Гниющий Змей. Книга 1

Глава 9

Дожидаться с моря погоды герцог не стал.

Ресторан для него зарезервировали заранее, так что отказ совершенно точно не рассматривался как потенциальная возможность. Этим же вечером моя семья сидела в окружении самых влиятельных людей Сиарана: опуская глаза, краснея и потея. Санду я тоже прихватила с собой — ох, как она жаловалась на неожиданность торжества и соответствующее отсутствие времени на заказ подобающего наряда. Её выручила Милка и одолжила замечательное тафтяное платье: они с Лисаном не пошли, уж не знаю почему, что-то в академии.

Киллиану, Райфу и Арло тоже разрешили отправится с нами, как и Гвиде. Наверное, чтобы сторона невесты не казалась пустой.

Нет, конечно, это ещё не свадьба. Просто помолвка.

Гальтон Кадоган, наследник Лиданского герцогства, с бесстрастным видом преподнёс мне футляр чёрного бархата. Внутри обнаружилось переливающееся светом люстр ожерелье. Я тяжело сглотнула, понимая, сколько денег вложено в эти льдинки огранённых алмазов. Связываться с людьми, которые могут себе позволить подобное совершенно не хотелось. Да, роскошь, светская жизнь... Интриги, борьба за власть, нелюбимый муж...

— Бриллианты, чтобы подчеркнуть вашу красоту, моя дорогая, — поднял изысканный фужер Кадоган-старший. — Гальтон, помоги своей даме примерить подарок.

Стоит упомянуть, что сегодня утром его светлость немного слукавил, когда изобразил беспечное отношение к вопросу моего здоровья. После завершения формальной части, по нашим ступеням поднялись несколько вельмож, которых нам также сочли нужным представить. Среди них оказался придворный чародей: седовласый, с чопорной козлиной бородкой.

Он долго держал меня за руку, якобы радуясь знакомству. И как-то странно вдыхал, будто втягивал в себя не только воздух — и не одними ноздрями, — а веки его норовили сомкнуться в отрешённой задумчивости. Он явно прислушивался к ощущениям, а у меня слегка начала кружиться голова.

Не думаю, что такой проверки достаточно, чтобы судить наверняка, ведь в обители меня проверяли несколько дней и брали анализы, однако, расставшись с моей дланью, волшебник широко улыбнулся и посмотрел на герцога. С отцом и каждым домочадцем он знакомился так же обстоятельно, а позже улучил момент, чтобы ненавязчиво осмотреть дом под предлогом восторженности архитектурой эпохи до вторжения — хотя почти любое здание в Мароне может похвастаться не менее завидной историчностью.

Когда делегация покинула наше жилище, место высокородных особ заняла камеристка с парой помощниц и сундуком нарядов, лучший из которых тщательно подогнали под мою фигуру. Чёрного среди ассортимента не нашлось, но я настояла на тёмно-синем, как наиболее близком. Ни платье, ни идея помолвки совершенно не вдохновляли.

Но меня не спрашивали. И прямо сейчас продавали да покупали.

Холодные камни легли на мою грудь — хорошо подчёркнутую всем на загляденье. Пальцы жениха быстро справились с застёжкой: благо убранные в высокую причёску локоны не мешали. Отцу уже успели преподнести другие ценные подарки в качестве арры за меня.

Теперь следует подтвердить согласие обрядовым действом.

Раскинув между руками длинную красную ленту, я со смирением поднесла её отцу и попросила благословить наш брак. Голос дрожал, слова давались тяжело и совершенно не хотели тревожить язык. Папа разрезал ленту надвое позолоченными ножницами.

Из рук ушло всякое тепло, когда пальцами с блестящими ногтями я распускала косицу своего будущего супруга. Остальные волосы он носил коротко стрижеными и зачёсанными в строгую причёску. Шелковистый поток лёг на праздничный сюртук.

Должна заметить, что наследник казался мне очень привлекательным — внешне. Статный красавец — такие всегда у девчонок нарасхват, да и пахнет от него великолепным парфюмом.

Однако напыщенное благородство, уничижительный взгляд, однозначно сообщающий «ты мне не ровня» и сокрытая под лоском гнильца делали его в моих глазах такой же дрянью, как тот помидорчик. Оставаться с ним наедине не хотелось. Заговаривать с ним не хотелось. И просто стоять рядом да вплетать в косу эту проклятую ленту — тоже совершенно не хотелось.

Пряди цеплялись за каменья на золотых квадратах орденской цепи, но я не спешила и обстоятельно освобождала каждый волосок. Меня одолевало чувство безысходности, будто подписываешь собственный приговор. Знаю, мне полагается радоваться, что такие люди снизошли до нас... Но не выходит, хоть крючья в уголки губ вставь для поддержания улыбки.

После настал черёд жениха показать мастерство косоплетения. С этой целью присланная на дом камеристка оставила часть моей причёски неубранной. Разогретые над жаровней щипцы завили все остальные пряди, но светлая полоса сейчас спадала мне на грудь с правого плеча в первозданном виде. За неё-то и взялся сын лорда-канцлера.

Покончив с делом, он нехотя коснулся моих губ поцелуем: лёгким, чисто формальным. По сути, это лишь скрепление договора печатью на сургуче. Теперь я не обязана возвращать подарки в случае расторжения помолвки, и целая зала благороднейших господ тому свидетели.

Послышались аплодисменты, затем торжественные тосты. Фужеры возносились к хрусталю сверкающих люстр, половые шныряли меж гостей с подносами изысканных яств и напитков, лился смех, собравшиеся наливались нетрезвой весёлостью, лица краснели, а музыка играла.

Мне очень хотелось сдохнуть.

Взгляд упал на тарелку. Немного индейки, трюфели в винном соусе да канапе с лососем и сливочным сыром. Не помню, сама я положила себе это оригинальное сочетание или же тарелку передо мной поставили. И если это не первая смена блюд, то предыдущих мой отчаянно вопящий мозг тоже не зафиксировал.

Пальцы теребили салфетку на коленях. Сидевший рядом Кадоган неприязненно разглядывал пузырьки за стеклом фужера. Полагаю, проступающие на лице эмоции были адресованы вовсе не игристому вину.

Переплетённая с алой лентой косица небрежно лежала на его груди с левого плеча, моя — с правого. Поскольку даме полагается всегда располагаться по левую руку мужчины, дабы тому сподручнее было вынимать оружие из ножен, то выходило, что наши косы болтались рядышком. Во время свадьбы их отрежут и соединят навечно, чтобы сохранить в храме Пресветлой Деи, а на мою голову ляжет покров, который сокроет волосы ото всех глаз, кроме мужниных.

Сама церемония должна состояться через две недели.

С этой благостной мыслью, я потянулась к высокой ножке фужера.

— Только не напивайся, — неприязненно и очень тихо велел женишок. — Не вздумай опозорить нас, плебейка.

— Следи лучше за собой, — огрызнулась я, после чего испачкала хрустальную каёмку помадой. Напиток шипуче заиграл во рту.

Гостей развлекали приглашённые танцоры и акробаты. Как по мне, размаху такой помолвки любая свадьба обзавидуется, но что я понимаю в развлечениях элиты? Может для этих господ выстроить бригантину, только чтобы попрактиковаться в меткой стрельбе из карронад — нормальный способ провести выходные. Я преувеличиваю, конечно, но находиться среди них всё же означает каждой фиброчкой души ощущать своё место на ступенях социальной лестницы.

— Не думай, что сможешь дерзить мне безнаказанно, любимая, — с холодной угрозой сообщил кавалер. Его выправка даже в кресле оставалась безупречной, а манеры сочились утончённой ядовитостью. — Никогда не забывай, кто я, а кто — ты.

— Почему твой отец выбрал именно меня? — повернула я голову к этому породистому мерзавцу, но сперва дождалась, пока фужер снова наполнят.

— Ты сама прекрасно понимаешь, — его губы чуть заметно искривились в отвращении. — Бриарейская кровь.

— Я не чистокровная бриарейка, и даже не полноправная дворянка.

Второй фужер отправился составлять компанию первому. Я ощутила лёгкий толчок, а щёки раскраснелись. Да, не умею я пить, никогда не почитала это развлечение достойным внимания — то ли дело книги. Потреблять страницы мне всегда нравилось больше, чем заливаться спиртным.

— К сожалению, ты — лучшее, что нам удалось разыскать, — ответ он дал с той элегантностью, с какой больной воспалением лёгких пользуется плевательницей для мокроты. Но по ощущениям этот харчок прилетел мне прямо в морду.

Золотистый напиток снова потёк из бутылки тёмно-зелёного стекла в хрусталь.

Бриарея — сердце павшей империи. Именно оттуда миссионеры понесли Слово Троицы во все доступные и недоступные уголки континента. Не могу знать, правду ли говорят, что бриарейцы — прямые потомки Бриара, а, следовательно, и самого творца Азара, но согласно легендам наш воинственный бог порой изменял своей сестре и супруге Дее со смертными женщинами.

Род Амброс, из которого выходила моя мать, находился в отдалённом родстве с Панталеонами, так что цели герцога, решившего подарить своим внукам чёрные глаза и светлые волосы, вполне очевидны.

— Твой отец полагает, что породнившись с последней дочерью угасшей династии, он добавит себе веса в глазах палаты лордов и электората? — я позволила своему взгляду источать такую же едкость, какой обрызгал меня Кадоган-младший.

— Тебе следует немедля научиться держать язык за зубами, если не хочешь его лишиться, — не стал поворачиваться ко мне тот. — Немая супруга — мой идеал.

— Смотрю, ты любишь угрожать женщинам. Не знала, что доблесть рыцарей Красного Яхонта теперь выглядит так. Впрочем, все подвиги в наши дни достаются паладинам, верно? Как же ещё ощутить себя мужчиной?

Гальтонов взгляд облил меня кислотой, подождал, пока та растворит кости, а затем отвернулся, решив, что разговаривать больше не с чем.

На десерт принесли медово-карамельный бисквит с нотками ликёра. Для разнообразия пиршество обошлось без криков дамочек, надкусивших подгнивший плод. Когда колокола пробили полночь, этикет повелел сворачивать гулянье.

Вернувшись в родные пенаты, я сбросила плащ и направилась во флигель. Со мной пытались поговорить, но я не ответила взаимностью.

— Осска, подожди! — подбирая подол, Санда заторопилась следом. — Да что с тобой, в самом-то деле? — она удивленно подняла на меня обильно накрашенные ресницы, когда мы оказались за дверью моей спальни. Щёки подруги горели хмельным румянцем, как наверняка и мои, хотя самого эффекта от алкоголя я уже не ощущала.

— Действительно, — покачала я головой. — Это же такой счастливый, светлый день, с чего это я злюсь и негодую.

На самом деле мне очень хотелось сейчас остаться одной, уткнуться в подушку да от души пореветь. Только сперва макияж необходимо снять, чтоб не запачкать наволочку.

Этим я и занялась, опустившись с шелестом целого вороха подъюбников на банкетку перед зеркалом. Санду выгонять не стала, ещё обидится. Так что подруга подтащила стул от письменного стола и уселась рядом.

— Послушай, — вещала она, — но это же Кадоган! На всём Сиаране не сыскать более завидного жениха, чем он. Наследник герцогства, невероятно богат, красив, образован, в рыцарское достоинство возведён — чего тебе ещё нужно-то?

— Нормальной жизни с нормальными людьми, — сухо буркнула я. — Если он тебе так по вкусу, сама бы за него шла, — пожалуй, это пузырьки мне в голову ударили, в здравом уме я бы вряд ли сказала подруге такую глупость, да ещё и обидную.

— А я бы пошла! — ни капли не обиделась та, а только поднялась с мечтательной улыбкой, крутанулась, распуская платье цветком, да рухнула спиной на застеленные перины моей постели. — Жить во дворце, отдыхать в поместьях, собственные камеристки и куча слуг, которые только и делают, что норовят тебе угодить. Ух! Да разве можно такого не хотеть? Или всё дело в Мейнарде? Колись, Осска, наклёвывается у вас там с учителем что-то интересное?

— Я вроде не орех, чтобы колоться, — мои пальцы отвинчивали застёжку серёжки с блестящим камушком. — Ничего у нас с Эрихом не наклёвывается, пустое это всё.

— Так тем более, чего ты тогда переживаешь? — Санда поднялась на локтях, выставив грудь вперёд. — Коли учителю нет до тебя дела, так забудь его. Через две недели тебе под венец, а там такая жизнь начнётся — закачаешься! И смотри, меня не забывай, весточки присылай. Нет, лучше с собой возьми! Тебе ведь понадобятся фрейлины или как их там правильно величать.

— Приживалки, — фыркнула я и покосилась на подругу. Кажется, в моих глазах наконец-то блеснули весёлые искры — того гляди что-нибудь подожгут. Например, краешек её платья. — А как же Киллиан? Я думала, он тебе нравится.

— Ну, да, нравится... — Санда поиграла пальчиком с кружевной оторочкой декоративной подушечки. — Только если ты меня с собой в высший свет вытащишь, ну... думаю, найду кого поинтереснее...

Я схватила флакон духов, повернулась к постели и со смехом надавила на грушу распылителя.

— Эй! Да чего я такого сказала-то! — девушка выставила растопыренные пальцы перед собой и засмеялась с ещё большим задором. — Нельзя в жизни зацикливаться! Нужно двигаться дальше! Пробиваться выше!

— Ты потише, амбициозная моя, Киллиан-то с нами живёт.

— Ой, да ладно, мы бы скрип ступеней услышали, — отмахнулась Санда. — Слушай, какой потрясающий букет... — спина девушки разогнулась, и она потянулась к вазе на прикроватной тумбе.

Я поморщилась. Гвида поставила цветы в воду и принесла сюда, хотя я просила выбросить эту траву. Ладно, утром сама познакомлю тепличных жителей с помойкой.

Подруга вытащила веточку, усаженную белыми орхидеями, и вдохнула аромат.

— Это от Гальтона, да? — расплылась она в улыбке, помахивая растением.

— Можешь забирать себе, — тут же пришла мне в голову идея, как избавиться от цветов, не напрягаясь.

— Отлично! — Санда радостно поднялась и уже хотела вынуть букет из вазы, как внезапно пошатнулась и села обратно. — Ох, слушай, как-то мне нехорошо...

— Ты часом не перебрала? — я с улыбкой развернулась к подруге, но всякая весёлость тут же пропала с моего лица.

Санда болезненно морщилась и прижимала руку к груди. Её дыхание стало прерывистым, а брови наморщили лобик. Я поднялась и подсела рядом.

— Санда, ты чего? — моя рука погладила напрягшуюся спину девушки. — Корсет жмёт? Давай-ка его расшнуруем...

Но она подскочила и обернулась на меня с выпученными глазами. Её рот распахнулся, грудь высоко вздымалась в вырезе платья, а руки хватались уже за горло.

В следующий миг девушка рухнула.

Паника подбросила меня с мягких перин лучше всяких пружин. Через миг я уже сидела рядом и пыталась привести подругу в чувства. Её опустевшие глаза закатились, рот натужно пытался протолкнуть в лёгкие хоть немного воздуха.

На карачках я подползла к письменному столу и схватила перочинный нож. Блеснувшее лезвие проникло между зажатыми корсетом грудями, резать два слоя плотной ткани оказалось зверски непростой задачей, но времени на раздевание и развязывание шнуровки не нашлось.

Санда распласталась на круглом ковре посреди комнаты, её кожа источала испарину, волосы взмокли. В конце я схватилась за края руками и с силой разодрала одежду, освобождая дыхание девушки, а заодно и пару холмиков со светлыми сосочками.

Хрипы не прошли, она по-прежнему задыхалась...

Подскочив, я вылетела из комнаты и заорала вниз по лестничному пролёту:

— Помогите! Санде плохо! Нужен лекарь!

Мимо проходил Блайк, остановился и вытаращился.

— Беги в больницу при храме! — бросила я, не уточняя при каком. Так ведь понятно, что речь о вотчине богини Деи.

Мой брат второй раз за неделю ломанулся за помощью, а я так же поспешно вернулась в комнату.

Санде стало совсем худо. Девушку начали сотрясать конвульсии, как при падучей. Изо рта шла пена. Я помогла ей перевернуться на бок. Её глаза оставались распахнутыми, а зрачки расширились, будто две форточки в ночь. Мышцы непроизвольно сокращались, она не могла продохнуть, а я не понимала, что делать.

Это не походило на заражение гнилью, чего я испугалась вначале. Скорее на отравление или собственно на эпилептический припадок.

Судорожный приступ никак не отступал, девушка выгнулась в спине, запрокидывая голову, из носа пошла кровь... Она хрипела и фыркала хлопьями пены: тоже уже слегка розоватой. Её пальцы сжались на моей руке, да с такой силой, что я закричала от боли.

Красивое юное лицо посинело и казалось предсмертной маской.

Затем напряжение оставило мышцы несчастной, затылок со взмокшими волосами безвольно опустился на мою ладонь.

— Санда! — голос срывался. — Нет, Санда!

Кроме моих криков больше ничто не сотрясало воздух спальни.

На постели осталась лежать веточка орхидеи.