Гниющий Змей. Книга 1

Глава 19

Ветер обдувал мою кожу, глаза резало до слёз.

Твари, похожие на близких родственников нахашей, преследовали оставшихся в живых лошадей и нас, их всадников. Свести близкое знакомство с этими отродьями древнего ужаса никому не хотелось, так что мы гнали вперёд, сокращая расстояние до усадьбы и молясь Пресветлой Троице, чтобы добраться до ворот в целости.

Рептилии... определённо серпентоморфы. Но откуда им здесь взяться? Неужели эпидемия уже захлестнула Сиаран? Но тогда выходит, что помидорчики содержали не только гниль... кому-то повезло больше, он получил довеском личинку.

И всё же... даже не знаю, что-то не сходится. Как-то неправильно ведут себя эти зверюги. Волки убивают одно животное из стада и пируют на его туше. Эти не бросили преследования, даже получив мясо двух лошадей и такого же количества всадников. Их будто подстёгивает азарт, которым отличаются хорьки в курятнике. Но те пользуются закрытостью помещения, из которого добыче не улизнуть. Преследующие хищники так себя вести не должны, не выгодно.

Впрочем, это же не просто животные, так? Это отпрыски мёртвого бога или демона — если больше нравится. Кто знает, какая воля ими движет?

Но двигала она ими очень проворно.

Вон, сейчас эти твари отставали от серого в яблоках жеребца всего на полкорпуса. Бедняга Аншетиль подстёгивал своего коня всеми силами, а чудища нетерпеливо клацали челюстями, лишь немногим не доставая до быстро мелькающей плюсны. Им удавалось ловко уворачиваться от копыт, но потом одна тварюга всё же получила прямой в морду и с высоким коротким визгом отстала.

Однако удар, которому полагалось раздробить черепные косточки ко всем бесам, не убил чешуйчатое существо. Эта хищная дрянь довольно быстро присоединилась к товаркам и снова пыталась добраться до воздыхателя Санды и его скакуна.

Самое ужасное, что эти монстры отлично прыгали, так что только чудо не позволило им присесть на лошадиную спину вместе с наездником.

Гнедой жеребец с леди-суфражисткой в седле всё же опередил мою белую кобылу. Его коричневое тело лоснилось от пота, а чёрная грива и хвост развевались вместе с такого же цвета юбками всадницы.

— Не сбавляй темпа! — крикнула та, не оборачиваясь. — До усадьбы пол-лиги!

Мы обе прекрасно понимали, что кони на полевом галопе устают быстро. Но я, например, надеялась, что эти двуногие рептилии устанут раньше. И они действительно довольно скоро начали отставать, хотя гневный рокот ещё холодил мою кровь.

Правда радость продлилась недолго: впереди нас ждал сюрприз.

На дорогу из зарослей ракитника выскочили ещё две таких же твари. Они преградили путь; их хвосты нетерпеливо ходили из стороны в сторону. Обе вытянули шеи вперёд, гневно шипя и распахивая клыкастые хлебала. После чего сорвались с мест и бросились навстречу. Пыль из-под их когтистых лап взметнулась не хуже, чем из-под лошадиных копыт.

— Твою же мать! — вскричала леди Эйнсворт, натягивая повод.

С возмущённым ржанием её жеребец подкинулся на дыбы и свернул с пыльной дороги. Его мощное тело прорезало заросли кустарника, и нам с Кралей ничего не оставалось, как последовать за ним. Пугающие звериные голоса приближались: новые погонщики, ещё не выдохшиеся, припустили за нами.

Дубовые стволы с потрескавшейся корой мелькали со всех сторон. Я с силой сжимала бока кобылы, а та вынужденно сбавила ход, чтобы не угодить ногой в западинку. Обилие прошлогодней листвы могло таить ловушки на каждом шагу. Нам приходилось перелетать через валежник, отлогие ямы и настоящие провалы от вытаявшего льда — всякий раз у меня внутри всё сжималось до состояния сомкнувшей створки мидии. Раньше мне никогда не приходилось выделывать таких финтов, и риск падения был угрожающе велик.

Страх за собственную жизнь не позволял мне больше оборачиваться, но я слышала приглушённый листвой топот копыт и тяжёлое дыхание позади, а порой и ахи-охи Санды, так что не сомневалась, что подруга и сквайр ещё с нами. Краля держала курс на коричневый круп с чёрным хвостом — направлять её по-прежнему не было нужды. Я просто старалась не свалиться и припадала на лошадиную гриву всякий раз, как впереди показывалась низкая ветка.

Гибкие проворные силуэты мелькали в зарослях подлеска. Их рокочущие вскрики казались преисполненными азарта. Подумалось, что сейчас мы как выпущенные в лес домашние лисицы, а эти чешуйчатые твари — брызжущие слюной от нетерпения гончие. Вспомнилась картина, так напугавшая Санду. Стало тошно от мысли, что двое всадников уже закончили жизнь с выпущенными кишками или перегрызенными горлами. Вдвойне затошнило от страха закончить так же.

Неужели я больше не увижу отца с Блайком, так и не попрошу прощения у Адана...

— Впереди река! — донёсся до меня крик лихой наездницы.

Да я уже и сама слышала течение шумных вод.

Только не могла взять в толк, зачем нам к ней спешить. Ведь это же означает загнать себя в ловушку...

— Там есть мост! — развеяла мои сомнения леди Эйнсворт. Её шляпка тоже покинула причёску, и та растрепалась в прекрасный каскад каштановых волос.

Копыта сокрушали ржавую листву, а моя попа продолжала держаться над седлом, чтобы не получать ощутимые толчки сквозь позвоночник и не мешать лошади вкладываться в бег. Хищные твари снова отстали, так что у нас появилась фора.

Шум быстротекущих вод усиливался. Почва становилась сырой, пойменной, вокруг росло всё больше разлапистых папоротников. Появились невысокие стволы ольхи, на камнях и трухлявых брёвнах изобиловал мох. К самой воде склонялись пониклые ивовые ветви. Но самое главное — с лошадиной спины я разглядела мост.

Циара не стала дожидаться нас, только сбавила ход, и гнедой жеребец рысью понёсся через реку по дощатому настилу. Я плавно потянула поводья, заставляя Кралю тоже притормозить перед пологим спуском. У самого начала моста лошадка совсем остановилась и стала нерешительно переминаться с копыта на копыто, фыркая и дёргая гривой. Да, мне открывшийся вид тоже не понравился.

Нет, до воды было совсем не высоко. Мост нависал над тёмными, коричнево-бурыми водами буквально на высоте чуть больше человеческого роста, и уходил на взгорок противоположного берега. Вот только эта конструкция совершенно не внушала доверия. Доски лежали вдоль, а не поперёк, опираясь на довольно хлипкие рейки, и всё это поддерживалось канатами, пережившими боги знают сколько ливней. Успела ли плесень подточить пеньковые волокна, оставалось загадкой, которую мы скоро разрешим.

— Давай, красавица, — я тронула бока лошадки пятками и подхлестнула поводьями, — всё получится... — Конечно, убеждала я больше себя, чем всхрапнувшую скотинку.

Но сзади уже подъехали остальные, так что белой кобыле пришлось поставить копытно на тревожно прогнувшуюся доску.

— Мы должны проехать по этому? — возмутилась Санда. Подруга раскраснелась, причёска совсем растрепалась, а грудь под жакетом ходила вверх-вниз от тяжёлого дыхания, будто девушка лично пробежала пару лиг. Но не могу сказать, что я чувствовала себя как-то иначе.

— Всё получится, верь мне, — подбодрил её кавалер.

«Потому что у нас нет выбора», — мысленно добавила я, глядя на тень моста над прибрежным плавнем.

— Идём по одному, ты следующая, — добавил он девушке и, перенеся вес на одну ногу, протянул ей затянутую в перчатку ладонь. Их руки соединились. Как трогательно, аж противно. Не знаю, наверное, от зависти. Но не будем отвлекаться. У нас тут ужас чего под копытами.

Ужас состоял из непередаваемых ощущений. Ты сидишь верхом на животине весом в тысячу фунтов, а под ней поскрипывают и прогибаются доски. Да и сам мост не забывает ненавязчиво покачиваться.

Каждое мгновение казалось, что я выпаду из седла или очередная доска не выдержит. Мне не нравились ни щели между досками, ни количество этих струганых деревях: где три, а где четыре в ряд. Смастерили это подвесное счастье явно не для вельможного пользования, и вряд ли проверяли на прочность такими тяжестями.

В отличие от бравого наскока гнедого жеребца, мы не рискнули перейти на рысь.

— Осса, быстрее! — крикнула Санда, сложив руки в рупор.

Не шумела бы, что ли? Наверняка у чешуйчатых хищников отменный слух...

И правда! Вот, уже слышу их дивные напевы.

— Вперёд! — Аншетиль ударил соловую кобылку Санды по крупу голоменем кавалерийской сабли. Та протестующе заржала и ринулась по мосту, увеличив нагрузку даже не в два раза, учитывая ударную силу несущейся вскачь лошади.

Мне оставалось только подстегнуть собственную.

Я слышала треск не выдержавшей доски. Сердце предпочло сдохнуть заранее, превентивно, не дожидаясь развязки этого безумства. Но вскоре копыта Крали ударили о твёрдую почву, а следом на поросший злаками пригорок вынесло такую же перепуганную Санду. Её светлая кобыла гулко фыркала и встряхивала головой, позвякивая металлическими деталями сбруи. Нас встретила леди Эйнсворт, чей жеребец тяжело дышал, но не стремился подойти к воде: его уши стояли торчком, а глаза нервно всматривались в линию древостоя на противоположном берегу.

Только дождавшись, когда все дамы окажутся в безопасности, Аншетиль хлестнул коня: настоящий рыцарь, блин.

Ненадолго стихший рёв возобновился. Из-за деревьев показалась первая тварь. Её поднятый горизонтально над землёй хвост жёстко помахивал из стороны в сторону, а из сомкнутой пасти доносился рокот — ну, или это гортань так вибрирует. Что-то вроде кошачьего мурлыканья, только очень угрожающее.

Вот челюсти разлепились, рептилия издала хищный вопль и бросилась вперёд на сильных, поджарых лапах. Из-за кустов показались её товарки и последовали примеру. Так что у скачущего по ставшему совсем ненадёжным мосту Аншетиля появился эскорт. Двигались эти существа проворно и стремительно набирали скорость. Солнечный свет играл переливами на их тёмно-зелёной чешуе, светлой с брюха. Окрас этих зверюг напоминал нахашей до неразличимости, чего нельзя сказать о прочей физиологии.

Переживая за ухажёра, Санда стиснула кулачки вместе, забыв про зажатый в них повод, так что лошадка болезненно всхрапнула, когда трензель надавил на нижнюю челюсть и язык, вынуждая запрокинуть голову назад. Всадник той порой вскинул саблю и, подлетая к окончанию досок, рубанул слева и справа от корпуса жеребца.

Волокна натянутых канатов разошлись, но это лишь оборвало поручни моста. Чтобы завершить начатое, сквайру пришлось спешиться. Пока сталь расправлялась с оставшимися верёвками, озверевшие от предвкушения добычи серпентоморфы приближались. Очередной удар обрушился на канат, и вся левая сторона моста провисла. Чешуйчатые зверюги с воплями полетели в воду.

Течение подхватило их и понесло прочь.

Но одна, самая первая, не слетела вниз. Она упорно цеплялась когтями всех четырёх лап за доски: благо удобные горизонтальные щели в этом очень помогали. Вонзив коготочки в такой просвет и обхватив кромку верхней доски, тварь с голодным рокотом и сумасшедшим азартом в оранжевых глазах стала продвигаться к нам. Конструкция раскачивалась, но падать чемпионка не собиралась, только помахивала в такт жёстким хвостом.

— Да руби ты скорее, чего замер! — вскричала леди Эйнсворт.

Вышедший из какого-то забытья Аншетиль вновь поднял вооружённую руку. Заточенная сталь опустилась на последний канат, сплетавшие его пеньковые каболки с треском распустились. Доски ухнули вниз, плашмя долбанувшись о воду, породив гулкий всплеск и лишь затем начав притопать.

Вот только в момент обрыва верёвки, рептилия оттолкнулась от опоры, которая тут же перестала быть прочной. Рокот, распахнутая пасть и кинжаловидные когти — эта дикая туша обрушилась на Аншетиля с прыжка.

Санда закричала, а сквайр повалился на лопатки под весом чешуйчатой зверюги. Только мгновением позже я заметила окровавленное лезвие, вышедшее из верхней челюсти рептилии. Но такое ранение не достаточно опасное, оно просто закрыло клыкастую пасть на замок. Эта тварь не умолкла, не затихла, не сдохла. Она продолжила полосовать парня когтями — на красивом молодом лице появились длинные мясные борозды. Он кричал сквозь стиснутые зубы и пытался вытащить кинжал из ножен на поясе.

Леди Эйнсворт круто повернула коня, одновременно наклоняясь к сапогу. В следующее мгновение эта достопочтенная госпожа вымахнула из седла и приземлилась на спину смертоносной твари, будто сменила одно ездовое животное на другое. Рептилии такие перемены не понравились — она резко вскинулась, вырывая саблю из ослабевшей хватки сквайра, и переступила через него, разворачиваясь.

Вот только повернуть нормально голову не вышло, несмотря на длину и гибкость шеи: застрявший в челюсти клинок очень мешал. Когти царапали по лезвию и обуху, пытаясь выдернуть его, но только повреждали чешую на лапах.

Длинный шлейф из черного атласа накрыл спину и беспокойный хвост. Женская рука обхватила шею с мешковатой кожей под челюстью. Циара казалась бывалой наездницей, которая оседлала необъезженного жеребца. Циркачкой, показывающей опасный, но увлекательный номер. Не хватало только сбруи или недоуздка.

Но вряд ли такого зверя можно поставить под седло, так что пришлось решить вопрос радикально. Блеснувший в её руке стилет вошёл в затылок беснующейся гадины, прошёл между позвонками, навсегда лишая головной мозг связи со спинным. Зверюга рухнула как подкошенная, только лапы ещё подёргивались.

Циара слезла с туши. Вид женщина имела ошалелый. Очевидно, её саму подёргивало от собственной лихости. Мы с Сандой, совершенно бездействовавшие всё это время, спешились. Я подошла к леди Эйнсворт, держа под уздцы обеих кобыл и рассчитывая, что жеребцы от них точно далеко не ускачут, а Санда подлетела к раненому сквайру и рухнула на колени в ворохе подъюбников.

Парень захлёбывался кровью.

— Нет, нет, нет... — бессильно причитала подруга.

Она не пыталась зажимать раны. Потому что непонятно, сколько для этого потребуется рук, но у неё их точно недостаточно, да и у всех троих этого добра не хватит. Его сюртук превратился в окровавленные лоскутья, из располосованного живота выпирали кишки. Судя по смраду, слизистая тоже повреждена. Но это не смертельно, совсем другое дело — грудная клетка. Кажется, когти гадского отродья полосонули и по печени — с правого бока ткань набрякла кровью особенно сильно и тёмно.

Слушая всхлипы подруги и бульканье умирающего, я было двинулась вперёд, собираясь передать поводья леди Эйнсворт, но та остановила меня, выставив руку.

— Нет, он может быть заражён, — покачала она головой.

От этого заявления Санда резко обернулась через плечо и одарила женщину злым взглядом. Она сжимала руку отходящего на тот свет кавалера, так что её беленькие перчатки успели окраситься алым, как и подол василькового платья.

Вряд ли сама кровь серпентоморфов представляет какую-то угрозу. Но на их шкуре может оставаться гниль, если они вылупились из чьего-то пуза — это во-первых. Неизвестно, производят ли конкретно эти гадины личинок и если да, то как — это во-вторых. В общем, лучше держаться подальше.

— Вы тогда тоже можете, — бросила Санда и повернулась обратно.

— Да, — подтвердила Циара, сжимая в кулак правую руку, только что вонзавшую клинок в шею зверя. На чёрной ткани заметить кровь тяжело, но её перчатка определённо намокла. — Осса, ты единственная точно не заражена, так что не прикасайся к нам обеим, ясно?

Я судорожно кивнула и отступила вместе с лошадками чуть в сторону. Те устали и нервничали. Им требовалось питьё и уход, но пока спускаться по откосу к воде не хотелось. Жеребцы вроде как начали выяснять отношения, слегка побивая друг друга передними копытами, но без энтузиазма: тоже слишком устали. К тому же туша рептилии продолжала их нервировать.

Бросив взгляд на это противоестественное создание, я не смогла не отметить его хищной красоты.

Крепко сбитое туловище, как у собаки — превосходно для быстрого бега. Лопатки лежат на рёбрах с боков, так что достаточно широко развести «ручки» у этой гадины не выйдет. Мелкочешуйчатая отделка на подбородке. Более крупные, но такие же светлые пластинки на груди и дальше до кончика хвоста. Темнее с боков и на спине. Нахлёст по хребтине: знакомая «черепица», да ещё переходящая в гребешок на голове. Надбровные дуги, так напоминающие нахашей. И каёмка вокруг пасти такая же, хотя сама морда несравнимо более вытянутая. Клыки — один в один, только количества хватит на две нахашских пасти. Схожая окраска, слегка полосатая.

Эта тварь похожа на змеелюда, как мухоглазые — на людей.

Даже пальцев на руках по четыре с одним противопоставленным.

Но вот сильные задние ноги — совсем чуждые. Эта тварь пальцеходящая, её плюсна поднята над землёй, как птичья цевка. Зигзаг, тройной изгиб вместе с голенью и бедром. Наверняка это очень способствует развитию скорости. У нахешй ноги кажутся вполне человеческими, хотя я не видела их без сапог, так что не могу судить точно.

Ну, и хвоста у разумных ящеров нет... хотя кто знает? Вдруг в штанах у Гхара и его собратьев прячется пара лишних позвонков? Про другую атрибутику вспоминать не будем, сейчас время совсем неподходящее.

Я дёрнулась, когда внешние веки рептилии с очень мелкой чешуйкой разлепились, а после с глазного яблока сползла плёночка третьего века. Оранжевый глаз с вертикальным зрачком, сейчас расширившимся от боли, заметался в глазнице. Тварь попыталась дёргаться. Конвульсии стали сотрясать это недобитое животное. Оно вздёргивало кистями, елозило когтистыми фалангами задних конечностей, вырывая дерновину; кончик хвоста порывисто хлестал по траве.

Невольно отступив, я чуть не споткнулась, угодив ногой в выбоину грунта.

— Ах, ты ж зараза! — воскликнула леди Эйнсворт.

Мне вспомнилось, как одна из этих рептилий получила копытом в рыло, но быстро оправилась от превратностей судьбы. Вспомнилось также про сползающиеся вместе куски мухоглазой, которая претворялась моей матерью... Но ведь это было в стране снов... Или некоторые из серпентоморфов действительно умеют исцеляться с невероятной скоростью?

Сейчас эта зверюга ещё не бросилась на нас только из-за стилета, застрявшего между позвонками.

И леди Эйнсворт вытянула его.