Гниющий Змей. Книга 1

Глава 8

Чешуя крепилась к его лицу удивительной мозаикой: каждая чешуйка точно подогнана под соседок, будто базальтовые бруски мостовой. Выступающие надбровные дуги несли более крупные пластинки, а вот на щеках они мельчали. Свет окатывал это роговое покрытие, выявляя нюансы и оттенки: тёмно-зелёные мазки на более светлой основе.

Я остолбенело пялилась на нахаша, а локти упирались в грязную лужу.

Не сразу пришло осознание, что этот змеелюд мне уже встречался.

Следом я поняла, что на его лице нет слоя засохшей глины, свежей — тем более.

Покрывало с головы полностью спало на плечи, открывая тройной гребень: не высокий, но выразительный, с черепичным нахлёстом, какой кровельщики выкладывают на коньках. И нечто ужасно знакомое померещилось мне в рядах этих чешуй.

Жёлто-оранжевые глаза в обрамлении мрачной зелени казались янтарём в идеально подходящей оправе. Вертикальные щелки зрачков сузились, реагируя на свет. Сон казался настолько реалистичным, что мог поспорить с явью.

Когда эти удивительно красивые, но чуждые глаза оторвались от чудовища в изодранном платье и бросили взгляд на меня, на миг их закрыла тонкая кожица третьего века: нахаш моргнул, не переставая видеть.

Плоский нос рептилии недовольно пыхнул через прорези ноздрей, а покрытые жёсткой каймой губы разлепились.

— Только этого не хватало, — без явного шипения, но всё же с призвуком его произнёс нелюдь. — Давай, милая, нападай, — это он сказал монстру, сбросившему личину моей матери и медленно обходившему его по дуге.

Рукоять фальшиона лежала в чешуйчатой руке необычным хватом, ведь длинные когти мешали сжимать её подобающим образом. Так странно было видеть это оружие богов в лапах рептилии.

Существо издавало неприятные, урчащие звуки и таращилось миллиардами фасеток. Его ноги уже совсем не напоминали человеческие, а пальцы на руках начали удлиняться: появились новые фаланги с узлами суставов, когти отросли и окрепли саблями. Одежда будто успела одряхлеть и развалилась тряпьём, так что ничто не мешало твари передвигаться скачками — что она и сделала, болтыхая обвислыми мешками сисек.

Нахаш тоже не оставался на месте. Стремительно покинув траекторию атаки, он взмахнул адамантовым клинком. И снова этот росчерк: он блеснул в воздухе, будто отражение света на металле. И только звук, будто щелчок металлизированного кнута, сопровождал магию. Тварь взвыла: локтевой сустав рассекло невидимым лезвием. Когтистая лапа ещё билась на загаженном чёрной грязью полу, когда ящер перешёл в наступление.

Он зашёл сбоку. Серия выпадов: при каждом с клинка срывалось нечто фантомное и стремительной косой наносило противнику увечья. Чёрная кровь хлестала из порезов. Хотя какая кровь? Разумеется, это гниль. Мы ведь в моём кошмаре, о чём я давно и благополучно забыла.

И, наверное, потому куски поверженного чудовища начали срастаться вместе.

Но нахаш быстро положил конец этому безобразию.

Тяжёлый сапог наступил на грудь подёргивающегося ужаса, а остриё широкого клинка вошло в распахнувшуюся пасть — с противным звуком оно засело между клыков.

Змеелюд что-то прошипел на родном языке и вдвинул оружие глубже, пробил череп, остриё вонзилось в землю, в пол или что там у нас под ногами. Мгновение непонятной нарастающей пульсации, и голову твари разнесло шрапнелью — я едва успела прикрыться от колких ошмётков.

Фальшион в когтистых пальцах казалось пел на одной ноте и почти светился.

Выполнив миссию, оружие вернулось в ножны, а нахашский воитель обернулся ко мне и подал руку. Машинально приняв её, я вздрогнула от непривычного ощущения твёрдых бугорков под пальцами. Чешуя оказалась удивительно тёплой и сухой, а когти не поранили мою кожу, хотя коснулись её.

— А теперь прос-сыпайся, — велел змеелюд, вздёрнув меня на ноги.

Он оказался выше на целую голову, хотя недостатком роста я не страдала. Самое занятное, могу поклясться, что учуяла его запах: нахаш пропах дымом с горьким привкусом полыни. Поразительно, не помню, чтобы сны раньше задействовали обоняние.

— Слуш-шай, мне некогда бродить по чужим кошмарам, — он срывался на шипение лишь иногда, явно хорошо овладев сиаранским и научившись отменно контролировать артикуляцию. Большого опыта общения с представителями его вида у меня нет, но про это их пришепётывание столько шуточек ходит...

Занятно, но я рассуждаю так, будто это реальность. Мы же сами создаём свои сны. Конечно, в моём кошмаре нахаш разговаривает так, как я себе нафантазировала.

— Ладно, по-хорошему не понимаешь... — пальцы рептилии потёрли лоб, забавно оттопырив когти. Это он у людей жестикуляцию подсмотрел? Нет, это просто я накладываю на змеелюдов человеческие привычки, ведь о настоящих почти ничего не знаю.

Пасть нахаша резко распахнулась, обнажая острые клыки.

Меня обдало вонью и слюнями, вылетевшими вместе с хищным рокотом.

С перепугу я проснулась.

Колокольный звон обозначал удар за ударом, но я не считала, так что не поняла, который час. Просто тяжело дышала, согнувшись в постели и пыталась понять, что это, боги милостивые, было... Гардина просвечивала холодным утренним серебром, а мои пальцы судорожно заползали в растрепавшиеся пряди.

Стукаясь носиком о каёмку, графин поделился водичкой со стаканом. Пила я жадными глотками, пытаясь смыть из глотки привкус гнили и осевший на слизистой запах полыни. Никогда мне не снились настолько правдоподобные сны. Я даже отбросила одеяло, но не обнаружила никаких свидетельств реальности ночного приключения.

Гардина отъехала, впуская свет нарождающегося дня: ещё одного расчудесного весеннего утречка в нашей дивной, богами хранимой Мароне. С её неизменной видимостью безопасности и затаившейся в подгнивших недрах тревогой.

Дёрнув щеколду и распахнув раму, я услышала всё тот же перелив птичьих трелей. Соколов на вас не хватает, пернатые сучата. Ох, пардон, какие некрасивые мысли. По губам бы мне, да ведь сказано не вслух.

А это что за кортеж?

По мостовой цокали подковы породистых лошадей, бренчала сбруя, подскакивали перья плюмажей. Запряжённая цугом шестёрка влекла экипаж с резными украшениями на кузове, пышно поблёскивала позолота. И вот эта красота затормозила... и остановилась у подножия нашей лестницы. За ней следовало ещё три кареты, и все они дружно последовали примеру первой.

Лакеи соскочили с запяток, откинули подножки и чинно отворили дверцы кабин.

Достопочтенные господа позволили утренним лучам невозбранно светить на их дорогие наряды: именно такое выражение проступило на холёных лицах, когда те выбирались из своих роскошных скорлупок.

Наша семья далеко не из бедных, но такой помпезной вычурности мы бы не смогли позволить себе, даже продав все книги вместе с мастерской да переведя выручку в каменья и парчу. Что понадобилось этим сливкам в нашем доме?

Нет, мы часто изготавливаем книги на заказ именно для высшего света, но его светила ещё не нисходили до личного визита к мастеровым, хотя отца иногда приглашают в частные резиденции, чтобы отблагодарить во время фуршета. Неплохая реклама выходит. Но что-то подсказывает, что эти разодетые особы явились вовсе не чтобы пожать руку папы, и не за почти иллюминированным Часословом, над которым полагается корпеть Киллиану, если он успел отойти от вчерашней поездки.

Так, нужно немедленно переодеться.

Что у нас в шкафу? Конечно, всё чёрное, местами с блестящими узорами. Дезабилье не подойдёт: пусть светской даме и дозволительно появляться в утреннем платье при посторонних, но это всё же для близкого круга. Ладно, не будем слишком напрягаться. Обычный выходной наряд сойдёт.

Когда я спешно укладывала волосы, в дверь постучали.

— Осса, доброе утро, — извиняющимся тоном произнёс Блайк, получив разрешение войти. Брат выглядел встревоженным, что не удивительно. — К нам там серьёзные люди нагрянули. Похоже, они по твою душу.

— Что? — щётка задержалась в волосах и легла на столешницу. — Ты уверен? — я подскочила с банкетки и спешными шагами подлетела к брату.

— Отец с ними сейчас разговаривает. Там речь про маму, правда ли она была из рода Амброс, сохранились ли подтверждения её родословной. В общем, не думаю, что они нагрянули чисто с генеалогическими разысканиями. И вообще, кажется, они всё уже выяснили, а расспрашивают для проформы.

Наша мама родилась в год, когда пал Архудеран. Ей полагалось унаследовать титул баронессы, но тогда начался хаос, аристократы спешно оставляли владения. Спасаясь от эпидемии разложения, её семья бежала из столицы империи. Они уходили всё дальше на север, пока не осели здесь, на Сиаране. Родители собирались подобрать ей равнородного супруга, но она встретила отца и предпочла лишиться привилегированного положения. Они так и умерли, не благословив её брак и потомство.

И вот теперь кого-то заинтересовала дочь несостоявшейся дворянки.

Холодеющими пальцами я толкнула дверь и поспешила вниз по ступеням.

— Осса, стой! Тебе нельзя появляться, пока не позовут! — кричал в спину Блайк и тоже чеканил ступени башмаками.

Не помня себя, я слетела вниз, но охолонулась заслышав мужские голоса. Брат уже нагнал и схватил меня под локоть, но гости заметили наше появление через открытую дверь гостиной. На меня обернулись три пары глаз, не считая отцовских.

— А, Осса, дочка, проходи, — с натянутой улыбкой поспешил навстречу папа. — И ты сынок, тоже, — он взял мою кисть, и я ощутила, какие у него холодные и потные ладони. Разговор с вельможами не добавил отцу душевного спокойствия.

— Мой младший сын Блайк и единственная дочь Осса, — подвёл он нас к гостям. — Дорогие мои, познакомьтесь. Это господин Адарег Кадоган, наш глубоко уважаемый лорд-канцер.

Я благопристойно присела в поклоне и подняла глаза на высокого мужчину средних лет. Холёное лицо, надменный взгляд, немного проседи в волосах и идеальная выправка, благодаря которой на нём бы великолепно сидел не только парчовый сюртук, но и лохмотья. Разумеется, я знала, кто он такой, пусть никогда и не встречала. Герцог самой крупной области Сиарана, уже заканчивающий второй срок в должности лорда-канцлера и безусловно собирающийся баллотироваться на третий.

Аристократ галантно шагнул вперёд и принял мою руку: я подала её настолько машинальным, неосознанным движением, что почти вздрогнула, когда жёстко очерченные губы коснулись кружевной манжеты, прикрывающей тыльную сторону ладони.

— Польщён, — сказал мужчина, изучая меня холодной сталью глаз. — Вы прекрасны, как истинное дитя бриарейских кровей.

— Я только наполовину... — в совершенном беспамятстве начала я, но Блайк тут же дёрнул меня за рукав, дабы заткнулась.

— Это мой сын и наследник, Гальтон, — перехватил инициативу у моего отца аристократ и представил второго гостя.

Такой же высокий и статный, унаследовавший от отца, как лепные скулы, так и снисходительный взгляд, он держал в руках букет белых орхидей. Дорогое удовольствие, наверняка из лучшей оранжереи в городе. Мои руки приняли цветы всё с той же отрешённостью, поскольку мозг отказывался верить в происходящее и намеревался уйти в глубокую кому до лучших времён.

Прежде чем склониться для учтивого поцелуя, молодой наследник посмотрел мне в глаза, уронил взгляд на декольте, оценивая мои вздымающиеся под давлением корсета анатомические особенности. Уголок его губ дёрнулся, во взгляде появилась едкость. Поцелуй достался воздуху в незаметном расстоянии от кружев.

— С бургомистром Армистедом вы наверняка знакомы, — бросил герцог в сторону третьего гостя.

Полноватый мужчина, усатый, не молодой, в расстёгнутом сюртуке с узорчатым жилетом под низом. Его улыбающееся лицо резко приблизилось, а обе руки ухватили мою, породив нестерпимое желание отступить перед напором.

— Не лично, дорогой герцог, не лично, — начал тот экспрессивно и облобызал кисть мясистыми губищами. — Но ваш батюшка изготовил к моей третьей свадьбе великолепнейший сборник легенд Бриареи, Коттады и Гиеса. Супруга моя больно охоча до фольклора, знаете ли. Можете звать меня просто Канутом, и это именно я имел честь поведать нашему благороднейшему лорду-канцлеру о вас, милая. Говорю, есть в нашем саду одна орхидея, явно не простых кровей, негоже ей всё в горшочке цвести, пора бы собой достойную вазу украсить.

— Благодарю, любезный друг, что так красочно изложили юной особе цель нашего визита, — с лёгким раздражением покосился на бургомистра председатель палаты лордов. — Позвольте нам продолжить знакомство своими силами, не возражаете?

— Извините, — подала голос я, лишь титаническим усилием сумев проглотить пустыню, образовавшуюся посреди рта. — Можно я обмолвлюсь парой слов с папой и братом?

— Конечно, дорогая, — без всякого удовольствия дозволил герцог.

Тут как раз и Гвида подоспела с подносом, чтобы предложить гостям чаю с сахарными крендельками. На лице её пестрела такая же натянутая улыбка, что у папы.

«Открыться не успели, как гости подоспели», — злобно думала я, уходя с родными.

— Осса, не вежливо... — начал Блайк, когда мы уединились в торговом зале.

— Заткнись, — с несвойственным раздражением оборвала я брата и перевела взгляд на отца. — Папа, ты же не собираешься выдавать меня за этого... Я его даже не знаю!

— Дочка, послушай, — руки отца легли на мои плечи, в голосе появилась боль. — Когда такие люди приходят к тебе, им не отказывают.

— Верно, — кивнул чуть обиженный брат. Какой же он ещё мальчишка... — Сейчас у нас дела идут хорошо. Но если завернуть таких сватов... Нет, ты лучше подумай, насколько полезнее их не заворачивать. Наша репутация тут же взлетит так, что никакие конкуренты будут не страшны. — Меркантильный мальчишка!

Я злобно прижала к груди дареные цветы, будто попытавшись придушить.

— Да не хочу я замуж... — Только кто меня послушает?

— Осса, — папины ладони успокаивающе потёрли атлас моих рукавов. — Просто подумай немного. Вот, смотри, сватовские делегации обычно стараются навещать дом невесты в потёмках, вечером, чтобы в случае отказа не вышло конфуза. Сейчас утро, знаешь почему? Потому что им наплевать. Они не опасаются отказа, потому что не могут его получить. Всё уже решено, наше согласие — формальность. И, прости меня, доченька, но я... Да, я соглашусь.

Несколькими минутами позже я сидела на диване с обескровленным лицом и такими же пустыми глазами — только чёрными для контраста. Отец с братом разговаривали с визитёрами, угощали тех напитками покрепче чая и вели светскую беседу ровно с той непринуждённостью, на какую были способны под грузом весьма серьёзного принуждения.

У всех троих гостей на плечах лежали золотые цепи, символизирующие принадлежность к Ордену Красного Яхонта. Конечно, в качестве акцента каждая цепь содержала крупную звёздчатую подвеску с рубином в центре. Ну, рубинов такого размера во всём мире кот наплакал, так что это наверняка шпинель — что не сильно меняет цену, а уж соседство бриллиантовых россыпей...

Если Орден Пресветлой Троицы после пришествия Архудерана переродился в защитника человечества и перестал набирать адептов по принципу благородства, то Красный Яхонт остался вотчиной аристократов. Когда-то очень давно его организовал один из императоров династии Панталеонов — не помню его имени, да и не важно, ведь вся монаршая семья давно полегла, а тот самый здоровенный рубин почил вместе с короной, которую украшал.

Империя рухнула, провинции остались под управлением наместников из числа высшей знати. Народ уповал на благородных, но те не смогли ничего противопоставить угрозе. Зато смогли гнилостойкие и маги, так что авторитет вельмож сильно пошатнулся. Они остались у власти, но народ теперь сам избирает из их числа верховного правителя Сиарана — лорда-канцлера.

И нынешний прямо сейчас сидит в соседнем кресле, да побалтывает коньяком в низком стакане.

— Дорогая Осса, позвольте личный вопрос, — обратился он ко мне. — Вы ведь уже дважды пережили заражение гнилью, не так ли? Ах, простите, если вам неприятно вспоминать.

— Ничего, — просипела я и откашлялась. — Верно, дважды.

— И оба раза получали эликсир?

— Разумеется, в противном случае меня бы уже поставили на полку рядом с мамой, — слова прозвучали слишком резко. Мне даже стало неловко, а Блайк и отец будто получили пощёчину наотмашь.

Герцог осклабился, блеснув идеальными зубами. Он принял более удобную позу, забросил ногу на ногу и, поигрывая пальцами на рукояти богато украшенного клинка, продолжил спрашивать:

— Вчера на Атле произошёл прискорбный инцидент, возможно, вы слышали?

— Я была там. — Может, честность поможет мне выкрутиться?

— Ах, вот как, — оживился аристократ. — Что ж, мне не донесли, упущение, да. В таком случае, будучи непосредственной участницей событий, скажите, насколько высоко вы бы оценили вероятность эпидемии? Скажем, по десятибалльной шкале.

— На соточку, — не задумываясь, ответила я.

— Даже так? — его улыбка стала шире, чем-то напоминая волчий оскал. — Что ж, это немного превосходит прогнозы моего аналитического отдела, но я в любом случае планировал перестраховаться. Посему все формальности необходимо уладить в кратчайшие сроки, ведь скоро нам придётся отбыть в поместье, которое я распорядился оснастить наилучшим образом, дабы переждать бедствие.

— А вас не смущает, что я могу оказаться заражена? — попытала я счастья, скромно теребя поясок.

— Ох, милая, каждый может, каждый... — отмахнулся герцог и поднялся. Все тут же последовали примеру. — Гальтон, ты ничего не хочешь сказать? — бровь аристократа приподнялась, взгляд сурово упал на сына.

— Да, конечно, — без энтузиазма подтвердил младший Кадоган и повернулся к моему отцу. — Господин Равник, позвольте попросить руки вашей дочери.

У меня внутри всё рухнуло в пропасть, когда папа действительно взял мою правую руку и вложил её в ладони будущего зятя. Я подняла ресницы и встретилась с ледяными глазами своего наречённого. Тёмно-русая косица на его плече скоро познакомится с ножницами, ну а пока мне полагается прихватить её особой ленточкой во время помолвки.

Сгноите меня лучше заживо...