Через день после назначения Карпова Ивянский пришел на Степной и пробыл там с утра до вечера.
Фигура Ивянского в белых, тщательно выутюженных брюках, в шелковой рубашке без единого пятнышка резко выделялась среди посмуглевших, запыленных строителей в выгоревших блузах и майках. Он ходил, как белый голубь в стае сизых. Он ничего не предлагал, только смотрел и слушал, как посторонний. Будто не инженер, а художник пришел из студии на стройку — понаблюдать и набросать эскиз с натуры.
Зато Владимир не уставал развертывать перед ним свои проекты. Подчас он был несдержан и бранил себя за излишнюю горячность.
Должно быть, этот день усилил сомнения Ивянского, увеличил его осторожность. Вечером они пришли в конторку, и главный инженер, расположившись за хазаровским столом, быстро перебрал бумаги.
— Вот эти документы не терпят отлагательства, — сказал он, указывая на стопку отобранных бумаг.
— А этот? — не утерпел Карпов, ткнул пальцем в стекло, под которым лежал так и не подписанный Хазаровым график поточного строительства четырех домов. — Когда-то вы его смотрели.
— Возьму. Почитаю внимательно.
Кроме графика, Ивянский унес с собой еще целую кипу бумаг — дополнения к графику, предложения рабочих, чертежи и расчеты.
— Не задержу. Завтра верну, — сказал он суховато, точно подчеркивая, что никаких обязательств брать на себя не хочет.
Назавтра он возвратил Карпову все материалы без единого слова и сразу ушел на стройку. Владимир поглядывал на него издали и видел, что Ивянский временами вынимает блокнот и что-то быстро записывает. Впрочем, долго наблюдать было некогда — кругом ворох срочных дел.
Перед обедом Ивянский подошел к нему и, бросив испытующий взгляд, неожиданно спросил:
— Что ж вы предлагаете?
Владимир опешил. Что он предлагает? Как будто это неясно. Немедленный перевод всех работ на поточно-скоростной метод по способу строительного конвейера — вот что он предлагает.
Карпов высказался начистоту и встретил сопротивление. Оно было совсем иного рода, чем у Хазарова. Это было, так сказать, «мягкое сопротивление». Владимир бросал горячие слова, однако они не имели желаемого успеха. Точно бил он боксерскими перчатками по тренировочной груше, а та, отскочив, упрямо возвращалась на прежнее место.
Инженеры словно испытывали один другого: а кто же ты, в самом деле, такой? Чего же ты хочешь и что можешь?
— Хорошо, — заговорил Ивянский после минутного молчания. — Давайте примем ваши планы, как говорится, «за основу». Только имейте в виду: править будем безжалостно. Привлечем специалистов из управления. Чтобы профессионально, а не по-любительски.
…А жизнь все круче забирала в гору. До пота, до одышки. Заставил Ивана Агафоненко пойти на курсы при управлении — не слушателем, а… преподавателем: вести практикум по строительным механизмам. Теперь Иван приходит вечерами, просит: научите, растолкуйте, дайте книжку… Маня Веткина носится с проектами оформления комнат. Твой поток, говорит, зачешет все квартиры на одинаковый пробор… Березову подавай соревнование. Знать, Мироненко на него давит. Березов придумал послать вызов строителям заречного сельмашевского поселка. Сколько ни толкуй ему, что мы от сельмашевцев отстаем, он все свое: подтянемся, догоним. И смотрит на тебя таким же взглядом, как смотрел на Хазарова. Кстати, Березов готовится в командировку и норовит соревнование спихнуть, хоть временно, на твои плечи… Даже Ольга Черемных, секретарша, с обычным сочувствием, но строго однажды предупредила: непорядки, дескать, на поселке с техникой безопасности; инспектор готовит материал… А Тоню Мироненко он видел весело болтающей в обществе Вовок-спортсменов. Тоня заметила его, сделала вид, что не заметила, и стала еще веселее. Миновав их, он не расслышал, а скорее почувствовал, как Вовка-шатен (тот, что знает Тютчева) отпустил остроту и сам громко засмеялся. Хотелось бы знать, что он сказал и как реагировала Тоня Мироненко!