Слава славой, но, когда Володину пришла пора помирать, рядом оказался лишь один неизменный Илья Штемлер. Сколько людей толпилось возле, стоило Володину хоть куда-то прийти, но весь этот шум к делу как-то не пригодился, мгновенно развеялся, и осталась лишь видимая часть: один седой человек, скромно одетый, навещает в больнице своего друга, скромного умирающего старичка. Весь понт остался где-то там, где он ценится, а в деле был лишь Илья.
Илья пришел в пустую больницу, почему-то в этот час не было никого, зашел в двухместную палату, в которой лежал один Володин (матрас на соседней койке был свернут валиком)...
Володин спал. Илья пошел в другую палату, женскую, и рассказал там, что за человек тут рядом лежит, скромно умирая, не угнетая никого. Женщины заохали, захлопотали.
Каждому Илья сделал добро, в отдельности или кучно. И если к кому-то из нас приходит несчастье — звонит первый он, словно самый молодой и не занятый из всех. И — приезжает один он, почему-то единственный из всех знакомых.
Вот звонит просто так:
— А книгу ты свою отослал на премию? Обязательно отправь!
— Да ну! Бесполезно!
— Отправь, отправь! Ну, хочешь, я отправлю?
Рядом с добрым и всегда бодрым Ильей становится стыдно: «Чего раскис? Надо больше другим помогать — тогда и сам не развалишься!» Илья — пример.
Что он за все это имеет? Ясную душу. Появилась ли она как следствие светлых его дел или светлые дела из-за ясной души? Расчленять не стоит, одно без другого не живет.
Что он за все это имеет? Кучу неприятностей. Смекалистые люди соображают — Штемлера можно обижать, он не огрызнется. Всякие аналитики, проверяющие на живом свои новые, но мертвые теории, сдвигают Штемлера, не соответствующего их выкладкам, во второй ряд. Наберут своих людей и тешатся, вешая друг на друга бляшки: этот — первый, этот — второй, даже близко не допуская тяжеловесов, чтоб не обрушили их помост. Через год их никто уже и не помнит — бал правит другая сволота. А Штемлер лишь благодушно улыбается: «А кто это? Могу помочь».
Что он имеет за это все? А все имеет, что писателю нужно. Читателей, во всем мире. Героев, трогательных и живых. Когда едешь с его героем-проводником, и тот поет веселую песню, хлопая по столу, и ты уже знаешь в отличие от него, что через минуту загорится щит, хочется крикнуть: «Ну какой же ты, право, чудак!»
Потом опомнишься, вытрешь пот, оглядишься: ты же дома, а не в «Поезде» едешь! Успокойся. Немного передохни. И снова его «Поезд» потащит тебя.
А потом — мой «поезд» потащит меня. И что еще мне надо, имея таких друзей? Ничего мне не надо. Вспомнишь, как Саша Кушнер шел со мной в душном Вашингтоне, где я пытался найти тенистый рай под названием Джорджтаун, и все усмехались и издевались, когда я приводил всех в очередной тупик, и лишь Кушнер, без единого упрека, терпел и шел. И мы пришли, куда хотели. Что надо еще? Позвонишь Андрею Арьеву, услышишь его всегда бодрое: «Да-да!» — и сразу успокоишься.
Все — есть.