались... О боги, неужели они разумные? Только этого не хватало...
Следующим потрясением стал звук: тихий шорох когтей о каменную кладку. Бросив взгляд на ближайшую бойницу, я заметила мелькнувший в ней кончик хвоста.
— Они карабкаются наверх! — весь ужас и отчаяние вырвались из моих лёгких с этим воплем, и слова будто сделали неизбежную развязку ближе.
— Лошадей, шустрее! — Циара уже и сама пыталась подойти к разбушевавшемуся гнедому коню, но тот не желал успокаиваться в ответ на хозяйскую ласку.
— Кому-то придётся снять балку с двери и распахнуть её, — крикнула я, затягивая подпругу.
— Да, это сделаю я, — не колеблясь, ответила суфражистка.
— Она слишком тяжёлая для одного, — возразила я.
— Управлюсь, — прорычала она, хватая гнедого под уздцы.
— Ты не успеешь вскочить на коня, — я нашла новый аргумент, сама не понимая, зачем. Да, это очень грустно, но кем бы я предпочла пожертвовать? Собой? Сандой? Или почти незнакомой женщиной, которая сама хочет броситься на амбразуру?
— Это вы не успеете, потому будете уже в сёдлах, — зло бросила она. — Пока будете выскакивать, постарайтесь затоптать этих мразей, а я уж управлюсь со своим малышом, — прямо сейчас у неё это не очень хорошо выходило, честно скажем. Конь проявлял такое же послушание, как бушующий океан.
— А что с серым? — Санда обеспокоенно посмотрела на коня в яблоках. — Мы же его не бросим...
— Он займёт хищников, пока мы будем скакать прочь, — ответила Циара.
— Бессердечная! — похоже, моей подруге претила мысли бросить жеребца своего покойного кавалера. — Так нельзя!
— Обстоятельства, девочка, — ответила женщина. — Обстоятельства определяют, что можно, а что нельзя.
На этой замечательной ноте мы услышали совсем другую — очень возбуждённую.
Сверху. Этот пугающий звук донёсся сверху.
Подняв глаза, мы встретились с высовывающейся из пролома в кровле физиономией. Рептилия распахивала челюсти и вертела головой, будто любуясь на предстоящий обед. Затем она спрыгнула на перекрытия второго этажа и хищно зарычала, разбрасывая слюни. Ей ответили сородичи: отовсюду, давая понять, что только часть зверюг занялась скалолазанием, а остальные действительно остались сторожить вход.
Умные сучки.
Завидев над собой эту гребенчатую харю, серый в яблоках конь окончательно сдурел и начал биться на привязи. Его рывки привлекли внимание охотника и, когда тот прыгнул, конь шарахнулся со всей дури, врезаясь бочиной в колонну из мощного дубового ствола.
Треск. Грохот. Вопли.
Рухнувшая опора проломила половые доски, а сверху обвалилась и часть перекрытий второго этажа. Зиявшая в полу дыра расширилась на половину помещения. Я заметила, что вниз оба зверя падали вместе: плотоядное чудище успело оседлать конскую спину, когти вонзились в пятнистую шкуру. Отчаянное ржание, переполненное болью и безумным страхом, слилось с торжествующим рокотом и шумом грандиозного финала.
Сверху ещё падали трухлявые обломки досок, да и ржание прекратилось не сразу. Оно просто оборвалось на одной высокой ноте. Осталось шипение и трещотка хищника, а потом... сдавленный визг и тишина. Только оседающая пыль да стенание здания.
Снова задрав голову, я заметила в провале крыши три вытянутые морды на гибких шеях. Твари собрались там, подёргивали хлесткими хвостами, но не решались следовать примеру первого смельчака, а ещё они откровенно пялились... и вовсе не на нас.
Только сейчас я поняла, что стою, прижавшись спиной к каменной кладке, а доски совсем недалеко от меня хаотично обрываются. Внутри всё выхолодилось и скрутилось, очень захотелось оказаться не здесь, а, скажем, в уютном сортире...
Хотя судя по пыхнувшему из подпола аромату, я примерно там и нахожусь.
Смрад и раньше нервировал, но рухнувшие вниз тела, колонна и прочая древесина подняли такое облако, что вонь стала непереносимой.
Я слишком поздно заметила толстую лиану, змеёй скользнувшую из образовавшейся прорехи в дощатом настиле. Слишком темно под этими ненадёжными сводами, чтобы заметить нечто настолько тёмное в полумраке. Но когда эта дрянь обвилась вокруг сапога, вонзаясь в него шипами, сдавила и дёрнула, я уже не могла остаться сторонним наблюдателем.
— Осса! — вопль Санды разбил тишину одновременно с моим визгом.
Сейчас, хватаясь пальцами за колючие сломы досок, я поняла, что за плесень покрывала края этого разлома до того, как его расширили. Это была вовсе не плесень, а гниль. Чёрная гниль, потихоньку подтачивавшая даже мёртвую древесину.
И меня утаскивала вниз тварь, родившаяся из разложения.
——————
Мне очень неудобно, но если вы дочитали так далеко, пожалуйста, поставьте книге ЛАЙК!