Гниющий Змей. Книга 1

Глава 7

Ох, Великая Троица, неужели опять что-то стряслось?

Вопль распорол праздничный вечер, полный музыки и смеха, с беспощадностью грабителя, который вырезает полотно знаменитого художника из рамы. Кричала точно женщина, вроде как, не молодая.

Подобрав подол, я поспешила на крик, будто моё присутствие точно поможет разрешить проблему: способность думать в такие минуты я теряю напрочь, уж не знаю, что за беда у меня с мозгами. Пелерина хлопала вокруг плеч и спины, а локоны развевались и подскакивали набегу.

Место происшествия уже окружили другие небезразличные граждане, а проще говоря, зеваки. Рядом с палаткой, чьи лотки уже существенно опустели, верещала тётенька лет пятидесяти в суконном платье с тёплым жакетом и платком замужней женщины вокруг головы.

Зубы вопящей окрасились чернью, будто она только что решила отбелить их углём, да забыла прополоскать рот. Её пальцы сжимали крупный помидор. С извинениями протиснувшись между двумя мужчинами, я сумела рассмотреть гнилую сердцевину этого красного плода. Чёрная гниль, демоническая отрава... Она и сюда проникла...

Меня сразу же замутило.

— Осса! — я услышала голос подруги. — Мы здесь! — Санда призывно помахала рукой, чуть привставая на мыски сапожек. Я разглядела всех четверых своих спутников, они собрались под нависающими ветвями черёмухи, и та шелестела не только листвой, но и белыми кистями едва распустившихся цветов.

Несчастная женщина уронила гнилой помидор — тот шмякнулся о камень брусчатки, да взорвался, разбрызгав зловещую слякоть вокруг себя. На толпу это произвело эффект настоящего взрыва — все разом охнули в испуге и отступили, навалившись на задние ряды, которым было видно не так хорошо.

Ситуация не осталась без внимания стражей порядка. Толпа расступилась, пропуская пару патрульных в кирасах и железных шапелях, с алебардами наперевес. Трогать заражённую никто не собирался, а вид оружия быстро заставил её прекратить истерику и последовать, куда велено. Ей помогут, всё обойдётся...

Да и с помидорчиком уже разобрались. Вон, подбежал служитель парка и засыпал инвазию солью из аварийного ведра — так обильно, что на брусчатке вырос небольшой сугроб.

— Никому не приближаться, ситуация под контролем! — быстро выкрикнул он и убежал докладывать руководству.

— Ох, тут сейчас и проверку устроят, — выдохнул с грустью Лисан.

Милка испуганно жалась к нему, ловко используя тревожную минуту для романтического порыва, ведь всякому юноше приятно ощущать себя защитником прекрасной дамы, а потому той следует эту возможность ему предоставлять.

Рука Киллиана легла на плечи Санды без всяких лишних условностей, благо родственников девушки поблизости нет, а мы не сдадим.

— Валить нам надо, — скорее плюнул, чем сказал подмастерье. Ситуация определённо подействовала на его организм благотворно: хмельную весёлость вышибло, будто тараном.

— Но у нас же комнаты забронированы на ночь... — начала возражать Санда и осеклась.

Вечернюю прохладу разорвал новый крик.

— Вынужден согласиться с этим, — покосился Лисан на рисовальщика. — Нужно добраться до порта, пока там осталось хоть одно судно.

Мы спешно покинули мероприятие. Челюсти у всех срослись в костный монолит, а ноги чеканили шаги ножницами — чик, чик, чик. Перекинуться парой слов или притормозить да оглянуться никому не захотелось, потому что второй вопль не стал последним.

Нам повезло: мы оказались в числе счастливчиков, которые наводнили борт того самого старенького кеча, что доставил нас к этим злополучным берегам. С вечерним отливом мы покинули бухту и вышли в открытое море. Попытались снять каюты, но кораблик оказался переполнен пассажирами, так что об удобствах мечтать не пришлось.

Мы не стали спускаться на нижние палубы: обосновались прямо здесь, под парусами, потому что Лисану снова стало нехорошо, едва началась качка. Волны играли за бортом с гораздо большим задором, чем утром, пенные брызги порой залетали через ограждение и обдавали каплями наши плащи.

— Это какая-то диверсия, помяните моё слово, — высказал смелое предположение Киллиан, кутая собственным плащом Санду, будто набросил крыло.

— Совершенно не обязательно, — в силу духа противоречия тут же парировал Лисан. Он тоже не упустил случая для тесных прикосновений и обнимал Милку тем же жестом, только другой рукой.

Ну, а я сидела между этими парочками, куталась в собственный плащ с дорогой брошью и размышляла о произошедшем.

— Урожай выращен в теплицах, — желчно посмотрел на волшебника художник. — Там с безопасностью всё отлично, у меня троюродный брат туда устроился в прошлом году на подработку. Они всех проверяют, просто так никто к этим несчастным помидорам не приблизится.

— Гниль могла попасть на урожай, когда его уже собрали и готовили к празднику, — не согласился Лисан. — Достаточно, чтобы больная чайка посидела на ящиках, да, пардон, немного нагадила.

— Да не оставляют они урожай под открытым небом, — возмутился Киллиан. — Я же говорю, здесь всё на высшем уровне организованно. Когда сорок лет назад эта хренатень началась, здесь была стекольная фабрика: пески на Атле хорошие, кварцевые, без примесей. Ну, она встала лет на двадцать, а потом ею алхимики заинтересовались. Запустили, понастроили себе тепличек и начали экспериментировать с удобрениями. Смысл-то именно в максимальной защите урожая, так что они всё предусмотрели. Значит, кто-то нарочно в эту схему внедрился, и всё полетело в тартарары.

Его злой вдохновенный монолог заставил мою гортань пересохнуть, язык тоже прилип к нёбу. Что, если рисовальщик прав? Мог кто-нибудь сознательно пойти на столь чудовищный шаг и отравить урожай, чтобы заразить гнилью как можно больше людей?

— Уверена, это нахаши постарались, — фыркнула Санда, теснее прижимаясь к своему ухажёру. — Всё же знают, как они людей ненавидят, а на этом острове их полно. Хорошо хоть на Сиаран этих ящериц не пускают.

Мне вспомнился тот змеелюд, который столкнулся со мной у столов. Он так спешил убраться подальше, да и клинок за кушаком... На фестиваль же не пускали с оружием, всех вооружённых господ просили сдать клинки в специальное хранилище при кордегардии и только потом возвращаться, дабы не случилось пьяной поножовщины.

— Верно, — кивнул Киллиан догадке своей пассии, а его рука невзначай скользнула по пшеничным волосам девушки. — Эти чешуйчатые давно мечтают нас под корень извести да заграбастать себе мир. Недаром же гниль их не берёт. Эти выродки — такие же порождения Архудерана, только прислал он их нам на радость пораньше, чем сам явился. Так сказать, послал авангардом вперёд себя, чтобы дорогу своему богу проложили.

— Бог нахашей не Архудеран, а Нирах, — скривился Лис от такой безграмотности. — Великому Змею поклоняются только вероотступники и появились они уже после вторжения этого чудовища, так что не надо придумывать.

— Тогда почему они не заражаются гнилью, а? — рисовальщик свирепо глянул на магика. — Ведь другие рептилии от неё страдают так же, как все животные и люди, а нахашам хоть бы хны. Разве не попахивает отцовским благословением Архудерана?

— Это просто кровавый навет, — парировал Лисан. — Они не нравятся нам, потому что отличаются, а их врождённый иммунитет порождает досужие толки, вот и всё.

— Хорошо, тогда скажи, раз такой умник, почему они не разлагаются заживо от этой чёрной дряни? Поговаривают даже, что ящеры жрут других змееподобных тварей, этих, как их...

— Серпентоморфов, — поморщился выпускник академии. — Это тоже досужая байка и никакими реальными свидетельствами она не подкреплена. Ну, а что до их гнилостойкости, так мы не знаем, почему иммунитет нахашей так резко отличается от нашего, только это не повод бить в набат. Но может, ты тогда и паладинов обвинишь в тайном служении Великому Змею?

— Святых рыцарей благословляет Троица, ведь это наши боги, а вот нахашей — Архудеран, змиям змиево, — стоял на своём подмастерье, даже старинную присказку вспомнил.

Грудная клетка магика приподнялась под сюртуком, тяжёлый вздох покинул лёгкие. Он замолчал, поняв, что переспорить упёртое невежество всё равно не получится.

Я много читала по этому вопросу, так что не знаю, чья позиция мне ближе. Строго говоря, даже среди выдающихся мыслителей нашего времени далеко не все придерживаются позиции Лисана, а если посмотреть на деятелей религиозных... то азарии в большинстве своём поддерживают идею проклятости нахашей и их связи с Архудераном. Потому и ступать на земли Сиарана им строжайше воспрещено.

На Атле в основном живут переселенцы, выходцы с Сиарана, беженцы с материка, так что народ на этом островке терпимее. Во всяком случае, к такому выводу я пришла, повстречав здесь чешуйчатых.

Могу только добавить, что нахаши — существа древние, а потому, кто их знает? Мало ли какие там перипетии с богами у них случались в прошлом. Да и сейчас их духовная жизнь для нас — тайна во мраке, ведь семиши чужаков в свою обрядность не посвящают, да и рядовые нахаши вряд ли очень разговорчивы с людьми. Вся попадавшаяся мне информация на эту тематику не сильно отличается от баек, выдуманных за кружкой пива.

Особо своенравная волна перехлестнула через фальшборт, заставив нас с криками подскочить и направиться-таки вниз, для просушки. Ну, а про свою встречу с вооружённым нахашем я предпочла умолчать, дабы не подбрасывать дровишек в раскалённую топку спора моих приятелей.

Пассажиры потеснили матросов на кубрике, и сейчас корабельное нутро напоминало приют для беженцев. С той разницей, что беженцы эти выглядели хоть и напуганными, но сытыми и хорошо одетыми.

Следует сказать, что именно взаимная сытость собравшихся нервировала всех и каждого. Несмотря на тесноту, люди старались не прикасаться к посторонним. Все украдкой косились друг на друга, ведь мало ли? Кто знает, может, твой сосед заражён?

Вряд ли с гнильцой оказались только помидорчики на прилавках. Наверняка пара плодов с червоточинкой попала в томатный соус, в рагу и в другие блюда, ведь яствам на фестивале не было числа и каждое несло в себе хотя бы чуточку скороспелого урожая.

Говорят, термическая обработка заразу убивает, но кто знает? Не всё же блюда успели прокипеть над огнём достаточное время, а многие и вовсе не требовали подобных манипуляций.

И сейчас люди, отведавшие этих кушаний, разъезжаются во все стороны Сиаранского архипелага. От дурных предчувствий кишки сворачиваются змеиным клубком, и очень хочется подняться наверх, сунуть пальцы до миндалин, да хорошенечко опорожнить желудок прямо в неспокойное море. Но если дрянь уже попала в организм, это не поможет, а эликсир по одному только собственному подозрению тебе никто не даст.

По-хорошему, нам всем следовало поступить сознательно и остаться на острове в длительном карантине. Но власти не успели отреагировать на угрозу, и корабли понеслись по волнам вестниками чумы. Да, умом-то я понимаю, что мы поступили неправильно. Но стоит подумать о тех днях, что я провела в изоляторе при святой обители... И ведь там условия были гораздо лучше. Меня обработали с ног до головы, напоили «антидотом» и просто наблюдали, заботились, кормили, делали анализы.

Здесь людей бы просто согнали на какую-нибудь закрытую территорию. Может, даже заперли бы в том же парке, выставив вооружённую охрану по периметру. И всё, сиди, кукуй. Еду бы подвозили за муниципальный счёт, воду, одеяла. Но ни о какой дезинфекции речи бы не шло. Не приехали бы чистильщики с можжевельником и медной бочкой на телеге. И эликсира на такую толпу тоже не напасёшься. Нас бы просто оставили там и стали ждать. Страшно подумать, сколько людей бы успело подцепить заразу друг от друга, пока длится инкубационный период. Сколько сгнили бы заживо, ведь пролечить их уже не успеть.

Но разве теперь нас ждёт нечто получше?

Если начнётся эпидемия... нет, об этом даже подумать страшно.

Лисан украдкой посмотрел на меня. Наши глаза встретились и сразу разошлись. Мы оба понимали, что поступили неправильно. Но не могли упрекнуть друг друга.

Да и разве от нас что-то зависело?

Остаётся только сказать: отличная вышла поездка. Я действительно развеялась, набралась новых впечатлений, так их да сяк. Обязательно повторим, коли живы будем.

До Мароны мы добрались только под утро: город расположен далеко от побережья, как раз в тех местах, где перестаёшь ощущать себя островитянином. Усталость валила с ног, но я всё же дала себе труда тщательно помыться и переоделась в ночнушку, благоухая добавленными в воду цветочными маслами. Ни капли такие процедуры от гнили не помогут, но хотя бы немного морально полегчало.

Подоконник снаружи моего окна чем-то приглянулся чёрному кошаку. Тот сверкнул на вошедшую в спальню меня жёлтыми глазами-фонарями и продолжил намываться. Как же я рада, что папа везде поставил решётки — с этой мыслью я закрыла оконную раму на щеколду, задвинула гардину и повалилась в постель.

Ух! Подушечки мои мягонькие! Соскучились тут без меня? А как я-то по вас скучала! И по одеялу своему пуховому, вот натянем его по самое ухо и спатеньки...

Разумеется, сразу отдаться на волю сновидений не получилось. Так часто бывает, когда кажется, что больше не можешь, а впечатления всё же оказываются сильнее усталости. Да и котяра этот... Сразу вспомнился другой, рыжий. Одно воспоминание повлекло за собой другое, и вот я уже мучилась размышлениями о встреченном нахаше.

Ничего так и не надумав, провалилась в сон, будто в глубокий колодец.

Тёмный и страшный. Из таких колодцев непременно полагается высунуться ужасной омертвелой руке, а следом показаться такому же неприглядному жупелу — с длинными чёрными космами, разумеется.

Проще говоря, мне снова снился кошмар.

Но со всеми пережитыми мною в предыдущие ночи он расходился в главном: я заснула, но продолжила мыслить совершенно трезво.

Так что в озере чернил тонула, прекрасно осознавая, что это просто проклятый, сука, сон! Благовоспитанной девице не пристало пускать в лексикон подобные выражения. Но это ведь мой разум и хотя бы в его чертогах я имею полное право выражаться, как заблагорассудится.

Особенно когда в рот затекает мерзостная дрянь!

Я погружалась в непроглядные глубины — такое со мной уже случалось. Просто на этот раз обошлось без предварительных ласк в виде полчища разлагающихся крыс, нежно щекочущих мои нервы серой шёрсткой. Бездонная пропасть засасывала меня...

Но нет, подождите, донышко у неё всё же нашлось: мягкое и прогибающееся, словно простыня, в которую пожарные ловят прыгающего с верхотуры ребёнка. Моя спина, сама не намереваясь, продавила эту поверхность, и она прорвалась, будто продырявленная шилом. Меня выплюнуло в тёмный коридор, а сверху хлестал безудержный поток чернил.

Когда он иссяк, я сумела подняться на ноги, но идти никуда не пришлось. Прямо передо мной выросло высокое зеркало в тёмной раме, свитой из потемневших коряг. Неясные тени шныряли вокруг и даже едва различимо хихикали. Но я не озиралась на них, не пыталась выследить, разглядеть. Всё моё внимание заняло отражение.

Я видела себя, смотрела в собственные испуганные агатовые глаза.

Вот гниль пошла по телу. Она поглощала меня изнутри, сочилась чернотой под белой кожей. Я понимала, что это всё не настоящее. Только организму было плевать: страх жаром приливал к мышцам, сердце просилось прочь из грудной клетки, и меня начинало колотить от ужаса. Переводя взгляд с рук на отражение, я начала медленно отступать, не желая ни верить, ни созерцать.

По отполированной глади пошла рябь, будто от камушка, брошенного в воду. Проступили другие черты — очень похожие. Такие же светлые волосы, смоляные брови и глаза. Показавшаяся женщина была старше меня, а ещё я знала, что она чистокровная бриарейка из старинного, но полностью почившего рода.

Мама, теперь она смотрела на меня из зазеркалья.

Жуткая, мёртвая, с прогнившими венами и заволоченными бельмом глазами.

— Мамочка... — позвала я, а ладони невольно легли на стекло.

Она улыбнулась: белые зубы покрывала чернота, будто она почистила их углём. Где-то я уже слышала эту мысль... Ах, да, точно. Такие же зубы были у женщины с помидором. Так вот откуда у меня этот образ в голове.

Мамины ладони тоже легли на стекло с изнаночной стороны зеркала — и пальцы сцепились с моими в замок. Глаза женщины больше не напоминали материнские, то были фасетки насекомого. В ужасе я дёрнулась и вытащила это существо с оборотной стороны, невольно повалила прямо на себя.

Пасть разверзлась, меня встретили сотни стеклянистых клыков, а из глотки бросилось жало...

Росчерк стали, и отсечённый шмоток плоти с торчащей костяной иглой шмякнулся в грязь. Тени встревоженно зашептались и разбежались, исчезли, будто кусочки сахара в чашке чая. Светлее в коридоре не стало.

Существо, притворявшееся моей матерью, с воплем отпрянуло. Обрубленная кишка забилась в воздухе, разбрасывая чёрные капли, и втянулась в пасть. Глаза насекомого с ненавистью посмотрели на обидчика.

Я тоже посмотрела, потому что никак не ожидала нового персонажа в своих грёзах.

Из полумрака выступил сапог, следом под невесть откуда забрезживший свет попало длинное полотнище металла. Нет, не сталь — их порой бывает трудно отличить, но есть нечто неземное в этом холодном блеске, он будто говорит: «да, я есть вечность, меня не сокрушить». Адамантовый клинок.

На короткий миг мне подумалось, что это оружие брата, но у него меч прямой, двухлезвийный, у этого заточена только одна сторона, а обух скошен в острый коготь.

Да и хатана он не носит.