Гротенберг. Песнь старого города

3.3

***

Улицы Гротенберга, как всегда, были извилистыми и узкими. Старая часть города выросла из поселения близ форта, и постепенно разрослась ввысь и вширь, подступая к дворцовой площади и дворянским кварталам, отделёнными от этой части города большими крепостными стенами. К своему удивлению, наёмник понял, что ошибался о полной стагнации города. Самоходные паровые повозки иногда проезжали по улицам. Там, на козлах сидели вооруженные люди, и для собственной же безопасности, Сегель предпочитал прятаться в тенях, и передвигаться ещё более узкими улочками, не выходить на открытые дороги, и вообще избегать чужого внимания, пытаясь не попасть во всякие стоки, хотя, признаться, в темноте это было непросто.

Мужчина пару раз натыкался на каких-то людей в балахонах, самозабвенно стоявших в меловых кругах, и распевающих какую-то песню. Они так хорошо пели, что Сегель едва не заслушался. В этой песне не было слов, они просто гортанно тянули ноты, каким-то ему неведомым образом перелагая её в нечто складное, и очаровывающее. Ему даже пришлось напрячь волю, чтобы развернуться, и пойти прочь от них. «Снова чёрное колдовство» — решил для себя наёмник, и поспешил сбежать. Бежал, пока не перестал их слышать. Только тогда голова, наконец, прояснилась полностью, когда сердце стучало как бешенное в груди, а лёгкие горели от напряжения.

Пока ему везло, и нападений или встреч он избегал, несмотря на то, что слышал звуки боя где-то на улицах. А ещё он чувствовал, что за ним следят. Он понял это, когда вошёл в парк. Это был небольшой «зелёный островок» в каменном саду, который был улицами города. Здесь росли широколистные деревья, и множество кустарников. Для себя он невольно решил, что это идеальное место для засады. Продвигаясь в открытую по каменной дорожке, Сегель ловил себя на том, что держит руку на рукояти своего клинка, готовый выхватить его в любой момент.

Вскоре умиротворённость шелеста листвы пропала, когда он услышал плач.

Это было удивительно для него. Из всех звуков, что он слышал по дороге: рычание, пение, надрывный смех, разговоры членов ордена, к которым он решил не прислушиваться пока что, — плач, это что-то новенькое. Даже не просто «плач», а рыдания. Сегель осторожно двинулся в сторону звука. Это был центр парковой зоны, и здесь бил слабый ключ. Журчание воды ему напомнило о новом доме, и наполнило сердце тоской. Тоской по новой жизни, и стремление покончить с этой, старой жизнью ещё сильнее окрепло. Одна жизнь. Одна жизнь, и он будет свободен.

Не задумываясь, он ускорил шаг. Теперь уже ни о какой осторожности речи не было. Оставалось только показаться, сказать, что он пришёл, и узнать, зачем его позвали.

У ключа сидела, скрючившись на камнях, фигура в сером плаще. Вся она выглядела бесформенным силуэтом. Сегель прикинул, что это, вероятно, женщина. Всем телом та сотрясалась от рыданий, но наёмник застыл. Центр был покрыт алыми следами ног, ступавших по кровяным лужам, которые в туманном ночном свечении отчего-то угадывались слишком ярко. Там, на периферии зрения — отворачиваться от незнакомки он не пожелал бы, это небезопасно, когда не знаешь друг рядом или враг — была свалена груда безжизненных тел. Может, она потеряла кого-то из близких?

От этой мысли пришлось немедленно отмахнуться, как только Сегель приблизился и различил детали. Весь плащ незнакомки был не просто покрыт пятнами, он был пропитан кровью. Разве что капюшон являлся исключением. Вывод напрашивался сам: либо эти люди её жертвы, либо она помощница того, кто это совершил.

А слёзы и рыдания? Хм… бывалые люди рассказывают, что крокодилы – эти южные монстры, тоже плачут когда терзают своих жертв.

Это она его позвала? Зачем? Уж не для того же, для чего и этих несчастных?

— Хей? — Позвал он её осторожно, снимая перчатку с протеза. Он скоро может ему понадобиться в его полной функциональности, чувствовал Сегель. — Это вы меня звали сюда?

Рыдания прекратились. Фигура стала медленно проворачиваться к нему. Это и впрямь была женщина. Когда-то. Сейчас её впалые черты лица, с обвисшей кожей, покрытой язвами, вызывала отвращение. Однако её замутнённые глаза буквально впились в мужчину, внимательно изучали его.

— Ты — просветлённый?! Это Он тебе даровал силы?! — Хрипло спросила она. Сначала так тихо, что Сегель едва различил её слова. Но мере того, как в ней закипала лютая ярость, голос становился всё громче и злее. — А я-то! - всю жизнь молила его обратить на меня благосклонный взгляд, а он отказывал. — Она стала вновь трястись всем телом, то ли от рыданий, то ли ещё от чего-то, более схожего с безумным весельем. – Я приносила ему жертвы! Я собирала в ряды его верующих людей, готовых пойти добровольно на смерть во имя Пустоты! – Старуха протянула в его сторону страшный искорёженный палец с чёрным уродливым, но очень острым ногтем. — А теперь он нежит убийц, вроде тебя. Я, ведь, тебя помню, тебя искали, а ты сбежал. Натворил дел и сбежал, как трус, как низкая твар-р-рь… - Последние слова вырвались рычанием обезумевшей кошки. - Теперь у тебя есть его сила! Его Сила!

Дальнейшее слилось в смешение реальности и его горячечного бреда, преследовавшего в последнее время. Фигура не распрямилась, нет. Она словно бы приподнялась над камнем и будто бы начала размываться, как меняет очертания каменный болван, окутываемый густеющим туманом.

И при этом из чёрного провала рта уродины рвались сиплые вопли с подвываниями, всё менее и менее напоминавшими человеческую речь:

- Эта сила моя! Она не должна была достаться тебе… Нет, а это я её всегда хотела. Я! Я достойна ей владеть! Я, а не ты! Я заберу... заберу-заберу-заберу...

Чудовище, а как иначе можно назвать кровавого монстра, в которого превратилась эта женщина, мгновенно, с несвойственной человеку прытью, начала действовать.

Сегель, молча, приготовился, обнажая меч, и вовремя — с необыкновенной для больного человека резвостью она подскочила и взвилась в воздух. Одежды теперь больше напоминали ободранное тряпьё. Черты лица плотно обтянули череп, а глаза вспыхнули мертвенным огнём. Её пальцы с длинными ногтями заострённые, словно клинки, блеснули в свете луны, какстальные лезвия. Видимо, зараза делала из людей не просто больных, а монстров, хорошо оснащённых для кровавых пиршеств. И это чудовище привыкло убивать легко, играючи справляясь с жертвой.

Только и Сегель не был наивным горожанином или добровольным обреченцем, явившимся на заклание. Пальцы привычно сжали рукоять меча, всё тело напряглось, как взведённая пружина, и сдаваться он не привык.

Они ударили одновременно, будто почувствовали этот момент. Когти скользнули по лезвию, высекая из закалённой стали целый сноп слепящих искр. Чудовище, явно не ожидавшее сопротивления, отскочило назад. И Сегель, несколько ослеплённый этим невиданным фейерверком, успел проморгаться перед новой атакой.

Теперь он действовал рассчётливо и хладнокровно, как всегда в бою отметая посторонние мысли. Взгляд привычно вычленял слабые стороны врага. Но он, уже изрядно поднаторевший в сражениях с разного рода нежитью и нелюдью, даже предположить не мог того, что случится дальше.

Стоило закончить бой, как можно скорее. Он поднырнул под тонкой рукой, пропуская монстра себе за спину, и вогнал лезвие глубоко под рёбра, пытаясь пробиться дальше к сердцу. Только он не учёл, что это уже мало походило на человека. К его удивлению, плоть была мягкой, будто студень. Его и меч легко разрезал ткани, с хлюпающим звуком.

Чудовище взвыло от боли или от досады, и развернулось, раздирая собственную грудную клетку, даже не пытаясь соскользнуть с меча. Монстр ринулся на Сегеля так резко, что он не успел отреагировать и завалился на спину.

Позвоночник жалобно хрустнул, одарив хозяина жгучей болью, но хотя бы выдержал и не сломался. Зато меч был вырван из руки и отлетел куда-то в сторону. И мир будто опрокинулся вместе с ним, замерев на грани сознания. Давно он не находился в настолько жалком состоянии!

Самое мерзкое положение валяться на спине, когда твой противник совершенно не скован в своих действиях. «Госпожа» лишь выгнулась, как ни в чём не бывало, заставляя рассечённый бок соединиться, будто и не было раны.

Мир ещё вертелся в глазах Сегеля, а существо, как ни в чём не бывало, прогнувшись в спине, хрустнув суставами, выгибая их в другую сторону, нависло над наёмником.

Он нашарил на поясе небольшой мешочек с само воспламеняющимся порошком, и бросил его в лицо женщине. Пламенная вспышка озарила парк, обугливая кожу, и по волосам монстра заструился магический огонь. Оглушающий визг заполнил немое пространство. Но даже превратившись в факел монстр не прекращал попыток достать его. Когти со скрежетом били по камням. И будь эти клинки хотя бы немного короче или длиннее – как знать, возможно, атака чудовища оказалась бы успешной. Но ослепшая на время «госпожа» лупила невпопад.

И Сегель ударил механической рукой, отбрасывая прокажённую подальше от себя. Откатился в сторону, вскочил на ноги.

Тяжело дыша, он огляделся, пытаясь найти меч, но в ночном полумраке ничего не мог разобрать, всполохов гаснущего огня было недостаточно. Тварь каталась по земле, гася пламя в ещё никак не желавших застывать кровяных лужах. Воды она либо опасалась, либо потеряв ориентацию в пространстве, не могла найти. Зато кровь чуяла.

«Госпожа» потеряла всякую схожесть с человеческой природой. Теперь – это был зверь, исходящий от бешенства зверь. Тряпьё на нём истлело, обнажая тощее, обтянутое палёной, всё ещё дымящейся шкурой тело. Миазмы вони, источаемые ей, душили не хуже болотного газа. И отмечая, как тварь поднимается на четвереньки, Сегель понял, что искать оружие некогда. Наёмник отпрыгнул, позволяя твари приземлиться ровно туда, где он мгновенье назад был сам, и, выхватив клинок, подаренный Пустым, стиснул его обеими руками. Он чувствовал, как внутри клинка пульсировала какая-то энергия, но понятия не имел, как её использовать, и может ли он использовать её вообще? Как запасной вариант оставалась ещё пистоль, только надежды на её эффективность не было. Если не удалось сильно навредить мечом, то поможет ли пуля?

Сегель развернулся, соизмеряя длину прыжка монстра, силы к которому возвращались с невозможной скоростью. Как только враг взвился в воздух, ринулся навстречу. Клинок Пустого попал точно в то место, где должно было находиться сердце, ведь, как учили священники, именно там обитает и душа.

Показалось, что само время на мгновение застыло. Застыл и Сегель, и «госпожа», выгнувшись от оттока переполнявшей её тело силы, как перетянутая струна, сминающая дуги лука. Яркий луч, ударивший в небо, расколол, казалось, пространство – мир жадно присосавшись к этому источнику стал жадно впитывать в себя источаемую энергию.

Сколько длилось это действо – никто из людей не видел. Не заметил этого и Сегель. Для него всё продолжилось только тогда, когда безвольной куклой с клинка соскользнуло тело «госпожи», возомнившей себя равной божествам. Он даже не подозревал о том, что всё уже кончено. И, воспользовавшись моментом, мужчина, перехватив удобнее освободившееся оружие, отсёк голову монстру, окончательно и бесповоротно лишая его возрождения.

Она покатилась по мостовой, а от того, насколько легко лезвие прошло через плоть, Сегель повалился кубарем на землю, тяжело дыша. Быстро перевернулся со спины на четвереньки, и замер всего на пару секунд. Рука монстра дёрнулась — клинок обрушился на грудную клетку. Раз, два, три,бил и бил, пока последние признаки жизни, как ему казалось, не покинули сущность. Он откатился назад, вытаскивая клинок, но всё ещё смотрел на то, что было когда-то женщиной.

Тварь больше не двигалась, а лезвие клинка теперь, кажется, светилось ещё ярче, вбирая частицы проклятия, обратившие эту несчастную в одержимого монстра. Мужчина позволил себе тяжело выдохнуть, и расслабиться, прислонившись лбом к влажным от недавнего дождя камням. Холод приятно прочищал голову. И его не волновало, что неведомо когда, прошедший очищающий дождь так и не смыл ни кровь жертв, ни чудовища. В висках стучало, адреналин и страх смешались в бурном танце, и сейчас они отступали, чувствуя, что жизнь человека теперь не под угрозой.

«Это какой-то кошмар» — подумал он, — «и сколько ещё таких же, как она, бродит по Гротенбергу?».

А где-то за неведомой человеку гранью ему аплодировал, призвавший его бог, хотя, бог ли он?

Сегель же блаженствовал, приходя в себя, и начиная рассуждать здраво.

Раньше здесь были банды, но это были люди. Да, они были, безусловно, опасными, но любой на его памяти стражник или бандит даже близко бы не был так опасен, как это существо перед ним.

Наёмник встал и оглядел себя. Несколько ушибов, ссадин после падений. Болит спина после удара, но, видимо, серьёзных травм нет. Плащ местами подран, и протез теперь никак не скрыть. Сам он, стоит сказать, вообще не пострадал, несмотря на то, сколько ударов пришлось на металлические сочленения. Хорошо. Не придётся тратить время на подводку механизмов. Протез был удивительным произведением, учитывая, что обзавёлся он им при не менее удивительных обстоятельствах.

Скрыв клинок Пустоты в ножнах, он вскоре нашёл и свой любимый меч. Осталось только зарядить пистолет, и оглядеться вновь. Нет, вряд ли эта женщина была той, кто позвала его сюда. Тогда кто его звал, и где эта особа? Возможно ли, что она пала от рук этого чудовища? Преодолев отвращение, Сегель даже было двинулся к куче тел, чтобы осмотреть останки, подумывая о том, что это могла быть досадная трагедия, как вдруг услышал голос за спиной.

— Семюэль? Это и впрямь ты?

Голос, который он здесь не готов был услышать.